• • •
- Святой отец, отпустите мне мои прегрешения.
- Поведай о них, сын мой.
- Я ломал вещи. Я крал их. Электронику. Автомобиль - может, пару штук. Возможно, я как-то пытался изнасиловать девушку. Я не уверен.
- Не уверен? Как ты можешь быть в этом не уверен?
- У меня ни о чём нет полных воспоминаний.
- Сын мой, ты можешь исповедаться только в том, что помнишь.
- Это как раз то, что я пытаюсь донести до вас, святой отец. Все мои воспоминания обрывочны. Кусочки и фрагменты.
- Хорошо, я приму твою исповедь, но, мне кажется, тебе требуется нечто большее, чем таинство исповеди.
- Это потому, что мои воспоминания - от других людей.
- …
- Вы слышали, что я сказал?
- Я так понимаю - в тебе есть донорские части?
- Да, но...
- Сын мой, ты не можешь нести ответственность за действия не принадлежащего тебе мозга, как не можешь нести ответственность за действия пересаженной тебе руки.
- Парочка таковых у меня тоже имеется.
- Прошу прощения?
- Моё имя Камю Компри. Вам это ни о чём не говорит?
- ...
- Я сказал, что моё имя...
- Да, да, я слышал, слышал. Я просто удивлён, что ты пришёл сюда.
- Потому что у меня нет души?
- Потому что для меня это редкость - принимать исповедь у общественных деятелей.
- Значит, вот что я такое? Общественный деятель?
- Почему ты пришёл сюда, сын мой?
- Потому что я боюсь. Боюсь, что я, возможно, не... не существую.
- Твоё присутствие здесь доказывает, что ты существуешь.
- Да, но в качестве чего? Скажите мне, что я не ложка! И не чайник!
- Я не улавливаю в твоих словах смысла. Прости, но у меня длинная очередь на исповедь...
- Нет! Это важно! Мне нужно услышать от вас, что... Мне очень нужно знать... что я человек!
- Но ты ведь знаешь, что церковь официально не определила свою позицию относительно расплетения.
- Я не об этом спрашиваю...
- Да-да, я понимаю. Понимаю. Понимаю...
- Что вы как духовное лицо думаете...
- Ты требуешь от меня слишком многого. Я здесь для того, чтобы давать отпущение, не больше.
- Но ведь у вас есть своё мнение, не так ли?!
- ...
- Когда вы впервые услышали обо мне...
- ...
- Что вы подумали, святой отец?
- Я не вправе отвечать на это, а ты не вправе спрашивать!
- Но я спрашиваю!
- Ответ не послужит тебе на пользу!
- Тогда, святой отец, я подвергну вас испытанию. Вот оно: скажете ли вы мне правду или солжёте в собственной исповедальне?
- Я подумал...
- Да?..
- Я подумал тогда... что твоё явление в этот мир ознаменовало конец всего того, во что мы свято верим. Но это мнение - плод опасений и незнания. Признаю! И сегодня я вижу ужасное отражение своих собственных суждений. Ты понимаешь?
- ...
- Я признаю, что твой вопрос посрамил самонадеянность моих выводов. Как могу я судить, носишь ли ты в себе божественную искру?
- Просто скажите да или нет!
- Никто на всей земле не сможет ответить вам, мистер Компри, и вы должны бежать от всякого, кто возьмётся утверждать, что знает ответ.
• • •
Кэм бесцельно бродит по улицам, не зная, куда его занесло, да это его и не волнует. Наверняка Роберта уже организовала поисковую экспедицию.
И что будет, когда его найдут? Ну отведут домой. Роберта пожурит его. Потом простит. А завтра, или послезавтра, или после послезавтра он наденет на себя новенькую форму, что висит на двери, ему понравится, как он выглядит, и он позволит передать себя в руки новых хозяев.
Он знает, что этого не избежать. И ещё он знает, что в день, когда это произойдёт, последняя тлеющая в нём искра погаснет навсегда.
Навстречу по мостовой приближается автобус, его фары прыгают вверх-вниз - колёса попали в выбоину. Может, сесть в него и отправиться домой? Или наоборот, куда-нибудь подальше от дома? Но в сознании Кэма сейчас бьётся совсем иная мысль...
И он молится на девяти языках дюжине разных божеств: Иисусу, Яхве, Аллаху, Вишну, мирозданию и даже великой, лишённой божественной сути пустоте.
"Пожалуйста, - молит он, - пожалуйста, дайте мне хотя бы одну-единственную причину, чтобы не броситься под колёса этого автобуса!"
