Закупились и дальше отправились, а Дюшка опять за ними следить стал. После "Хозтоваров" они в пельменную заглянули и выпили чаю с песочными пирожными, потом опять купили хлеба и консервов, но есть не стали, за город отправились. Дюшка не отстал, шагал от парочки на отдалении, делал вид, что просто так слоняется. Да они не очень-то и сторожились, шли вдоль дороги, ириски грызли, а пацан то и дело дул в губную гармошку, добывая из нее жестяной рев.
За мостом Анна и ее брат повернули и пошлепали вдоль реки вверх по течению. И тут Дюшка проявил находчивость и ум - вместо того чтобы перебираться за мост и тупо брести за Анной по тропке, он остался на берегу правом и продолжил сопровождать своих пришельцев на расстоянии. Река там хоть и широкая, но левый берег чистый, луга да пожни, так что видно хорошо безо всякого бинокля. А правый, наоборот, лесистый, заметить человека на нем сложно.
- Мне тут все понятно стало, - сказал Дюшка. - Что они где-то у воды остановились. Все на берегу останавливаются, у реки удобно. Правда, я думал…
Дюшка думал, что Анна и ее брат недалеко обосновались, в километре-другом от города, но оказалось, что он сильно ошибается. Анна с гитарой и рюкзаком и брат ее в маске и с губной гармошкой все шагали и шагали вдоль реки. Дюшка устал. Тропинки скоро кончились, и ему приходилось пробираться через настоящий лес и настоящий кустарник, что было непросто.
А еще Дюшку покусали слепни.
Он прошел никак не меньше пяти километров, он устал и проголодался, а еще предстояло возвращаться обратно, а возвращаться всегда тяжелее. Поразмыслив, Дюшка решил поворачивать.
И увидел Анну.
Поля на другом берегу кончились, теперь там был лес, подступавший к самому косогору, а под ним пляж. Поперек желтого песка лежало сухое старое дерево. Его смыло где-то выше по течению, принесло сюда и здесь, на прогретом речном отливе, высушило и выбелило до сахарного цвета. В корнях, отвалившись, как в кресле, устроилась Анна с гитарой. Ее брат вытянулся рядом на песке, смотрел в небо сквозь плавательную маску.
Дюшка решил понаблюдать. Но немного не получилось, смотрел почти час. А они так и сидели. Анна перебирала струны, а парень валялся в маске, вроде бы спал.
- А потом они дальше пошли, - поморщился Дюшка. - А я дальше не стал смотреть. Мне кажется, они от пляжа недалеко остановились.
- Почему?
- Все туристы располагаются недалеко от пляжа. Но не на самом пляже - чтобы песок не лез. Так что они там рядом.
- Рядом, дальше что? Если "Яву" исключить, что-нибудь подозрительное видел?
- Загорали в одежде, - тут же ответил Дюшка. - И Анна… Анна на гитаре играла. Снова странно.
Кажется, это серьезно, подумал я. Зацепился Дюшка за эту девчонку. Влюбился, что ли?
А вообще Дюшка прав, странное это дело. Пришли в магазин, купили леску, купили поплавки, крючки, а потом раз - и решили купить "Яву". Заодно, чтобы два раза не заходить. И деньги на "Яву" есть в рюкзаке.
- И еще кое-что… - Дюшка огляделся. - Я тут посмотрел… - Дюшка достал из кармана карту, развернул. - Вот смотри. - Дюшка стал показывать. - Вот тут подрывное поле, где мы были, вот где эта точка. А здесь крестиком пляж. Тут всего…
По карте между точкой и крестиком бежала тонкая пунктирная линия.
- Семь километров! - со значением произнес Дюшка.
- О, семь километров! Это да…
- Та черная яма на подрывном поле - это место высадки, - сказал Дюшка.
- Да. Место высадки. Как я раньше не догадался.
- Может, они и не пришельцы, не знаю. Но они тут явно высадились. Ты заметил там срезанные пеньки? Вокруг, по периметру?
- Да-да, пеньки по периметру…
Пеньки на самом деле по периметру ямы были. Сама яма неглубокая, не яма, а впадина, словно с высоты грохнулся огроменный такой каменный шар, отскочил, а след остался. И обгорел немного еще. Или вымерз. Не понять.
