- Только в "Мечте" подают кофе на серебряных подносах! - воскликнула я. - И то на них нанесены специальные метки, чтобы при попытке вынести их из здания срабатывала сигнализация. А ты хочешь сказать, что наши старушки…
- Вот именно, - кивнула Собакина. - Пусть наши посетители почувствуют, как их уважают, когда, сидя в очереди за пособием, они получат из моих рук чашечку кофе на серебряном подносе.
- Его сопрут в первый же день, - сказала я упавшим голосом. - Андрей же просто убьет меня за потраченные деньги.
- Вот и неправда! - уверенно заявила Бандерша. - Господин Орас никогда не был жадюгой.
Она довезла меня на своей колымаге до особняка Андрея, расцеловала на прощание еще более смачно, чем при встрече, и вернула кредитку. Хотя могла бы и не возвращать: того, что на ней осталось, едва ли хватило бы на покупку зубной щетки.
- Запомни первое и последнее правило, моя девочка, - шепнула на прощание Бандерша. - Прическа, маникюр, красивые тряпки - и любой мужчина всю жизнь будет у твоих ног!
Я вспомнила Катерину - она соблюдала все эти правила пунктуально, но… возразить я не успела: Собакина умчалась с добычей, вероятно, торопилась напоить своих клиентов из нового сервиза.
Есть ли сила на свете, способная Бандершу превратить в мартинария? Я была уверена, что нет.
5
Студия на телевидении выглядела буднично. Заставленная мебелью и приборами комната с обшарпанными стенами напоминала маленький театрик, где сцену забыли отделить от зрительного зала. Телевидение и прежде не раз вторгалось в жизнь Ораса, но тогда репортеры, являясь к нему в кабинет или на открытие нового кафе, после которого следовал непременный банкет, оставались всего лишь гостями. Ораса мало волновало в те дни, какое блюдо приготовят журналисты и под каким соусом подадут его личность. Необходимую рекламу он оплачивал деньгами.
Сегодня он явился в их замок, и ощутил противную его натуре зависимость от чьей-то симпатии или антипатии, от яркости юпитеров, от сощуренных глазков телекамер, глядящих на него. Не то, чтобы он слишком смущался или терялся. Но малейшая попытка давления бесила Ораса.
Суханов со своими людьми уже прибыл. Его окружали человек пять парней из той молодой плотоядной породы, которая ставит своей единственной целью поскорее добраться до съестного. В последние годы они как крысы, полезли изо всех щелей, изумляя своей напористостью и беспардонностью. Эти существа были на сто, или вернее, на все тысячу процентов НЕмартинариями, в то время как их лидер нес в себе пусть и формальные, но признаки мартинарианства.
Солидный полнотелый журналист в светлом костюме вдруг замахал руками и засуетился, обнаружив, что до прямого включения осталось несколько минут. Он принялся распихивать всех по местам: доверенных лиц - на кособокие стулья, стоявшие вдоль стены, соперников - в огромные, продавленные кресла. Усевшись напротив Вада, Орас заметил, что сделался одного с ним роста. Темный костюм и белая сорочка с галстуком придали тому представительности, а голова была просто красива: правильные черты лица, светлые, откинутые назад волосы и короткая золотистая бородка делали его похожим на средневекового витязя. Не доставало лишь яркости шлемного блеска. Свои крохотные ручки Вад предусмотрительно спрятал до поры до времени в глубине кресла.
Орас на секунду прикрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. Ему показалось в эту минуту, что студия пуста: он не чувствовал людей, ни единого эмоционального всплеска, ни капли энергопатии, будто вокруг него толпились деревянные болванки. Лишь суетливый азарт, как пар над кипящей кастрюлей, заполнял комнату. За спиной непрерывно звякали телефоны - зрители торопились задавать вопросы. На многие Орас мог бы ответить. А сколько ответов знает этот мальчишка?
Меж тем на мониторе появилась надпись "Прямое включение". Ведущий взбодрился и радостно затараторил сладким голоском:
- Добрый вечер, дамы и господа! Сегодня у нас с вами час знакомства с кандидатами на пост мэра. Кстати у нас небольшое изменение. Господин Харин выбыл из предвыборной гонки и мы осмелились пригласить на его место молодого и многообещающего политика….
