- Что мне делать, Ласкар? - спрашивала она.- Ты приедешь домой или я сама?..
- Спокойно, Памела. Еще несколько часов.
- Часов? Каждую минуту может что-то случиться. Я приеду к вам, в такое время я не могу оставаться одна.
- Ни в коем случае! - Ласкар боялся за нее. - Ни в коем случае! Тебя задавят. Я запрещаю выходить из дома, слышишь? Сиди и звони мне, когда хочешь, но не выходи.
- Я не нахожу места, - плакалась она в трубку. - Сюда непрерывно звонят, спрашивают тебя, ищут. Что отвечать?
- Совсем не отвечай. Только когда позвоню я…
- Постарайся приехать хоть на несколько минут!
Он бормотал какие-то извинения и все время просил Памелу успокоиться, быть благоразумной. Он боялся за нее не меньше, чем она за него. Не далее как неделю назад Памела стала женой Ласкара Долли. Когда он напомнил Памеле о давно сделанном предложении, она просто сказала:
- Ты знаешь, как я люблю тебя.
- Но почему тогда?.. -нерешительно спросил он.
- Я была недостойна тебя, слишком запуталась и не знала, останусь ли жива. Все это прошло. И если ты хочешь…
В этот же день к своему имени Памела добавила фамилию мужа: Памела Долли.
Оторвавшись от телефона, Памела ушла в спальню, бросилась на диван и вдруг отчетливо вспомнила крикливую толпу перед своей урдонской квартирой, и ей начинало казаться, что "там" уже громят лабораторию. ее муж беспомощно исчезает в толпе, как в водовороте. Она вскочила, с лихорадочной быстротой набрала номер и раз, и другой, и третий, без конца, пока не втиснулась среди прерывистых гудков "занято" и опять позвала Ласкара, просила Данца и Полипу немедленно позвать его, не верила их словам о том, что он работает, и не успокоилась, пока не добилась своего.
Ласкар не выдержал:
- Я сейчас попробую пробраться домой, - сказал он.
- Нет, нет, нет! - закричала Памела. - Не выходи, они задушат тебя!
- Но ты же сама…
- Пожалуйста, не выходи. Я ничего не хочу. Оставайся там, только звони мне хотя бы изредка. Мне достаточно слышать твой голос, чтобы избавиться от страха.
- Все хорошо, Памела. Толпа ведет себя прилично. Люди просто стоят, не знаю зачем. Возле лаборатории охрана. Мы работаем с комиссией из Академии.
- Ночь… Какая комиссия?
- Так получилось. Сейчас привезли Монтекки, Зуро… Никак не разыщут Сарджи. Куда пропал мой друг, прямо ума не приложу!
Их прервали. Металлический голос телефонистки произнес:
- Разъединяю для разговора с Москвой.
Это друзья Карела и Полины по институту пробились сквозь телефонную сутолоку.
- Горячо поздравляем и обнимаем вас, дорогие товарищи, - говорили они. Голос неузнаваемо изменялся усилителями. - Рады за успех, желаем творческих удач!
После Москвы дали Варшаву. Полина подбежала к телефону. Она слушала родную речь, радовалась и… плакала.
Телефон звонил непрерывно.
Из разных городов мира с Карелом говорили знакомые и совсем незнакомые биологи, физики требовали Ласкара, чтобы узнать какие-нибудь подробности. То и дело сквозь толпу прорывались на мотоциклах почтальоны, в приемной лаборатории росла груда писем и телеграмм. Их уже не успевали прочитывать, просто складывали в ящики до более спокойных времен. Львиную долю корреспонденции составляли просьбы старых и больных людей, которые предлагали себя в качестве подопытных. За несколько часов о лаборатории Долли узнали миллионы людей во всех частях света.
Мочь прошла в волнении, сутолоке, она была до самого утра наполнена звонками, разговорами, спорами и суетой.
