- Предосторожности! - фыркает Кларк. - Пощади мои уши! Что, на всем хребте у меня одной еще не отказали лобные доли? Не забыл, как в прошлом году Абра подцепил суперсиф? Чарли Гарсиа восемь месяцев не мог избавиться от аскариды в кишках, но я что-то не припомню, чтобы в этом обвиняли корпов. Кевин, люди болеют, даже здесь, внизу Особенно здесь. Каждый второй из нас сгниет даже раньше, чем получит шанс отуземиться.
И опять что-то проглядывает за непрозрачным блеском линз на глазах Уолша. Что-то не слишком дружелюбное.
- Что еще? - вздыхает она.
- Это просто меры предосторожности. Не вижу, какой от них вред.
- Очень большой, если люди сделают выводы, не дожидаясь фактов.
На минуту Уолш замирает. Потом встает на ноги.
- Грейс как раз и пытается получить факты, - говорит он, шлепая босыми ногами через отсек. - А поспешные выводы делаешь ты.
"Ух ты, Кевви! - дивится Кларк. - Никак, у тебя хребет появился?"
Он подхватывает со стула гидрокожу. Сморщенная черная синтетика обнимает его как любовница.
- За перепихон спасибо, - говорит он. - Мне пора.
ШАБЛОН
Лабина она застает зависшим над его сигнальным резервуаром. Трубки, оптоволоконный кабель и прочие детали - почти все уже неисправные, останки давно разобранных систем - лентой обвивают экватор большого бака. Сейчас течения слишком ленивы, чтобы вызвать свечение камня и аппаратуры, и свет дает только налобный фонарь Лабина.
- Абра сказал, что ты здесь, - жужжит Кларк.
- Подержи панель, а?
Она берет у него маленький прибор.
- Я хотела с тобой поговорить.
- О чем? - Кажется, все его внимание отдано янтарному пузырьку полимера на одной из проводящих трубок.
Кларк смещается так, чтобы оказаться в его поле зрения.
- Ходят идиотские слухи. Грейс внушает людям, будто Джерри подсадила Джину какую-то заразу.
Вокодер Лабина тикает, механически передавая его "м-м-м".
- У нее насчет корпов давно фитиль в заднице, но никто ее всерьез не принимает. По крайней мере, не принимал...
- Вот оно что... - Лабин постукивает по клапану.
- Что?
- Трещина в резиновой прокладке вокруг термостата. Оттого и замыкания.
- Кен, послушай меня!
Он смотрит на нее, ждет.
- Что-то меняется. Грейс никогда так далеко не заходила, ты же знаешь.
- Я с ней никогда лбами не сталкивался, - жужжит Лабин.
- Она всегда была одна против всего мира. Но эта зараза, которую подцепил Джин, все переменила. Ее стали слушать. Это опасно.
- Для корпов.
- Для всех нас. Не ты ли меня предупреждал, на что способны корпы, если станут действовать дружно? Не ты ли сказал, что...
"...возможно, придется действовать на упреждение..."
Желудок у Кларк куда-то проваливается.
- Кен, - медленно жужжит она, - ты же понимаешь, что Грейс просто чокнутая, нет?
Он не торопится с ответом. Кларк надоедает ждать.
- Ну правда, ты бы ее только послушал. Для нее война как будто и не кончалась. Стоит кому-то чихнуть, она уже ищет биологическое оружие.
Силуэт Лабина за фонарем чуть сдвигается: кажется, он пожал плечами.
- Есть несколько любопытных совпадений, - говорит он. - Джин попадает в "Атлантиду" с тяжелым ранением. Джерри оперирует его в медотсеке, за которым мы не можем вести полноценного наблюдения, и помещает в карантин.
- Карантин - это из-за Бетагемота, - напоминает Кларк.
- Как ты сама не раз отмечала, к Бетагемоту мы все иммунны. Удивляюсь, как это ты не усомнилась в ее оправданиях. - Видя, что Кларк молчит, он продолжает: - Джина отпускают с "побочной инфекцией", которая не распознается нашим оборудованием и пока не поддается лечению.
- Но ты же там был, Кен. Джерри не хотела выпускать Джина из карантина. За это Дейл ее и исколошматил. Изоляция нулевого пациента - не самый дальновидный вариант, если тебе надо распространить чуму.
- Полагаю, - жужжит в ответ Лабин, - на это Грейс скажет: они предвидели, что мы все равно его вытащим, и устроили представление, как раз и рассчитывая, что кто-нибудь потом за них вступится.
- То есть они для того его заперли, чтобы освободить? - Кларк с намеком поглядывает на электролизный приемник Лабина. - Тебе там кислорода хватает, Кен?
- Я просто излагаю, как могла бы рассуждать Грейс.