И он принялся с восторгом перечислять достоинства противников, причем столь искусно, что все достижения Ораса оказались абсолютно равными успехам Вада, который немного учился, чуть-чуть работал, искал себя и так неожиданно нашел.
- А теперь я хочу задать кандидатам один и тот же вопрос, который просто сводит с ума жителей нашего города, - внезапно прервал благодушное повествование ведущий. - Что станется с извергом, взорвавшими инвалидный приют?
Вад тут же взял слово:
- Гарантирую, что накажу мерзавца по заслугам! - рявкнул он так, что микрофон по наждачному взвизгнул.
Орас мысленно усмехнулся.
- Меру его вины и наказание установит суд, - проговорил он, подумав, что несмотря на нелепость заявления Вада, многим оно понравилось.
- У меня вопрос к вам, господин Орас, - обратился к нему ведущий. - Правда ли, что подозреваемый Нартов состоит в родстве с Евой Орас?
Ловко передернул, скотина!
- К сожалению, Ева еще не моя жена, - поправил его Андрей. - Павел Нартов в самом деле сводный брат Евы.
- Ах, извините, - засуетился ведущий. - Кем же тогда приходится вам Ева Нартова? Секретарша? Доверенное лицо?
Он издевался почти с наслаждением. Может, он тоже чей-то погоняла? Но кто же тогда вложил ему в руки плеть? Или хлещет по старой привычке, когда работал на Старика?
- Мы поженимся, как только я оформлю развод, - Орас старался говорить как можно спокойнее.
- И вы хотите сказать, что не попытаетесь вытащить Нартова из тюрьмы, если станете мэром?
- Нет.
- Зачем был взорван инвалидный приют? - не отставал ведущий.
- Это вопрос к обвиняемому в суде, - не сдержавшись, огрызнулся Орас.
- Я знаю! - неожиданно вновь вмешался Вад. - Это была их тайная жральня. Мясо для Старика! И прочих… они издевались над беднягами, поглощали их боль. А сами жирели. Их там целая клика! А господин Орас - князь этой клики. Теперь он хочет усесться в кресло мэра, чтобы удобнее было жрать вашу боль. Так я вам обещаю - коли стану мэром, в городе не останется ни одного князя. Я этого не потерплю! Я не позволю вампирам высасывать ваши страдания! Я спасу вас! Я обещаю! - Вад вскинул руки, и патетический жест уродливых ладошек придал путанным фразам неожиданную достоверность.
Заявление Вада походило на бред, пытаться опровергнуть этот бред было еще большим безумием. Но Орас не собирался сдаваться.
- Как только я узнал о существовании тайного лагеря мартинариев, я попытался спасти заключенных там людей, и многим, кстати помог выйти из горящего здания.
- Ваше счастье, что вы кого-то там спасли, - вмешался Вад самым бесцеремонным образом. - А то бы вас посадили за убийство охранников мэрии…
Они хотели заставить Ораса обороняться. Но это было не так-то просто!
- Эти люди у меня на глазах расстреливали убегавших пленников! - Орас мог бы добавить пару нелицеприятных фраз о Старике и о Нартове, но ему было противно поливать грязью мертвеца и заключенного.
- Мне доподлинно известно, что вы сами жертвовали деньги на этот приют, - продолжал наседать Вад.
- Так я и считал его ИНВАЛИДНЫМ приютом. Как и все другие. И жертвовал деньги на многие проекты. В том числе оплатил через "Око милосердия" ваше лечение. Но вы почему-то не воспользовались этими деньгами.
Вад был готов. Он даже не дал раскрыть рот ведущему.
- Я не мог это сделать по моральным соображениям. Мои страдания не сравнимы с горем убитых… то есть пострадавших при взрыве инвалидного приюта. Я передаю деньги со своего счета в их пользу… - И он намеренно, в этот раз медленно, поднял свои коротенькие ручонки.
Великолепный удар! Теперь Орас мог бы пожертвовать все свое состояние в пользу "убогих и сирых", но это произвело бы меньший эффект.
