С трудом повернув голову, я покосился на возмущенного коня-мутанта.
- Как вам это удается?
- Что? Говорить? - уточнил конь. - Дурное дело не хитрое. Многим труднее помолчать. Вообще-то мы, кони, сторонники того, что лучше жевать, чем говорить, но иногда в дороге так скучно…
- Нет, как вам удается чревовещательствовать? Это розыгрыш и где-то спрятана скрытая камера, или же я тронулся умом от удара по голове?
- Пил? - строго спросил Илья.
- Что?
- Я спрашиваю: вчера здорово пил?
- Я вообще не пью…
- Точно убогий, - вздохнул конь жалостливо. - Калека перехожий…Стыдно, Илья. Ох, стыдно!
- Да уж, незадача вышла, - согласился Илья. - Нельзя убогого в лесу бросать. Придется с собой тащить, до ближайшего села или города… Пойдешь с нами, бедолага? За обиду причиненную, обещаю от врагов и зверей лютых охранять надежно.
- Пойду, - покорно согласился я. Терять мне было нечего.
Минут пять мы шагали молча. Вопросов у меня было столько, что я никак не мог выбрать из них самый насущный, а когда, наконец, решился, и раскрыл было рот, из кустов раздался оглушающий молодецкий свист. Илья выругался вполголоса и остановился.
- Что это было? - испуганно огляделся я. - Разбойники?
- Вот видишь, а говорил, что все запамятовал, - укорил меня Илья. - Впрочем, этих и после удара по голове не забудешь. Разбойники, разумеется. Да, жаль, не простые - Соловьи.
- Драться будем?
Илья и конь переглянулись, посмотрели на меня со странной жалостью в глазах, и ласково, словно ребенка, попросили:
- Ты вот что… Это… Ты помалкивай, будто вовсе немой. Глядишь, и обойдется…
Из кустов, вразвалочку, выходили два молодца, одинаковых с лица. Они и в одежде были одинаковы: синие косоворотки навыпуск, синие штаны, на шее глиняные свистульки в виде птичек, а на груди деревянные бляхи с надписью: "ДПС".
- "Дорожный патруль Соловьев", - отсалютовал один из них короткой деревянной булавой. - Ваши подорожные грамоты!
- Зачем вам подорожная, мужичье, вы же неграмотны?! - надменно выпрямился Илья.
Патрульный сделал шаг назад:
- Так это что же… это, выходит, сам благородный дон… э-э… богатырь Илья Муромский? Ошибочка вышла, прощения просим…
- То-то, - довольно кивнул Муромец, и собрался было пройти мимо, но Соловьи, с двух сторон, схватили коня за поводья.
- Да, ошибочка вышла: с вас не только грамотка подорожная, но еще и налог, ибо, как мы слышали, покинули вы дружину княжескую, а сие значит, что платить вам теперь наравне со всеми.
- Сколько? - хмуро спросил Илья.
- Грамоте обучен? - полюбопытствовал Соловей. - Знаешь, как буковки на наших бляхах народ расшифровывает? "Дай полушку Соловью".
- С дуба спрыгнули?! - взревел Илья. - С такими поборами я и до Жмеринки не доеду!
- А зачем русскому человеку по свету шататься? - рассудительно заметил Соловей. - От этих шатаний все беды и идут. Понасмотрятся-понаслушаются невесть где невесть чего, а потом на княжеских пирах смуты затевают и права качают… вплоть до увольнения… К тому же, вас двое. Да и конь, как я погляжу, у вас давно не чищен…
- Так я же в дороге какой день - запылился, ясное дело…
- И клеймо на нем какое-то странное, - задумчиво обронил второй Соловей. - Не перебито ли?
- А если проверить на загрязнение окружающей среды? - с угрозой в голосе пообещал первый, и полез было заглядывать коню под хвост.
- Ладно, ладно, остыньте, - сдался Илья. - Вот ваша полушка.
- Две, - нахально заявил Соловей.
- Две-то с чего взялись?! Про одну разговор был!
- А ты прочитай словеса на бляхе наоборот. Что получится? "Скупой платит дважды"! Две. Иначе: коня - на штрафконюшню, а сами - с нами, до выяснения…
- До какого выяснения?!