- Пеньки - это очень важно, - стал рассказывать Дюшка. - Понимаешь, при подпространственном переходе есть некоторый шанс оказаться внутри массы материи, поэтому, прежде чем завершить переброску, надо расчистить точку назначения. Обычно это делают с помощью плазмы, она похожа на шаровую молнию…
Я стал демонстративно не слушать, но Дюшку это не смутило, и он мне еще долго и вкрадчиво рассказывал. Про особенности нуль-транспортировки, искажения пространства, про глубинные сканеры материи, и квантовые эффекты, и какой-то миноносец американский, про который в "Уральском следопыте" писали, не хотел ведь слушать, про одну старушку из Коткишева, которая пошла по грибы, а вернулась через тридцать лет ни на день не постаревшей, а нейтрино вообще на своем пути ничего не замечает.
- Что делать-то будем? - спросил Дюшка.
- То есть?
- Они не туристы, они здесь уже живут. И ситуация не очень хорошая.
Тут я не спорил, Дюшка прав. Это не просто странно, это опасно. Конечно, про пистолет Дюшка завирает, про пришельцев я лучше помолчу, но вот "Ява"…
В конце-концов, это опасно. Для этих ребят в первую очередь. Ладно мы знаем, так и продавщицы тоже знают. И вот они наверняка разболтают про "Яву", слух-то пойдет, а у нас на Восьмом заводе две бригады химиков, между прочим. Они вполне могут посчитать эту парочку легкой добычей, прибьют, в старицу бросят, ищи потом.
- Надо все-таки сообщить Кондратьеву, - сказал я.
- Ты же сам говорил, что он нас на учет поставит, - напомнил Дюшка.
- Учет не учет, а положение нехорошее. А если химики их решат ограбить? Сейчас по городу болтовня про мотоцикл пойдет, кто-нибудь да решит их пощупать…
- Точно, - сказал Дюшка. - Это может быть, может. Папка говорил, что Бачурин как раз с зоны откинулся… Да я сам его видел, ходит как волк, зыркает по сторонам, весь в наколках…
- Вот я и говорю, надо Кондратьеву рассказать, пока не поздно.
- Как? Вот так просто прийти… или по телефону? Можно из автомата позвонить, у меня звонилка есть…
- Не знаю как, но сообщить надо.
- Давай так, - начал Дюшка. - Давай мы сообщим Кондратьеву. Но не завтра, а послезавтра?
- Почему послезавтра?
- А завтра мы сами за ними посмотрим. - Дюшка подмигнул.
- Как это? - спросил я.
- Понаблюдаем, - пояснил Дюшка. - Не посмотрим, а понаблюдаем. Пойдем на реку, я возьму бинокль, чего сложного?
- Некрасиво, - возразил я. - Подглядывать.
- Подглядывать - некрасиво. А мы же не подглядывать собираемся, а оберегать их. Защищать.
- Защищать? От химиков, что ли? Или от Бачурина?
Дюшка голову почесал, посмотрел на черемуху, на топор.
- Топор возьму, - сказал он. - И винтовку. Ты же хорошо стреляешь.
- Из воздушки? Воздушка, конечно, Бачурина остановит. А ты его топором запугаешь…
Я сам Бачурина не видел, но про его подвиги в нашем городе все знали. Ограбил винно-водочный, потом "запорожец" угнал и с моста свалился, восемь лет отсидел. А в первую ходку еще и избил кого-то до полусмерти. Человек, одним словом, выдающийся.
- В ухо ему стрельнешь, - посоветовал Дюшка. - А я крикну, что следующий раз в глаз пуля уйдет. А потом нас много будет, четверо, куча свидетелей, Бачурин не сунется. Да не бойся ты, Вадь, все продумано.
Вот уж не знал, что Дюшка такой авантюрист. Не, явно книжек перечитал. Я представил, как буду простреливать ухо рецидивисту Бачурину…
- Давай лучше все-таки Кондратьеву расскажем. Прямо сейчас.
Я закинул топор в гущу черемухового куста. Лучше участковому не звонить, а домой сходить, он тут за две улицы живет, на Тенистой, в зеленом доме.
- Погоди, Вадь! - Дюшка схватил меня за руку.
- Что еще?