- Господа, мы уяснили программу действий кандидатов, - радостным тоном объявил ведущий.
- Позвольте, - возмутился Орас, - конкретно о программе мы ничего не говорили…
- Вижу, наши телезрители просто устали от серьезных разговоров, - как ни в чем ни бывало продолжал ведущий. - Настало время поговорить о личной жизни. Ваше семейное положение, господин Орас, мы выяснили. Для политика такого ранга оно могло бы быть более определенным, - ведущий двусмысленно усмехнулся. - Теперь настал ваш черед, господин Суханов, рассказать о своей семье. Вы, кажется, не женаты?
- У меня была девушка, - с грустью в голосе отвечал Вад. - Красивая, хорошая, добрая. Но господин Орас перекупил ее.
- Что значит - перекупил? - оживился ведущий, у него даже очки подпрыгнули от возбуждения.
- Переманил своими деньгами. С деньгами можно и не такое, - всё тем же печальным голосом продолжал Вад.
Орас подался вперед, будто готовился броситься в драку:
- И вы очень страдали, когда она ушла, господин Суханов?
- Я и сейчас страдаю.
- А я этого не чувствую!
- Разве вы можете…
- Могу! - Рявкнул Орас. - Вы же сами знаете: на таком расстоянии я могу уловить даже самый крошечный выброс энергопатии. Но в данную минуту я не чувствую ни-че-го!
- Извините, господа, но у нас осталось всего несколько секунд, - затараторил ведущий. - Пожмите на прощанье руки, а вы, дорогие горожане, наверняка уже составили первое впечатление о кандидатах.
Орас стиснул в своей ладони короткопалую ручонку Вада и не торопился отпускать. На всякий случай спросил у ведущего:
- Нас больше не видят на экранах?
- Разумеется, нет, - лицо ведущего болезненно дернулось - он понимал, что упускает сейчас самый лакомый кусочек, который будет стоить всего предыдущего.
Орас выдернул Вада из кресла как куклу.
- Кто дал тебе право делать публично такие заявления?
- Спроси у Евы, - пропыхтел ему в лицо Вад. - Пусть скажет - могу я или нет, - он ухмыльнулся двусмысленности своих слов.
- Она НЕ могла тебя любить! - в ярости выдохнул Орас.
В следующую секунду доверенные лица растащили их по углам.
- Мерзавец! - вопил Вад из своего закутка. - Кто тебе дал право обращаться со мной?! Сам ты урод! А я ничем не хуже тебя! Я докажу, докажу!
Отчаянно брызгала белой слюной фотовспышка, кто-то на боковых местах вопил и свистел, как на стадионе.
- Вы совершили ужасную ошибку, господин Орас, - шепнул ему Виталик Воронов, молоденький шустрый парнишка, в прежние годы проводивший предвыборную компанию Старика, а теперь колдующий над имиджем Ораса. - Считайте, что вы проиграли старт.
- Жаль, что этого не увидели зрители, - вздохнул ведущий и отер влажной ладонью лицо.
6
Олежек непрерывно хныкал. Он хныкал по любому поводу - когда хотел есть и когда не хотел, когда ушибался и когда выпрашивал конфеты. Все попытки вновь научить его говорить оканчивались безрезультатно - он прекрасно объяснялся с нами при помощи мычащих и ноющих звуков. Порой поражало обилие интонаций и жестов, и начинало казаться, что слова в самом деле излишни, они лишь гасят чистоту эмоций. После трех месяцев физиотерапии и массажа двигательные функции почти полностью восстановились. Но вот умственные способности… Орасу намекали, что обычную школу мальчик уже не сможет посещать. Нанятая Андреем гувернантка лишь рассовывала по карманам щедрые чаевые и играла с мальчиком в развивающие игры, которые того ни мало не интересовали. Всё заканчивалось тем, что он обливал девицу краской или просто убегал. Зато у него появилось новое увлекательное занятие: он ломал игрушки и рвал книги. Но не так, как это обычно делают малыши, путаясь изучить, что же там, внутри. Он ломал свои любимые игрушки и рвал книжки, чтобы потом рыдать над ними и колотить себя по лбу крошечным кулачком. За время болезни былая упитанность его исчезла. Он плохо ел, выглядел болезненным и хлипким, и утратил прежнее поразительное сходство с Андреем.
Но при всем этом мне начинало казаться, что Олежек на самом деле понимает гораздо больше взрослых. Весь нынешний вечер он просидел перед телевизором, вцепившись пальчиками в сиденье стула. К концу передачи он сполз на пол, доковылял до телевизора - в этот момент крупным планом показывали Ораса - и, погладив ладошкой экран, провыл нечто совершенно по-звериному жалостливое.
- Олежек, всё будет хорошо, - попыталась я его успокоить, хотя сама очень сомневалась в этом самом "хорошо", но он не слушал меня и плакал всё безутешнее.
Заслышав плач, в гостиную ворвалась Клара, подхватила Олежку на руки, выкрикнула: "Господи, даже ребенка успокоить не может!" - и скрылась в детской.
После отъезда Катерины Клара считала себя хозяйкой в доме, а на меня смотрела как на дурацкое растение, которое должны выкинуть ко всеобщей радости. Теперь-то, после телепередачи, она наверняка уже заготовила метлу, чтобы вручить ее Андрею для выметания сора из дома. "Выметать сор вовремя", - было ее любимым выражением, на дню она повторяла его раз десять, не меньше.
У меня явилось сильнейшее желание собрать поскорее вещички и удрать, а потом потихонечку вернуться. Желание совершенно глупое и детское, но ничего умнее в голову не приходило. Я всё сильнее ощущала, как вокруг меня копится аура черноты и холода. Страх… Он пронизывал каждую клеточку моего тела, и мне хотелось завыть по-звериному, как выл Олежек.
Орас приехал домой один - никто из доверенных лиц или телохранителей его не сопровождал. Обычно, возвращаясь в любое время дня и ночи, Андрей непременно, хотя бы на несколько минут, заходил в кафе внизу. Это действие сделалось почти ритуальным. Сегодня он этого не сделал. Стоя у окна, я видела, что он отогнал машину во двор, а не поставил в гараж, будто собирался еще куда-то ехать. Стукнула дверь внизу, шаги раздались на лестнице, потом в коридоре и наконец на кухне. Я ожидала, что он явится в гостиную, но прошла минута, другая, Андрей так и не пришел. Я отворила дверь в коридор с чувством, что кто-то волочет меня на аркане, и уже приготовил нож для моей глупой шеи. Я чувствовала как с каждым шагом веревка затягивается, шею сдавливает так, что невозможно дышать.
Андрей сидел в причудливом деревянном кресле, где обычно помещалась Клара, и смотрел остановившимся взглядом прямо перед собой.
- Что ты делаешь?
Он повернулся и, склонив голову, взглянул на меня снисходительно-иронично, будто удивился, что я еще могу говорить.
- Варю кофе, - ответил он.
- Давай я…
- Ты не умеешь, - он дернул узел галстука. - Ты видела передачу?
- Конечно.
- Господин Суханов произвел на всех неотразимое впечатление несмотря на чепуху, которую молол.
- Но он не выглядел жалким.
- Разумеется, он был неотразим, - губы Андрея скривились. - И он говорил правду?
- О чем?
Он не ответил, лишь продолжал пристально смотреть на меня. Я хотела сказать "нет" и не могла, будто петля захлестнула горло. Я силилась перебороть себя и беззвучно, по-рыбьи, открывала рот.
- Значит, правда, - Орас отвернулся. - И ты клянчила для него деньги на лечение. У меня! - он зло рассмеялся.
Наверное, со стороны содеянное мной выглядело ужасно. Я была безмерно виновата. Ну так что же - умирать мне теперь из-за моей вины?
- Ты же всё знал! - мне показалось, что вместе с криком я выхаркнула застрявшую в горле занозу. - Ты же сам мне об этом говорил… Намекал…
- Что?.. А, ты о том разговоре? Милая, я просто не слишком удачно пошутил тогда. Выпей я литр водки, мне бы и тогда в голову не пришло, что ЭТО может быть правдой.