Утром первой вышла католическая газета. Она была целиком посвящена событиям минувших суток. Портреты Полины, Карела и Ласкара Долли, статьи медиков и физиков, рассуждения людей с улицы - мешанина взглядов и суждений наполняла ее страницы. Газета изо всех сил старалась казаться объективной, но не удержалась от соблазна влить в общечеловеческое торжество каплю яда.
Она писала:
"Прошедшей ночью мы были свидетелями непрерывного потока поздравлений в адрес биологов. Мы склонны думать, что это преждевременные восторги. Опыт нуждается в серьезной проверке. Нас не может не насторожить и еще одно довольно странное обстоятельство. Речь идет о политической окраске научной работы биологов. Посудите сами. Случайно ли среди первых исцеленных оказался испанский коммунист Мигуэль Сантос, ныне находящийся в Болгарии? Случайно ли Карел Долли и его супруга, уроженка Варшавы, долгое время провели в Советском Союзе? Случайно ли этой ночью Карел Долли вел пространный разговор с Москвой, а его супруга Полина Сокольская связывалась с коммунистической Варшавой? И нет ли в словах сообщения по поводу выбора кандидатов на исцеление от старости особой пристрастности, от которой очень уж попахивает левой пропагандой?"
Газетный выпад прошел поначалу незамеченным. Карел только усмехнулся. Он сказал:
- Во всяком случае, ни автор статьи, ни редактор не станут кандидатами на исцеление. Дураков ни при каких обстоятельствах мы обслуживать не будем. Мир и так переполнен ими.
Вскоре пришла телеграмма-молния из Варны. Мигуэль писал:
"Ваше сообщение вызвало чувство гордости за человеческий гений. Здоров, продолжаю работать, благодарю, обнимаю. Да здравствует жизнь!
Мигуэль Сантос".
Комиссия ученых тем временем продолжала работу. Очень подробно и тщательно члены комиссии опрашивали Монтекки, Зуро и других пациентов лаборатории. Осмотрели животных, подвергшихся операции, проверили записи, сличили фотографии, познакомились с оборудованием. Карел и его помощники охотно отвечали на все вопросы. Л их оказалось великое множество.
Утром сквозь непоредевшую толпу пробрался автомобиль полиции. Он доставил Антона Сарджн. С ним вместе приехала незнакомая женщина. Сарджи держал ее за руку. Он был возбужден, подвижен, глаза у него блестели, щеки сохраняли здоровый румянец.
- Ты где пропадал, друг мой? - спросил Ласкар, переводя взгляд со спутницы на Антона и обратно. Он недоумевал. - Ночью люди нашего возраста спят, а ты…
- Сначала познакомься, Ласкар. И поздравь меня. Это моя невеста, - совершенно серьезно сказал Сарджи. - Дело в том, что вчера у пас была помолвка. Вот почему я сделал исключение из правил, и никто не мог отыскать меня. Я тоже искал вас, чтобы пригласить на торжество, и не мог дозвониться. Что тут происходит, хотел бы я знать?
- Ты удивляешь меня, - пробормотал физик, пожимая руку женщине. - Она знает?
- О, конечно. Я рассказал. Мы все обсудили, даже возраст. Видишь ли, ей сейчас тридцать восемь. Через десять лет мы станем почти ровесниками. Кажется, так. Ты правильно подсчитала, Каролина?
Каролина производила впечатление доброй, спокойной, пожалуй, только немного грустной женщины. Она улыбнулась и сказала вполне серьезно, обращаясь к Ласкару:
- А потом вы, сударь, сделаете так, чтобы Антон начал жить еще раз, уже вперед, как живут все люди.
- Потом? Когда потом? Когда ему стукнет тридцать восемь?
- Нет, лучше, когда тридцать. Или тридцать пять…
Мужчины дружно засмеялись. Каролина потупилась.
- Як вашим услугам, господа, - произнес Сарджи, появляясь перед членами комиссии.
Осматривали его особенно долго и внимательно. Полина принесла папку с медицинскими документами, кардиограммы, рентгеновские снимки.
- Сколько вам лет? - спросил у Сарджи один из членов комиссии, врач-геронтолог.
- Год назад было семьдесят семь.
- Значит, семьдесят восемь?
- По нашему счету Антону Сарджи сейчас около семидесяти четырех, - сказал Карел. - Сарджи живет второй жизнью в три раза быстрее обычного.
- Это значит, что еще через год ему станет семьдесят один? - иронически улыбаясь, уточнил врач.
- Вы совершенно правы, - спокойно ответил Карел.
- А через десять лет?
- Он станет мужчиной средних лет.
- И затем?..
- Я еще не заглядывал так далеко, коллега. Вероятно, где-то его ждет конец, как и всех нас. Смерть не снимешь со счета. Убить смерть нельзя. Отодвинуть - вполне можно.
- Вы слышите, Сарджи? - спросил геронтолог.
- Я знаю о своей судьбе так же хорошо, как это объяснил сейчас Карел.
- Вы добровольно согласились на опыт?
- Представьте себе, сударь, согласился. Жить еще целую жизнь, ощущать себя помолодевшим, это намного лучше, чем протянуть пять-шесть лет дряхлым старцем. Вы не согласны со мной? Вам ведь тоже за шестьдесят? Что, если Карел предложит вам?..
- Не знаю. Не думал. Собственно говоря, отчего же… И все-таки…
Вопрос застал его врасплох, он сразу запутался. А Сарджи смеялся, довольный собой, и подмигивал Каролине.
Веселый, деятельный, без видимых признаков глубокой старости, Антон Сарджи выглядел да и вел себя превосходно. Семьдесят восемь? Самый отчаянный пессимист не мог бы дать ему столько. Сарджи знал это и радовался. Вот так, господа профессора!
Начался новый день. Солнце поднялось выше гор. над морем колыхнулся и поплыл туман. Дымились мокрые от росы разноцветные крыши города, на улицах сильней запахло цветами и теплым асфальтом. С первым лучом солнца к лаборатории потянулись новые люди, очень много людей. Они вонзались в толпу, стоявшую тут всю ночь, раздвигали ее, протискивались вперед и останавливались плотно один возле другого, образуя бесконечную черно-серую волнистую плоскость из шляп и беретов. Над толпой подымался табачный дым.
- Чего они ждут? - спросил председатель академической комиссии, выглянув на улицу.
- Чуда, - ответил Сарджи. - Немедленного чуда, чтобы увидеть его своими глазами и поверить.
- Нам тоже хочется видеть своими глазами, - сказал председатель. - Я понимаю, как это любопытно и сложно.
Толпа вдруг колыхнулась, зашумела. В ней возникло движение. Отчаянно работая локтями и плечами, к дверям лаборатории пробивалась группа здоровых мужчин.
- Делегация! Пропустите делегацию! - громко и внушительно выкрикивал идущий впереди. - Прошу посторониться, пропустите, пропустите, - повторял он и, не надеясь на силу голоса, ловко работал плечами, как таран расталкивая волнующуюся толпу.
- Кто? Зачем? Куда они, кто такие? - раздавались гневные крики, но делегаты медленно и точно прокладывали себе путь к входным дверям, пока не остановились перед цепью гвардейцев.
- Петиция для Карела Долли, - громко произнес передний и вынул бумагу.
- Алло, Карел Долли! - закричал он, и все, кто стоял за ним, вдруг начали скандировать: "Ка-рел-Дол-ли! Ка-рел-Дол-ли!.." Улица подхватила слова и через десять секунд в тысячи глоток уже завороженно вопила: "Ка-рел-Дол-ли! Ка-рел-Дол-ли!.."
- Придется выйти, - сказал Карел и стащил с плеч халат.
Его появление в открытых дверях заметили только передние ряды. "Ти-ше! Ти-ше!" - закричали они. Все смолкло.
- Кто меня зовет? - спросил Карел, щурясь на солнце.
- Я зову, - крикнул человек с бумагой в руке и нырнул между солдатами. - Я зову, у меня петиция.
Он отдал бумагу, пробурчал: "чуть не раздавили" и, виновато улыбаясь, стал смотреть, как биолог читает текст петиции.
- Читайте вслух, - сказал он, и тотчас же все за кричали: "Вслух, вслух, мы хотим все знать!"
- "Рабочие заводов Юрако, - громко прочел Карел, - приветствуют братьев Долли и Полину Долли и желают нм успеха в благородном труде. Рабочие верят ученым н радуются достигнутому. Митинг союза металлистов обращается к ученым с просьбой - вернуть к жизни лидера нашего союза Берта Гешшонека, чье здоровье опасно подорвано. Он честный человек, он отдал пятьдесят лет жизни заводу и своим братьям по классу. Он нуждается в помощи. Подписано выборными от завода". Дальше следует очень много подписей…
Едва он замолчал, как над толпой словно взрыв раздались крики:
- Берту - вторую жизнь!
- Спасите Гешшонека!
- Верните здоровье Берту!
- Да здравствует Долли!
Карел слушал, вертел в руках бумагу.
- Где больной? - спросил он делегата.
- Мы привезли его сюда. Он в машине, там, на площади.
- Несите, - решительно произнес Карел и поднял руку.
- Он берет нашего Гешшонека! - загремел делегат. - Ур-ра Карелу Долли!
В дальнем конце улицы над толпой появились носилки, покрытые белым. Люди притихли. Из рук в руки, наклоняясь в разные стороны, как лодка в волнах, поплыл Гешшонек над головами людей, все ближе и ближе, пока не достиг заветных дверей. Четыре гвардейца приняли носилки из рук рабочих, чтобы нести в дом.
- Давай, Берт, не бойся! - сказал делегат, склонившись над больным. - Этот Карел свои парень, он живо поставит тебя на ноги!
Гешшонека унесли.
- Карел, а вдруг он безнадежен? - тихо спросила Полина, показывая па больного.
- Я не мог отказать, - так же тихо ответил он. - Такой взрыв надежды…
- Вы всерьез беретесь за больного? - вмешался в разговор доктор из комиссии.
- Разумеется. Мы вместе с вами осмотрим Гешшонека. Вы соблаговолите присутствовать на всех фазах опыта. Вот вам случай убедиться еще раз в реальности эксперимента. Но вам придется пробыть здесь не меньше недели.
- Я буду счастлив пробыть здесь и месяц.
Врачи окружили больного.
- Что с вами, Гешшонек? - спросила Полина.
- Слабость… Слабость…
- Сколько вам лет?
- Шестьдесят восемь.
- Он самый известный человек в городе, - сказал Сарджи. - Лидер рабочих. Прекрасный сталевар.
- В палату! - приказал Карел. - Скажите офицеру охраны, пусть он оповестит: Гешшонек пробудет в лаборатории длительное время. Мы его поставим на ноги.
К вечеру толпа поредела: жара после полудня усилилась и разогнала любопытствующих. Но вдоль тротуара от самого входа выстроилась длиннейшая очередь. Все старые и больные остались. Никакие уговоры не действовали, они не расходились. Они жаждали исцеления. Карелу передали толстую пачку листов - список. В нем значилась тысяча триста семьдесят одна фамилия.
После десяти, когда окончательно спала жара и очередь улеглась вдоль садовой ограды, опять возникло волнение. Люди вдруг вскочили, закричали, столпились у входа. Они увидели, как подъехала большая машина. Из нее вышел властный старик и двинулся к входу.
- Куда? - закричали в очереди. Передние сдвинулись и прикрыли собой вход в лабораторию.
Старик не отвечал. Кто-то сказал с испугом:
- Да это Шерер! Сам Шерер…
- Какой еще Шерер?
- Посторонитесь. Это Шерер, владелец заводов, глава компании.
Толпа неохотно расступилась. Старик шагнул к двери, смело открыл ее. И нос к носу столкнулся с Карелом.
- Хелло, Долли? - сказал он деловым тоном. - Я узнал вас по газетным снимкам.
