Голосок Дагмар прозвучал неожиданно уверенно, резко. Машина вильнула на скользкой дороге, Анна крутнула и жестко зафиксировала руль: опять перебои в двигателе. Она права, наша милая образованная барышня. Есть. Начиная с… нет, цепочка Викторовых комбинатов вдоль побережья - это уже кульминация, зримое воплощение цепи, на наших глазах заковывающей куда больше, чем отдельные человеческие судьбы. А предчувствие надвигающегося кризиса туманом конденсировалось в воздухе уже давно, начиная с бесснежной зимы, продолжаясь парадоксальной весной, которая вот-вот все-таки наступит, если верить пророчествам равнодушного философа Йоны. И еще масса странных необъяснимых мелочей - трещин, осколков, блуждающих огней - последние месяцы наполнявших жизнь чувством ирреальности, несовместимым с настоящей самозащитой. Когда рванет, обрушится, полетит ко всем чертям, мы даже не удивимся.
Катастрофа уже произошла. В нашем сознании, подготовленном ко всему, приученном все принимать как данность. Рыбаки не станут протестовать против свернутого сезона лова, местные жители - против тотальной застройки побережья, Олаф - против циничного отстранения от бизнеса, Дагмар - против падения банка, мы сами - против краха Фонда, этой фикции, тем не менее много лет игравшей роль дела нашей жизни. Виктор проделает здесь все что захочет, не встретив ни малейшего сопротивления. У него получится - потому что он, в отличие от нас, от нас всех, вместе взятых, знает, что такое свобода.
Правда, есть еще один человек, которому это известно. Который тоже сделал ее доминантой своей жизни, хотя, в отличие от Виктора, не получил с этого никаких дивидендов. Он чужой здесь, кардинально противоположный по личностным установкам, по образу жизни, по менталитету, по всему! - и потому он опасен. Недаром же наши знакомцы из органов именно сейчас сфокусировали на нем свой интерес; впрочем, они никогда и не теряли его из виду.
Один-единственный свободный человек. Противостоять этой махине?
Или попросту послужить окончательным, финальным фактором дестабилизации. Этот вариант мы тоже уже проходили. И теперь, как и тогда, все равно ничего не можем предложить взамен.
- Что-то с мотором? - спросила Дагмар, и Анна вспомнила о ее существовании. Действительно, двигатель уже в открытую частил перебоями, смущая даже барышню, никогда в жизни, наверное, не сидевшую за рулем.
- Бензин кончается, - бросила Анна. - Ничего, уже заправка скоро.
Заправка при въезде в город приветливо светила сине-бело-зеленым лого. Она относилась к одной из крупных международных сетей, которые одинаково успешно сотрудничали и с нефтетрейдерами, и со жмыхами, и с компаниями прочих транспортных альтернатив: тут можно было и залить в бак любое топливо, и подзарядить аккумулятор какой угодно конфигурации. Кроме, пожалуй, термоядерного: этому виду энергии до сих пор не доверяли здесь, в стране, где привыкли ничего не забывать и всегда рассчитывать на худшее.
Чихнув напоследок, машина встала, не дотянув до синей черты поперек дороги буквально полутора метров. Повезло: можно и не толкать, шланга должно хватить. Анна выбралась из машины и пошла договариваться.
Заправка была пустынна, как и практически все время: число автомобилей в городе в последние годы хоть и росло, но почти так же медленно, как восстанавливались после кризиса вырубленные леса. Меланхоличный рабочий в комбинезоне цветов компании выполз из своей каптерки лишь после того, как Анна минут пять колотила в стекло. Выслушав ее, посмотрел непонимающе, будто его попросили засвидетельствовать брак или оказать первую медицинскую помощь. Впрочем, они всегда так себя вели.
- Только возьмите длинный шланг, - предупредила Анна.
- Какая альтернатива? - наконец спросил заправщик.
- Бензин.
- Бензина нет.
- То есть?