- Погоди! - Дюшка замотал головой. - Да успеем мы Кондратьеву все рассказать… Давай… Давай так - загадаем. Встанем на перекрестке, и если первый встречный будет наш знакомый, то мы завтра идем на реку. А если незнакомый, то к Кондратьеву.
- Чушь, - сказал я.
- А чего ты боишься? - спросил Дюшка. - У нас в городе десять тысяч человек живет, шанс, что нам встретится именно знакомый, мал. Ты ничем не рискуешь. Соглашайся, Вадь!
Я согласился.
Мы установились на углу Пионерской и Кировской и стали ждать. Долго не пришлось, сегодня ведь был день Дюшки, через три минуты со стороны школы показался Котов.
- Я же говорил! - торжествующе сказал Дюшка. - Завтра с утра на реку.
Подошел Котов, посмотрел на нас со своим обычным пренебрежением, выплюнул:
- Заплесневело выглядите.
- Пойдем завтра на реку, - предложил Дюшка. - Есть одно важное дело.
Это мне в нем тоже не нравится. То есть больше всего не нравится. Я думаю, что это качество - самая отрицательная его черта. Вот мы с ним говорим о каких-то серьезных вещах, спорим, что-то сделать планируем. И вдруг появляется человек, к делу совсем не относящийся, и Дюшка в три секунды выкладывает ему все планы и приглашает идти в экспедицию вместе.
Так же случилось и сейчас. Стоило Котову так чуть-чуть презрительно улыбнуться, как Дюшка вывалил ему все. Про брата с сестрой, про "Яву", про шпионский нож и секретную кобуру, про то, что мы собираемся на реку выслеживать врагов, и про то, что нам остро необходим такой человек, как Котов, и его фотоаппарат "Зенит".
Я моргал и делал знаки лицом, что нам не нужен Котов и что без его фотоаппарата мы как-нибудь перетопчемся, но было поздно - Дюшка все быстро и обстоятельно выболтал.
- Не знаю… - поморщился Котов. - История бредовая… - Тут он поглядел на Дюшку. - Но мне все равно завтра делать нечего, - добавил Котов. - Так что я с вами схожу.
- И фотоаппарат прихвати, - напомнил Дюшка. - Надо их наконец заснять.
Глава 5. Анна
Котов притащил "Зенит" и к нему длинный тяжелый объектив, выглядело это серьезно - не просто пионеры балуются, а камера смотрит в мир. Дюшка вызвался тащить эту тяжесть на себе, но Котов не доверил. Сам Дюшка все-таки захватил воздушку, хотя и спрятал ее в брезентовый чехол для удочек.
От моста двинулись по левому берегу. Всю дорогу Котов смеялся надо мной. Над Дюшкой нет, Дюшка для него не годился даже как объект насмешек.
- А может, это снежные люди? - спрашивал Кот. - Решили выйти к нам, познакомиться… Хотя нет, не снежные - они же не лохматые. Ну, тогда да, американские шпионы. Или снежные люди, или американские шпионы - одно из двух.
Умничал. А я не люблю, когда кто-то умничает слишком нагло. Поэтому с Котовым я стал спорить.
- А почему не шпионы? - спрашивал я в ответ. - Запросто и шпионы могут быть. Дети всегда шпионами были, это же удобно.
- Когда это дети шпионами были?
- Всегда, - уверенно ответил я. - Когда хочешь…
Хотя, если честно, так сразу…
- "Неуловимые мстители", - пришел на помощь Дюшка. - Во второй части они как раз этим и занимались, Валерка у полковника Кудасова карту добывал.
- А в первой Данька у атамана Бурнаша, - напомнил я.
- Так это кино…
- А "Иваново детство"? - Дюшка поправил на плече винтовку. - Там что, тоже вранье?
- Я не говорил, что вранье, просто непонятно, зачем детей посылать? Не война же…
Тут я с Котовым согласен был.
- А пришельцы? Ладно, со шпионами убедили. Они проникли, чтобы следить за Соленым Бором. Но пришельцы-то? Вы ездили на подрывное поле и видели там вымерзшее кольцо?
- Там действительно странная яма, - заметил я.
- Да какая странная?! - Котов даже по лбу себя стукнул. - Обычная дегтярная яма. Аптеку на Советской знаете? Там шиповник принимают. А еще там делают мазь из дегтя.
- Эта яма была слишком ровной, - сказал я. - И гладкой.
