А другого - запасного - я не приготовил.
Альтернативного.
Георг тем временем вошел во вкус.
- Разрази меня гром, послушай, брат, что я еще придумал. Я смогу стать папой европейским. Как по-твоему, отец будет рад?
- Еще бы! Не сомневайся.
Я готов разбить вдребезги эти чертовы часы.
Чего - о! - он ждет, этот болван, кретин, недоумок, почему - у! - опаздывает?
Вот он.
Наконец-то.
На полковнике Энее новая - с иголочки - форма. (Думаю, они выбрасывают по два комбинезона в день. Армия всегда была отличным потребителем за счет государственного бюджета.)
Эней отдает мне честь.
- Явился! На две десятых секунды раньше, раз такое дело.
О!
- Браво, Эней. Из тебя получится прекрасный генерал.
- А Ахилл?
- Я позабочусь, чтобы он получил по заслугам. Теперь твой черед.
Он вытягивается по стойке "смирно". Э, это уже лишнее, если учесть, что мы старые друзья.
О’кей. Я тороплю Анну:
- Идем, Анна. Двум соратникам нужно о многом поговорить.
Георг складывает губы - у! - трубочкой.
- Поцелуемся, жена.
- Ура.
Он шлет ей воздушный поцелуй.
Последний поцелуй. Э-хе-хе.
Трогательно. А?
19
У выхода со двора - ах! - я расстаюсь с Анной.
Она собралась за покупками.
Я бегу (ковыляю, ползу, лечу) в свою каморку. Ух!
Боюсь пропустить сцену встречи.
Эней дал мне время включить телекамеру, нацеленную во двор.
Камера - на инфракрасных лучах.
Поэтому ей нипочем дым. Пар, туман, газ.
О! А!
Э! Эней обращается к страже:
- Можете идти. Со мной охрана не нужна.
Стражники - у! - улетучиваются. Как ветром сдуло.
Георг замечает (угадывает в дыму) товарища по оружию.
- Йес, молодец, полковник, что пришел меня навестить. Как там наша армия?
- Солдаты вернулись на работу, раз такое дело.
- На производство, ясно. Мне их здорово не хватает. Ну и задали мы жару этим дуракам европейцам! Разрази меня гром, кампания прошла отменно. Знаешь, что я тебе скажу, полковник? Думаю, нам не помешает небольшая военная прогулка в Китай. Это где-то по соседству с бывшей Японией. Тебе не кажется, что эти желтомордые чересчур уверенно держатся? Несколько бомбочек P - и мы приструним и китайцев, если они только еще есть. У меня руки чешутся, пальцы так и просятся к пусковым кнопкам ракетных установок. С тобой этого не бывает? Как по-твоему, Китай начинается сразу за Европой - или между ними есть какое-нибудь чертово море? Йес, ты бы проверил, полковник. Может, китайцам нужен король. Вот бы здорово! По моим подсчетам, десяток наших бомб, не больше, сделает их голодранцами. В полном смысле слова. Будут срам прикрывать руками. И-хи-хи. О-хо-хо.
Ого!
Ага, у, ага!
Эней щелкает каблуками.
Георг делает то же самое. По-уставному. У, устав!
- Э! - говорит Эней ("Георг, аббат Гаррисбергский!").
- А? ("Йес, это ты мне?")
- У! ("Сожалею. Время вышло".)
- Ну! ("Я рад, разрази меня гром!")
- О! ("Прощай, командир, раз такое дело".)
Георг поворачивается спиной к древнему мусоросборнику. Эге.
Энею достаточно слегка его подтолкнуть.
Георг зарывается в мусор.
У! Не успев опомниться.
О! Даже не охнув.
Эх! Эхехе!
Еще одним меньше.
Люди! В данный момент я не могу вспомнить, что меня заставило, шантажируя и улещая Энея, (у!) убрать моего брата.
Представлял ли он серьезную опасность для моих планов?
Нисколечко. Потому-то отец и поручил ему командование армией. И никогда бы не сделал его кардиналом.
И все же мне казалось, причина у меня была. Притом серьезная.