Такого еще не бывало - чтобы не оказалось бензина. При отсутствии стабильного сбалансированного спроса сетевые заправочные компании держали марку за счет постоянной готовности к обслуживанию любого заказа. Впрочем, в эти механизмы Анна никогда особенно не вникала. Бензин стоил дорого, однако консерватор Олаф не признавал более демократичные альтернативы. Зачем? - бензин был всегда.
- Нету, - повторил рабочий и развернулся назад в каптерку.
- Подождите, - окликнула Анна. - У меня еще аккумуляторный на резерве. Зарядите?
Он обернулся, кажется, с проблеском интереса в глазах:
- Термоядерный?
- Нет, что вы, обычный.
- Извините, барышня. Установка барахлит.
Анна шагнула вперед:
- Значит, так. Или вы заправляете машину, или я звоню в ваш головной офис. Прямо сейчас.
Заправщик пожал плечами:
- Звоните, мне-то что?
Ну, это он слабовато представляет, на что мы способны, усмехнулась Анна. Оттеснив рабочего, она прошла перед ним в каптерку и огляделась в поисках телефона. Номер для экстренной связи с начальством наверняка отпечатан где-нибудь над аппаратом, оттуда мы его и узнаем, а этот меланхоличный чудак в жизни не догадается. "Нет бензина", ничего себе!.. и даже "барахлит установка"!
В каптерке было тепло и уютненько. Глянцевые дивы по стенам, мягкий диванчик, стол с электрочайником, работающий телевизор напротив. Передавали столичные парламентские новости, какая-то сногсшибательная дамочка-депутат подробно рассказывала, каких дизайнеров и визажистов она предпочитает. Н-да, непыльная у мужичка работенка.
Телефон обнаружился на торцовой стене, сразу возле двери. Анна взяла трубку, скользнула взглядом по стене: точно, номер головного офиса яркой наклейкой торчал прямо над рычагом. Вот и замечательно.
- Не дозвонитесь, - предупредил рабочий, садясь на диванчик. - Их, наверное, с самого утра достают… Нет, ну что за хрень показывают, - Анна услышала, как он шелестит пальцами по клавишам телевизионного пульта.
В трубке и вправду зазвучали короткие гудки. Нажала на рычаг и перенабор. Ничего, мы пробьемся.
- Ой, - вдруг отчетливо выговорила Дагмар.
Анна обернулась и увидела ее в дверях. Мертвенно-белую, с полуоткрытым ртом и зримо, в моменте расширяющимися глазами. Проследила за ее взглядом, воткнутым, как зазубренная стрела, в экран телевизора.
Показывали труп. Голый, истерзанный, полуразложившийся, со взбухшим вспоротым животом: камера крупно, со вкусом задержалась на вывернутых наружу внутренностях. Потом поскользила панорамой выше, по волосатой груди, по синюшному лицу с пятнами на отечных щеках и выколотыми глазами… Анна сглотнула, не в силах заставить себя отвернуться.
Заправщик прибавил громкость.
- …знан как Георг Пийлс, владелец одной из крупнейших международных финансовых структур "Бизнес-банк". Тело было обнаружено час назад в северном предместье города. Как сообщают наши корреспонденты…
* * *
На дороге в город им не встретилось ни единой попутной машины, да и встречной тоже - шоссе вымерло, словно бесконечная река подо льдом. Каблуки скользили по утрамбованному в камень снегу; тем более досадно, что Дагмар в спортивных ботинках двигалась уверенно и поначалу далее легко. В довершение всего разрядилась мобилка: Анна успела сказать Игану, схватившему трубку, что задержится, а вот отдать распоряжения госпоже Йенс не успела, оставалось надеяться на ее добросовестность. Не полезли бы, в самом деле, ночью на стройку…
Хорошо, что девочка из санатория забрала птенцов, думала Анна, стараясь пожестче печатать шаг. Хотя бы с птенцами все точно в порядке.
Когда от шоссе отделился аппендикс въезда в город, его огни уже мерцали внизу, как светлячки в темной банке, а над морем давно висел северный закат, неподвижный, пролонгированный - неоспоримый признак астрономической весны. Анна разрешила себе глянуть на часы: половина одиннадцатого.
