* * *
До места мы добрались довольно быстро. Внизу я увидел большое, серое, ничем не примечательное здание - местная тюрьма. У входа в нее нас встретил начальник - рыхлый, толстый дядька в черной униформе. Меня проводили внутрь и разрешили снять балахон. Начальник ознакомил с условиями дуэли. Боб Дорел выбрал шестизарядные револьверы. Довольно необычное оружие, надо сказать. Думал, наверное, что специалиста по нему не найдут, и он еще поживет… Но ошибся - я как раз был мастером по этим штукам.
По условиям поединка, мы должны были драться в полной темноте (условия Боба), но временами включается яркий свет - на две-три секунды. Стрелять можно, когда захочешь - хоть сразу, хоть потом. Схватка продлится до тех пор, пока один из нас не будет убит.
Я кивнул - понятно, и попросил банку черного гуталина. Начальник тюрьмы понимающе хмыкнул и велел принести. Я разделся догола и тщательно намазал все тело. Немного неудобно было со спиной, но тут помог один их охранников - добрая душа! С его помощью я стал черным, как негр. Через полчаса все было готово, нас с Бобом провели к месту дуэли - в одну из офисных комнат тюрьмы. Поставили у разных входов, дали по одному заряженному револьверу, и вперед!
Охранник распахнул дверь, и я нырнул в комнату. Перекатился, замер на месте, привыкая к темноте. С противоположной стороны послышался шум - это ввалился мой соперник. Он тяжело дышал - видимо, сильно нервничал. Еще бы, драться за свою жизнь, да еще впервые. Не то, что я…
Я уже было решил стрелять, но тут внезапно вспыхнул свет. Да такой сильный, что сразу же ослепил меня. Тут же грохнул выстрел - это вступил в дело мой соперник. Пуля прошла в нескольких сантиметрах от моей головы, и я инстинктивно нырнул за какой-то стол. Но успел заметить, что у Боба на лице были надеты черные очки. Вот черт, об этом я и не подумал! Теперь стало понятно, почему он выбрал бой в темноте: рассчитывал, что свет ослепит меня (что и произошло), и он получит некоторое преимущество. Хитер, однако…
Лампы погасли, я стал осторожно пробираться - туда, где в комнате стояли стулья. На ощупь взял один из них и бросил, а сам резко отпрыгнул в сторону. Грохнуло два выстрела, оба, к счастью, мимо. Боб явно мазал. Это было хорошо. Я ответил выстрелом и, кажется, попал - раздался короткий вскрик. Так, начало положено. Но тут опять зажегся свет, и мне пришлось нырять под стол. Боб пальнул и промахнулся. Мазила!
Свет погас. Боб замер и почти не дышал - боялся, что я услышу. Он ждал света - чтобы поразить меня наверняка. Медлить было нельзя, и я пополз вдоль стены. И в этот момент вновь вспыхнули лампы. Что за невезуха! Боб снова выстрелил, и его пуля содрала кожу на моем виске. Вместе с волосами.
Больно-то как! Зато я теперь точно знал, где он находится. И когда свет потух, выстрелил три раза. Пули вошли в тело Боба, а последнюю я выпустил ему в голову. Контрольный выстрел.
Вновь зажглись лампы, вошли охранники, начали составлять протокол казни. Чтобы все было по закону, с соблюдением формальностей. Врач осмотрел тело Боба и констатировал смерть. А я в это время сидел на полу возле и тянул старинную, заунывную песню, которая зовется "Плач палача". Это наша традиция, некий ритуал. Эту песню поют, когда провожают в последний путь казненного. Или же его палача. Как получится, как фишка ляжет. Когда-нибудь ее пропоют и над моим бездыханным телом. Грустную песню палача.
Реки, текущие вспять
Он появился у меня в декабре, когда снег уже лежал вокруг дома большими, рыхлыми сугробами. Наглый рыжий кот.
Я обычно приезжаю в деревню на выходные - поработать. Мне хорошо пишется на даче, а издательство как раз торопило с рукописью - надо было успеть до Нового года. Роман же, как назло, не шел - я с трудом вымучивал две-три странички, после чего закуривал и с горечью говорил Музе: "Когда же ты прилетишь и осенишь меня своими чудесными крылами? Сколько можно мучиться?"
Но вредная Муза молчала, и я продолжал тупо бить по клавиатуре. Долбил и долбил, почти не вчитываясь в текст. Хотя понимал, что это совсем не то, что ждут от меня в издательстве. А что было делать? Три месяца назад я подписал договор и обязался сдать рукопись к концу декабря. Времени, в принципе, было достаточно, но коварная Муза вдруг куда-то упорхнула, и я застрял.
Спасала только дача, где за два дня я выдавал неплохую норму. Пять дней в неделю я честно пахал на толстый литературный журнал, зарабатывая на кусок хлеба (правда, без масла), а по выходным укатывал за город и творил. Только этим и жил. Вот и в эту пятницу я, как обычно, сел на поезд и уже через час был на своей станции. Затоварился в местном магазинчике и поспешил в дом - работать!
Кот ждал меня на крыльце. Толстый, рыжий, с круглыми зелеными глазами на явно бандитской морде. Однако домашний - судя по упитанности и чистоте шерсти.
- Привет, - поздоровался я с ним, - как дела? Потерялся или просто в гости зашел?
- Мяу, - неопределенно ответил кот.
- Ладно, заходи, гостем будешь.
И впустил кота в дом. Тот побежал осматриваться, а я занялся ужином. Растопил печь, поставил на огонь сковородку. Кот вернулся и уселся рядом, нетерпеливо поглядывая на стол. Типа - когда кормить будешь?
- Погоди, дружок, - улыбнулся я, - вот сварганим яичницу, тогда и поедим. Яичница - самая наша холостяцкая еда, быстро и вкусно. И, самое главное, посуду потом мыть не надо.
Кот согласно мяукнул. Ему я положил кусок яичницы на блюдечко - как подобает есть приличному коту, а сам же умял ее прямо со сковороды. За окном было темно, в трубе гулко выл ветер - началась метель, а мне было хорошо и уютно. Кот залез на печку и замурлыкал нескончаемую песню. Перед сном я вышел на крыльцо покурить. Ветер бросал в лицо колючий снег, было холодно и страшно. Да, наметет к утру…
Я в три затяжки докурил сигарету и юркнул домой - греться.
* * *
На даче я обычно встаю рано утром, чтобы успеть до завтрака поработать. Так было и на этот раз. Умылся и сразу же за ноутбук. Но меня отвлекли - кот, мяукая, попросился за дверь. Воспитанный, знает, что и где можно делать. Я выпустил его, а сам вернулся к роману. Но вскоре кот попросился обратно - требовательно поскребся снаружи. Я открыл дверь, а он недовольно фыркнул - чего, мол, так долго, замерз уже…
- Прости, дружок, - развел я руками, - заработался.
И это была чистая правда. Привередливая Муза наконец-то соизволила посетить меня, и я работал, как проклятый. За утро накатал целую главу, что было весьма недурно. Поэтому и пребывал в очень хорошем настроении, даже что-то напевал. Кот между тем подошел ко мне и требовательно мявкнул. Очевидно, это означало: "Приятель, а не пора ли нам позавтракать? Не видишь, что ли - бедное животное голодное?"
Что ж, пора так пора. Я снова приготовил яичницу (не охота заниматься разносолами), а затем оделся и отправился в деревню - узнавать насчет кота. Животинка-то домашняя, вдруг кто ищет? Кроме того, надо было пополнить запасы еды - с такими темпами нам с котом до конца выходных точно не хватит.
В сельмаге было пусто - деревенские сидели по домам и смотрели телевизор. А что еще делать зимой в деревне? За прилавком скучала продавщица Клава. Я знаю ее уже лет десять - с тех пор, как купил здесь дачу. Крепкий деревянный дом отдавали за сущие копейки - старики умерли, а молодые не захотели жить в деревне. У меня же в то время вышла книга и имелись кое-какие деньги. Вот и решил: а вложусь-ка я в недвижимость! Со временем переберусь на природу и буду творить в тишине и покое.
Как же, разбежался! На гонорары от книг не проживешь, вот и приходится горбатиться на журнал…
- Как торговля? - улыбнулся я Клавдии.
- Какая, к черту, торговля! - хмыкнула она. - Дачники разъехались, а наши, деревенские только водку берут. И то пока мало - денег-то ни у кого нет. Может, ближе к Новому году пойдет…
- Ладно, сделаю тебе выручку. Дай-ка мне пару банок тушенки, яиц десяток, колбасу и хлеб. Да, еще сайры банку.
- Ждешь гостей? - оживилась Клава. - Тогда возьми еще водки. У меня хорошая, не паленая, честное слово.
- Нет, хватит одних продуктов, - решительно отказался я. - Кстати, ко мне тут на дачу кот зашел - рыжий такой, домашний. Может, знаешь, чей он? Потерялся, наверное.
- Ничего, жрать захочет, сам домой дорогу найдет, - уверено произнесла Клава. - Коты - они как мужики, нагуляются и обратно. Только кормить их надо хорошо да время от времени по пузику гладить. Тогда никуда они, милые, не денутся.
Я улыбнулся, признавая женскую правоту Клавдии, заплатил за покупки и пошел к себе на дачу. Кота я дома не застал - видимо, ушел по своим делам. Правда, непонятно как - дверь-то была заперта, а окна все закрыты. Может, через чердак? Но думать об этом мне было некогда - меня ждала работа.
Я промучился час - почему-то снова не писалось, потом плюнул и вышел курить. И тут же увидел кота. Он шел через занесенный снегом сад. Проваливался по самое брюхо, недовольно фыркал, но упорно пробирался к дому. На рыжей морде явно читалось - не люблю я этот снег. Наконец кот достиг крыльца и требовательно мяукнул - чего ждешь, впускай. Куда ходил, зачем - разумеется, ни слова…
Я вернулся в комнату, а кот пошел на печку греться. Когда синие сумерки заползли в дом, я заканчивал уже следующую главу. Неплохо, однако. Что же, пора ужинать. Коту я открыл банку сайры, а себе сварганил макароны с тушенкой. Поел, покурил и задумался: завтра мне возвращаться в город, а что делать с котом? Не брать же его с собой! Чужой ведь… Но пока ничего не решил.
Наутро было тихо и спокойно, снег лежал вокруг дома сверкающими сугробами. Хорошо - мороз и солнце! Я оделся потеплее (свитер, овчинный тулуп, шапка-ушанка, валенки, настоящий деревенский мужик!) и вышел на крыльцо. Кот тоже выскочил наружу. Постоял минуту, осмотрелся, затем побежал к калитке. Обернулся - ты идешь или нет?
- Ну, ладно, - пожал я плечами, - давай прогуляемся.
Кот уверенно побежал в сторону леса. Интересно, зачем? Что делать коту в лесу зимой? Однако он упорно пробирался в самую гущу. Минут через двадцать мы были уже довольно далеко от дома. Тропинка сделалась совсем узкой, почти незаметной. Видно, по ней давно не ходили. Я проваливался в снег почти по колено, а кот - так вообще по самую макушку. Но упорно шел вперед, показывая дорогу.
Наконец добрались до какой-то полянки. Я оглянулся - никого, одни снежные ели кругом. Так и хотелось спросить кота: "Куда ты завел нас, проклятый старик?" Но он уже куда-то пропал. Просто мистика какая-то… Ладно, дома разберемся.
Я уже собрался поворачивать назад, как из-за елей неожиданно показались двое мужиков. Оба бородатые, в старых, заплатанных зипунах, подпоясанных какими-то веревками. Один постарше, второй - помоложе. Тот, что постарше, держал в руке топор на длинном топорище, молодой - деревянные вилы.
- Что, на медведя собрались? - приветливо улыбнулся я незнакомцам. - Так он, наверное, еще спит. И вдвоем вам с ним никак не справиться. Третьим возьмете?
- Ты, барин, откеля такой веселый взялся? - спросил мужик постарше и подозрительно посмотрел на меня.
- А вы сами-то откеля-то? - ответил я вопросом на вопрос.
Не люблю таких - к незнакомому человеку, и сразу на "ты".