- Довольно извращенный ход мысли, даже для... - До нее доходит. - То есть она и в самом деле так говорит?
Фонарик у него на лбу слегка покачивается.
- Так слухи до тебя дошли. Ты все уже знаешь. - Она качает головой, презирая себя. - А я еще надеялась тебя раскачать.
- Я всегда готов тебя выслушать.
- Мог бы сделать кое-что еще. То есть я понимаю, что ты не хочешь лезть в эти дела, но Грейс же охре- невшая психопатка. Она лезет в драку, а кого затянет в струю, ей плевать.
Лабин неподвижен, непроницаем.
- Я ожидал от тебя большего к ней сочувствия.
- Это как понимать?
- Никак, - жужжит он, выдержав паузу. - Но, что бы ты ни думала о поведении Грейс, ее опасения не совсем беспочвенны.
- Брось, Кен. Война окончена. - Она принимает его молчание за согласие. - И зачем бы корпам начинать ее сызнова?
- Затем, что они проиграли.
- Это уже древняя история
- Было время, когда ты считала себя пострадавшей стороной, - напоминает он. - Сколько крови пришлось пролить, прежде чем ты сочла, что расквиталась до конца?
Его металлический, такой холодный голос вдруг оказывается совсем рядом, звучит прямо у нее в голове.
- Я... была неправа, - помедлив, говорит Кларк.
- Это тебя не остановило. - Он отворачивается к своей установке.
- Кен, - зовет она.
Он смотрит на нее.
- Это же чушь. Сплошные "если". Сто к одному, что Джин просто подцепил что-то от покусавшей его рыбины.
- Предположим.
- Кто сказал, что здесь не болтаются сотни зловредных микробов, которых пока не обнаружили? Несколько лет назад и про Бетагемот никто не слышал.
- Это я помню.
- Значит, нельзя допускать эскалации. Пока нет никаких доказательств.
В отблеске фонаря его глаза светятся желтовато-белым.
- Если насчет доказательств ты серьезно, то могла бы сама их раздобыть.
- Как?
Он постукивает себя по груди слева. Там, где расположены имплантаты. Кларк холодеет.
- Нет.
- Если Седжер что-то скрывает, ты об этом узнаешь.
- Она может скрывать что угодно и от кого угодно. И так не докажешь, что именно она скрывает.
- Заодно бы и выяснила, что на душе у Нолан, раз уж тебя так волнуют ее мотивы.
- Ее мотивы мне известны. Ни к чему гробить химию собственного мозга, чтоб в них увериться.
- С точки зрения медицины риск минимальный, - напоминает он.
- Не в том дело. Это ничего не докажет. Ты же знаешь, Лабин, что конкретные мысли читать невозможно.
- Тебе бы и не пришлось. Достаточно считать чувство вины...
- Нет, я сказала!
- Тогда не знаю, что тебе посоветовать. - Он снова отворачивается. В луче фонаря трубы резервуара похожи на крошечную контрастную модель опрокинутого на бок города. Под пальцами Лабина с шипением вспыхивает крошечное солнце, на секунду Кларк слепнет. К тому времени, как ее линзы приспосабливаются, поверхность бака уже вся освещена. Лучи преломляются в воде, та мерцает, словно марево в жаркий день; будь глубина меньше, уже взорвалась бы паром.
- Есть еще один способ, - жужжит она. Лабин выключает горелку паяльника.
- Есть. - Он оборачивается к ней. - Но я бы не слишком на него надеялся.
Давным-давно, когда трейлерный парк только собирался, кто-то додумался превратить один пузырь в большую столовую: ряд циркуляторов, пара разделочных столов для отважных и несколько складных столиков, в обдуманном беспорядке разбросанных по палубе. Предполагалось, что все это создаст эффект кафе под открытым небом. На деле получилось нечто вроде кладовки, куда сваливают на зиму мебель.
Но кое-что прижилось - сад. За это время он покрыл половину внешней палубы: кучка вьющихся растений освещена лампами-подпорками с солнечным спектром - палки похожи на скрытые в листве светящиеся бамбучины. Это даже не гидропоника, маленькие джунгли произрастают в ящиках с сочной темной землей - на самом деле это диатомовый ил с органическими добавками. Почва была довольно скудной, но на ней теперь отложились слои компоста, беспорядочно распространившись поверх обшивки.
Из всех атмосферных пузырей на хребте здесь самый приятный запах. Кларк распахивает люк и глубоко вдыхает. В этом вдохе удовольствия только половина: вторая половина - решимость. Грейс Нолан смотрит на нее с дальнего конца оазиса, где подвязывала плети чего-то, что до вмешательства генетиков могло быть стручковым горохом.
