* * *
Газета А-Арец
Началось совещание министров иностранных дел СССР, Франции и Англии в Париже по вопросу о "плане Маршалла". Мнения экспертов прямо противоположны, от закабаления США всех стран, кто согласится, до будущего всеобщего процветания. В любом случае, это касается, в первую очередь, Европы. Нам улучшения жизни никто не обещает. Пока что, концепция Бегина, получившая название "социальное рыночное хозяйство", делает основной упор на слово "рыночное", а не на термин "социальное".
27 июня 1947 г.
* * *
Башня танка медленно развернулась, грохнул выстрел. Фонтан земли взлетел в ста метрах от валуна, приспособленного под цель. Народ радостно зашумел, деньги переходили из рук в руки. Из танка вылезли расстроенные наводчик с заряжающим. Ставки росли прямо на глазах. Команда, выбившая лучший результат, станет новым экипажем. Танков у нас всего два. Большой почет и уважение им обеспечены во всей округе. Водитель с пулеметчиком стояли рядом с гордым видом. Эти уже доказали свое умение. Толпа, состоящая из солдат моего батальона, "Тигров", местных жителей и вообще непонятно кого, устроила натуральный тотализатор, как на ипподроме. Были официальные фавориты и закулисные интриги. Ей Богу, как дети, за неимением других зрелищ бурно радуются на стрельбу. Мало им этого в жизни.
На церкви ударил колокол, все разом замолчали и обернулись. Снова удар. Что-то случилось.
– Построится! Ты, – кричу водителю, – Танк к казарме.
Десять минут бешеного бега. Во дворе штаба уже собрались толпа. Офицеры, солдаты, жители города. На земле лежат двое связанных.
– Что случилось?
– Только что привезли Канавти. Возле лагеря переселенцев Дерейши колонна была обстреляна из гранатометов, пулеметов и автоматов. Двадцать два человека погибли. Черкесы из охраны не растерялись и дали отпор, даже пленных взяли. Виктор тяжело ранен в живот. Сейчас в операционной.
– Кто они?
– Молчат, но одного узнали. Он из Нацерета, христианин, значит, живет в лагере.
– Кто послал? – рычит комбат-2 Мишель Батарсе и начинает бить лежащего ногами.
– Подожди, оттаскиваю его. – Так ты его быстро убьешь, а мы будем медленно резать на куски. Отрубим руки и ноги и бросим собакам, а потом займемся вторым. Хочешь? – кричу ему в лицо. – Мишель, неси топор…
Он попытался плюнуть в меня, но второго пробрало всерьез, когда он увидел топор.
– Нам приказали! – кричит в истерике.
– Кто?
– Джордж Саббах, глава лагеря Дерейши. Он сказал, что Канавати продался евреям, ему нельзя верить.
– Этих, – плюнув в сердцах, говорю, – повесить на въезде, чтоб все видели. Посторонние – пошли вон! Вы все – бегом наводить порядок в своих подразделениях и построить всех через десять минут перед штабом. Зияд – останься. Где старший сын Виктора, Рамиз?
– На дороге в Рамаллу со своей ротой, на КПП.
– Людям нужен вождь, я на эту роль не гожусь, по гражданству. Быстро, в машину и привезешь его к лагерю, мы выступаем сразу.
– Ему всего девятнадцать!
– Он из рода Канавати и для него пришло время стать настоящим мужчиной. Кто мне говорил, что род – главное? Ты? Вот и действуй, объясни ему по дороге, что он должен заменить отца до его выздоровления. Только драки между христианами нам не хватает. Надо давить бунт в зародыше.
Мы обложили Дерейши со всех сторон и потребовали выдачи убийц и Саббаха. Парламентеров, вместо ответа, обстреляли. В лагере проживало 15 000 гражданских, "гарнизон" лагеря состоял из 1 500 боевиков.
Нас было не больше. Поэтому прямой штурм исключался. К вечеру прибыли орудия и тяжелые минометы. Вместе с ними приехал Рамиз. Он толкнул речь перед строем, сообщив, что отец поправится и, объявив кровную месть всему семейству Саббахов и не пожелавшим сложить оружие жителем лагеря Дерейши. Потом он попросил разговора с глазу на глаз.
– Врачи говорят, что отец поправится, – сказал он. – Его вывезли на самолете в Западный Иерусалим. У меня нет его опыта, но заменяю его я.
Он смотрел на меня в упор, ожидая возражений.
– Я согласен. Если я возьму командование на себя, это и будет выглядеть, как будто здесь всем заправляют евреи. Возможно, они этого и добивались – ответил я.