- Мы-то со Звонового, - чуть помедлив, ответил мужик, - а вот тебя, барин, раньше не видели…
- Так я из Москвы.
- А, так вон оно что, - кивнул мужик, - тогда понятно. От Бонапартия, значит, спасаешься?
- От кого? - не понял я.
- От Бонапартия, - повторил мужик. - Да ты не думай, барин, здесь таких, как ты, много. Бегут, значит, от французиков…
Я на всякий случай кивнул. Странные они какие-то, мужики эти, про Наполеона говорят… Война с ним была двести лет тому назад… Однако спорить с ними я не стал - а вдруг сумасшедшие, из дурдома сбежали? А топор-то у них настоящий, да и деревянные вилы тоже.
Старик между тем продолжал:
- Бежит, народ от Бонапартия, спасается. А мы за ним, наоборот, охотимся. Вот, Денис Васильич послал нас дорогу разведать, а тут, значит, и ты…
Ему, видимо, хотелось поговорить, но тут из-за деревьев послышался длинный, пронзительный свист. Старик резко обернулся:
- О, зовут нас, пойдем, барин. Денис Васильич с тобой наверняка потолковать захочет.
Спорить с ненормальным я не стал, поэтому кивнул и пошел следом. Мы продрались сквозь густые ели и оказались на круглой полянке. Прямо на снегу горело несколько костров, вокруг лежало и грелось человек тридцать-сорок. Все при оружии, но каком-то старинном - ружья и пистолеты с длинными стволами, а еще вилы, топоры, рогатины…
Меня подвели к центральному костру.
- Вот, Денис Васильич, в лесу барина нашли, - представил меня мужик.
- Кто таков? - обернулся ко мне бородатый, круглолицый мужчина с пронзительными черными глазами.
Одет он был весьма своеобразно: сверху - мужицкий кафтан, а под ним - гусарский мундир. Теплая меховая шапка и кавалерийские сапоги дополняли столь необычное одеяние. Отлично, сейчас все выясним.
- А ты кто сам таков? - нагло ответил я незнакомцу.
- Подполковник Давыдов, - ничуть не обидевшись, представился гусар.
- Как, неужели сам Денис Давыдов? - сделал я удивленное лицо. - Герой-партизан?
Везет мне, однако, сегодня на психов…
- Да, - улыбнулся Давыдов, - командир летучего партизанского отряда.
Понятно, ряженые, понял я, или, по-нашему, ролевики. Это объясняло всё: и мужиков с вилами, и "гусар" в мундирах. Играют ребятки в войну 1812 года, развлекаются. Хотя, с другой стороны, почему бы и нет? Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось.
Что-то, однако, смущало меня в облике Давыдова, что-то явно не соответствовало времени. Я пригляделся - борода! Гусарам она не положена. Усы - да, но борода… Заметив мое удивление, Давыдов хмыкнул:
- Что, не по форме выгляжу? Так это понятно: наши ведь крестьяне французов никогда не видели, вот и принимают иногда нас за них. Пока всё объяснишь… А с бородой и тулупом все ясно - свои. Да и бриться в лесу, сами понимаете…
- А что вы здесь делаете? - спросил я.
- Обоз французский караулим, а еще фуражиров и дезертиров ловим. Французам в Москве голодно, вот и посылают по деревням за провизией и фуражом. А мы тут как тут. А сейчас караулим обоз из Смоленска, пройти должен. У Сосновки его видели, а мы его здесь перехватим. Только, видишь, метель разыгралась, вот и заплутали мы немного. Послал мужиков дорогу на Сосновку разведать, а они вас привели. Кстати, вы так и не представились.
Я назвал свою фамилию, Давыдов задумался:
- Ваш брат, случаем, не в Арзамасском полку служит?
- Нет, - покачал я головой, - наверное, просто однофамилец или, может, дальний родственник. Фамилия-то довольно распространенная.
- Да, - согласился Давыдов, - распространенная. Ну, а вы чем занимаетесь?
- Пишу о поэзии и поэтах, - сказал я, - для одного литературного журнала.
- А, это дело хорошо, - улыбнулся Давыдов, - я и сам, знаете ли, поэзии не чужд. Может, слышали что-нибудь из моего?