Однако под непрозрачными глазами Нолан играет улыбка.
- Привет, Лени!
- Привет, Грейс. Думаю, хорошо бы нам поговорить.
Нолан забрасывает в рот стручок: гладкая черная амфибия кормится в пышной зелени древнего болота. Жует она, пожалуй, дольше, чем необходимо.
- Насчет...
- Насчет "Атлантиды". И твоих анализов крови. - Кларк переводит дыхание. - И твоих претензий ко мне.
- Боже мой, - возражает Нолан, - к тебе никаких претензий, Лен. Бывает, люди ссорятся. Ничего особенного, не принимай все так всерьез.
- Ну и ладно. Тогда поговорим о Джине.
- Конечно. - Нолан, выпрямившись, снимает с переборки стул и раскладывает его. - А заодно про Сала, Лайджа и Лани.
"Уже и Лани?"
- Ты думаешь, виноваты корпы?
Нолан пожимает плечами.
- Я этого не скрываю.
- И откуда такие выводы? Нашла что-нибудь в крови?
- Мы пока собираем образцы. Кстати, Лизбет обосновалась в медпузыре, можешь сдать анализы. По-моему, стоит.
- А если ничего не найдете? - интересуется Кларк.
- Я и не жду, что найдем. Седжер не так глупа, чтобы оставлять следы. Но как знать.
- Ты же понимаешь, что корпы, возможно, ни при чем?
Нолан откидывается на спинку стула, потягивается.
- Милочка, сказать не могу, как я удивлена, что слышу такое от тебя.
- Тогда дай мне доказательства.
Нолан с улыбкой качает головой:
- Вот тебе для примера. Скажем, ты плаваешь в водах, где водятся акулы. Здоровенные гадины с треугольными плавниками кишат вокруг, разглядывают тебя, и ты понимаешь: не рвут на части только потому, что у тебя наготове дубинка, а они знают, что дубинка вытворяет с такими рыбинами. Так что они держатся на расстоянии, но от этого ненавидят тебя только сильнее, правда ведь? За то, что ты уже убивала им подобных. Эти акулы далеко не глупы, но очень злопамятны. Так вот, плывешь ты себе среди всех этих холодных мертвенных глаз и зубов, и видишь... скажем, Кена. Вернее, то, что от него осталось. Обрывок кишки, половина лица, опознавательная нашивка, плавающая среди акульих туш. Ну и как, Лен, сойдет такое за доказательство? Или ты скажешь: нет, это ничего не доказывает, я ведь не видела, что тут произошло. Скажешь: давайте воздержимся от поспешных выводов...
- Довольно паршивая аналогия, - тихо говорит Кларк.
- А по-моему, охрененная.
- И что ты намерена делать?
- Я могу сказать, чего я делать не намерена, - заверяет ее Нолан. - Не стану сидеть спокойно, полагаясь на доброту корпов, пока все мои друзья превращаются в падаль.
- Тебя об этом кто-нибудь просит?
- Пока нет. Но думаю, скоро попросят.
Кларк вздыхает.
- Грейс, я прошу, ради нас всех...
- Да пошла ты на хрен, - резко перебивает Нолан. - Тебе насрать на всех нас.
Словно кто-то щелкнул выключателем. Кларк изумлено разглядывает Нолан, та отвечает ей пустыми глазами, дрожа в припадке ярости.
- Хочешь знать, какие у меня к тебе претензии? Ты нас продала! Мы уже почти покончили с этими акулами. Могли выпустить им кишки через глотки, а ты нас остановила, дрянь поганая.
- Грейс, - пытается вставить Кларк, - я понимаю твои чув...
- Ни хрена! Ни хрена ты не понимаешь!
"Что же с тобой делали, - гадает Кларк, - как довели до такого?"
- Мне тоже от них досталось, - тихо говорит она.
- Еще бы. И ты-то за себя рассчиталась, скажешь, нет? И, поправь меня, если я ошибаюсь, ты попутно угробила немало невинных, разве не так? Плевать тебе на них было. И, может, тебя это не особо волнует, но из-за твоего крестового похода погибло и немало наших, рыбоголовых. На них тебе тоже было плевать, лишь бы отвесить пинка кому следует. Отлично. Ты расквиталась. А остальные-то еще ждут, а? Мы ведь не собираемся даже скашивать миллионы невинных, мы всего лишь хотим добраться до уродов, которые нас натянули, - и вот именно ты приползаешь сюда, как цепная собачка Патриции Роуэн, чтобы сказать, что я не в своем праве? - Нолан с отвращением мотает головой. - Я не понимаю, как мы позволили остановить себя тогда, и уж точно не позволю остановить теперь.