– Вот именно. Отец много говорил со мной, как он видит будущее нашего клана и наших людей. Не все мне нравится, но против его воли я не пойду. Я знаю, что мне не хватит знаний, чтобы победить, и я буду слушать твои советы. Но решаю я, и это гнездо убийц мы должны выжечь до основания!
– Договорились. И для начала пойми, что идти на штурм – это бессмысленно положить половину "Тигров". У нас не больше вооруженных людей, чем внутри. А еще надо прикрыть от подхода подкреплений, почти наверняка они договорились или с Фейсалом, или с кем-то в Иерусалиме. Пустить танки в эти кривые узкие улочки – только губить технику. Их элементарно подобьют из гранатомета с любой крыши или из окна. Поэтому, мы сейчас начнем обстрел лагеря артиллерией. Это займет неделю-две, но потом то, что останется, методично сравняем с землей – дом за домом. Ты прав, выжечь их необходимо. Все это время они стояли в стороне и не помогали даже в критический момент.
– Я тебя понял, – сказал он задумчиво. – Я подожду, но ты помни, даже если Саббах завтра сдастся, я ничего не отменю. У общины не может быть две головы. Одну мы отрежем.
Я не знаю точно, но, вроде бы еще не было такого, чтобы осаждающих было меньше, чем осажденных. Мы стали первопроходцами в этом деле. Уже на вторые сутки, ночью, они попытались прорваться, и были легко отбиты. Под звуки методичного обстрела, весь лагерь был окружен окопами, с расчетом круговой обороны. Полностью перекрыть периметр лагеря было невозможно из-за недостатка людей, но мои ветераны 2 мировой хорошо выучили, что такое приготовленная к атаке линия укреплений. Каждая рота прикрывала соседей огнем и имела запасные позиции. Скорее всего, их не пробили бы и немцы без серьезной подготовки. Эта арабская самодеятельность никуда не годилась. Нарвавшись на колючую проволоку и противопехотные мины, они быстро потеряли энтузиазм, а когда открыли огонь пулеметы и минометы отступили, потеряв пару сотен человек.
Еще через день из Иерусалима мы были атакованы совместно сирийскими, и местными, мусульманскими отрядами и теми христианами, которые еще не сбежали в Бейт Лехем и смогли договориться с кланом Хусейни. Тут, наконец, дождались своего звездного часа наша бронетехника. Что-то в этом роде мы ожидали с самого начала. Вся техника была собрана у КПП и закопана ночью, так что со стороны рассмотреть ее было невозможно. Оба атаковавших броневика сразу подбили из безоткаток. В боекомплекте танков не было бронебойных, только шрапнельные снаряды. Когда они вылезли из укрытий, арабы обезумев от страха, вместо того, чтобы залечь и укрыться, удирали от танков вверх по пригорку. Картечь, изрыгаемая из стволов орудий, скосила несколько десятков человек. Потом, на глазах всего города, танки демонстративно утюжили не успевших разбежаться.
Утром к нам прибыла делегация Красного Креста в сопровождении взвода англичан. Они просили обеспечить вывод гражданского населения в Иерусалим. Рамиз встал на дыбы, и с большим трудом удалось убедить его выпустить женщин и детей, и только после проверки. Уж кто есть кто, и чем сосед дышит, прекрасно было известно. Так что с 12 до 2 объявляли перерыв, выпускали очередную порцию женщин и детей, проверяли документы. Потом продолжали сносить дома и укрепления из гаубиц. Несколько раз, особенно вначале, в толпе пытались пробраться мужчины. Таких уводили подальше от глаз Красного Креста и расстреливали, если только они не могли сказать что то интересное.
* * *
Мы сидели, обсуждая ситуацию и наши действия. Дерейше сдаваться не собирался, а снарядов для гаубиц, при таком расходе, осталось на пару дней, когда затрещала рация: – Командир, тут к посту подъехал какой то американец. Тебя видеть хочет.
– Рамиза, что ли?
– Нет, он говорит, ему нужен офицер, командовавший на Маале Адумим. Там, говорит, не араб сработал.
Так, похоже, дождались. Ну, посмотрим, кто это по наши души заявился.
– Пропусти его, только с сопровождающим, и прямо к нам.
– Понял, – сказала рация и отключилась.
– Может, мы этого любопытного тихо закопаем? – безмятежно спросил Абдул, – проводя ладонь по горлу. – Трупов много, одним больше, одним меньше.