Я вижу во дворе разноцветные мантии.
Вот и кардиналы.
Подходят к Энею.
Очки кардинала Марка тут же запотели (от дыма).
Полковник Эней уже здесь. Так сказать, заблаговременно. Военная дисциплина!
Сигара у Матфея погасла, конец ее смотрит в землю.
- О’кей, можем начинать. Поторопимся.
Лука подстриг бородку. Теперь она у него все равно как нарисованная.
- Ты готов дать показания, полковник?
- Готов, великий инквизитор.
Марк снял очки.
- Так сказать, за или против обвиняемого?
Матфей, как я и ожидал, сдвигает шляпу (недовольным движением). Интересно, что она у него не пачкается - всегда белая.
- Опять двадцать пять. Этот вопрос должен задавать я. Защитник культа.
- А я государственный секретарь, так сказать, - парирует Марк.
Матфей не собирается тратить время на препирательства.
- О’кей, - выпаливает он, обращаясь к Энею. - Ты за обвиняемого или против? Отвечай.
- Против, раз такое дело.
Очередь за Лукой.
- Значит, как ты утверждаешь, командующий армией вступил в сговор с европейцами, чтобы стать королем.
- И свергнуть нашу церковь, - возмущенно подсказывает Матфей.
Полковник на секунду - у! - медлит, после чего подтверждает догадку Матфея.
Эге, Эней все больше запутывается в моей паутине. О, он сделает все, что я захочу.
Любую гнусность совершит.
А, кстати. Вспомнил, почему - у! - мне пришлось убрать Георга. Ведь он был женат на Анне.
Эхехе, сверхвеская причина. Ах, Анна!
- Полковник, это очень серьезное обвинение, - признает Марк. - Чем ты его, так сказать, докажешь?
Лука оглядывается по сторонам.
- А где арестованный?
- Какая тебе разница? - ворчит Матфей. - Сперва нужно вынести ему приговор.
Эй, Эней, смелее, чего ты ждешь?
- Я уже вынес, раз такое дело. И привел в исполнение. Он на меня напал - хотел бежать. Вот лучшее доказательство его виновности.
Марк - у! - удивлен.
- Бежать?
Это и впрямь бессмысленно. У нас не бывает побегов, Все равно от нашего правосудия не уйти.
Чего ж тут бегать?
- Следствие окончено, - объявляет Лука.
Матфей явно доволен.
- О’кей. Церковь спасена.
Марк отпускает Энея. Предварительно поблагодарив:
- Полковник, так сказать! Нация тебе этого не забудет.
Эней щелкает каблуками и - ух! - уходит. Его шансы стать генералом повысились. Теперь у кардиналов он на лучшем счету, нежели раньше.
А эти-то почему не уходят? Стали посреди двора и стоят.
Гм.
Матфей пытается зажечь сигару, но - у! - у него ничего не получается: от влажного дыма (пара) отсырели спички.
- Отличный малый этот полковник.
- Если бы все были такие, как он! - подхватывает Лука. - Преданные душой и телом.
Что это они? Ведь их ждут государственные дела.
А-а-а. Кажется, я догадываюсь.
Наконец Марк решается. Наверное, считает, что, как государственный секретарь, этот разговор должен начать он.
- Матфей, я хочу тебе сказать одну вещь. С некоторых пор я замечаю странную вещь, которой, так сказать, не нахожу объяснения.
- Ты тоже? - выпаливает Лука.
- А что? - удивляется Марк. - И ты, Лука?
Матфей снял шляпу и скребет лысину. У!
- По-моему, мы все трое говорим об одном и том же факте. О’кей, послушаем Марка.
Марк понижает голос - ага! - а я прибавляю звук.
- Так сказать, дело вот в чем. Последнее время кто-то придумал себе развлечение - охотиться за моим мусором.
- И за моим, - шепчет Лука.
- И за моим, - хрипит Матфей. - Как раз сегодня утром дочка опять жаловалась. Та, что продавщицей работает.
Ну-ну.
Лука нервно трет худые (впалые) щеки.
- Кто это может быть?
- Но главное, так сказать, зачем он это делает? - недоумевает Марк.
Матфей снова водружает шляпу на голову. Боком. Так что загнутые кверху поля оказываются спереди и сзади.
- О’кей, это ужасно. Неслыханное кощунство.
О-хо-хо. И-хи-хи. Люди, потом я вам все расскажу. У, объясню.
- Тут пахнет провокацией, как пить дать, - пыхтит Марк.
- Оскорблением, - шипит Лука.
Матфей сжимает кулаки, ишь ты. Они у него явно чешутся.
- Кто-то пользуется мусором. О’кей, если это явление распространится, оно будет иметь непредвиденные последствия. Губительные. Страшно подумать, что может произойти.
- Но почему берут именно наш мусор? - не унимается Марк. - Что-то я не слышал, чтобы это происходило с другими.
- Ясно почему, - отвечает Лука. - Акция против властей. Против верхов.
Матфей вкладывает свое возмущение в смачный плевок на несколько метров.
- Это угроза для веры.
- Для производства, - подчеркивает Марк.
- Для потребления, - подхватывает Лука.
Матфей становится в боксерскую стойку. Молотит кулаками воздух - ух! эх! ух! эх!
- То, что выброшено, - священно и неприкосновенно. Война еретикам! Если бы в нашей Стране сохранились красные, которых у нас давно и в помине нет, о, мы бы по крайней мере знали, кого прижать!
Марк ходит взад-вперед. Нервы.
- Кто же это такие, так сказать?
Лука, размахивая руками, высвобождает (выпрастывает) их из-под голубой мантии.
- Будем надеяться, что еретиков пока немного. Единицы. Надо предупредить папу.
Матфей перестает боксировать (тузить) воздух, и его кулаки исчезают под мантией. Зеленой.
- Эдуарда? Бьюсь об заклад, ему все известно.
- Ему всегда все известно, - вздохнув, признает Марк. Который не прочь спрятать голову под красную мантию.
- В то время как мы никогда не знаем, что у него на уме.
Мне пришлось прижать ухо - ух! - к динамику, иначе бы я не расслышал этих слов.
Матфей высказывает догадку:
- Они с Иоанном что-то затевают.
Послушаем Марка.
- Вам, так сказать, ничего не говорит скоропалительное решение назначить Иоанна кардиналом? Да еще и - неизвестно почему - главным теологом. - Направляет палец на Матфея. - Вот ты, министр культа, как поладишь с главным теологом?
- О’кей, я все не разберу, дурак Иоанн или жулик. Только ли глас божий - или у него собственный голос есть, свои идеи?
- В любом случае, - заявляет Марк, - не нравится он мне. Так сказать.
Лука выражается определеннее:
- Матфей, ты серьезно считаешь, что проделки с нашим мусором на их совести? Эдуарда и Иоанна.
Сигара Матфея изжевана в клочья.
- Не знаю. Это тревожный сигнал, который необходимо расшифровать. О’кей. Но мы найдем виновника, и пусть не ждет пощады, кто бы он ни был. Хоть сам папа.
Читатели, друзья, эгеге!
Скоро, у, уже совсем скоро я вам все скажу. Страницу терпения.
Страницу. Исписанную?
Прежде чем разойтись, кардиналы принимают решение: выявить преступников, для чего поручить расследование (тайное) - кому бы вы думали?
У, угадали! Полковнику Энею.
20
Ох. ("Куда девался Рикки?")
Эх. ("Что-то давненько его не видно, этого пугала".)
Ах. ("Неужели умер?")
Ух. ("Будем надеяться".)
Ну. ("Покойничек утрамбовывает мусор".)
Эгеге.
Ау, люди, я здесь!
Друзья, это Мария. Европейка. Ей-ей, это она. А кто же еще?
Черное шелковое платье до пят, с разрезом, открывающим ногу чуть ли не выше бедра. Ах ты!
Чулки в сеточку. У, с резинками!
Туфли из змеиной кожи. На шпильках.
Жемчужное ожерелье. Кольца с брильянтами. Золотые браслеты.
