18 июня 1934 г в город нагнали почти полторы тысячи солдат и полицейских, Жителей домов вывели силой, кто сопротивлялся – прикладом по роже, и армейские саперы три недели сносили дома. Проложили через касбу две шоссейные дороги. Сейчас в Израиле, в городах, построенных еще до массового приезда евреев, только в одном месте нет старого района. В Яффо. Было еще несколько случаев сноса деревень после обстрела воинских подразделений из них.
Арабы хотели сделать хуже нам, а сделали хуже себе. Везде, где они работали, теперь принимали на работу евреев. Даже если бы они захотели вернуться, место уже было занято. Хайфский порт перестал работать? Моментально начали строить еще один, возле Телль-Авива. А докеров набрали в Салониках. Там очень давно жила еврейская община, специализирующаяся на морских перевозках и рыбном промысле. У нас, даже сейчас, ткни пальцем в моряка или портового рабочего – обязательно из Греции.
К 1933 году, – продолжил он, опрокинув очередную кружку, – я дослужился до заместителя полиции Хайфского района по технической части. Начальник, естественно англичанин был, а заместитель еврей. Они хоть и создавали "еврейский дом", но про контроль не забывали.
У меня в подчинении было все, что имело отношение к оборудованию, починке, снабжению. Очень хорошая должность, – довольным тоном сообщил он. – Все через меня шло. Хочешь новую машину, починить старую или поломал какую мебель, лупя об нее головой подследственного – все ко мне. Или конфискант. Тут решать надо, что можно в управлении оставить, что в продажу пустить.
Уж я насобачился, инструкциями вертеть. Кому хочу дам, кто мне неприятен – зажму. И позвал меня как-то Меер в гости. Это уже начало 1934 г было… Да, февраль. То, что творилось в стране, никого не устраивало. Армия может воевать с армией, а ловить людей, когда он выстрелит в проезжающий автобус, винтовку быстренько в заранее приготовленную яму спрячет и продолжает ковыряться в земле, как ни в чем не бывало, она не способна. Разве что, как немцы, всю деревню спалить. Так это только хуже. Кровная месть у арабов на первом месте.
Полиция даже в городах не справлялась. Заходит такой, нормально одетый, просит попить, а когда спиной поворачиваются – стреляет. Двух еврейских медсестер, работающих в арабской больнице, прямо на улице вечером убили. Никого не нашли. Вот и требовали руководители Эцеля начать отвечать ударом на удар.
Только это легче сказать, чем сделать. Оружие надо, и много. Ну и сделали мне предложение, как старому знакомому. Там, где списывают, или под пресс пускают поломанные или конфискованные стволы, из двух не работающих можно сделать один стреляющий, а списать оба. А возможности у меня были. Да мои ребята, если им правильно намекнуть, тоже не против помочь были. И с таможенниками у меня возможность договориться была. Им необязательно знать про оружие было. Мало ли что в бумагах пишут, надо только вовремя глаза закрыть, особенно, если платят неплохо.
Национальный еврейский комитет принял решение ввести дополнительный добровольно – принудительный налог на всех евреев, по состоянию здоровья или по иным причинам не участвующих в "Хагане" и "Эцеле". Так что деньги были. Теперь уже не было разделения, между тобой и твоим вчерашним товарищем из другой партии, потому что кто-то думает иначе. Кровь у всех одинаковая.
В июле 1934 г арабы угнали британский полицейский автомобиль-фургон, у них также имелось несколько припасенных полицейских униформ, так что никому не пришло в голову их останавливать. В укромном месте машину набили взрывчаткой и удачно припарковали прямо у центрального входа в газету "Палестайн Пост". Взрыв был страшным. Все стекла в окружающем квартале выбило, внутри здания рухнули перекрытия. Повезло, что время было обеденное, и почти никого в доме не было. Только охранников побило обломками.
Это нуждалось в ответе. И тут, как раз, случилась большая удача. Разведка "Эцеля" засекла собрание в арабском квартале Катамон, а гостинице. Опознали Хусейни, муфтия Иерусалима, главного подстрекателя, которого давно уже разыскивали и англичане, и евреи. А, кроме того, там был Абдель Кадер, из его клана, очень известный в те времена командир и еще с десяток их товарищей. Время было мало, очень боялись, что они успеют уехать. Вот и сработали по той же схеме. Полицейская машина, полицейская форма и бидоны из под молока, набитые толом.
Он скрипуче засмеялся.