- Чем обязан? - сухо спросил Карел.
- Закройте дверь, - приказал посетитель, но увидев, что биолог не трогается с места, повернулся н сам прикрыл ее. - Может быть, пройдем в кабинет?
Но Карел не выразил желания идти в кабинет. Он стоял и загораживал дорогу.
- Говорите, - тоном приказа ответил он.
- Моя фамилия Шерер. Отто Шерер. Урдон - Санта-Рок, химические заводы. Пластмасса, волокно.
- Ну?..
- Моя чековая книжка в вашем распоряжении. - Он выхватил из кармана книжку и помахал ею. - Я готов хоть сейчас, Долли…
- Не понимаю вас.
- Хочу лечь в вашу клинику.
- Зачем?
- На операцию. Пятьсот тысяч, и давайте начнем сегодня.
- Нет.
- Семьсот!
- Я не работаю за деньги, Шерер, - резко сказал Карел. Лицо его стало непреклонным.
- Но как же? Вы нуждаетесь в деньгах, это всем известно. Бизнес сам идет вам в руки. Вы деловой человек и отказываетесь от денег!
- У меня нет времени объяснять вам положение.
- Миллион! Вы должны понять, у меня крупное производство, страшно много дел. У меня, наконец, молодая подруга! Я должен быть сильным и молодым, Долли!
- Еще раз повторяю, Шерер…
За дверьми волновались люди. Шум нарастал. Лицо Шерера пошло пятнами, глаза стали кроткими, умоляющими.
- Доктор Долли, прошу вас… Два миллиона! Разорюсь, но…
Карел предупредительно открыл дверь. Он едва сдерживал себя. Этот старик пришел покупать себе молодость!
- Прошу вас, Шерер…
Сникнув, как-то согнувшись, старый делец вышел, растолкал людей и сел в машину, сильно хлопнув дверцей. Взгляд, которым он окинул лабораторию, не предвещал добра.
Теперь можно было ехать домой.
Ласкар благополучно миновал успокоившуюся очередь, обманул бдительность фоторепортеров, дежуривших на другой стороне улицы, разыскал машину и быстро доехал до своего дома.
Прислуга долго возилась с замками и цепочками, пока открыла дверь: хозяйка приказала строго охранять вход. В комнатах было тихо. Ласкар заглянул к Памеле. Она спала, не раздеваясь. Бедняжка! Он ти-хо подошел к ней и поправил подушку. Памела сразу открыла глаза и вскочила.
- Ты?!
Она обняла его и успокоенно вздохнула.
- Видишь, все благополучно, - сказал Ласкар.
- А комиссия?
- У нее нет оснований для недоверия.
- Значит, Карел все им рассказывает и показывает?
Ласкар замялся.
- Нет, не все, - признался он. - Далеко не все.
Памела сказала с чувством:
- Я очень боялась. Ведь если хоть один чужой узнает тайну обновления организмов, ее узнают и те, кому не положено знать.
- Ты имеешь в виду Хеллера?
- И его тоже. В первую очередь. Ты ничего не знаешь о нем?
- Нет. Он даже не откликнулся на наше сообщение.
Памела задумалась, лицо ее стало озабоченным.
- Хеллер еще покажет зубы, поверь мне, - сказала она.
- Поздно, он вышел из игры.
- Не думаю, - со скрытым значением отозвалась она.
- Его друг пастор Ликор через свою газету сеет подозрения, он обвиняет нас в пристрастии к левым силам.
- Вот видишь. Тут рука Хеллера.
- Ядовитые зубы бессильны. Такой подъем, такая благожелательность! - Ласкар был настроен очень благодушно. - Даже наш премьер поздравил Карела и распорядился выставить охрану. Что может сделать Хеллер? Его роль сыграна, аплодисментов не последовало.
- И все-таки… - Памеле очень хотелось, чтобы Ласкар сам не забывал об опасности и внушил чувство настороженности Карелу.
- Я понимаю тебя, - согласился Ласкар. - Брат не позволит застать себя врасплох.