- Не говори об этом так серьезно, - вскрикнула Аня, и я вздрогнул. Она никогда не кричала так визгливо. Уж лучше бы ругалась и материлась. - Не говори про самоубийство, даже думать не смей. Они найдут средство, обязательно найдут. У нас лучшие ученые в мире, если кто сможет, то они.
Аня утомленно потерла виски.
- Вот только что нам делать.
- Ты права, надо решать.
Несмотря на слова, я пока даже не решался взглянуть на тела умерших друзей.
Я встал, чтобы хоть чем-то заняться. Президент произносил речь, в которой убеждал нас в том какие мы храбрые и мужественные, что все обязательно будет хорошо, как он верит в нас и наше благоразумие, что он просит сохранять спокойствие и всё такое прочее.
Мне бы его уверенность.
- Обмотать веревкой, накинуть как лассо и оттащить в ванную, тьфу, что я болтаю, в кладовку. Убери все оттуда, все самое необходимое, а я займусь делом.
Я минут пятнадцать стоял рядом с телами, не зная как приняться за дело и как вообще решиться на него. Накинуть петлю на шею - слишком ужасно, словно я убью их второй раз, за туловище не получится. Боязно. Вдруг болезнь передается и от мертвых. Вряд ли конечно, но рисковать ей-богу не хочется
Мною овладела апатия, хотелось просто сесть и ничего не делать, и ждать когда приедут санитары.
Чтобы окончательно не расклеиться, я допил шампанское и с решимостью взялся за неприятную, но необходимую обязанность. Если суждено что-то отвратное, то лучше делать это сразу и быстро, пока не включилось воображение и все за, против, и почему, и за что мне всё это.
Я накинул петлю на лодыжку Бориса, отодвинул стол и потащил тело за собой, вторая нога откинулась и зацепилась за косяк двери, не давая втащить тело в другую комнату. Я бессмысленно тянул тело за собой, будто хотел заставить Бориса сделать шпагат, а когда почувствовал, что сейчас безутешно разрыдаюсь, словно маленький мальчик, я бросил веревку, обхватил Бориса за лодыжки и перетащил в кладовку.
- Видишь, ничего не происходит, абсолютно ничего. Мёртвые не вредят, да и как они могут вредить, они же мёртвые, правда! Но боже, какой же он тяжелый! Когда Боря отъедался он явно не знал, какие трудности возникнут у меня из-за его обжорства.
Рядом стояла Аня. Она уже полностью овладела собой, и если бы не расширенные глаза никто бы не догадался, что она не так спокойна, как выглядит.
- Серёжа, Серёжа, - Аня протянула руку к моему плечу, но тут же отвела обратно и скрестила руки на груди. - Муж, я не могу дать тебе пощечину, так что прекрати истерику сам.
Я потёр глаза.
- Прости, я… Пожалуй пойду займусь Тамарой.
Тело начало коченеть, но я уже не останавливался. Запер за обоими супругами дверь в кладовку и пошел мыть руки. И только когда взял в руки мыло, подумал, а зачем собственно я запер дверь в кладовку? Неужели боялся, что они выползут наружу! Борис и Тамара Брянцевы в продолжении фильма ужасов "Возвращение мертвых супругов II" или "Безумная кладовка III" или… я прикусил ладонь и не отпускал пока не потекла кровь. Я все же закончил мыть руки и отправился за йодом.
Аня включила воду в ванну.
- Купаться собралась? Я тоже не прочь.
- Никаких купаний, - сухо обронила жена. - Бери все ёмкости и набирай воду.
- Понял, не дурак. Я всё понял, - некстати вспомнился соответствующий юмористический монолог. - Интересно, а Винокур жив? А Леонардо ди Каприо? А Березовский?
- Живее всех живых, - прокричала Аня из ванной, - олигархи просто подкупят болезнь, дадут на лапу и дело с концом. К тому же, зачем им к кому-то притрагиваться. Им и так хорошо. Главное трогать доллары.
- Сидел Березовский в Англии,
Когда смерть постучала нечаянно,
Поздоровалась с Борей за руку,
Умерла смерть, крича отчаянно.