– Та, еще история, с бидонами. Ты, наверное, не видел, в городах выставляют на порог пустой бидон, подъезжает молочник и меняет на полный. Вот мы их и своровали. Трясешься не столько с того, что поймать могут – это мелочь, в конце концов. Ужасно, что тебя, взрослого человека и на не маленькой должности, кто-то знакомый увидит за таким занятием… В общем, затащили бидоны в подвал, поставили у несущих колонн и быстренько рванули оттуда. Когда взорвалось, дом буквально сложился внутрь. Тридцать семь человек погибло и наши цели тоже.
И тут я влип. Слишком много следов осталось, машины, форма, взрывчатка со складов. Через два дня меня уже следователи кололи. Только ничего они не доказали. Все следы ко мне, а доказательств ноль. Показаний никто не дал, отчетность по складам в порядке, никто меня не видел. А за каких то боевиков я не в ответе. Ну, доказать не доказали, а выгнали с работы со страшным пинком в зад. Похоже, мне хватит, в голову ударило, – неожиданно закончил он, закручивая пробку у канистры. – И тебе тоже. Праздник, праздником, а вставать и работать завтра рано.
– Послушай, – сказал я, – а ведь, если подумать, они ведь в своем праве. Приехали чужаки, землю забрали и хотят сами править. С какой стати?
– Ты это черкесам скажи, – которые в Израиле и Иордании живут, – сердито ответил Ицхак. – Приехали русские на Кавказ, все отобрали, выгнали и желают править. Их что кто-то звал? Нет. Можешь то же самое сказать каким-нибудь вогулам или казахам. Вся разница, что вы это сделали на пару столетий раньше. Все уже привыкли, что это русская территория, а мы только вчера хозяевами стали. Через двести лет никто и не вспомнит, что был такой Хусейни.
А землю мы до образования государства никогда и ни у кого не отнимали. Покупали здешние пески и камни, по цене в десять раз дороже, чем чернозем в США. Там сто долларов, красная цена, а здесь тысяча за такой же кусок. Даже за никогда раньше не обрабатываемые земли, что англичане давали, платили. Кстати, те же черкесы из Абу Гош, прекрасно себе живут в Израиле. Когда драка началась, они сразу парламентеров послали и к евреям, и к арабам. Не трогайте нас, и мы будем сидеть тихо. Так тот самый Абдель Кадер наказать захотел отступников. Вот теперь они в ЦАХАЛе служат, а он на кладбище лежит…
А вообще, – после паузы, заявил Ицхак, – это наша земля, так и в Танахе сказано…
– Ты же в Бога не веришь! – изумился я.
– Не верю, – спокойно ответил он. – Не верю в Бога, которому есть дело до того, мажу ли я хлеб маслом, прежде чем положить на него колбасу или нет. А все-таки, – задумчиво сказал Ицхак, – Когда начнут помирать мои старые знакомые, я на всякий случай попрошу: – Зяма, ты скоро будешь на небесах, там встретишься с НИМ, так вот, если он спросит про меня, то ты меня не видел и вообще не знаешь…
Но, если без шуток, чтобы быть борцом за свободу необязательно верить в Бога. Все военные действия в Палестине направлялись и осуществлялись атеистами, а религиозное еврейство, которое не было против, а есть и такие, которые были против, ограничилось поддержкой.
Анекдот такой есть: Пожилой еврей всю жизнь молился Богу, вымаливая себе крупный выигрыш в лотерею. Каждый день он исправно возносил молитву с этой просьбой, пока, наконец, не достал этим Бога окончательно. В очередной раз Бог явился таки к нему и взмолился: "Хаим Абрамович! Ну, дайте же мне хоть один шанс! Купите хотя бы один лотерейный билет!".
Так что не надо ждать милости от Бога, если он не против будет – все у тебя получится, если сам постараешься. А в Танах я верю. Ты его читать не пробовал?
– Пробовал, ничего не понял. Там совсем не разговорный иврит.
– Ну, это со временем… Каждый может найти для себя. Один – повод для антирелигиозной пропаганды, другой – высокую поэзию, третий – зубрит бессмысленно всю жизнь. А вот если выбросить поэтичные красивые приукрашивания, там все очень ясно и понятно. Предки наши пришли из Месопотамии, пасли овец, пока голодуха не началась. Потом часть ушла в Египет. Потом вернулись. Местных резали и с местными смешивались. Ничего особенного. В истории таких примеров полно.
Одно изгнание, с возвращением, второе. Если человек возвращается после войны на свое пепелище и снова ставит дом на старом месте, что его осуждают? Нет, уважают. А народ не человек. Если через две тысячи лет захотел вернуться, значит, это не один умник придумал, это общее желание. Не знаю, что думают о нас те арабы, которые остались в Израиле, но не хуже нас живут, по тем же законам. Никто от них не требует нашивать на одежду отличительный знак, хоронить умерших в тишине, дабы правоверные не услышали их траурных молитв и рыданий, не запрещают строить дома выше еврейских, и не пользоваться лошадьми, заменяя их мулами, либо ослами.