- Вы в каком районе живете? - спросила Дагмар.
- У нас дом за городом, - не удержала нервного смешка. - Еще восемь километров в ту сторону.
- Ой, - среагировала Дагмар точь-в-точь как на то сообщение в новостях, о котором всю дорогу почти получалось не думать. Вдоль спины продрало колким холодом, Анна поежилась.
- Вы можете переночевать у меня, - предложила девушка. - Тут не очень далеко, минут за сорок дойдем.
- Спасибо. Мне есть где остановиться в городе.
- Я живу одна, - то ли с вызовом, то ли в порядке аргумента добавила Дагмар. Пожала плечами и зашагала дальше вниз по заезду.
Очень хорошо, что ты живешь одна, устало усмехнулась Анна, двигаясь следом. Просто замечательно. Другое дело, что тебе, конечно, осточертело жить одной, и ты знаешь конкретное место, куда хотела бы перебраться. И еще - так и не определившись до конца, как относиться к чужой женщине, встреченной на пороге того самого дома, - ты тем не менее успела проникнуться к ней чувством "одной лодки". Общие трудности, страшное известие и длинная дорога, а где-то там, в неопределенной тени - общий мужчина. Осталось только скрепить союз общим чаепитием и ночлегом. В конце концов, мы не так молоды, чтобы сойти за серьезную соперницу.
Ты надеешься, что мы тебе поможем, правда? В твоей почти бесхитростной и вполне бескорыстной охоте. Мудрым советом, ценными сведениями, а может быть, и посредничеством. Передадим Олега в твои хорошие руки, словно любимого пса. В комплекте с инструкцией по уходу.
Так вот, не дождешься.
Разойдемся на первом же перекрестке, и топай сама через полгорода в свое одинокое жилище. А у нас, слава богу, есть муж.
Небо потихоньку меркло. На сизом фоне темным силуэтом висела над городом жестяная меч-рыба. Если мы хотим добраться до клиники, надо выбрать направление так, чтобы рыба осталась по левую руку. Впрочем, в крайнем случае можно будет сориентироваться, выйдя к морю, и пройтись по набережной.
- Тебе куда? - спросила Анна, заранее решив независимо от ответа свернуть для начала в другую сторону.
Дагмар указала направление: правильное, противоположное. Однако не прощалась и не двигалась с места. Анна всмотрелась в ее черные, расширенные в темноте зрачки. Да нет, дело не только и не столько в ее жизненно важной охоте и поиске ситуативной союзницы. Она просто боится. Панически боится идти в одиночку по ночному городу, в окрестностях которого нашли сегодня обезображенный труп человека, платившего ей зарплату. Ужас, какой-то гранью непосредственно касающийся тебя, становится двойным, удесятеренным ужасом. Ей предстоит сорок минут наедине с ним, в темноте, наперегонки, задыхаясь и ускоряя шаг. И никто не гарантирует, что он, ужас, не проберется и за двери квартиры, где она живет одна, не останется до рассвета.
Ничего; Анна прикусила губу. Нам не по пути.
- Ну, тогда всего доброго, Дагмар. Была рада познакомиться.
Развернулась и зашагала прочь раньше, чем девушка успела ответить. Уж мы-то не боимся темноты. Мы вообще ничего не боимся, смотри шаг второй - когда-то мы с педантичной серьезностью отличницы следовали данным указаниям. Главное - не заплутать в переулках города, застройка которого сразу же за пределами центрального квадрата теряет всякую логику, не начать нарезать бессмысленные круги. Как только мы выйдем на квадрат, сориентироваться станет на порядок легче. Только эта простая и ясная цель, и никаких призраков в подворотнях.
Его нашли где-то в северном пригороде. Нашего города? - по-видимому, да, это же были местные новости. Какая-то неувязка, думала Анна, ускоряя шаги в четком дробном ритме. Георг Пийлс. Владелец международной банковской сети… депутат парламента… вот! Информация о его исчезновении пришла оттуда, из нашей родной страны, где он жил и депутатствовал, где располагался центральный офис его банка… Оттуда он и пропал - а тело нашли тут, в другом государстве, в десятках тысяч километров. Ну допустим, здесь была его историческая родина, по крайней мере, по одной из линий северных предков. Допустим, он бывал здесь по делам банка, даже наносил когда-то визит супругу Рины. Допустим. Но все равно.