- Этот мне понравился больше чем про голубку, не такой живодерский, - сказала Аня, входя в кухню. - Всё, пиво не пей, вряд ли магазины скоро откроются.
- Разумная мысль.
Я бросил пустую бутылку в мусорное ведро. Я то знал, что у меня спрятаны еще две упаковки пива, и Аня знала, и знала, что я знаю, что она знает.
Мы сели на стулья и посмотрели друг на друга. Больше всего мне сейчас хотелось прижать её к груди, и думаю, ей хотелось того же. Старые привычки так просто не умирают.
- Ну что будем делать дальше?
- То же, о чём ты думаешь. Обзванивать друзей и знакомых, родственников и коллег по работе.
- Чур, мой сотовый.
- Рано радуешься, - сказал я, - еще неизвестно какой зависнет раньше.
Весь остаток ночи мы смотрели телевизор и звонили знакомым. Иногда можно было дозвониться, даже чаще чем рассчитывали, но реже чем хотелось бы. Звонки проходили, линии часто были свободны, вот только подходили к телефонам редко. По мере того как в трубке звучали гудки, тем с большим ужасом ожидали рассвета. Похоже, умерло куда больше людей, чем мы предполагали.
Через два часа сменился диктор. Передавали примерно одно и то же. Единственным разнообразием стало то, что выступил какой-то ученый и напрочь отмел версию об инфекции. Он выдвинул теорию, что все произошедшее - результат сбоя в работе био-, электромагнитных или еще каких-то полей, вследствие чего, эти самые поля стали чужды друг другу и в итоге их взаимодействия происходит взаимное уничтожение биополей человека, что приводит к смерти. Что-то вроде аннигиляции.
Ученый был явно помешан на паранормальных явлениях.
- Ты этому веришь? Ты же сам ученый, скажи что-нибудь.
- Я не знаю, я не из этой области знаний. Понятия не имею, что произошло, но в его теории о несовместимости биополей определенно что-то есть. Никакая инфекция не действует с такой скоростью. Вопрос в другом. Как это могло произойти? Не уверен, что когда-нибудь узнаем. Может летающий чайник висит где-нибудь около Луны, и над нами хохочут фиолетовые в полосочку пришельцы. Может, те же самые ученые проводили какие-то опыты или испытания нового оружия, или Бог решил устроить новый всемирный потоп или ещё что-нибудь. Бесполезно гадать. Главными остаются два вопроса.
- Найдут ли лекарство и как нам выжить.
- Вот именно. Первое от нас не зависит, а вот насчет второго нам придется позаботиться самим.
- Как? - Аня оживилась, когда речь зашла о конкретных действиях.
- Давай посмотрим. Еды нам хватит примерно на неделю. Мы ведь, ну ладно ты, готовила на четверых и как всегда кучу всего. А если не жадничать, то и на полторы хватит. Воды тоже достаточно. Если через полторы недели, ну ладно возьмем две, попостимся чуток, ничего не прояснится - мотаем из города на природу. В какую-нибудь деревню.
- Но зачем? - удивилась Аня. - В городе прожить первое время будет легче. Магазинов куча.
- Куча мала, - я нервно ходил по комнате, движение помогало думать. - Скоро вырубят свет, и большинство продуктов испортятся, и мы будем не единственными, кому они понадобятся. И преимущество будет на стороне тех, у кого будет оружие. Надо сваливать пока люди в шоке и есть хоть видимость порядка. Ждём неделю. Больше нельзя. Возьмем запас еды с собой. Если ничего не устроится за неделю, начнется хаос, и когда не останется продуктов, все ринутся в деревню, где есть натуральное хозяйство. Надо быть первыми, застолбить участок. После сегодняшнего там будет много вакансий. Кстати о нашем холодильнике. Вначале едим мясо, потом салат, потом все остальное.
- Разумно, - кивнула Аня, - зря я тебе не дала закончить диссертацию. У тебя строго научный склад ума.
- На том стоим.
- Рано садиться. Ты абсолютно прав насчет оружия. Конечно, насиловать меня никто не станет, учитывая обстоятельства, но вот продукты отобрать могут или просто пристрелить ради интереса.
- Просто ради интереса, где ты думаешь взять оружие?
- У Гаврилова двумя этажами выше. Мы с его женой подружки. Ты же знаешь, он охотник. Кто с ним вместе пиво пил, ты или я? А жена мне сказала, что у него два охотничьих ружья и карабин. Пусть одолжит одно до лучших времен. Что ему жалко, что ли!
- Про карабин не знал. Но он помешан на своем оружии. Он мне скорее жену в аренду сдаст, чем ружьё. Он даже подержать их никому не дает, только показывает.
- Пусть не жмётся. Пойдем, поговорим с ним. Начальник хренов. Управляющий в магазине, а гонору как хрен знает у кого.
Аня вскочила. По упрямо сжатому рту, я понял, что спорить бесполезно. Уж если начала ругаться, чего в обычной жизни вообще себе не позволяет, значит, дошла до абсолютной точки кипения.
- А может, мы преувеличиваем? Может все обойдется? - как всегда в последний момент я начал сомневаться. Быстро зажигался и быстро сгорал. Зато Аня вскипала медленно, но верно.
- Ничего не обойдется. Беременность сама собой не рассасывается. Значит, будем делать аборт. Бери инструменты и пошли. А если обойдётся, - Аня остановилась в дверях, - если обойдётся, извинимся за беспокойство, вернем ружьё, угостим пивом и будет полный хэппи-энд. Конец фильма.
- Как бы он сейчас не настал, этот конец, вместе с Гитлер капут, - ворчал я, засовывая за пояс и прикрыв сверху рубашкой небольшой плотницкий топор.
Аня настаивала, чтобы я нес его в руках, но здесь я проявил твердость. Я и так чувствовал себя по дурацки. Не хватает только играть в "Пятницу 13". Крадучись подниматься по лестнице с топором в руках, как какой-нибудь пошлый маньяк-убийца! Я представил, что взбираюсь по лестнице с топором наперевес, а все соседи застыли у глазков, и тихо смеются над этим придурком, крутят пальцем у виска.
Эта картина была так ярка, что я невольно остановился.
Аня отомкнула замок, повернулась ко мне и яростно сверкнула глазами.
- Если ты всё ещё думаешь, что это игра, пойди в кладовку и посмотри, что осталось от наших лучших друзей.
- Пошли.
Все же мы вступили в освещенный коридор с некоторой опаской. Не знаю, чего мы боялись, то ли кучи трупов на лестнице, то ли чертей с вилами, но коридор был абсолютно пуст и безмолвен. За дверьми тишина, никаких криков, музыки или чего-то еще. Просто ничего.
Только на следующем этаже в одной из квартир грохотала одинокая музыка. Мы переглянулись. Соседи ещё не знали о случившемся и предавались разгулу или праздновали конец света и тоже предавались разгулу.
Я пожал плечами. Хоть кому-то весело. Впрочем, возможно некому было выключить музыку, но об этом варианте очень не хотелось думать.
Мы поднялись на седьмой этаж и остановились перед нужной дверью.
После некоторых колебаний и ободряющего взгляда Ани, я нажал на звонок. Я поймал себя на том, что судорожно нащупываю под одеждой лезвие топора. Конечно, мы знали Гавриловых не первый год, но трудно представить, как поведут себя люди в такой ситуации. Может, двинут чем-нибудь по голове и засолят на чёрный день.
Я снова нажал на звонок и держал кнопку, не переставая, достаточно долго, чтобы разбудить даже мертвого. Шутка, о Боже, это просто шутка, не надо никаких мертвых.
За дверью раздались шаркающие шаги.
Мы напряглись.
По спине стекала струйка пота. Я вытер руки о рубашку. Они в этом очень нуждались.
- Кто там, мать вашу… всех…козлы!
Голос был вусмерть пьяный, но вполне узнаваемый.
- Костя, это мы Сорокины, с пятого - Аня взяла инициативу в свои руки. - Мы…
- Сорокины, мать вашу… всех вас…
За дверью послышался щелчок.
Аня удивленно взглянула на меня. А мне понадобилось две мучительно долгих секунды, чтобы понять природу происхождения этого звука.
Раздался второй щелчок.