– Э… при чем тут лошади? Никогда не слышал, чтобы немцы про лошадей, что-то говорили?!
– А это не немецкие законы, – усмехнулся он. – Это статус иноверца на мусульманской земле, там еще масса правил. Не только для еврея, но и для христианина. Халиф Омар, семьсот какой-то год. Кое-где дожило до наших дней. Можешь своего Абутбуля порасспросить. У них в Африке это местами входу до сих пор.
* * *
Газета А-Арец
Отставка правительства Черчилля! Эттли сделал заявление, что политика в отношении Израиля не изменится. У нас это вызывает, скорее, опасения, значит, заигрывания с арабскими странами и с иорданцами продолжатся за наш счет.
Газета Коль Ха-ам
Правящие круги Израиля, поддерживаемые империализмом, и прежде всего английским, мировой реакцией и сионисткими заграничными кругами, продолжают агрессивный действия в отношении свободолюбивых народов Ливана, Сирии и Иордании вместо того чтобы стремиться к заключению добрососедских отношений.
27 июля 1945 г
* * *
Грузовик ехал по улице Герцеля. Это такой стандарт, вроде улицы Ленина в Союзе. Наверняка, сейчас будет поворот на улицу Жаботинского. В Израиле самое главное не перепутать, карта какого города тебе нужна, а то заедешь не туда. Все названия одинаковые, дома типовые.
На перекрестке торчали знакомые люди. Лейтенант Лунц, из второй роты, радостно продемонстрировав полный рот железных зубов, при виде меня, показал:
– Вам направо, через два квартала тебя давно дожидается капитан.
– А с чего это ты так обрадовался? – подозрительно поинтересовался я.
– Так вы спереди станете, теперь можно отдыхать, мы-то с утра, надоело уже.
Опа! Как я ошибся! Улица вовсе не Жаботинского, а Рамбама. Но тоже не оригинально, хотя реже встречается.
– Похоже, прибыли, – сообщил шофер, – Вон и комбат стоит, можете выгружаться.
– Так, – сказал я, обращаясь к своим, – вылазим, никуда не расходимся, пойду выяснять, что делать будем.
Изя стоял у доджа, задумчиво уставившись на крыши. Какой то он был сегодня на себя не похожий, грустный.
– Товарищ капитан, лейтенант Томский…
– Оставь, – сквозь зубы процедил он. – Вижу, что прибыл. Сколько у тебя там? Человек двадцать?
– Два отделения – восемнадцать человек, двое в карауле. Что случилось-то? Пришел грузовик, шофер без понятия, зачем, и насколько.
– Ну, это как посмотреть, может и ничего не будет, если нам повезет, а может и чего будет, если сюда попрут.
– Кто попрет?
– Вот здесь, – показал он в сторону домов, – находится город Цфат. Надеюсь, ты в курсе, куда приехал. Один из четырех священных городов Эрец Исраэль. Проблема, в том, что здесь, в этом районе города, живут хасиды. Ты знаешь кто это?
– Сильно религиозные еврейские сектанты, – бодро отрапортовал я.
– Ну, где-то так, – задумчиво сообщил он. – Сегодня с утра, молодые придурки рейсовый автобус забросали камнями, потом перевернули и сожгли… Не положено в субботу транспорту ездить.
– Так в чем проблема, – удивился я. – Пусть в этот район по субботам не заходит.
– Ну да, – саркастически сказал он. – А завтра они поселятся в соседней квартире, и будут требовать, чтобы и в наш район автобусы не ходили. И главное, по субботам никакой работы выполнять нельзя, даже спичку поджечь, а автобусы переворачивать и поджигать, да камнями кидаться им религия почему-то не запрещает. В-общем, понаехала полиция, особо ретивых повязали, после чего собралось толпа, на несколько сотен человек, уже не только из молодых, и пошла в центр города, требовать выпустить, бедных ребятишек. Еле ее остановили и разогнали. Теперь полиция, там, внутри, порядок наводит, а мы должны перекрыть улицы и обеспечить оцепление района. Твоя задача никого не пропускать, ни туда, ни обратно.
– Ну и что мне делать, если толпа пойдет? Стрелять же нельзя?!
– Медленно отходишь, в ту сторону, откуда приехал, к Лунцу, и вызываешь подмогу. Не волнуйся, тут уже столько нагнали полиции и пожарных, что им не поздоровится. Когда напором воды сшибает, уже совершенно не хочется дальше гулять.
– А что это ты такой не веселый? – осторожно спрашиваю.
– Сегодня приходит транспорт в Хайфу. Яков возвращается из Италии, демобилизовали.
