- Как вы водите машину! - возмутился Семилетов.
Несколько секунд Орас сидел неподвижно, рассматривая стену перед собой, потом снял руки с руля и отер лицо.
- Вы хотите сказать, - проговорил он, с трудом подбирая слова, - что, допустим… человек… находится в коме после аварии… его жизнь поддерживает аппарат "сердце-легкие", он приговорен… то есть он не… и ваше лекарство…
- Да, вполне может помочь ему вернуться с того света. С животными я получал поразительные результаты, - говоря о своей работе Сергей преображался - в эти минуты он напоминал Орасу вдохновенного музыканта, сжимающего в тонких пальцах смычок и готовый вот-вот заиграть что-то обворожительно-грустное, неземное. - Что такое мозг? Непосвященный может сравнить его со сложнейшим прибором. К примеру в вашем телевизоре сломалась какая-то деталька. Вы напрасно нажимаете кнопки - всё равно перед вами черный экран. Пришел мастер, заменил детальку, и вновь вы смотрите свой ящик. Так вот - мой доновитал - это ваш мастер, заменяющий емкость. Одну, вторую, третью… Разумеется, мастер не поможет, если телевизор выбросили с девятого этажа…
- Надеюсь, что не так… - прошептал Орас, затем, тряхнув головой вновь вернулся к прежней теме. - И этот… человек будет нормальным? Не слабоумным?
- Тут ничего нельзя сказать. Возможно полная или частичная амнезия, нарушения функций опорно-двигательной системы… Но и тут доновитал поможет со временем избавиться от этого. Возможно, сотрется вся информация, и человека придется учить всему заново, даже как есть, как ходить, как читать и писать… Но ведь это не так уж и страшно в конце концов…
- Разумеется не страшно. Вы спасете моего сына, - прервал его Орас.
- Нет… о чем вы? - замотал головой Семилетов. - Я не имею права, лекарство не прошло клинических испытаний. Я испытал его только в лабораторных условиях.
- Вы спасете моего сына, - повторил Орас, - и я устрою вам эти самые клинические испытания.
- Если кто-нибудь узнает…
- Никто не узнает.
- Нет, нет, я не буду, не могу, меня выгонят из института… будет жуткий скандал. Везите меня в аэропорт!
- Слушайте, Сергей Владиславович, я предлагаю вам договор, - сказал Орас, по своему обыкновению глядя Семилетову в глаза.
- Но я… - из последних сил попытался воспротивиться напору Ораса Сергей. Но безуспешно.
- Если доновитал вернет с того света моего сына, я найду и деньги, и фирму, чтобы запустить ваше лекарство в производство.
- А если нет?..
- Если нет - я уже никому не смогу помочь. Потому что стану таким же мартинарием как и вы.
2
- Надо полагать, номер в отеле был лучше? - спросил Кентис, разглядывая комнату, в которую нас поместили.
Трудно было представить себе что-то более уродливое. По всей видимости огромный цех рассекли перегородками частей на шесть или семь. В нашей комнате остался лишь кусок высоченного окна, отсеченный антресолью сверху и стеной сбоку. В темном углу сложили камин из красного кирпича. Возможно, что и в прошлом здесь была какая-то печь для производственных нужд. Стены оклеели темными пурпурными обоями почти без рисунка, а из мебели - два старых разломанных кресла и столик на одной ноге, скорее всего подобранный на помойке.
- Что с нами сделают? - спросила я, останавливаясь у окна и разглядывая залитый жидкой грязью двор.
- Не знаю, - Кентис уселся в кресло и прикрыл глаза. - Думаю, постараются выжать все, на что мы способны.
- Может быть, конкуренты твоего отца хотят совершить большой прыжок?
Вместо ответа Кентис проговорил нараспев:
Сердцу закон непреложный -
Радость-Страданье одно!Путь твоя грядущий - скитанье,
Шумный поет океан,
Радость, о, Радость-Страданье, -
Боль неизведанных ран!
- Это гимн мартинариев? - спросила я.