И когда ответ приходит, он звучит на английском языке, и вовсе не с небес, а из открытых дверей бара:
- ...подтвердили, что Коннор Ласситер, также известный как Беглец из Акрона, всё ещё жив. Предполагается, что он скрывается от властей вместе с Левом Калдером и Рисой Уорд...
Автобус проезжает мимо, забрызгав джинсы Кэма грязью.
• • •
Спустя сорок пять минут Кэм возвращается домой с новым для себя чувством умиротворения, как будто ничего не произошло. Роберта задаёт ему взбучку. Роберта прощает его. Всё как всегда.
- Тебе пора научиться не поддаваться сиюминутным настроениям! - упрекает она.
- Да знаю, знаю.
Кэм сообщает ей, что принимает предложение генерала Бодекера.
Роберта, как и следовало ожидать, на вершине счастья.
- Это важнейший шаг для тебя, Кэм! Ты просто обязан его сделать. Я так тобой горжусь!
Интересно, думает Кэм, как бы среагировал генерал, если бы я отказался? Наверняка бы военные всё равно явились и забрали его насильно. Раз он их собственность, они имеют право делать с ним, что хотят.
Кэм отправляется к себе в комнату и сразу же берётся за гитару. Сегодня он играет не просто ради удовольствия, сегодня у него есть цель, известная только ему одному. Музыка несёт с собой отражения воспоминаний, словно образ на сетчатке, остающийся после ярко освещённого пейзажа. Определённая аппликатура, определённая последовательность аккордов ещё больше высвечивают картину; и Кэм старательно работает над ними, вслушивается, варьирует... Он устремляется вглубь.
Созвучия кажутся атональными и случайными - но это лишь кажется. Для Кэма они всё равно что поворот диска на замке сейфа. Можно раскусить любую комбинацию, если обладаешь достаточным навыком и знаешь, к чему прислушиваться.
И наконец после целого часа игры головоломка начинает складываться. Из хаоса звуков на поверхность всплывают четыре аккорда, необычные в своей последовательности, но могучие в своём пробуждающем память воздействии. Кэм играет их снова и снова, пробует различную аппликатуру, добавляет и убирает ноты, меняет гармонию... Он полностью слит со своей музыкой.
- А этого я ещё не слышала, - говорит Роберта, просовывая голову в дверь. - Что-то из нового?
- Да, - лжёт Кэм. - Совершенно новое.
На самом же деле эта музыка очень стара. Гораздо старше его, Кэма. Ему пришлось копать глубоко, чтобы вытащить её наружу, но стоило ему только найти эти звуки - и теперь кажется, будто они всегда сидели в кончиках его пальцев, жили на краю его сознания и только ждали своего часа. Мелодия наполняет его безмерной радостью и безмерной скорбью. Она поёт о высоко парящих надеждах и низверженных мечтах. Чем дольше он играет, тем ярче воспоминания.
Пару часов назад, войдя в бар и увидев на экране телевизора лица Беглеца из Акрона, его любимой Рисы и десятины-хлопателя Лева, Кэм остолбенел. Во-первых, от самой вести, что Коннор Ласситер жив, а во-вторых и в-главных, от ощущения ментальной связи, при которой завибрировали все его швы.
Этот десятина... Это невинное лицо... Оно было Кэму знакомо, и не только по бесчисленным статьям и выпускам новостей.
Он был ранен.
Ему требовалось исцеление.
Я играл для него на гитаре.
Песнь исцеления.
Для Мапи.
Кэм не имел понятия, что это всё значит, чувствовал только энергию связи, соединение синапсов в сложной мозаике его нейронов. Он - или, по меньшей мере, кто-то из членов его внутреннего сообщества - знаком с Левом Калдером; и это знание каким-то образом связано с музыкой.
Вот почему Кэм сел играть.
Лишь в два часа ночи он наконец выуживает достаточно драгоценных крупиц из своей музыкальной памяти, чтобы воссоздать полную картину. Лева Калдера некогда приютили у себя арапачи. Никому из ищеек, идущих по его следу, не известно об этом, из чего следует, что для Лева резервация арапачей - идеальное убежище. Зато Кэму известно. Ощущение власти, которое даёт ему это знание, пьянит его. Потому что если правда, что Лев скрывается вместе с Рисой и Коннором, то искать их следует в резервации арапачей - месте, в котором юновласти не имеют никакой власти.
Неужели Риса всё это время знала, что Коннор Ласситер жив? Если это так, тогда многое становится понятным: почему она не смогла отдать своё сердце ему, Кэму; почему она так часто говорила о Конноре в настоящем времени, как будто он затаился за ближайшим углом и готов увести её прочь.