Пошла еще быстрее, кажется, нащупывая на ходу: нет, тут хуже, чем неувязка. Совпадение. Мы знаем, и неплохо, еще одного депутата той же страны, с фантастической скоростью развернувшего свой бизнес на наших берегах. Страшная смерть Пийлса - не просто очередное звено цепи. Здесь и сейчас плетется новая цепь, она заковывается вокруг Виктора и, если он ничего не предпримет в ответ, вот-вот замкнется. Это не его земля; мы должны были догадаться, что найдутся те, кто не пустит его сюда. Кому хотелось бы вообще никуда его не пустить.
Виктор, конечно, все равно пойдет до конца. Те, другие, возможно, опять-таки его недооценивают. И будет война, о масштабах которой можно судить по размаху строительства на побережье, а о жестокости - по крупным планам растерзанного трупа в телевизионном сюжете. Беспощадная, разрушительная война - здесь. В холодной стране, которую мы так и не полюбили, но в которой выросли наши дети и пока еще стоит наш единственный дом.
В стране, которую выбрал для жизни и свободы наш любимый мужчина.
Стоп. Вот этого не надо. Мы идем ночевать в клинику к Олафу, и подобная риторика, пускай не озвученная вслух, по меньшей мере неуместна и несправедлива.
Между тем рыба-флюгер куда-то пропала, затерялась между крышами. Анна остановилась, оглядываясь по сторонам, пытаясь сориентироваться. В некоторых окнах горел свет, пробиваясь сквозь занавески и жалюзи, но собственно улицу не освещал ни один фонарь, а в перпендикулярном переулке сгустилась совсем уж непроглядная темень. Но квадрат, по идее, в той стороне. Рискнем?
Она шагнула в темноту, стараясь не думать - совсем не думать! - о Пийлсе, о его вспоротом животе и выколотых глазах, о цепочке стеклянных куполов вдоль побережья, о снисходительной улыбке Виктора, поднимающегося нам навстречу со скамьи на еще целой тогда веранде… Вообще ни о чем не думать. Просто идти вперед. Холодно. Если б не было так холодно, то, наверное, ужасно хотелось бы спать.
Впереди забрезжило светлое, и еще через пару минут Анна вышла из переулка - но не на квадрат центральной площади, как рассчитывала, а прямо к набережной. По правую руку в нескольких шагах сияло люминесцентными огнями знакомое здание клиники. Пришли.
…Время приближалось к двенадцати, ночной охранник удивленно оглядел Анну с головы до ног и чуть было не потребовал у нее документы; в последний момент передумал, вежливо улыбнулся, пропустил. В гулком вестибюле гром ко зазвучали каблуки, такие неудобные на дороге и столь же неуместно-вызывающие здесь. Поднялась на цыпочки, приглушая звук, и так доковыляла до лифта. В зеркальной стене безжалостно отразилась растрепанная прическа и поплывшая косметика. Ничего. Олаф, скорее всего, уже спит, и мы не будем включать свет.
На этаже тоже было пусто и гулко. Ровно горели по коридору круглые лимонно-желтые лампы. Анна уже подошла вплотную к палате Олафа, уловила отблески за рифленым стеклом - не спит? - когда свет внезапно погас.
Разом. Абсолютно. Во всей клинике.
- Что это? - спросил недовольный и будто знакомый женский голос.
Из-за дверей палаты?!
- Авария на линии, - низко, бархатно предположил голос нашего мужа. - Лежи.