- Хорошо. Пришельцам-то что у нас делать?
- Тоже за Соленым Бором наблюдать, - немедленно ответил Дюшка. - Там как раз занимаются ближним космосом…
- С этим все ясно. - Котов кивнул на Дюшку. - Но вот уж не думал, что ты, Вадим, такая деревенщина. Как увидели незнакомых, кто хоть чуть непохож, так сразу и поплыли…
- Зачем тогда сам пошел? - спросил я. - Ну мы понятно, деревенщина, а ты? Ты такой умный и благоразумный…
- Да мне объектив надо испытать, - тут же отоврался Котов. - Отсылали на ремонт, теперь надо проверить на длинных фокусах.
Мы продвигались вдоль берега по тропке, протоптанной козами. За лугами тропка сузилась, но совсем не исчезла и вела до места, где в Соть впадала Номжа.
Номжа речка небольшая, чуть шире Сендеги и тоже из болот течет, и цве́та - как цикорий из банки, черно-красного. Сюда рыбаки часто ходят, через Номжу здесь перекинуты две жерди, по ним и перебрались. А Котов чуть не навернулся.
За устьем Номжи начинался намытый половодьем пляж с красивым сухим деревом, с этого места Котов начал снимать.
- Осторожно дальше надо идти, - напомнил Дюшка. - Они уже тут рядом!
- Они уже тут рядом, смените мне пеленки… - передразнил Котов.
Но мы все равно стали пробираться осторожнее. Берег Соти здесь был волнистый, то задирался, то до самой воды съезжал, шагали от дерева до дерева, Котов высовывался из-за сосен со своим дальнобойным объективом и смотрел в него, иногда фотографировал лес и реку. И, к неудовольствию Дюшки, первым пришельцев заметил он.
- Ага, вижу, - сказал Котов и щелкнул "Зенитом". - Сидят возле костра и… Сидят возле костра.
Анна и ее брат действительно жгли костер и сидели рядом. Недалеко от реки, берег низкий, поросший травкой, почти равномерная круглая поляна. Ничего не готовили, сидели и смотрели в огонь. Слева из кустов торчал угол палатки.
Котов прицелился и щелкнул еще раз.
- И что? - спросил он. - Вот пришли, увидели, что дальше?
- Надо понаблюдать, - предложил Дюшка.
- Давайте лучше познакомимся, - в ответ предложил я. - Сделаем вид, что гуляем…
- Ага, - ухмыльнулся Котов. - С фотоаппаратом и винтовкой.
- Надо занять позицию поудобнее и понаблюдать подольше.
- Да почему не познакомиться? - не понимал я. - Что тут…
Котов снова щелкнул затвором.
- Это глупо, - снова сказал я. - Глупо и некрасиво подсматривать.
- А мы скажем, что мы юннаты. За птицами наблюдали, скажем.
- Исчезли… - прошептал Котов.
- Что? - не понял я.
- Исчезли. - Котов указал пальцем. - Эти… пришельцы…
Я взглянул на поляну. Костер горел, палатка торчала, Анны и ее брата не было.
- Отошли куда-то, - прошептал Дюшка. - К речке за водой…
- Пойдем отсюда, - сказал Котов.
- Зачем? - удивился Дюшка. - Они сейчас вернутся.
- Ты что, не понял? - прошептал Кот. - Они нас заметили. Надо сматываться, пока не поздно.
Котов был умный.
- Как заметили…
- А почему сматываться? - спросил я.
- Как хотите. - Котов стал убирать фотоаппарат в сумку. - Наблюдайте, знакомьтесь, ваше дело…
Лес был негустой, напротив, чистый такой, с воздухом. Деревья - не очень толстые, сосны, спрятаться за такой можно, но это если боком стоять.
Наверное, так они и стояли.
- Можете тут хоть до вечера, а я…
Котов повернулся и сделал несколько шагов. Из-за дерева выступил пацан и преградил ему путь.
- Ой… - шепнул Дюшка.
Как появилась Анна, я не заметил. На границе зрения сдвинулось что-то, я повернулся, а она возникла.
Котов сделал шаг в сторону, а пацан как стоял, так и стоял. Лицо у него было непонятное, никакое выражение, не поймешь, он и на Котова не смотрел, а как бы все вокруг блуждал взглядом, рассеянно так.