- Вот это и выясним…
Илья, в сердцах сплюнул, и полез в котомку. Долго копался, отыскивая монетки, наконец, нашел, и бросил в подставленные ладони:
- Подавитесь, разбойники!
- С подорожными закончили, - ничуть не обиделся Соловей. - Продолжим разговор на большой дороге… Как насчет наличия совочка для уборки навоза и мешочка с травами целебными? Имеются?
Муромец покраснел и взялся за палицу.
- Но-но! - в один голос предупредили Соловьи. - Мы при исполнении!
И исчезли в кустах, словно их и не было.
- Как мне не хватает меча - кладенца, - вздохнул Илья. - Кладешь, его, бывает, на все, и - жить сразу легче…
- Бред какой-то, - жалобно сказал я. - Это даже не сказка… Что же мне делать-то, а?
- Ты про что?
С минуту подумав, я пришел к выводу, что врать ему мне нет резона. Если это какой-то хитрый розыгрыш, то я так и так уже в дураках, а вот если все, что я вижу - на самом деле, то… В этом случае, что я ни делай, а хуже уже не будет.
- Из другой страны я, Илья. Или из другого времени… Нет у нас там ни коней говорящих, ни драконов трехглавых, ни кикимор болотных…
- И богатырей нет?! - ужаснулся Илья.
- Ну… В вашем понимании - нет. Перевелись.
- А Соловьи - разбойники? - полюбопытствовал конь.
- Эти везде есть, - вздохнул я. - Да и прочей нечисти хватает.
- Что ж за страна такая жуткая? - поразился Муромец. - Нечисти - полно, а богатыри повывелись… Представляю, что там у вас твориться… М-мда, незадача… Что же нам с тобой делать? Какому ремеслу обучен?
- Компью… Э-э, пожалуй что, никакому.
- Про искусство воинское и не спрашиваю - сам вижу… эка незадача… что бы придумать… Не знаю даже… Ну, хочешь, возьму тебя с собой, на рубежи дальние, в стан богатырский? Дело трудное, жизнь нелегкая, но… поживешь, а там видно будет. Возьму тебя, на первое время, к себе копьеносцем - во всяком случае, так над тобой уж точно никто смеяться не будет. Только предупреждаю: науки я строго преподаю. Забаловать у меня не получится…
- А у меня выхода другого нет, - согласился я, как в воду бросаясь. - Далеко та застава?
- Если с пути не сильно сбились, то к завтрашнему вечеру будем на месте.
- И что, у вас здесь даже драконы… в смысле: змеи-горынычи водятся?
- Да этих-то почти и не осталось, повывели всех…
- А сам ты их встречал?
- Доводилось, - степенно кивнул Илья. - Столкнулись мы с одним прям лицом к… морде, в самом неожиданном месте. Без оружия, пьяные, аж… по-богатырски пьяные… Буквально врасплох меня застал, а я - его. И ну состязаться…
- Справились?
- Нет, оба там и полегли, - заржал конь, получил перчаткой промеж ушей, обиженно выпятил губу и замолчал.
- Змей-то не простой был, а зеленый, - пояснил Илья. - Этот казус тоже учитывать надо… Такого голыми руками не возьмешь. Да - а, беспримерный подвиг был: в одиночку Зеленого Змия одолеть. Нелегко пришлось - чего скрывать. Уж и земля - матушка не держала, а не к лицу богатырю русскому на попятную идти…
- Была у меня одна знакомая сивая кобыла, - снова начал конь, но Илья наклонился к нему и ласково пообещал:
- Я сейчас тебе в одно ухо влезу, а из другого вылезу, - и конь снова замолк.
- Так о чем это я? - продолжал Илья. - Я - мужик простой, и политик высоких не понимаю. Я нутром своим чую - что мне по нутру, а что нет. Зато дорога моя прямая, и истины простые. Кто к нам с мечом придет, тот в орало и получит. Не говорите мне, что делать, и я не скажу вам, куда идти. Настоящий богатырь тот, у кого меч в ножнах, вера в - сердце а промеж ног - богатырский конь… э-э… Вобщем, землю свою защищай, друзей береги, мать - отца почитай, служи верой и правдой, на Бога всей душой полагайся… А то развелось тут в последнее время… политик всяких, - он досадливо тряхнул головой, что-то вспоминая. - До того скоро дойдем, что бушмэнов за пример подражания брать станем…
- Кого? - удивился я. - Бушменов? Папуасов, что ли?