– Поздравляю!
– А, – отмахнулся он. – Вчера весь день готовились, к возвращению блудного сына, я должен был поехать его встречать, а теперь торчу здесь из-за этих придурков. Задача ясна? Я поехал проверять остальных…
– Ни ху… себе! – сказал я с восторгом. В первый раз такое чудо вижу.
Изя обернулся. В нашу сторону деловой походкой направлялся изумительный экземпляр в меховой шапке, длинном черном одеянии и брюках по щиколотку. На лодыжках одеты замечательные, белого цвета чулки.
– Рот закрой, – посоветовал Изя. – Вот это и есть представитель сильно религиозных еврейских сектантов. Может, сатморский хасид, а может еще кто. Я их плохо различаю.
– А в чем разница?
– Это они только знают. У каждой банды свой святой. Только он и говорит правильно, все остальные ничего не понимают. Еще и должность по наследству передают.
– А почему он шубу летом не одел? – с интересом спросил я.
– Шубу, не положено, а вот шапку снимать круглый год нельзя. Чулки тоже не просто так – белое символизирует чистоту и святость, – пояснил он.
– Пизд…! – восхищенно сказал я, – С такими я еще не сталкивался… – Голова-то у него на жаре не потеет?
Товарищ хасид остановился перед нами. Вблизи, он очень был похож, на мои смутные представления о том, как должен выглядеть Бог, восседающий на облаках. Мудрый взгляд, седые волосы, длинная борода.
Почтительно поклонившись, он произнес вопросительным тоном фразу на идиш. Я уловил, что он интересуется кто начальство. Изя, уставившись взглядом поверх его головы, сообщил на иврите, что он знает только один официальный язык, на котором говорят в Государстве Израиль, а на идиш он выучил только несколько слов, которые говорят задержанным бандитам. Тут он произнес длинную, заковыристую фразу, совершенно не предназначенную для печати, с поминанием предков и сексуальных пристрастий. Хасид явно растерялся и уставился на меня вопросительным взглядом.
– Я с русского могу перевести, – с готовностью сообщил я ему.
Явно обрадованный он затарахтел на польско-украинском суржике. Я старательно перетолмачил с польского на иврит, выходцу из Гродно, что он почтительно просит панов офицеров не реагировать нервно на то, что скоро на улице начнут появляться люди из его общины. Они должны собраться для вечерней молитвы и не собираются делать ничего противозаконного, и вообще не имеют отношения к прискорбному происшествию.
Изя гордо кивнул и сделал широкий жест рукой.
– За перекресток не ходить! Свободен.
– Что это было? Ну, знание только иврита? – заинтересовано спросил я, когда хасид еще раз почтительно поклонившись, удалился.
– Эти… тут снова прозвучала длинная фраза на идиш, хотя и короче, чем в прошлый раз, – отказываются объясняться на иврите. И требуют дождаться Мошиаха, в смысле Мессию, прежде чем создавать Израиль.
– Это как?
– А вот так, две тысячи лет ждали, можно еще пару тысяч подождать… Кстати, – подозрительно спросил он, – а что это ты хихикал? Ты что идиш понимаешь?
– Странно было бы, если бы я такие вещи не понимал. Первое, что учат солдаты у своего сержанта, это кто они такие. Фантазия у некоторых экземпляров могучая. Да и не кричали у нас "За Родину", "За Сталина", как в газетах. Все больше, вот такое… Еще при этом идет равноценный обмен. Некоторые по-русски говорить не могли, но ругались просто замечательно… А вообще я очень прилично немецкий знаю, был у нас в школе ссыльный австриец, из удравших после восстания в 1934 г, так что понимаю, почти все.
– Ладно, – усаживаясь в джип, сказал он. – Напоминаю, никого не впускать, никого не выпускать. Я поехал.
Я подождал пока он скроется за поворотом и пошел к своим. Они уже удобно расселись прямо посреди дороги и что-то бурно обсуждали. При виде меня дружно замолчали и выжидательно уставились, что я им такое умное скажу.
– Внутри квартала работает полиция, мы стоим в оцеплении, заворачиваем любого обратно, оружие не применять. Первое отделение встало, проверили, что ничего не забыли, и пошли на перекресток. Вода у всех есть? Вот и хорошо. Через два часа смена. Второе отделение, уходим вооон, под те деревья, в тенек. Рафи, а ну-ка пойдем со мной.
Когда сели под деревом достал газету и ткнул пальцем.
– Вот это что за слово?
– Аскала.
– Читать я тоже умею. Что это значит?
– Э… Обучение, учеба, получение новых продвинутых знаний… Он помялся, – Я не знаю, как сказать…
– Просвещение?
– Да!
– Очень хорошо. А вот это?…