– Не стоит, – ответил я, – если он из разведки, наверняка, сказал куда едет. Послушаем, чего это американцам от нас понадобилось…
Через четверть часа подъехал джип. Из него вылез высокий загорелый блондин, подтянутый, спортивного вида, лет под сорок, в полувоенной одежде со множеством карманов. Демонстрируя ослепительную американскую улыбку, на тридцать два зуба, он энергичным шагом, направился к нам.
Взгляд его быстро перебегал с лица на лицо. Мы-то привычные, а постороннего вид рассевшихся на холме, должен был непременно смутить. Изрядно грязные, небритые, одетые в совершенно не сочетающиеся вещи, с кучей разнообразного оружия. На мне были хорошие американские ботинки, зашитые на заднице брюки от иорданской формы и обычная рубашка, темно-серого цвета. Зато на немецкой кепке скалился тигр. Остальные выглядели не менее живописно. Общим в нашем виде были только значки с тигром.
Я жестом предложил ему сесть и ожидающе уставился ему в переносицу. Он улыбнулся еще шире и, протягивая руку, сообщил:
– Я Роберт Томсон, американский журналист, пишу статьи про проблемы Ближнего Востока для Вашингтон Пост, сотрудничаю и с другими изданиями, в том числе с Лос-Анджелес Таймс и Торонто трибун. Очень известные издания, влияющие на общественное мнение.
– Извини, я плохо говорю по-английски, – ответил я. – По-немецки лучше, но тоже не свободно. Может русский или иврит?
– Нет проблем, – сообщил он, и повторил то же самое на иврите.
– И что понадобилась от нас американским читателям? – пожимая ему руку, со скукой в голосе спросил я.
– Я начал писать статьи еще в 30-х годах, до образования Израиля, потом был военным корреспондентом в Северной Африке, освещал события во время высадки наших войск, в Италии и Франции. После войны я вернулся и уже второй год сижу в арабской части Иерусалима. В последнее время, явно прослеживается изменение поведения христианских отрядов. Я достаточно видел и слышал, чтобы понимать, что это действуют не местные партизаны, а профессиональные военные. Вот, я и хочу взять интервью у вас, с целью узнать, почему евреи неожиданно вмешались в арабские разборки.
За спиной у меня явно напряглись, хотя, вроде, никто не двинулся.
А ты не боишься, такие вопросы задавать? – с интересом спросил я. – Зачем нам тут всякие американские разведчики? Вот отведем тебя в овраг, стрельнем, и никто не узнает, кому ты под руку попался. Тут, в окрестностях Иерусалима, много разных вооруженных людей бродит.
– Надеюсь, что до этого не дойдет, – серьезно ответил он. – К разведке, я не имею никакого отношения, вы можете проверить, мое имя и статьи достаточно известны.
Я посмотрел на Омера через его голову. Тот утвердительно кивнул.
– А если наша встреча закончится положительно, простые американские люди получат возможность прочитать вашу точку зрения на происходящее. Вам это должно быть интересно.
– Ты ошибаешься, – сказал я, мысленно ухмыляясь. – Мы не евреи. Смотри!
Я расстегнул рубашку и вытащил наружу подаренный мне Виктором кипарисовый крестик. Он долго поливал мне мозги, из какого священного место это дерево и что для него очень важно оказать мне услугу, осветив его специально, до преподнесения подарка, в Храме Гроба Господня. Чтобы его не обижать, я одел, да так и ходил. Вес не большой – привыкаешь и перестаешь замечать.
– Смотри, – сказал я, обводя вокруг себя рукой. – Это мои офицеры. Вот этот – Абдул, черкес-мусульманин. Этот – наш артиллерист Берт, бур-протестант.
– Кто? – потерянно спросил журналист.
– Из Претории я, – подал голос Берт.
– Вот этот – Ян, поляк. Этот – Зияд, араб-христианин, ты вроде католик?
– Да, – подтвердил он.
– А этот, Омер – ливанец. Я сам русский-православный. Тут, конечно не все, есть и другие. Мы, действительно профессиональные военные. Французский иностранный легион, польская и советская армии, войска доминионов, иорданская… Ни у кого нет меньше двух лет войны, но мы не евреи. Давай, мы с тобой договоримся, я тебе подробно расскажу, чем мы занимаемся и почему, ты можешь задавать вопросы, только никаких имен ты печатать не будешь. Если будет что-то, что мы не хотим видеть в газете, я тебе скажу. Не всем, из нас нужна международная слава. И если я узнаю, что ты нарушил нашу договоренность, не обижайся. Оврагов кругом много…
Томсон весь подобрался, первая растерянность прошла, глаза горели азартом.