- Кого среди них только нет, - вздохнул Илья. - И папуасы, и мамуасы… Мутанты всякие, вроде человека-паука, человека - летучей мыши и прочей нечисти. Даже черепашки зеленые имеются. Наподобие наших зеленых чертиков, только наяву и с сабельками.
- А-а! Так вы про американцев?! - догадался я.
- При чем здесь американцы? - удивился Муромец. - Я очень люблю Марка Твена - замечательный старик. Иногда заглядывает ко мне в гости со своими внуками - Томом и Геккельбери. Да и Форест Гамп мне глубоко симпатичен, хоть он и вроде тебя… тоже, не от мира сего… Нет, это не американцы, это отдельная нация - бушмэны. Страна такая есть. Так и называется - Буш. Сами себя они расшифровывают как "Большая Указующая Шишка", но это они себе льстят… Пока я жив… Уж больно они всех учить любят. И все себе же на пользу. И верховный властитель их Бушем именуется. Был уже у них Буш-отец, Буш-сын, теперь ждут прихода Буша - святого духа. По пророчествам - серо-зеленый такой, печать на нем и прочие знаки бесовские. Говорят, когда придет - полмира ему поклониться, вот тогда он всех и… А вообще они выглядят-то вроде как люди. Даже слова иногда правильные говорят: о счастье человеческом, о вере и любви, о взаимопомощи и безопасности… Но гипнотизирующие слова эти, а на деле все совсем наоборот выходит. Одна жуть кровавая да пустота бездуховная. Долго мы их отличить от обычных людей не могли. Креста они не боятся (впрочем, они и Бога, похоже, не очень-то и боятся), серебро даже обожают, да и чеснок едят с удовольствием…
- И как же различать научились?
- Вопрос волшебный надо задать. "Что тебе дороже жизни?" Наши-то, дурни, либо правду скажут, либо соврут, а вот у бушмэнов один ответ: "ничего дороже моей жизни нет".
- Так это же гуманисты!
- Кто?
- Ну, люди, которые против войн, бед там разных, страданий… Пацифисты всякие…
- Я, Ваня, всех этих твоих умных слов не знаю, - покачал головой Муромец, - но только бушмэны не чужую, а свою жизнь и свои интересы дороже всего ценят. А лично меня дед так учил: "Человеком мало родится. Человеком еще стать надо. И человеком становятся, лишь собой пожертвовав. Отдав себя за други, за дело, за веру, за любовь… И жизнь вечную получить можно, лишь над земной не трясясь. Каждый человек бесценен и бессмертен… Если он - Человек". А бушмэны за счет других живут, как паразиты. Много они стран уже под себя подмяли. Кого купили, кого соблазнили, кого запугали… А теперь и до нас очередь дошла. Было раньше три былинных богатыря: Россия, Украина и Белоруссия, и никто их по отдельности не представлял, ибо эта тройственность была единосущной - славянской. А потом… Вобщем, одна осталась сейчас Русь. И богатство ее покоя бушмэнам не дает. Но ничего, как говорят: "мауглей боятся - в джунгли не ходить". Мы, чай не крохотная страна Симбада - нефтесоса, которую издалека можно страшными заклятиями разрушить. Наши - то заклятия, от дедов оставшиеся, посильнее будут.
- Что за заклятия такие мощные? - заинтересовался я.
Илья опасливо огляделся, склонился ко мне и на ухо, едва различимо, прошептал что-то вроде: "авось", "небось" и… Вот третье я, к сожалению, не разобрал. То ли "дуй с ним", то ли "хам с ним". Не расслышал я…
- И что, такие мощные заклинания? - не поверил я.
- Неодолимые, - заверил Илья. - На себе проверял - ни разу не подводили. Запомни - пригодится.
- Запомню, - пообещал я.
- Вот на границу с этими бушмэнами мы и едем. Копят они силы, копят… А мы, как всегда не готовы. Князю Владимиру не до этого. Он голодных слонов в Зимбабве кормит и братскую помощь голодному Маугли оказывает.
- Как-то у вас все… прям, как у нас…
- А ты, думал - в сказку попал? Если боишься, так только скажи: не обижу, и даже помогу побыстрее к бушмэнам перейти.
- Намекаешь, что на Руси такие и даром не нужны? Этим ты меня не напугаешь. Я саму Перестройку, вот как тебя, видел. И ничего - пережил.
- Забавный ты, - усмехнулся Илья в усы. - Не всегда я тебя понимаю… Но ничего, дорога дальняя, друг к другу приглядеться успеем…
Не успели. Поздно мы заметили притаившийся в кустах ларец с синей шишкой наверху. В небо взвился залихватский разбойничий пересвист, и на дорогу выпрыгнули двое из ларца, одинаковы с лица. Муромец вздохнул и полез в поясной кошель…
… Ехали мы долго. Дорога тянулась через сказочной красоты леса, чистые и светлые, бежала поперек долин заросших годами некошеной травой, вдоль лазоревых озер, и я понемногу начал успокаиваться, привыкая к дикости ситуации, в которой очутился. Проплывали мимо деревушки, мальчишки пасли стада гусей и коров, мужики пахали землю, бабы спешили к колодцам со звонкими ведрами на коромыслах… И, потихоньку, меня стала охватывать сонная лень.
- Остряки самоучки, - ворчал Илья, разглядывая очередной камень на перепутье, на котором, возле стрелочки, указывающей направо, была высечена буква "М", а возле стрелочки налево - "Ж", - И ведь не лень им было зубило о камень тупить. Лучше бы что полезное сделали: шалашик для путников срубили, аль навес какой… Жарко становиться - солнце в самом зените. Я вот думаю: не передохнуть ли нам часок - другой где-нибудь в тенечке, пока полуденный зной пройдет? Вон, у озера и полянка подходящая виднеется. Ты как? Вот и я так думаю…
Он снял кольчугу, расстегнул ворот рубашки, и с довольным кряхтением растянулся на теплом мху.
- Вздремни и ты, Ваня, - предложил он. - Если что - конь разбудит… Если его раньше волки не утащат…
Конь покосился на него с негодованием, фыркнул и направился к зазывно зеленеющей полянке.
Я вышел на берег, снял кроссовки и опустил гудящие от напряжения ноги в холодную воду…
Слева, в камышах, что-то заплескалось, заворочалось и метрах в трех от меня, из воды на берег выбралась крохотная, не больше моей ладони, собачонка. Явно из последних сил, щенок сделал пару шагов и мокрой тряпкой плюхнулся на песок. Бока бедолаги вздымались, лапы слабо подергивались, а из разинутой пасти клокочуще вырывалось жалобное:
- Хр-р… Р-рх-х… Сх-х-р-р… С-сука, Герасим… друг, называется… Ну, погоди, встретимся на темных дорожках Гримпленской трясины …
- Говорящая собака! - в изумлении покачал я головой. - Хотя, чего удивительного: если есть говорящая лошадь…
Собачонка медленно повернула ко мне голову, ее глаза расширились, и вдруг она заорала так пронзительно и противно, что у меня едва не заложило уши:
- А-а-а! Говорящий мужик! Спасите! Помогите! Мужик заговорил!..
- Да не волнуйся ты так, - попытался успокоить я ее. - У нас все мужики - говорящие…
- Собачья жизнь! - с чувством пожаловалась несостоявшаяся утопленница и потеряла сознание.
Я хотел было броситься к ней на помощь, но тут, за моей спиной, кто-то сообщил, негромко и уверенно:
- Не волнуйся, она не умрет. Уж с ней-то все будет в порядке.
На краю поляны стоял высокий, худой старик в длинной, белоснежной рубахе. Не по годам густые, белые как снег волосы были прихвачены на лбу тонким кожаным ремешком. Грудь закрывала ухоженная борода, но грубо вырезанные бусы, составленные из фигурок лесных зверушек, мне рассмотреть у него на шее, все же удалось. На широком, кожаном поясе умещалось десятка два всевозможных мешочков и глиняных баклажек. В руках старец держал огромный, больше его роста, посох, и у меня почему-то возникло стойкое ощущение, что посох непрост даже для этого мира. Не знаю почему, но я был уверен, что разожми старец ладонь, и посох тут же уйдет в землю, как ключ в илистое болото - бульк! - и нет его.
- Это правда, - кивнул старец, и я даже не удивился, что мои мысли для него не тайна. - Этот посох даже твой Илья не удержит.
Я оглянулся на храпящего в тени сосен Муромца.
- Не проснется, - заверил старец. - Хоть сон у него и чуток, как у каждого кордонщика, но сейчас - не проснется.
- Кто вы?
- Какая разница, - пожал он плечами. - У меня много имен. В каждом веке - свое.
- Послушайте… Я вижу, что вы понимаете все, что со мной происходит… Что это? Я сошел с ума?! Я жив или мертв? Что вокруг?!
- Философские вопросы, - усмехнулся он. - Увы, Иван, но пока я не смогу дать тебе на них ответ. Должно пройти какое-то время. Просто поверь, что это было необходимо и что все, что вокруг тебя происходит - весьма реально… для тебя.
- А… Как мне вернуться?
- Никак, - жестко сказал он. - Сейчас все объяснить не могу, но… ты погубишь этот мир, Иван.
- В смысле - изменю? Он станет другим, и как следствие…
- Нет, просто погубишь. И плохих, и хороших, и людей, и зверушек. Даже камни с облаками не пощадишь. Ты пришел только ради этого и ты это сделаешь. Никто и ничто не сможет тебя остановить. Даже ты сам. Я хочу кое-что понять в людях, потому и … Нет, не могу я сейчас тебе все рассказать - извини, просто не поймешь.
- Что же мне делать?
Он пожал плечами:
- Живи. Только… Влюбиться не вздумай. Это мой тебе совет. Ибо с этим миром погибнет и та, которую ты полюбишь… Или - влюбись, потому что не было и не будет больше у тебя такой… сказочной любви…
Сказал - и исчез. Без звука, безо всяких там вспышек и спецэффектов: был старик, и нет старика. Даже мох не помят.
- Еще один слабоумный, - вздохнул я. - Кажется, я в страшной сказке про седобородых идиотов…
- Что ты там бормочешь? - сквозь зевок протянул позади меня проснувшийся Илья. - Русалок выманиваешь? Ого, что это у тебя?
Он склонился над щенком и осторожно потрогал его пальцем.
- Живая?
Собачонка открыла глаза, на мордочку снизошло выражение предельной эйфории:
- Герасим!.. Герасим, если б ты знал, что мне сейчас приснилось… Это… Что?! Кто?! Где Герасим?! Кто вы?! о-о, нет! Нет, только не это… Мама, я хочу обратно…
- У меня такое ощущение, - задумчиво сказал Илья, - что компания у нас подбирается душевная, но… причудливая. В том смысле, что с причудами. Этот комок истерики и визгов - тоже из твоего мира?
- Нет, - ответил я. - Это из классики.
- Откуда? Впрочем, не объясняй, все одно не пойму. Я все же больше по части "в морду кому дать", а эти ваши загадки нехай Яга разгадывает.
- Баба Яга? - уточнил я. - У вас на кордоне живет баба Яга?
- Ну и что? - хмыкнул Илья. - Что здесь такого? Ну и живет… С ней проще. Бушмэны честные поединки не признают, все норовят какой-нибудь магической пакостью воспользоваться. Все их монстры диковинным оружием владеют, по воздуху летают, под землей ползают. Если б не яговские ворожбы, давно бы мы там все полегли. Как в Багдаде, где все спокойно, ибо - кладбище. А то, что ведьмой стала… Были у нее причины. Что делать… И так бывает… Все, нам пора. Собирайся в дорогу.
- А это? - кивнул я на затравлено озирающуюся собачонку
- Возьмем с собой, - пожал плечами Илья. - Не здесь же бросать. На заставе разберемся - кто куда и что почем. Эй, визгливый, поедешь с нами?
- А не сожрете? - полюбопытствовал щенок.
- Не в Корее, - гордо ответствовал Илья, залезая в седло. - В России сердцем дракона и печенью медведя лакомятся, а уж никак не собачьими хвостами или какими-нибудь лапками лягушачьими. Лезь в сумку.