- Да, что-то в этом роде. Вполне возможно, что Александр Александрович был мартинарием. Очень даже допустимо…
- Наверное, все поэты - мартинарии. Ведь они страдают на благо человечества, так же, как и мы, обычные члены Лиги.
- Ева, неужели ты в самом деле веришь в эту байку о благе человечества и помощи обездоленным? Да, князья любят повторять: мартинарии - опора человечества, их энергия страдания, то есть энергопатия, идет на пользу бедным и сирым, в произведения искусства, в достижения науки. Всё это бред. Конечно, "слабым и сирым" тоже кое-что достается, процентов десять - не больше. Ну а львиная доля идет князьям. Они наделены от природы удивительным даром - поглощать чужую боль, в то время как погонялы умеют лишь повышать удойность "коровок". Считается, что любой погоняла может стать князем. Но это вранье. Трансформация сущности невозможна. Или почти невозможна. Нет, тут как ни старайся, если природой не дано, то ничего у тебя не выйдет… Есть, правда, один прием, но это всего лишь уловка… - говоря, Кентис, казалось, сам наслаждался своей откровенностью.
- А Орас?
- Ну и что - Орас? Дар, несомненно, у него есть. Но что толку? Он лишь таскал по мелочи - у тебя, и у прочих. И его внимание к тебе - это внимание хищника, и не более того. Правитель всегда имел подле себя урода-карлика, которого можно постоянно унижать, и слизывать по капле его энергопатию для поднятия собственного тонуса.
Я обиделась. Но почему-то не за себя, а за Ораса. Мне хотелось доказать Кентису, что Андрей гораздо лучше него, но я не знала, как это сделать.
- Выходит, чем больше мартинариев, и чем сильнее их мучить, тем выше поднимутся князья Лиги. Да и вся страна в целом… Та, что ли?
Кентис рассмеялся.
- Этот обман многим казался великой целью. Наверное, Ивану Грозному тоже мерещилось, что он возносится вверх под стоны мартинариев и скрип пыточных машин. Поначалу как будто успех, расширение царства, а потом развал и смутное время. Как там… "…хлеб пекли из кала и мезги, трупы ели, бабы продавали с человечьим мясом пироги".
Или ГУЛАГ? Ведь тоже не просто убийства, не просто тюрьма, не просто изнурительный труд, а каждодневные издевательства, не прекращаемые ни на минуту пытки, перемалывание человека в пыль. Сумасшедшая энергия! Она и подняла страну вверх на мгновение. И усатого туда же, в сонм божеств. Ну и что из того? Накушались до отвала, и стали блевать. Избыточная энергопатия очень опасна. Она может разрушить всё и вся. До сих пор проблеваться никак не могут. Но при этом хотят снова досыта чужой болью нажраться. Забывают, что энергопатия не только поднимает, но и отравляет… всякий раз почему-то забывают…
Верно, Кентис считал себя уже приговоренным, если пустился на такие откровения.
- А мартинарий может стать князем?
Кентис взглянул на меня с испугом и даже руку поднял, будто собирался мне рот заткнуть, но потом передумал.
- Я лично не стремлюсь… - пробормотал он торопливо.
- Как ты думаешь, Старик знает, где мы?
Кентис отрицательно покачал головой.
Явился охранник и разжег камин.
- Хочу выйти погулять, - заявила я, решив изобразить полную дурочку, не понимающую, что к чему. - Где тут выход? Ты меня не проводишь? - я кокетливо хихикнула.
Охранник перестал мешать кочергой в камине, поднял голову и секунду смотрел на меня. Потом поднялся и молча направился к двери. Я шагнула за ним…
В следующее мгновение я шлепнулась меж кресел, а дверь закрылась и снаружи повернулся ключ.
- Ты ведешь себя глупо, - хихикнул Кентис. - Нас похитили не для того, чтобы отпустить.