– Да, я согласен…
– Ладно, пару минут. Мы, вроде, все решили? Зияд, подожди, потом отведешь нашего гостя к Замиру. Омер, останься, может, потребуется перевод. Остальные свободны…
Ну, и что ты хочешь услышать? Что твориться в Иордании последние два года сам должен прекрасно знать, если журналист хороший. Власти в стране больше нет. Король ничего не контролирует, даже Амман. Мусульмане режут христиан. Черкесов тоже не забывают. Ты про Джифну слышал, как там все население перебили?
Он кивнул.
– Да, фотоснимки печатали во многих газетах.
– Это мы снимали. Стараемся все такие случаи документировать и фотографировать. Если остались живые свидетели, записываем их рассказы и передаем все это газетчикам. Только их это не очень волнует. Как воняют тела, в Айове нос не чувствует. Потом Омер тебе отдаст пару килограммов документов, посмотрим, что ты напишешь…
Кто мы такие? Я служил в советском Еврейском Легионе, капитан. В конце войны не сошелся с коммунистом во мнении, могли посадить лет на десять. Дезертировал. Через знакомых попал в Израиль, в пограничную охрану. Насмотрелся там, на поведение мусульманских бандитов, когда людей на куски рубят. Да, ты что-то спросить хочешь?
– Ты сказал, что по национальности русский. Как ты попал в Еврейский Легион?
– Направили, – пожимая плечами, ответил я. – Там, под конец войны, было много русских. Потери были большие, вот и направляли. Национальная часть в СССР – это очень подозрительно, надо разбавлять своими людьми и политруками, для контроля за настроением у солдат. В тех же прибалтийских дивизиях меньше половины латышей и литовцев было.
Канавати, когда понял, что ему не отбиться, обратился к израильтянам, просил о помощи оружием. Не знаю, кто там решал, только отказали, не хотят ссориться с англичанами. Зато вспомнили про меня и таких, как я. Тех, кто еще не навоевался, да и как-то не очень в жизнь местную вписывается. Предложили помочь на добровольных началах. Вот я и собрал людей. Кто-то знакомый, у него свои знакомые…
Врать не буду, есть среди них и евреи. И, вообще, есть самые разные люди. Вот Ян, сержант из польской армии Андерса, женился на еврейке. Только, для местных, все, кто с той стороны – евреи. Мы, вначале, думали, что будем работать как инструкторы – обучать воевать, но тут так нельзя. Если командир стоит над душой, будут слушаться. Отвернешься – уже отдыхают. Так что ходим и на операции и командуем. Потом к нам присоединились черкесы и кое-кто из местных. Вот, Зияд из Бейт-Лехема.
– Вы наемники? – с подозрением спросил Томсон. – Деньги получаете?
– Откуда у этих феллахов нормальные деньги, – засмеялся я. – Разве что на сигареты… Мы хотим им помочь выжить, – без нас их просто уничтожат.
– А что происходит, вот здесь? – он показал на развалины лагеря.
– Может, это выглядит не очень красиво, но вполне справедливо, – ответил я. – Саббах приказал убить Виктора Канавати. Он тяжело ранен и в больнице. Нападавших поймали и потребовали выдать пославшего убийц. Они отказались. Надеюсь, такому специалисту, – я подчеркнуто выделил тоном иронию, – по нравам Ближнего Востока, известно, что такая кровная месть? Пока отца нет, Замир его замещает. Не в нашей воле отменить его приказ, да я и стараться не буду. Он в своем праве.
– И вы не имеете связи с Израилем?
– Почему, имеем, – спокойно ответил я. – Существует открытый коридор на границе, который мы контролируем. Христиане из анклава в Израиль продают продукты. А израильтяне боеприпасы и прочее необходимое снаряжение. На сегодняшний день мы у Израиля в долгу, и они нам отпускают в кредит, с прицелом на будущее… Вот только как раз это писать не надо. Начнется шум, нам прикроют поставки, а погибать из-за отсутствия снарядов, как-то не хочется.
– А гаубицы? – остро глянул он на меня.
– Орудия трофейные. У Фейсала отбили, – не моргнув глазом, сообщил я и широко улыбнулся, – пусть приходят и еще приносят, половина здешних феллахов трофеями вооружена. Мы уже и не знали, что с лишним делать…
– И что смогут получить со здешних жителей, за подобные долги, израильтяне, – он посмотрел выразительным взглядом на развалины внизу.
– А вот это вопрос не ко мне, – заявил я. – Спрашивай Виктора. Политика и будущие проблемы мне не интересны. Я военный и решаю военные задачи. Надо, взять поселок или остановить колонну, всегда к вашим услугам…
Глядя в спину Томсона, которого Зияд повел пообщаться с Замиром, Омер задумчиво сказал: