- А вы что делали? - спросил я.
- Марк готовил, а мы с Анной говорили.
- Про что?
- Про китов.
Проснулся окончательно.
- При чем здесь киты?
- Анна спрашивала, видел ли я китов.
- А ты видел, что ли?
- Да, - ответил Дюшка. - Я же видел китов, когда мы во Владивосток ездили. Издалека, правда. Целое стадо косаток на север шло.
- Зачем Анне киты?
- Не знаю, - печально ответил Дюшка. - Сказала, что хотела бы увидеть китов. Не знаю…
- Скоро готово будет, - сказал Марк.
Он притащил из палатки батон, стал крошить в котел. Отламывал куски и кидал, отламывал и кидал, не забывая откусывать от горбушки, - никогда не знал, что так можно еду готовить. Какая-то тюря получалась. Но пахло вкусно.
- Готово. Можно есть.
Марк снял котел с огня и поставил на траву, Анна посадила на угли с краю чайный котелок и подложила пару веток. Мы собрались вокруг котла, уселись на наломанные еловые лапы. Марк раздал всем по алюминиевой миске и по алюминиевой же ложке и стал разливать суп. Я сразу понял, что сильно хочу есть и съем все, что предложат, даже этот странный суп Марка.
Но суп оказался здоровским! То есть очень вкусным, очень - наверное, это было самое вкусное из несладкого, что я когда-либо ел. Даже моя бабушка никогда так вкусно не готовила, даже картофельные шаньги, даже новогоднее мясо под шубой. Вся эта рыбья мелочь растворилась в томатном соке, и хлеб растворился, получилось что-то вроде томатного пюре, только… Только этого пюре я слопал бы, наверное, ведро. Полведра точно. Три миски я же слопал!
Дюшка меня перегнал, умял четыре. Марк оказался едоком плоховатым, осилил две. Анна ела почему-то мало. И по-другому. Медленно, чтобы почувствовать каждую ложку.
После супа была сгущенка. Мы с Дюшкой не стали в банку вмешиваться, да и Анна - съела всего одну ложку, а дальше со сгущенкой разбирался Марк. Он схватил банку и ушел дальше на высокий берег, чтобы съесть сгущенку в одиночку. А мы чай пили. Смородиновый чай с лепестками шиповника. И сушки тут очень кстати оказались, хоть и деревянные.
А после чая Анна принесла из палатки гитару.
Анна устроилась подальше от костра, и мы тоже отодвинулись. Я почему-то волновался. При мне еще никто на гитаре не играл и не пел. По телику я, само собой, видел, и на концерте самодеятельности тоже, но вот так нет. В жизни оказалось, что все совсем по-другому. Сам звук другой. И голос. И когда поют лишь для тебя.
Анна заиграла, а потом и запела.
Анна запела какую-то странную песню. Музыки в ней не было никакой, трынь-брынь - вот и вся музыка, и пела Анна не так, как поют. То есть совсем не пела, а рассказывала точно, пустым, безнадежно поломанным голосом.
А мы слушали. Слова в песне тоже какие-то… Простые, но при этом…
Это была фантастическая песня. Про космонавта, плотно застрявшего на чужой планете. Он исходил всю Галактику вдоль и поперек, но не нашел того, что потерял, и постепенно начинал понимать, что не найдет этого никогда. Ему было очень худо, он потерял свой корабль и потерял свой дом, но делал вид, что не отчаивается. На последние деньги он покупал пачку сигарет и билет. Не домой, а дальше сквозь пространство, вперед, все время вперед, только вперед. Билет на старый потрепанный космическими ветрами и камнями звездолет с помятыми бортами и сожженным крылом. Что, взлетая, оставлял земле тень.
Я очень хорошо это себе представил: космодром на забытой всеми планете, стартовая площадка, ветер гонит с пустыни рыжую пыль и перекати-поле, далеко в песке тонет последний город. И тени от ушедших в пространство кораблей, оставшиеся на выеденных солнцем плитах. Тени, тени, только тени, как от людей.
И пачка сигарет в кармане как знак того, что надежда еще осталась.
Эта песня кончилась, а мне ее сразу захотелось заново послушать. Но Анна не стала повторять, сидела на пне и лениво брякала пальцем по струнам, брым-брым, брым-брым.
Я думал, Дюшка обязательно что-нибудь скажет, но он молчал, смотрел в точку. Тоска и надежда и еще что-то там было, я не понял.
Наверное, Анна поняла, что песня нас потрясла. Она еще немного побрякала по струнам и стала следующую песню петь. А мы стали слушать.
Другие песни Анна пела таким же равнодушным и пустым голосом. Но почему-то именно такой голос как-то усиливал в песнях всю суть, весь смысл, что ли. Я слушал и видел, про что она пела, но все равно первая песня у меня в голове так и вертелась. Я видел летное поле, и через него шагал человек с кожаным чемоданом, и звездолет разогревал двигатели и целился верхушкой в небо. А смерть стояла под синим ночным фонарем и аккуратно записывала что-то в толстую клетчатую тетрадь.
Глава 7. Семь самураев
На следующий день мы катались. Я, Анна и Марк. Отправились на бетонку, на холм. Анна сама вчера попросила - где-нибудь на великах покататься. Можно, чего не покататься-то?
Дюшка показался с утра и сразу убежал, загнали его на какие-то важные домашние дела, полоть, наверное, но свой "Салют" он нам оставил. Что само по себе было уже необычно: к своему велику Дюшка не подпускал никого, но ради Анны он сделал исключение.
Потом показалась эта парочка. Анна была задумчива и смотрела под ноги, а Марк, увидев велики, чуть не заплясал от нетерпения.
Мама заметила Марка и Анну, и позвала чай пить, и глядела на них, как на сироток, подкладывала клубничное варенье, мазала масло на батон и вела себя гостеприимно. А вечером будет расспрашивать - что это за ребята? На цыган одежкой похожи, но лицом не цыгане. Кто тогда? Вот в Игнатово такие в дом ходили, а потом там копилка с рублями пропала. А я скажу, что туристы. А отец их на лодке из верховьев сплавляется. И спрошу - что, если туристы, мне теперь не дружить, что ли? А маме стыдно станет, и она дружить разрешит, но накажет не быть лопухом, а думать головой. Я пообещаю.
Красивая девочка, скажет мама. Очень. Сразу видно, что городская. Ей не жарко в этой куртке? А брат ее на беспризорника похож, только и глядит, что стащить. И что за имя такое странное? Дружи с ними, сынок, дружи. Но не забывай про своего троюродного брата из Парфеньево, он тоже дружил-дружил, а у него мотоцикл угнали, а он три года копил.
Не будь дураком, скажет мать. Я пообещаю.
После чая отправились кататься. Если честно, мне самому хотелось на "Салюте", "Салют" - это тебе не "Орленок", и едет мягко, и руль удобный, и в случае чего соскочить с него сподручнее. Но как-то предлагать Анне "Орленок" я не решился, взял за рога "Салют", подкатил ей.
Марк с уважением похлопал велик по седлу.
- Есть одна проблема, - сказала Анна.
Мы шагали по Водопроводной, мимо стадиона, мимо той самой канавы, мимо кучи крупного белого песка, которая лежала еще с зимы и которую постепенно растаскивали для цветочных горшков, на окраину шагали, на холм. Там кататься удобно, потому что длинный спуск.
- Есть одна проблема, - повторила Анна.
- Какая? - спросил я.
- Не катаемся, - вставил Марк, он шел, как всегда, рядом с Анной и держался за велосипедное седло.
- Мы не умеем кататься, - пояснила Анна.
- Как это? - не понял я.
- Мы никогда не катались на велосипедах, - старательно произнесла Анна.
- Почему? - глупо спросил я.
- У нас негде, - ответила Анна. - Там…
Она задумалась, а Марк объяснил.
- Пересеченная местность, - сказал он. - Сильно пересеченная, ямы. И набросано. Негде ездить, сразу упадешь.
- Это где так? - спросил я.
- В лесу, - ответила Анна. - Ветром часто деревья ломает, дорог нет, река, зачем нам в лесу велосипед?
Интересно, если они на велосипеде ездить не умеют, как они на мотоцикле собирались?
- Это несложно. Ездить то есть. Главное двигаться, а как остановился, так и упал сразу.
Сказал я и дернул курок звонка.
Зря я это сделал. Марк восхитился и перекинулся от Анны ко мне и теперь шагал рядом с моим "Орленком" и дергал звонок. И каждый раз совершенно искренне впечатлялся. Дикие люди из тайги. Всю жизнь питались одной брусникой. Их можно понять, у них отец лесник.
Интересно, если их в лоб спросить, ответят? Про тайгу, про дичь, про пересеченную местность? Вряд ли.
Да и спрашивать в лоб почему-то не хотелось. У Анны есть тайна, очень хорошо. Вот у меня тайны нет, как лето, так хоть на стенку со скуки запрыгивай. А в следующем году отец грозится на месяц в плодоовощной совхоз загнать, вот где взвоешь, и уже не до тайн будет, какая тайна в турнепсе? Скучно. И все понятно, как дальше.
Дзинь, дзинь, я стал подумывать - не подарить ли Марку этот звонок? Пусть радуется. Губная гармошка у него есть, теперь будет еще в звонок звонить. А у меня еще на чердаке горн валяется помятый, если в него задудеть…
Представил, пожалел Анну.
Ее Марк ничуть не раздражал. Я, кстати, это подметил - она никогда не раздражалась. И не нервничала. Всегда спокойная. Жизнь в тайге успокаивает. Или привыкла.
- Я в четыре года ездить научился, - сказал я. - У меня такой велик был на пухлых красных колесах, я как сел, так и поехал. Правда, в забор врезался сразу. Там, куда мы идем, заборов нет, если падать решите, налево падайте, на песчаную дорогу, помягче будет.
- Хорошо, - кивнула Анна.
- Самое опасное, если в спицы что попадет - можно через руль вертануться.
- Покажи, - попросила Анна.
- Что? Как через руль?
- Нет, как ездить надо.
- Да это легко. Есть два способа - простой и еще проще. Смотрите.
На самом деле способы по-другому называются: с ноги и девчачий. С ноги - это когда левую ногу на левую педаль, толкаешься, ногу перекидываешь - и вперед. А девчачий - сначала на седло залазишь, толкаешься и потом уже ноги на педали.
- На "Салюте" два тормоза, ручной и ножной, - объяснял я. - Передний ручной хилый, так что лучше всегда ножным. На "Орленке" только ножной, давишь на педаль назад - останавливаешься, ничего сложного.
Я показал как.
Марк тут же стал пробовать, и как-то у него получилось с первого раза, то есть сел - и поехал. И пока мы с Анной шли, он вовсю гонял вокруг и без конца звякал. Я предложил Анне попробовать на "Салюте", но она сказала, что сразу с холма покатится.
На холме гаражи и парк. Парк свежепосаженный, березы еще не выросли, гаражи новенькие, их к Военному городку пристроили, у многих офицеров машины ведь есть. А бетонка уходит к подножью и в лес и представляет из себя две параллельных линии из цементных плит. Они гладкие и на стыках вполне ровные, так что тут можно хорошенько разогнаться и не крутить педали. Перед гаражами все заасфальтировано, так что отсюда летать очень удобно, мы часто собираемся и вниз гоняемся. Один на правую полосу становится, другой на левую - и вперед. Опасно, конечно, если в колею между плитами попадешь, можно здорово навернуться, но больше у нас нигде так не разогнаться.
- Высоко, - сказала Анна. - Необычный холм.
- Хорошая позиция, - сказал Марк.
- Это Данина гора, - объяснил я. - Тут становище татаро-монгольское было, на холме деревянный острог, а у подножия ров с водой, там сейчас огороды. Иногда археологи приезжают, копают там что-то…
Бамк!
Я вздрогнул.
Обернулся. Снова грохнуло. Справа над склоном расплылись и растворились в воздухе красные кляксы.
- Дробовики. - Марк тормознул и отчего-то понюхал воздух. - Шестнадцатый.
- Это охотничье общество, - пояснил я. - У них там дальше на горе кидалки такие стоят, они в воздух тарелки запускают, а охотники тренируются стрелять.
- Из дробовика по тарелкам… - разочарованно почесался Марк. - Ха.
Снова выстрелы, снова кляксы. Анна поморщилась.
- У нас отец охотник, - тут же добавил Марк и соскочил с "Орленка". - Охотой охотится. Я все калибры по звуку слышу, вот что.
- Потом можно пойти гильзы поискать, - предложил я.
- Гильзы? - Анна поглядела на меня удивленно. - Зачем кому-то гильзы?
- Так, интересно.
Анна и Марк переглянулись и промолчали.
- Ладно, давайте кататься, - объявил я. - Анна, ты "Салют" бери и вперед. Тут пятьсот метров спуск, можно хорошо разогнаться.
- Я первый!
Не успел предупредить, а Марк снова запрыгнул на велик и понесся по склону вниз, нажимая на педали со всего веса и не забывая дергать за курок звонка.
- Он слишком быстро ездит, - сказал я. - У меня в переднем колесе подшипники похрустывают, может заклинить…
Анна села на велосипед, поставила ногу на педаль.
- За руль подержать? - предложил я.
- Я сама.
Ну, я не стал ей мешать, сама так сама.
- Не спеши.
Анна оттолкнулась ногой и поехала, как и Марк, легко и безо всякой поддержки, точно всегда так каталась. Отличное у нее чувство равновесия.
- Тормоза назад дави, - успел посоветовать я.
Но Анна меня не слышала, нажимала на педали, не нужны ей были тормоза. Она засмеялась, а я подумал, что в первый раз слышу, как она смеется.
Через секунду она уже летела вниз по бетонной ленте.
Я остался наверху один. Они скатились до низа холма, потом въехали обратно, не особо, кстати, запыхавшись.
- Ну как? - спросил я.
Но ни Марк, ни Анна не ответили, не теряя времени, покатились обратно. Я сел на старую тракторную покрышку и стал ждать, пока они накатаются. На это ушел почти час. Через час Анна остановилась и тоже села на покрышку.
- Хорошо, - сказала Анна серьезно.
- Да, тут всегда хорошо кататься. Послушай, а вот вчера песня…
- Какая?
- Про звездолет. Который никак не полетит.
- Про звездолет, да… Смотри, этот дурень переразогнался.
Марк действительно переразогнался. Чересчур разогнался. Так часто бывает: человек начинает кататься, у него получается, он чувствует себя уверенно и все заканчивается кувырком.
Кувырок и получился.
Марк не удержал руль, на стыке плит его выбило из рук, колесо соскочило с плиты, брык!
Полетел Марк высоко. Наверное, это было лучшее падение, что я видел. Марка подкинуло, и велосипед подкинуло, и они вместе кувырнулись в воздухе и приземлились. Марк приземлился раньше, упал на песчаную дорогу. Сверху на него хлопнулся велосипед.
- Ой…
Это я ойкнул. А Анна не ойкнула - упал и упал.
Марк сразу поднялся. Он осмотрел "Орленок" и помахал мне рукой - все нормально.
- А здорово упал он, - заметил я. - Прямо как в кино полетел, так и шею свернуть недолго.
Анна промолчала. Марк направился к нам. Он смеялся. Катил велосипед, держал его за руль одной рукой, а вторую выставил перед собой. Правую. А безымянный палец на ней смотрел сильно в сторону, поперек остальных.
- Палец подломил! - крикнул Марк.
Анна не услышала.
- Он говорит, что палец сломал…
- Ага, - кивнула Анна.
Марк взобрался на холм.
- Может, в больницу? - предложил я. - Гипс наложить…
- Само, - отмахнулся Марк. - Безымянный - не курковый.
- Я ему потом шину сделаю, - пообещала Анна.
Это на самом деле больно, думал я. Я как-то палец выбил, и это было очень больно. А тут палец был свернут в сторону и под синеющей кожей виднелись острые обломки кости, сломан, как прут, держался на коже и мышцах.
- Да на нем все быстро заживает, - махнула рукой Анна. - Ничего страшного.