Все это она выудила - аяяй! - из мусора.
Мария явно кажется себе элегантной.
Она с хохотом гонится за мной. Ой! Я ковыляю изо всех сил, но мне от нее не уйти. У, устал, больше не могу.
Уф!
- Сумасшедшая. - Мне надо отдышаться (перевести дух). Ух, трудно говорить. - Мы ведь только что это делали!
- Давай еще разик.
- Ненасытная. У тебя одна любовь на уме. Оставь меня в покое. Пока не доконала.
Ой-ой-ой.
Умираю.
А ей хоть бы хны. Сил больше нет. (Где ты, моя скука?)
Мое желание - у! - утолено, удовлетворено, прошло, иссякло, было, да сплыло.
Мне это не нравится.
Я должен навязывать свое желание.
А получается наоборот.
То-то и оно. Нет, не-е-ет!
Знаете что? В конечном счете я вынужден пересмотреть свое отношение к женщинам нашей Страны - не только в том, как они одеваются, но и в отношении секса.
Елизавета.
Анна, ах!
С ними все зависит от моего желания. Захотел - и могу взять их силой (грубой). Овладеть ими.
Но неужели похоть, и только похоть, заставляет Марию спать со мной?
- А что, все европейские женщины могут заниматься любовью когда хотят?
- Ясное дело. Каждый день. Хоть по нескольку раз.
- Европейским мужчинам повезло.
Разумеется, я так не думаю (не считаю).
- Ты им не уступаешь, Ричард. Ты бы и в Европе не ударил в грязь лицом. По части секса.
Ну вот! Она наклоняется над мусором и поднимает бутылку.
Алкоголь. Ах ты!
Она делает большой глоток.
- Не хочешь выпить?
Я отвожу взгляд от бутылки.
Ух!
- Зря ты это. Не могу видеть, как ты подбираешь мусор.
- Придется тебе привыкнуть, милый.
- У меня не получится.
Она гладит мой горб, взяла - ах ты! - привычку.
- Горбок, а горбок, подай денег в оброк!
Терпеть не могу, когда ко мне прикасаются.
- Мария, ты меня любишь?
- Мне нравится с тобой спать.
- Знаю, ты любишь Брута.
- Брута? Нам с ним хорошо, вот и все.
Понимаете, друзья? Какая там верность, какое уважение! Все сводится к постели, к сексу - у!
- Тебя приятно слушать, Мария. Вы, европейцы, умеете очень складно говорить. Все, кого ни возьми.
- Ты тоже. Знаешь, я учу ваш язык.
- У!
- Ты прав, удобный язык. О, очень!
Опля!
- Скажи, Мария, что бы ты сделала в первую очередь, если бы получила власть?
У Марии загораются глаза. Ах!
- В первую очередь? Справила бы себе сто шуб.
- И потом бы выбросила. Молодец!
- Ты спятил.
Ах!
Она решительно не понимает (до нее не доходит).
- Это был бы прекрасный поступок для женщины твоего положения. Поступок, который вызвал бы всеобщее восхищение.
Она меня даже не слушает.
- Еще завела бы прислугу. Десять человек.
- Прислугу?
У!
- Горничную, дворецкого, кухарку, шофера.
- Из наших?
- Какая разница. Белых, черных, желтых. Лишь бы работали хорошо. Мне все равно, кто какой расы. Мы, европейцы, не расисты.
Она оседлала свое больное воображение. Э, эта Мария со странностями почище моих!
- Запросы у меня большие. Представляешь, Ричард? Наконец-то я стану богатой.
Богатой. Гм.
- А зачем тебе это?
- Затем. Все мечтают разбогатеть.
О’кей, ну а дальше?
- Мария, помоги мне разобраться. У нас богатство - это возможность приобретать. Чем мы богаче, тем больше покупаем.
Она нагло смеется.
- И тем больше выбрасываете. Психи! Идиоты!
О-о-о!
Эгеге.
- Если смотреть в корень, все мы равны. Все живем одинаково. Что рабочий, что папа. Разница только в количестве. Только в нем.