- Я всю жизни веду себя глупо, - огрызнулась я, выбираясь из-под стола и одергивая Орасову ветровку. - Только эти господа ведут себя не умнее. Они содержат здание, охрану, подкупают власти, чтобы те закрывали глаза на их проделки, и всё для того, чтобы тайком измываться над нами и обеспечить тем самым себе успех. Не проще ли сразу средства и силы пустить на работу и созидание? А?
- Не проще, - самодовольно ухмыльнулся Кентис. - Ты забываешь, что мы живем в стране мартинариев, а не в стране работающих и думающих людей, - казалось, он очень гордился этой странной особенностью наших соотечественников.
- Если энергопатия не только поднимает, но и отравляет, то мы точно в угаре. Нам нравится, когда плохо. Мы каждодневно ноем и стонем, и без этого не можем, без этого нам не жить. Вот мой сосед купил себе "Вольво", стоит возле новенькой машины с кислой миной на лице. Я подхожу спрашиваю: "Ну как жизнь?" Он в ответ: "Дерьмово… Какая жизнь может быть в этой поганой стране? Вот, новую машину поцарапали…" "Кто же виноват?" - спрашиваю. "Правительство…" - слышу ответ.
- Мартинарий в "Вольво" - всё равно мартинарий, - засмеялся Кентис. - Клеймо мартинария - это навсегда.
При этих словах я невольно потрогала желвак на ладони.
- Хочешь сказать - если погонялы меня заклеймили, то мне от их поганого знака никогда не избавиться?
- Увы, Ева… Таких случаев, насколько мне известно, не было.
- Но вот Ораса клеймили, а знака у него на руке не осталась.
Кентис расхохотался.
- Он же князь. У князей клеймо не остается никогда. Видимо, кто-то решил, что он уже распрощался с прежней ипостасью и прибежал с тавром. Да поторопился. Хотел бы я посмотреть на того типа, который бы сумел превратить Ораса в дойную коровку. Ха-ха, если они и выжмут из него каплю "молочка", так той каплей и отравятся. Его энергопатия на вкус должна напоминать яд гремучей змеи.
Если он и хотел меня оскорбить, потешаясь над Орасом, то в замысле своем не преуспел. Я и без него прекрасно знала все недостатки и достоинства Андрея.
- А я знаю, что делать! - неожиданно выпалила я. - Надо не подчиняться. И всё. И не страдать!
- Как это? - изумился Кентис и даже выпрямился на стуле, позабыв про его шаткость, и едва не упал.
- А вот так - смеяться надо всем и во всех случаях.
- Интересный рецепт. Тебя будут насиловать, а ты будешь хохотать?
- Да… - я тут же поняла, что сморозила чушь.
Кентис глумливо хихикнул.
- Возможно, этот вид истязаний тебе доставит удовольствие. Чего никак нельзя сказать о медленном поджаривании на паяльной лампе или о воздействии включенного утюга, поставленного на живот. Хотел бы я послушать, как будет звучать человеческий смех после десятиминутного нагрева утюга.
- Твои пытки примитивны!
- Зато эффективны. У них есть только один минус - быстрый износ человеческого материала, его придется слишком часто заменять. А эти ребята, судя по размерам здания, не располагают большими ресурсами. Зато у них есть напор - и, значит, плохо с тормозами. Это самое страшное.
За окном стемнело, и разом зажглись три прожектора. Белый свет залил комнату, тень решетки исполосовала пол, стены и лицо Кентиса серыми шрамами.
- Мерзкое помещение, - заметила я. - Света не зажигают, туалета нет. Может, за счет этого они тоже получают энергопатию. Порой мелочи изводят ужасно.
- Ева, ты умница, я только теперь понял, почему у нас так не любят строить общественные туалеты! - захохотал Кентис.
Я забарабанила в дверь и принялась звать охранника. Безуспешно. Никто не появлялся.
- Даже в тюрьме бывает параша… - сказала я.
- Параша есть… - захихикал Кентис и кивнул в угол - там стояло старое железное ведро.
- Ты уверен, что оно именно для этого?
- А для чего же еще? Сейчас обновим.