Я кивнул - а как же! И тут же процитировал:
"Ради бога, трубку дай!
Ставь бутылки перед нами,
Всех наездников сзывай
С закручёнными усами!"
Вот оно, преимущество филологического образования! Сразу выдал нужные строчки. Давыдову мои знания явно понравились - он благодарно кивнул и затянулся короткой, кургузой трубки. Потом задумчиво произнес:
- Да, помнится, кутили мы с Бурцовым… Весело было, ах, весело! Сейчас уже не то - людишки не те… Если бы не эта война, то не знаю, чем бы я еще и занимался. Ладно, брат, уважил ты меня. Не думал я, что вирши мои так славятся…
- Что вы, - подыграл я ему, - их многие знают. И в нашем журнале они тоже печатаются. Хотите, номер вам с оказией пришлю? Вы только куда скажите…
- Буду весьма признателен, - церемонно поклонился гусар, - только действительно - куда? Наше дело, сам знаешь, военное, сегодня здесь, завтра там. Вот когда кампания закончится… А ты садись, брат, выпей со мной вина. Не обижайся, что я с тобой на "ты", так у нас принято. По-простому, по-гусарски.
Ладно, пусть будет по-гусарски…
- Эй, Ванька, - махнул рукой Давыдов, - притащи бутылку. Пунша, брат, к сожалению, нету, но винцо кое-какое имеется. У помещика местного позаимствовали, на военные нужды. Надо же греться в лесу! Сейчас с тобой выпьем, поговорим о поэзии. Я тебе что-нибудь новое почитаю…
- Спасибо, - ответил я, - только мне домой надо. Идти далеко, до темноты бы успеть…
- Жалко, - явно огорчился Давыдов, - впрочем, брат, ты прав - нам тоже пора, обоз будем караулить. Кстати, ты дорогу до Сосновки не знаешь? А то мои мужики что-то заплутали…
- Не заплутали мы, - обиделся старик, - а своротили не туда. Надо было в левую руку брать, а ты, Денис Васильич, велел прямо, через лес. Вот и сбились мы!
- Хорошо, скажу, - согласился я, - здесь, в принципе, недалеко. Если идти к речке, то прямо через мост и до Сосновки…
Вскоре наш маленький отряд тронулся в путь. Собрались партизаны быстро - закидали костры снегом, оседлали лошадей, построились в некое подобие колонны. Я шел впереди, показывая путь. Прямо как Иван Сусанин. А хорошо ребята играют, думал я по дороге, натурально, даже придраться не к чему… Через час мы были у моста. Я показал - вам туда, прямо до Сосновки.
- Спасибо, брат, - поблагодарил меня Давыдов, - выручил. А ежели хочешь, давай с нами. Вижу, ты не из робкого десятка…
- Нет, мне домой, - покачал я головой.
- Ну, как знаешь, - огорчился Давыдов. - Ладно, прощай, может, еще и свидимся…
Он приподнялся в седле, громко крикнул: "За мной, ребята!", - и первым поскакал к мосту, за ним потянулись все остальные. Через пять минут на дороге уже никого не было. Лишь легкий снег серебрился на зимнем солнце. Я постоял, покурил, а потом развернулся и пошел к дому. Интересно, где кот?
Он ждал меня на крыльце. На рыжей морде явно читалось: "И где тебя, друг, носило так долго? Я уже замерз!"
- У-у-у, предатель, - сказал я коту, - бросил меня одного! А вдруг бы меня волки съели или медведи задрали? Не по-товарищески это!
Кот ничего не ответил, лишь мяукнул - открывай скорей. Я впустил его в дом и затопил печку. Пока грелся чайник, позвонил в редакцию и попросил пару дней в счет отпуска. Раз так хорошо работается, нужно ловить момент. Иначе до Нового года точно не успеть…
Мы пообедали, а затем каждый занялся своими делами - я писал, а кот грелся на печке. Работалось мне очень хорошо. Кот, без сомнения, приманил мою Музу. Что, впрочем, было понятно: она же женщина, а они любят усатых-полосатых. Особенно таких толстых и пушистых.
…Интересно, что будет завтра? Новые приключения?