Кэму следовало бы впасть в отчаяние, а он вместо этого воспрял духом. У него почти не было надежды победить призрак счастливого соперника; но живого Коннора Ласситера, человека из плоти и крови, можно одолеть! Его можно опозорить, обесчестить - всё что угодно, лишь бы изгнать его из сердца Рисы, а потом, когда её любовь к Коннору умрёт, Кэм займёт его место.
После этого он лично позаботится о том, чтобы передать Беглеца из Акрона властям. Вот тогда он, Кэм, станет героем и сможет купить себе свободу.
В три часа ночи Кэм выскальзывает из таунхауса, оставляя позади это подобие жизни. Он вернётся только тогда, когда когда сунет Рису Уорд себе под мышку и раздавит Коннора Ласситера собственным каблуком.
ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
АРОМАТ ПАМЯТИ
"КОЛЕСО НАЙДЁНЫШЕЙ" В ИТАЛЬЯНСКИХ БОЛЬНИЦАХ
Каролин Э. Прайс
28 февраля 2007 года
В Италии происходит тестирование нового типа "колеса найдёнышей" - концепции, впервые представленной в Риме ещё в 1198 году папой Иннокентием III.
Хорошо одетый, красивый, здоровый трёх- или четырёхмесячный младенец - возможно, итальянец, возможно, нет - был в субботу вечером покинут в "колесе найдёнышей" - обогреваемой колыбели, установленной у Поликлинико Казилино. "Колесо найдёнышей" было создано специально затем, чтобы женщины могли оставить в нём своего ребёнка - если у них нет желания или возможности растить его самим.
Этот младенец был первым из спасённых в Италии благодаря экспериментальной системе, призванной положить конец выбрасыванию детей на улицу. Найдёныш получил имя Стефано в честь обнаружившего его врача.
Министр здравоохранения Ливия Турко считает это начинание "примером для подражания". Коллега г-жи Турко, министр по делам семьи Рози Бинди желает ввести современную версию "колеса найдёнышей" во всех больницах Италии, где есть родильные отделения.
Глава отделения неонаталогии при Поликлинико Казилино доктор Пьермикель Паолино отмечает: "Мы бы не удивились, если бы обнаружили в колыбели новорождённого, но мы никак не ожидали найти там трёх- или четырёхмесячного ребёнка... Кто знает, что скрывается за этим эпизодом?.."
Опубликовано с разрешения DigitalJournal.com
Всю статью можно прочитать здесь: http://www.digitaljournal.com/article/127934
Рейншильды
Наконец и на их улице праздник! Сегодня вечером Рейншильды обедают в самом дорогом, самом эксклюзивном ресторане Балтимора. Пришла пора достойно отметить свой успех.
Соня держит протянутую через стол руку Дженсона в своей. Официант уже дважды подходил к ним и дважды был отослан обратно - они не хотят, чтобы их торопили с заказом. В высоких бокалах пузырится шампанское, в ведре со льдом охлаждается бутылка "Дом Периньон". Хорошо бы, чтобы этот вечер длился, длился и не кончался - они это заслужили.
- Расскажи снова, - требует Соня. - И с подробностями! Ничего не упускай!
Дженсон только рад её просьбе, потому что такие события он готов переживать снова и снова. Жаль, что он не сделал видеозаписи этой встречи! И он в который раз рассказывает жене, как вошёл в кабинет президента фирмы BioDynix, занимающейся изготовлением медицинской техники, и представил то, что считает делом всей своей жизни - точно так же, как несколькими днями раньше он показал его Соне.
- И президент сразу же оценил все открывающиеся возможности?
- Соня, при виде моего устройства у него просто слюнки потекли! Чуть ли не клыки прорезались. Он сказал, что только переговорит с советом директоров и тут же свяжется со мной. Но не успел я выйти из здания, как он уже позвал меня обратно, чтобы заключить договор.
Соня хлопает в ладоши - о последнем факте она ещё не слышала.
- Это же просто здорово! Он боялся, что ты пойдёшь к конкурентам.
- Вот именно. Он тут же сделал мне деловое предложение, причём не только относительно опытного образца, но и всего остального: чертежей, патента и прочего. BioDynix хочет иметь исключительные права!
- И ты, получив чек, конечно, сразу же отправился в банк?
Дженсон качает головой:
- Электронный трансфер. Я убедился - деньги уже у нас на счёту. - Дженсон делает глоток шампанского, затем наклоняется через стол и шепчет: - Соня, на то, что они нам заплатили, можно купить небольшой остров!
Соня улыбается и подносит свой бокал к губам.
- Я обрадуюсь, если ты просто согласишься взять отпуск и отдохнуть.
Оба знают, что дело не в деньгах. Изобретение Дженсона изменит мир - как это уже случилось один раз в прошлом.