Я чуть было не схватил Аню за руку, и от смерти, в этот момент, нас отделяло нечто более тонкое, чем дверь. В последний момент я спохватился и, не успев подумать, правильно ли я поступаю или рою нам могилу, с силой толкнул жену от себя ногой. Я не каратист, но пинок получился что надо. Аня врезалась в соседнюю дверь и сползла на пол, судорожно хватаясь за левый бок. Пользуясь силой толчка, я одновременно откинулся назад на ступеньки, ведущие вверх, в сторону от двери.
И очень вовремя. Потому что в следующую секунду в двери образовалась солидная дыра, а через долю секунды вторая. Остро запахло порохом. Мне оставалось благодарить бога, за то, что наш сосед оказался слишком пьян, чтобы быстро взвести курки.
- Летят утки, летят утки, а я их … бах, бах… стрелять так стрелять, я им откушу… б…, как пол качается, чуть отдачей не снесло.
На полу лежала и корчилась от боли Аня. Я поманил её к себе. Она довольно прытко подползла ко мне на ступеньки. Я вытащил из-за пояса топор и с холодной ясностью понял, что если Гаврилов, управляющий магазином, решит выйти на площадку, чтобы завершить начатое, я проломлю ему череп топором так же спокойно, как неоднократно рубил окорочка на кухне. Я понимал, что от убийства меня теперь отделяет только эта раскуроченная дверь, и если она откроется…
Аня бледна, по-прежнему держится за бок, но слабо улыбается в ответ на мой взгляд.
- Теперь ты можешь похвастаться перед друзьями, что держишь жену в ежовых рукавицах и даже избиваешь её ногами.
- Прости, родная, я не хотел, я…
Я видел, что ей трудно говорить, но всё же она выдавила.
- Ты поступил правильно.
К счастью толстая подошва ботинка послужила изолятором.
- Костя Гаврилов, Костя, это я, Серёга Сорокин.
Голос срывался от едва сдерживаемой ярости, но я пытался говорить как можно дружелюбнее.
Несколько мгновений царило молчание.
- Сергей, какой Сергей? А, такой Сергей, типа с пятого этажа. Ну да, Серега, как жизнь? Заходи, выпьем, вот только от стены отлипну.
- Подожди, выслушай меня. Мы все в одной лодке, мы все попали. Нам нужна твоя помощь. Одолжи одно из твоих ружей. Очень нужно. Костя, одолжи нам одно из твоих ружей.
- О-о-о, приятель, ружей, ну ты умный. А у тебя охотничий билет есть? Нет. Вот видишь, ни хрена у тебя нет, Сорокин, с б…пятого этажа. А вот у меня есть, у меня всё есть.
- Костя, будь человеком, ты ведь хороший человек. У тебя семья, у меня семья. Мне нужно защищать свою семью. Мне нужно оружие, чтобы защитить мою жену, ты же мужик, Костя, ты понимаешь.
Снова наступило молчание.
- Это я мужик, Сорокин, я Гаврилов Костя, а ты хрен собачий, а не мужик. У тебя нет ружья, а у меня есть. Вот такой вот расклад, Серёжа. Так уж упали карты, понимаешь? - голос стал такой усталый, что даже моя ярость немного улеглась, не то, чтобы уснула, а так, прилегла немного отдохнуть, может даже чутко подремать.
- Костя, - сказала Аня, - выслушай меня, твоя жена…
- Нет у меня никакой жены, нет никакой семьи, все умерли, все, вот и вся санитарная уборка, дезинфекторы хреновы.
Шаркающие шаги удалились. Наступила тишина.
Я взглянул на жену. В её глазах стояли слёзы, впервые за вечер.
- Не плачь, всё кончено, пошли назад. Жаль, я не могу тебе помочь, ты уж сама.
Аня слабо улыбнулась сквозь слёзы и, держась за перила, медленно поднялась.
Мы уже начали спускаться, когда в дыру, не предусмотренную производителями двери, вытолкнули ружье, а за ним несколько коробок патронов.
Я пригнулся, подполз к оружию, сгрёб всё в охапку и пополз обратно.
- Дезинфекция, - сказал голос из-за двери, - вот, что это такое, долбаная дезинфекция, вот и всё.
Мы без дальнейших приключений добрались до квартиры.
Аня прилегла на диван и прикрыла глаза.