- Мы гуляли, - заюлил Дюшка. - Мы ничего не делали…
Он поправил винтовку на плече.
Котов же неожиданно сорвался. Шарахнулся в сторону и побежал. Пацан сделал движение вслед, Анна как-то цыкнула языком, пацан остановился. А она на меня посмотрела.
Не скучный темно-желтый, а золотой.
Дюшке родственники из Прибалтики прислали янтарь, посылку целую, у них там кто-то на янтарной фабрике работал. Янтарь неинтересный такой оказался, мутные куски пережженной смолы больше всего напоминали приторные грушевые леденцы. Но среди таких был кусок янтаря, отличавшийся от остальных. Золотистого цвета, размером с терновину, прозрачный, какой бывает весенняя сосновая смола. Хотя янтарь и есть древняя смола, иногда в нем даже застревают первобытные комары и мухи или какая вдруг стрекоза. А в том куске не застрял ни комар, ни другая живность, он был прозрачен и чист, но это на первый взгляд. Стоило поймать в янтарь немного солнца или направить фонарик, и в нем вспыхивала глубина, и становились видны серебряные прожилки, и красноватые пустоты, и черные точки. И если смотреть чуть дольше, то становилось понятно, что серебряные нити - это спирали галактик, в воздушных пузырьках спят планеты, а черные точки - кометы, выбирающие свой путь в золотом огне. В округлый и гладкий кусок янтаря была вплавлена бесконечность. Космос. Вот он, рядом, на расстоянии вдоха, прекрасный и великий, и, когда глядишь в него, понимаешь…
Ничего не понимаешь. Просто смотришь, и можешь часами смотреть.
Такие были глаза у Анны.
Возвращались домой уже после пяти. Молчали. Да и на поляне мы мало разговаривали, сидели у костра и хлеб ели. А если разговаривали, то о какой-то ерунде. Пацан - оказалось, что его Марк зовут, - показывал удочку. Она у него не получалась. Крючки он купил не с петельками, а с лопатками и не знал, как их привязывать, я привязал и грузило под поплавок подстроил, чтобы не тонул. Дюшка рассказывал про то, как он в Херсонесе был и выбил зуб о скалу. Анна бренчала на гитаре, но ничего не пела. Никакие не шпионы. Сначала, конечно, странно, сидят одни на реке, хлеб с консервами едят. А потом нормально. И как-то спокойно. Мне так в жизни редко когда чувствовалось, ну вот в третьем классе, когда буран у нас приключился. Все улицы перемело, снега по крыши навалило, электричество оборвало, папка на работе так и жил, а мы с мамой все три дня сидели дома, топили печку и свечи жгли. Мне тогда очень хорошо было, чай пили с медом, из валенок не вылезали, очень хорошо. Я чувствовал себя на месте.
На той поляне я чувствовал себя на месте.
Анна тренькала по струнам, настраивала гитару, а потом перестраивала заново, делать это в куртке было неудобно, но Анна куртку не снимала.
Марк разглядывал Дюшкину пневматическую винтовку с совершенным непониманием, разламывал, заглядывал в ствол, изучал на ладони пульки.
Я смотрел в огонь, смотрел на Анну.
- Ну и что скажешь? - спросил я Дюшку на обратном пути.
Дюшка промолчал. Как-то он спекся. Ссутулился и отчего-то держался за бок, точно сорвался с педали и наткнулся на руль, я много раз натыкался. Потом все-таки ответил:
- Не знаю… Она… Мне кажется, я ее раньше видел. Не могу объяснить… Как будто я все это уже переживал… Или читал об этом? Или сразу.
- Как это сразу? - не понял я.
- Так, сразу. - Дюшка сцепил пальцы. - Вот вижу, как ты воздушку делаешь, и тут же в голове - раз! Читал об этом! Точно читал, и буквы видел, и предложения, и ощущения те же самые, я гляжу на тебя, а словно кино смотрю. И тут же раз - и наоборот…
- А наоборот-то как? - осторожно спросил я.
- Да так же! Вот с этой твоей воздушкой. Гляжу, как ты ее вырезаешь, и понимаю - когда-нибудь это точно прочитаю. Сам у тебя про насос спрашиваю и знаю, что уже спрашивал про этот насос…
Мне как-то неприятно стало. У меня ведь тоже… Похожие, короче, ощущения.