Во тьме змеились лимонные зигзаги и расплывались фиолетовые шары, и не было разницы между картинками перед зажмуренными и широко раскрытыми глазами, и слух сделался главным контактом с миром, перевернутым миром, где кто-то возился и хихикал, и пружинисто вскочил с кровати, и пошлепал босыми ногами к двери… Пестрая мгла потихоньку рассеивалась, уступая место мгле черной, в которой все-таки выделялся более светлым серебристым свечением - луна? - прямоугольник двери, за рифленым стеклом которой проступил нечеткий, но все же вполне определенных очертаний обнаженный женский силуэт.
- Ивонн! - позвал нетерпеливо Олаф. - Что ты там забыла? Иди сюда.
…Анна шла по коридору, и ее путь забивали гвоздями оглушительные каблуки, потому что в тишине больше не было смысла, как не было его ни в чем другом. Клиника шевелилась, словно разворошенный муравейник, хлопали двери, переговаривались встревоженные голоса, то тут, то там загорались фонарики или свечи. Свернула на лестницу и двинулась вниз в кромешной тьме, угадывая конец пролета по лишнему шагу, впечатанному в чересчур близкую поверхность пола. Уйти отсюда. Самое главное - предположим, что в нашей жизни еще осталось что-то более и менее главное - уйти отсюда. Уйти отсюда. Уйти…
С набережной просматривалась вся западная часть города - ни единого огня. Только огромная луна над аспидно-черным морем. Протянувшая по его спине жуткую фосфоресцирующую полосу, которую язык не повернулся бы назвать дорожкой. На том краю набережной поблескивал г раненым куполом очередной комбинат.
Интересно, который теперь час. Надо же: нам до сих пор кое-что интересно. Циферблата часов не разглядеть, но есть мобилка. Забыли? - она же разрядилась часов семь назад…
Маленький прямоугольник на трубке почему-то светился робким голубоватым светом. Правильно, раз уж мир окончательно перевернули, все должно быть наоборот. Пальцы пробежались по кнопкам, машинально набирая номер, который нам и в голову не приходило запоминать и тем более заучивать наизусть. Какая разница. Пускай.
- Слушаю, - отчетливо, словно совсем близко, сказал Олег. - Алло? Говорите, вас не слышно.
Усмехнулась то ли очевидной нелогичности его слов, то ли чему-то другому, противоположному, неважно.
И завершила звонок.
(за скобками)
- За нашу свободу! - проникновенно сказал Виктор.
Пару мгновений просидел неподвижно, фиксируя взгляд в камеру. Лампочка погасла, и он расслабился, словно изнутри вынули каркас. Вопросительно глянул на присутствующих, кучковавшихся слева за спиной оператора.
- Это был тост? - холодно осведомился Розовский.
Виктор промолчал; казалось, из него продолжают по одной выдергивать планки жесткой внутренний конструкции. Смотреть на него было жалко, и Татьяна отвернулась.
- Еще раз, - скомандовал политтехнолог. - Соберись. Ты же призываешь людей к выбору их жизни, а не дерябнуть предлагаешь. Держи это в голове. Поехали.
Виктор подтянулся и по отмашке оператора отбарабанил утвержденный текст ровно и без выражения, словно свод алгебраических правил. Татьяна вскинула голову: попахивало саботажем. В самый раз, на тринадцатом дубле.
Хотя она сама, наверное, сорвалась бы куда раньше. Высказала бы этому жирному козлу все, что она думает о его технологиях, тупых и прямолинейных, как трамвайные рельсы. За что он получает свои сумасшедшие гонорары, если не понимает элементарной вещи: подобные штуки могут воздействовать на одних людей, а выбирают свободу - совсем другие…
- Ну как, Дмитрий Александрович? - с вызовом спросил Виктор.
- Уже лучше, - хмуро бросил Розовский. - Я все ждал, когда у тебя проклюнется кураж. Есть немного, но этого недостаточно. Что ж нам с тобой делать?..
Внезапно он обернулся к ней в упор:
- Танечка, может, попробуете вы?
С ней он все время держался подчеркнуто, старомодно вежливо - тогда как Виктора строил и гонял, будто мальчишку. Наверняка тоже политтехнология, усмехнулась Татьяна. И что теперь - будем подыгрывать?.. а почему бы и нет. Виктору, во всяком случае, пойдет на пользу.