- Очень больно?
- Кажется пара рёбер сломано, ерунда, пройдёт, ни о чём не беспокойся. Что с ружьём?
- Он и здесь пожадничал. Дал самое дешевое, но ничего, сойдет.
Я зарядил оружие и спрятал под белье в шкафу. Туда же сунул патроны.
Оставалось ждать утра.
И мы ждали.
Санитары пришли только на третий день. К этому времени, трупы стали разлагаться, и мы в который раз пожалели, что не завернули их во что-нибудь подходящее случаю. Саванов у нас не было, но одеяла подошли бы как нельзя кстати. Но теперь было поздно жалеть. Никто из нас не собирался притрагиваться к мертвым телам или открывать кладовку.
Не все так церемонились с покойниками. На помойке, а то и просто на снегу можно было найти образчики мертвой плоти всех полов и возрастов, и у меня было печальное ощущение, что не все из этих неприкаянных тел были гостями.
Аня всё больше лежала на диване, молча страдала от боли, и вставала только в случаях экстренной необходимости. А я все больше преисполнялся чувством вины, которое усугублялось тем, что ничем не мог помочь. Кроме как словом, но слова быстро закончились, а подержать её за руку или погладить по плечу было равносильно убийству и самоубийству одновременно. Так что я в основном пил пиво, нервно курил и смотрел на пустой экран телевизора.
Возможно, передачи не вырубили. Зато вырубили свет, воду, радио и газ.
По улицам, из никуда в никуда, бесцельно бродили люди. Они испуганно шарахались друг от друга и обходили встречных по широкой дуге. Один раз я курил на балконе и чтобы отвлечься от зрелища мертвой женщины, пялился на дорогу. Она лежала второй день, черное пятно на белом снегу. Её сбросили из квартиры над нами. По улице шел пьяный, отчаянно пытаясь удержать равновесие на узкой для него пешеходной дорожке.
Навстречу шёл другой человек и как оно всегда бывает, двоим, стало тесно на одном ограниченном пространстве. Особенно если учитывать неустойчивую походку пьяного. Странно, но трезвому не пришло в голову просто сойти с тропинки и пройти пару метров по снегу. Возможно, ему было жаль своих ботинок или ничего не пришло в голову лучшего. Но когда расстояние между прохожими сократилось до метра-двух, трезвый не останавливаясь, достал из кармана пистолет, хлопнул выстрел, трезвый, перешагнул через труп и спокойно пошел дальше, по своим неведомым и видимо жутко важным делам.
Я покачал головой и бросил окурок вниз.
Как оказалось труп трупу рознь. Тело женщины под моим балконом казался мне абсолютно нереальным в окружающем пейзаже. Мозг просто отказывался переваривать столь грубое и неэстетичное зрелище как нечто материальное, что следовало бы признать как данность, пропустить через печёнку и пронюхать всеми легкими.
Зато увиденная сцена окончательно убедила в том, что прежняя жизнь кончена и началась новая, где пристрелить человека проще, чем его обойти.
Я допил последнюю бутылку пива и с размаху бросил с балкона. Снег мягко принял ее в свои ласковые объятья.
Я заорал.
- Чёрным пятном на белом снегу
Совесть моя лежит поутру.
То не труп, не алкаш отдыхает в снегу,
То плюю я на все, с высоты я плюю.
Я подтвердил слова делом и вернулся в комнату. Разница в температуре мало ощущалась, хотя после улицы на какое-то время казалось, что в квартире есть какое-то подобие тепла.
- Те, кто не сдох от эпидемии, сдохнут от холода.
Аня приоткрыла глаза.
- Твои стихи становятся всё хуже.
Она снова прикрыла веки. Все эти дни она провалялась на диване, в пальто, под двумя тёплыми одеялами. Счастливо уткнулась носом в подушку и делала вид, что боль и холод, чисто плебейские отговорки для слабаков.
- Больно?
- Когда не шевелюсь, нет.
- Прости, - наверное, в сотый раз повторил я.
- Ещё раз извинишься, и я сама сломаю тебе пару ребер.
Я закурил новую сигарету. Дым дает иллюзию тепла.
- Нужно дёргать отсюда, иначе нам конец.