- Как на лайке, - подтвердил Марк. - Я ногу подломил - раз, через четыре дня уже прыгал - два. И безо всяких шунтов регенерировал…
- Давай вправлю. - Анна подошла к Марку.
- Сам люблю.
Марк бережно опустил на землю велосипед, затем взялся за сломанный палец и рывком его выправил, показал мне.
Затошнило. Палец раздулся и посинел, и из-под основания ногтя капля крови выступила.
- Срастется, - сказал Марк. - А без рук кататься как?
Жестко у них в Алтае. Палец сломал, вправил, дальше беги, белку добывай. Тайга. С другой стороны, правильно - в тайге больниц нет, все самим делать приходится.
- Ты что? - Анна постучала себя по голове. - Как без рук ездить? Ты думаешь, руль только для того, чтобы поворачивать? За него еще держатся.
- Без рук можно, - сказал я.
Я взял "Орленок", чуть разогнался вдоль гаражей, отпустил руль и проехался без рук.
Марк и Анна смотрели на меня как на циркача. Точно я не на велике без рук прокатился, а на мотоцикле по бочке с завязанными глазами.
- Тоже хочу, - тут же объявил Марк.
Я поглядел на Анну.
- Да пусть катится, - сказала она.
- Тогда лучше на "Салюте". Он тяжелый, колею держит.
- Как не падать? - спросил Марк.
- Надо разогнаться… И почувствовать. Если скорость слишком маленькая будет, то руль в сторону свернется…
- Понял. - Марк схватил "Салют".
- Лучше за седло держаться, - посоветовал я. - Это помогает…
Марк не стал дослушивать.
Мы стояли на холме, в общем-то недалеко до облаков, а внизу река и бетонка, как две лапши, уходят вниз и теряются в лесу. Анна рядом. Мне с ней хорошо рядом. Потому что я о ней ничего не знаю. С другими девчонками не так, про других все понятно. А еще мне нравится, что она молчит. Наши девчонки все болтушки, с ними неинтересно, а тут по-другому всё, молчит - и интересно.
- А у нас атомную станцию будут строить, - зачем-то похвастался я. - Вон там, где река поворачивает.
- Ага.
- Я там работать хочу, - сообщил я.
- Правильно.
Марк разгонялся, раскручивая педали и набирая темп, на середине спуска он опустил руки и взялся за седло, и теперь катился вниз с большой скоростью. Хохотал громко.
- Сейчас еще чего-нибудь сломает.
- Главное, чтобы велосипед не сломал, - сказала Анна.
Но в этот раз Марк не упал, он съехал вниз и унесся по плитам далеко к лесу, так что мы его и не видели.
- Хочу у тебя спросить. - Анна поглядела куда-то мне за плечо. - Я хочу спросить, мне это важно…
Я оглянулся и обнаружил, что к нам ковыляет Дюшка. У него даже издали был довольный вид, точно в "Спортлото" выиграл.
И Анна так ничего и не спросила.
- Катаетесь? - с завистью спросил Дюшка, приблизившись.
- Катаемся. А ты чего? Тоже хочешь?
- Не, не хочу, - помотал головой Дюшка. - Я это…
Он стал пялиться на Анну.
- В Октябрьском директор клуба угорел, - сообщил Дюшка. - Не до смерти, но в больницу забрали. Вот он там и лежит.
- И что? - не понял я.
- Так он у них там кинщиком еще подрабатывает, - объяснил Дюшка. - Теперь у них кино недели две не будет, и все фильмы к нам перевезли, чтобы они зря не простаивали. Сегодня "Семь самураев" показывают, возле клуба афишу повесили.
- Кино? - Анна поглядела на меня.
- Ну да, - ответил Дюшка. - Две недели "Огненные дороги" шли, фильм второй. А до этого две недели первый, скукотища редкостная. А тут сразу "Семь самураев"! Представляете?!
- Прямо вот так и "Семь самураев"? - на всякий случай спросил я.
- Точно! Там с обеда очередь была, - вздохнул Дюшка. - Человек сорок! И лимонад привезли! А билеты только на завтра оставались, да и то на последний сеанс. Но у меня все предусмотрено, мне пять билетов отложили.