- Поняла. Вы отменили качество.
- Ну, качество иногда нужно для искусственного стимулирования потребностей.
- Ричард, качество - это все.
- Нет, за качеством скрываются обман, привилегии, злоупотребления.
История состоит из войн, которые велись во имя качества изделий, идей, политики, религии и т. д. и т. п.
- Я вас никогда не пойму. Уф. - Мария торопливо поправляет прическу (у, перманент). - Идут.
В комнату, где они поселились с Марией (комната эта затеряна в недрах дворца), входят Брут, Кассий и Гораций.
Товарищи.
Черные пиджаки, черные брюки.
Смокинг - так называют костюм, в который переодеваются после работы.
Белые рубашки с манишкой и брильянтовыми - ишь ты! - пуговицами.
Галстуки бабочкой.
Лакированные туфли.
Каждый несет на плече мешок.
О-о, отваги (смелости) у них - иих! - хоть отбавляй. Который день бесстрашно таскают проклятые мешки - и еще не стерли до крови плечи!
Они опорожняют мешки. Содержимое каждого мешка - отдельно.
Мусор.
Священный. У!
У Брута, вожака, довольный вид.
- Это я взял у кардинала Марка. Дома.
Кассий, брат Марии, ворошит мусор из своего мешка. Ногой.
- Это добро кардинала Луки.
Гораций ничего не говорит. Его трофеи - из апартаментов кардинала Матфея.
- Не вижу никакой разницы, - заявляет Кассий.
- Ее и не должно быть. И тут кардинальский мусор, и там кардинальский, - рассуждает Мария.
Затем она обращается ко мне.
С агрессивным видом.
Поняли, к чему приводит подчинение чужому желанию, чужой похоти?
Какая наглость! О!
- А ты, Ричард, чего ждешь? Твоя очередь.
- Не горячись. - (Э-э-э.) - Не горячись.
Мои желания не укладываются в общие рамки.
Но я-то знаю, как мне страшно!
Я погружаю свои кощунственные руки (руки святотатца) в мусор.
Святая Троица, прости и помилуй меня, грешного. Прости и помилуй. Ты видишь, я не виноват. Ах, не виноват! Ох, не виноват!
21
В мусоре кардиналов ничего нет.
Из того, что ищу я.
Брут еле сдерживает себя, еще немного, и - у! - у него лопнет (он окончательно потеряет) терпение.
- Посмотри получше, приятель.
Приятель?
- Ничего нет. Говорю, ничего.
Мария фыркает.
- Который день все ищешь и ищешь. Можно узнать - что?
- Доказательства. Я должен их найти.
Гораций навостряет и без того стоящие торчком - у! - уши.
- Какие доказательства?
Сам не знаю, а знал бы, все равно-о-о бы вам не сказал.
Вам, товарищи европейцы.
Мусор - это истинное (подлинное) лицо человека, которому он принадлежит (к которому имеет отношение).
Доказательств нет как нет.
Но - о! - они должны быть. Ибо ничто не минует мусорной свалки. С мусором связана вся жизнь великой Страны.
Он - альфа и омега нашей жизни.
Быть не может, чтобы кардиналы не оставили доказательств (у! улик). С помощью которых я бы поймал их за руку, шантажировал, уничтожил.
Лицо Брута - ах ты! - чернеет, становится злым.
- Мы рисковали жизнью, таская мусор по твоему заказу. Что теперь?
- Несите еще.
Мария уставилась на меня так, будто перед нею существо неполноценное.
Вызывающее брезгливость.
- Дурак. Ты дурак. Когда улик нет, их фабрикуют.
- Точно, - подтверждает Гораций. - Придумывают.
- Это проще пареной репы, - хихикая, подзуживает Кассий.
- Раз плюнуть, - подзадоривает Брут.
Ох ты!
Ого!
Огого!
- Что ты так смотришь?
Это спросила меня Мария.
Я потрясен (поражен). О, ошеломлен!
Скажите пожалуйста! Они хоть и европейцы, да похитрее моего будут, шельмы.