Наконец они делают заказ, бокалы снова полны, и Дженсон поднимает свой:
- За конец расплетения! Не пройдёт и года, как от него останется лишь постыдное воспоминание!
Они чокаются.
- Я уже вижу, как тебе вручают вторую Нобелевскую премию, - говорит Соня. - И на этот раз тебе не нужно будет делить её со мной.
- А я всё равно разделю! - улыбается Дженсон.
Приносят их заказ - самое изысканное из всего, что им когда-либо приходилось отведывать, в самый прекрасный в их жизни вечер.
И лишь на следующее утро они обнаруживают, что что-то неладно. Потому что корпус, в котором они работают - тот самый, названный в их честь - больше не носит имя Рейншильдов. За одну ночь большие латунные буквы над входом были заменены другими. На здании теперь красуется имя председателя "Граждан за прогресс".
30 • Хэйден
Хэйдена Апчёрча расплести нельзя. Во всяком случае, не сегодня. Но кто знает, что может случиться завтра?..
- Почему я здесь, если мне уже семнадцать? - спросил Хэйден у своих тюремщиков после того, как его вместе с другими ребятами из КомБома отвезли в заготовительный лагерь. Начальник лагеря ответил лишь:
- А тебя больше устроила бы тюрьма?
Но в конце концов Менард не выдержал и с наслаждением выложил Хэйдену "вкусную" новость:
- Примерно в половине штатов поставлен на голосование законопроект, разрешающий расплетение особо опасных преступников. - Начальник одарил Хэйдена желтозубой улыбкой. - А ты находишься в заготовительном лагере на территории штата, в котором этот закон, без сомнения, будет принят и вступит в силу на следующий же день после голосования. Так что готовься - тебя расплетут в 00:01 шестого ноября. Не забудь завести будильник.
- Постараюсь! - просиял Хэйден. - А вам лично завещаю свои зубы. Теперь, когда вы, по доброте своей, сняли с них брекеты, они только вас и ждут. Правда, мой стоматолог посоветовал бы ещё парочку лет поносить растяжки.
Менард лишь хмыкнул и удалился.
Хэйден поражён: его считают особо опасным преступником! А ведь всё его преступление заключалось в том, чтобы выжить самому и спасти жизнь другим ребятам. Но когда Инспекция затаила на тебя зло, она любое дело повернёт к своей выгоде.
Полтора года назад, когда Коннора доставили в "Весёлый Дровосек", его провели перед выстроившимися расплётами - униженного, сломленного пленника. Замысел был деморализовать других ребят, а на самом деле эта акция превратила Коннора в божество. Падший и восставший расплёт.
По всей видимости, юновласти учли свою ошибку, поэтому с Хэйденом поступили иначе. Поскольку "Манифест Цельных" в Сети по-прежнему получает больше кликов, чем снимки обнажённых знаменитостей, Хэйдена-героя необходимо развенчать.
Как и Коннора, его немедленно отделили от остальных расплётов, но вместо публичного унижения Менард избрал другой путь: Хэйден отныне питался отборными бифштексами за столом персонала, а для проживания ему выделили трёхкомнатную квартиру в вилле для гостей. Поначалу Хэйден встревожился - уж не замешан ли тут некий романтический интерес - но у начальника были совсем другие намерения. Менард распустил слух, будто Хэйден сотрудничает с юнокопами и помогает им ловить расплётов, спасшихся с Кладбища. И хотя единственным доказательством "ренегатства" Хэйдена служило лишь хорошее обращение с ним, обитатели заготовительного лагеря поверили. Не поверили только такие ребята, как Насим и Лизбет, то есть знавшие Хэйдена раньше.
Теперь, когда его ведут через столовую, отовсюду раздаются издевательские и негодующие выкрики; а его охрана, вообще-то призванная следить, чтобы он не сбежал, теперь вынуждена защищать его от толпы разъярённых расплётов. Хэйден, пожалуй, высоко оценил бы такую мастерскую манипуляцию, если бы её жертвой не пал он сам. Нет клейма позорнее иудина; и теперь благодаря Менарду Хэйден покинет этот мир униженным и опороченным.
- Зубы твои мне без надобности, - сказал как-то юноше Менард. - А вот из твоего среднего пальца я с удовольствием сделаю брелок для ключей - на память о всех тех случаях, когда ты мне его показывал.
- Левый или правый? - осведомился Хэйден. - Такие вещи, знаете ли, очень важны.
Но лето неумолимо движется навстречу осени; всё ближе день голосования, всё ближе расплетение, и Хэйдену всё труднее шутить на этот счёт. Он уже почти уверен - его жизнь в её привычном виде закончится на Живодёрне заготовительного лагеря "Холодные Ключи".