- А всё и не правда! И всё не так! Да, я была у Вада один раз… Но это… это не считается. Я же не любила его никогда. Клянусь! И потом у нас с тобой тогда еще ничего не было…
Андрей глянул на меня искоса:
- Нормальных мужичков в городе не осталось, обязательно было с уродом трахаться?
- Андрей, ты ничего не понимаешь!
- Где уж мне… Теперь скажи-ка, милая, чей ребенок? Мой… или… его?
- Мне кажется - твой… - выговорила я очень тихо.
- Ей кажется! Нет, это просто замечательно! Потрясающе! Ты что, сама не знаешь? - его рот скривился в брезгливой гримасе.
- Андрей, я надеюсь…
- Ладно, хватит трепаться, - он хлопнул ладонью по столу. - Я сейчас позвоню в больницу, а ты иди и собери необходимое. И учти… - Он не договорил и с силой стиснул зубы, будто испугался слов, которые готовы были сорваться с его губ.
- Андрей, ну почему сейчас? Неужели нельзя подождать до утра? - я всё еще пыталась ускользнуть, вырваться, вновь возникла нелепая мысль о бегстве неизвестно куда.
- Если мы поедем в больницу завтра, нас будет поджидать целый рой репортеров. На входе и на выходе.
- Андрей, а вдруг это твой ребенок?
- Слушай, Ева, я никогда не полагаюсь на "авось" НИ В КАКИХ вопросах. Я тебе доверял, милая, мне было плевать на всех твоих прежних мужей и любовников. Но такой подлянки я от тебя не ожидал. Хочешь еще что-нибудь сказать?
- Да… Почему надо непременно его убивать?
- У меня уже есть один больной ребенок - мой собственный. Мне совершенно ни к чему еще один урод. Чужой.
- А если это твой ребенок? Если ты убиваешь собственного ребенка? В конце концов, можно сделать генетический анализ…
- Милая моя, я не буду рисковать.
Да, конечно, он был прав. Невыносимо прав. И невыносимо жесток. И я ни в чем не могла его обвинить. Ни в чем… Как ни старалась.
7
Мы сидели в коридоре. По черным стеклам каплями стекали блики уличных фонарей. Где-то однообразно хрипел мотор, не желая заводиться. Синеватый кафель на стенах и на полу наводил на мысль о морге. Молодая красивая докторша в голубом прошла по коридору, одарила Ораса ослепительной улыбкой и проворковала:
- Подождите минуточку, сейчас приглашу.
Дверь за нею закрылась. Я искоса взглянула на Андрея. Он досадливо морщился и нетерпеливо поглядывал на часы. Как я могла позабыть одну простенькую вещь: Орас - князь, а я всего лишь мартинарий. И сейчас для успеха ему нужна моя боль, максимум энергопатии, и он сделает всё, чтобы выжать из меня энергию страдания до последней капли. Я смотрела на него, и меня переполняла невыносимая жалость, потому что в ту минуту он показался мне тоже ущербным калекой. Душа его напоминала иссушенную плодородную почву, которую требовалось постоянно орошать чужими слезами. Ну что ж, он получит всё, что хочет.
Белая дверь отворилась, и выглянула докторша. Она выразительно глянула на меня и произнесла: "Заходите" таким тоном, будто приглашала позавтракать. Я шагнула вперед, и Андрей запоздало тронул меня за плечо.
- Не волнуйся. Всё будет хорошо…
Мысленно я попросила: "Только не говори про миллионы женщин, которые проходят через это".
К счастью, он ничего больше не сказал.
"К счастью, к счастью, к счастью…" - это неуместное выражение застряло у меня в голове как гвоздь. Раздеваясь, я шептала: "К счастью, к счастью, к счастью…"
К счастью, меня уличили в моей подлости и сейчас казнят…
Подойдя к эшафоту, я спросила:
- Обезболивание будет?
Врачиха пожала плечами:
- Ночью нет анестезиолога.
- А как же?..
- Ничего, потерпишь…
…Пытка длится бесконечно. Кажется, еще секунда, и уже невозможно будет терпеть, но секунда проходит, и ты почему-то не умираешь, и боль вновь переполняет тело. Холодный пот жирными каплями пропитывает кожу, она отлипает от мяса и превращается в мешок, в котором корчится тело…