Я отвернулась. Странно, но Кентис раздражал меня больше, чем само заключение. Не знаю почему - у меня ведь не было даже причин его ненавидеть… Ну, если не считать того, прежнего предательства… сожженного дома и того, что он - убийца. Я почему-то все время об этом забывала. А должна была помнить. Мальчик заигрался и случайно кого-то укокошил - только и всего. Если я кого-нибудь убью - останусь я прежней или нет?
- Ну, с туалетом проблема решена… - хихикнул Кентис. - А покормить нас явно забыли. Здесь, Ева, тебе явно не хватает булочек господина Ораса. А, может быть, и самого Ораса? Хи-хи… Ты не думаешь, что это он приказал нас сюда упрятать?
- Нет, это чушь! Не верю! - выкрикнула я запальчиво.
- Ах, да, я забыл: ты будешь страдать здесь, чтобы ему повезло там.
- Да. Когда над нами станут издеваться, я буду думать о нем.
- И смеяться, - подсказал Кентис.
Он поднялся и подойдя по-кошачьи, обнял меня за плечи, попытавшись привлечь к себе. Я стряхнула его руки.
- Глупо, - Кентис пожал плечами. - Неизвестно, что ждет нас завтра. А сегодня можно было бы подзарядиться положительными эмоциями.
- Я думаю только об Андрее.
- Ну и думай себе… Мне это не помешает.
Я влепила ему пощечину. Голова Кентиса послушно качнулась от удара, а губы расползлись в улыбке.
- Думаешь, женщины изменяют своим мужьям только оттого, что разлюбили? Ан нет! Изменяют, чтобы чувствовать постоянное чувство вины и выделять энергопатию. И тем самым поддержать своих ненаглядных в пути к успеху. Ведь именно в этом главное предназначение женщины. Они прирожденные мартинарии. Прежде я всегда удивлялся, отчего это приличные с виду бабы так бессовестно и напропалую блудят. А потом, узнав про энергопатию, всё понял. Представь, как тебе будет больно и стыдно думать о своей измене, ложась в постель с Орасом? Это будет похоже на легкое прижигаение чувствительных точек твоей души. Ни с чем не сравнимое чувство! Я бы сравнил его только с оргазмом.
И он вновь попытался меня обнять. В этот раз я оттолкнула его изо всей силы.
- Ева, да что с тобой? - кажется, он был искренне обескуражен. - Неужели ты в самом деле?..
- Замолчи! Ты - примитивный погоняла! Ты мучаешь меня больше, чем эти люди, которые затащили нас сюда.
- А ты? Разве ты не мучаешь меня? Ты мне нравишься! И мне больно смотреть, как ты изображаешь любовь к этому жлобу!
- Андрей - не жлоб! А вот ты - подонок!
- Подонок - это хорошо! Подонок - это замечательно! - закивал головой Кентис.
Я демонстративно сдвинула стулья так, чтобы они образовали некое подобие баррикады и забралась в свое убежище. Но Кентис не пытался больше возобновить приставания. Он уселся на пол перед камином и принялся смотреть на гаснущий огонь. Красные отблески легли на его обезображенное лицо, и оно сделалось первобытным и хищным. Мне вдруг сделалось страшно, и я стала ощупывать карманы Орасовой куртки в надежде найти что-нибудь режущее. Но нашлось только несколько мелких монет и визитная карточка. Так ведь это записка Ораса! Я положила ее между ладонями, и мне показалось, что от записки медленно растекается тепло. Как тогда в кафе, когда Орас взял меня за руку.
- В тридцать седьмом году от рождества Христова явился князь-монстр… - пробормотал Кентис, засыпая. - Монстры обожают цифру тридцать семь…
3
Утром явился всё тот же охранник, принес завтрак - две тарелки жидкой каши, хлеб и в банках из-под пива какое-то невообразимое пойло. И опять растопил камин, хотя в комнате и без того было нестерпимо душно. А вот ведро-парашу он выносить не стал, и нам не позволил. Чтобы не так воняло, я прикрыла ведро скатертью со стола.
- Раз решили всё-таки кормить, наше пребывание здесь будет долговременным, - заметил Кентис.
- Совершенно верно, - подтвердил человек, возникший на пороге.
Я узнала Юрия Мартисса. Сегодня, правда, он выглядел не так эффектно, как в тот вечер у отца. На нем был грязный белый халат, надетый поверх дешевой рубашки. Волосы растрепаны, а щеки небриты. Впрочем, щетина ему шла, придавая его лицу особую порочность.
Он поманил меня пальцем.
- Что нужно? - спросила я не очень любезно.
- Странный вопрос в устах мартинария, прибывшего в коровник, - усмехнулся Мартисс.
- Могу сказать, что тебя уже вычислили. Стоит тебе появиться в городе, как Орас тут же тебя сцапает, - объявила я с торжеством в голосе.
- Спасибо за предупреждение. Значит, в ближайшие дни я не поеду в город.
Он оглянулся проверить, не идет ли кто по коридору, затем торопливо шагнул внутрь и прикрыл за собою дверь.
- Говорят, вас усадили в машину после того, как вы побывали у моего отца? - спросил он, переходя на шепот.
- И это называется "усадили"! - фыркнул Кентис.
- Да, мы заезжали за рукописью. Господин Орас хотел помочь ее издать.
Юрий растерянно посмотрел на Кентиса, потом на меня. В его глазах мелькнуло нечто такое, что я невольно отступила.
- Вы… вы серьезно?.. И где же теперь… она?
- Валялась в машине, когда нас везли сюда, - язвительно сообщил Кентис. - Ваш компаньон гнусного вида вытирал об нее ноги.
- Возможно, вы еще сможете ее найти и передать господину Орасу, - вставила я зачем-то. - Вместе с весточкой от меня…
Но Мартисс ничего не ответил и выскочил из нашей "камеры".
- Может быть, он позвонит Орасу и сообщит, где мы?
- Нет, - покачал головой Кентис. - Этот тип никуда звонить не станет - уж я-то его знаю.
- Ты знаешь Мартисса? - изумилась я. - Откуда? Почему ты молчал?
- Это не имеет отношения к делу… - сухо отвечал Кентис: сегодня делать откровенные признания у него пропала охота.
После завтрака мы ждали еще около двух часов. Погонялы не торопились нами заняться. Наконец в коридоре послышались шаги, и в нашу странную камеру пожаловали сразу трое: невысокий человек средних лет и с ним двое охранников.
Гость - если его можно было так назвать - был круглощек и румян. Очки в роговой оправе уютно угнездились в седловине его курносого носа. На вид он казался необыкновенно доброжелательным - сладкий взгляд серых глаз, а улыбка вообще чистый мед. Вылитый Дедушка Мороз! Стального оттенка костюм, не новый, но весьма аккуратный, белоснежная сорочка и старомодный узкий галстук с золотой искоркой придавали ему вид администратора средней руки, исполнительного, не слишком инициативного, не без юмора. Почему "не без юмора" - не знаю, но подумала о нем сразу именно так. С собою гость - или, вернее, хозяин, принес черную, большого формата папку и бережно положил ее на одноногий столик. Охранник притащил удобное кресло, и начальник в него уселся. Один из его охранников встал возле двери, а второй - подле камина.
- Петр Петрович, - пришедший назвался именем вымышленным. Наверняка.
- Мне тоже представиться? - Кентис дурашливо ухмыльнулся, но мне показалось, что теперь под его ухмылкой прячется страх. - Вы хоть знаете, кого похищаете?
- Мы, Иннокентий Михайлович, не работаем вслепую, - отвечал Петр Петрович, которого я мысленно окрестила "ПП".
- Что вам нужно? - помрачнев, спросил Кентис.
- У меня намерения самые благие, - господин ПП сладко улыбнулся. - Желаю объяснить вам, молодой человек, что халтура не допустима ни в каком деле, а тем более в деле мартинариев. В том, что ваш отец и его ординат потерпели неудачу, и будут вынуждены уступить место другим, есть и ваша вина.
- В чем же я виноват? Мало страдал?