Ненависть расходится от нее инфракрасными лучами, Кларк даже удивляется, что листья не чернеют, не загораются от этого жара.
- Я думала, мы сумеем разобраться, потому и пришла, - говорит она.
- Ты потому пришла, что проигрываешь, и знаешь это.
От этих слов под ложечкой у Кларк стягивается холодный узелок гнева.
- Ты никогда и не думала ни в чем разбираться, - рычит Нолан. - Ты всегда стояла на своем. Я - Мадонна Разрушения, я русалка долбаного Апокалипсиса, я буду стоять в сторонке и устанавливать правила. Только на этот раз оползень пошел не в ту сторону, милашка, и ты струсила. Испугалась меня. Так хоть избавь меня от дерьмового альтруизма и дипломатии. Ты просто пытаешься усидеть на своем жестяном трончике, пока он не развалился. Хорошо поговорили!
Она хватает ласты и вываливается в шлюз.
ПОРТРЕТ САДИСТА В ЮНОСТИ
Ахилл Дежарден не помнил, когда у него в последний раз был секс по взаимному согласию. Зато помнил, когда впервые от такого отказался
Это было в 2046-м, он тогда как раз спас Средиземное море. Во всяком случае, так все подавало радио Н'АмПацифика. На самом деле он всего лишь вычислил существование странного аттрактора в Кадисском заливе - мелкого устойчивого завихрения, которое не додумался поискать никто другой. Симуляции показывали, что оно достаточно мало, чтобы поддаваться гасителям альбедо; итоговый эффект должен был распространиться на Гибралтарский пролив и - если цифры не врали - мог оттянуть гибель Средиземного на доброе десятилетие. Или до нового отказа Гольфстрима. Это было не спасение, а отсрочка приговора, но УЛН сейчас требовалось хоть что-то, чтобы загладить фиаско с Балтикой. К тому же дальше, чем на десять лет вперед, никто и не загадывал.
Так что Ахилл Дежарден на время попал в звезды. Даже Лерцман чуть не месяц изображал к нему симпатию и уверял, что подаст на досрочное повышение, как только закончатся проверки. Если, мол, у Дежардена в прошлом не обнаружится груды зарезанных младенцев, он получит свое еще до Хэллоуина. А может, черт побери, получит, даже и груда младенцев не помешает. Проверки прошлого были для высших эшелонов Патруля не более чем бессмысленным ритуалом: ты мог быть серийным убийцей - это ничего не меняло для того, у кого в мозгу бормочет Трип Вины. Все равно ты останешься рабом Общего Блага.
Ее звали Аврора. У нее была прическа под зебру - по тогдашней моде - и целая батарея умилительно безвкусных шрамов, стилизованных под клейма беженцев. Они сошлись на какой-то вечеринке, устроенной для УЛН Евроафриканской ассамблеей. Их аксессуары вынюхали ауры друг друга и подтвердили взаимный интерес (в те времена он еще что-то значил), а чипы обменялись справками о состоянии здоровья (а это и тогда ничего не значило).
Так вот, они ушли с вечеринки, спустились на триста метров со стратосферы УЛН на улицы Садбери - и еще на пятьдесят, в подземное чрево "Реактора Пикеринга", где софт был гарантированно защищен от взлома и давал вдвое большую выборку по ЗППП, чем обычно. Кровь они сдали после симпатичной пары р-отборщиков, которая распалась у них на глазах, когда один анализ выдал положительный результат на какую-то экзотическую трематоду в мочеполовых путях.
Дежарден тогда еще не был знаком с хитроумными веществами, которые заполонили его сосуды в последующие годы, и мог без вреда для себя применять всяческие тропы и стимуляторы настроения. Так что они с Авророй, пока проверялась кровь, взяли столик в соседнем баре и погладили психотропную жабку, ползавшую в террариуме под столешницей.
Из большого подземного резервуара, в который был погружен "Реактор", сквозь плексигласовые стены сочился смутный зеленоватый свет - подделка под старинное хранилище ядерных отходов. Через несколько минут на их столик порхнула одна из местных бабочек. Ее прозрачные крылышки поблескивали данными спектра - зелеными по всей длине волны.
- Я же говорила, - сказала Аврора и чмокнула его в нос.
Секс-кабинки в "Реакторе" сдавались поминутно. Они вскладчину оплатили пять часов.
Он имел ее в реальности и в воображении. В реальности - виртуозный и нежный любовник. Он трогал соски языком, зубами - ни-ни. Оставлял цепочки поцелуев от горла до вагины, нежно исследовал каждое отверстие, его дыхание срывалось от сдержанной страсти. Каждое движение обдумано, каждый сигнал отчетлив: Он скорее умрет, чем причинит этой женщине боль.
В воображении он разрывал ее на части. В воображении ласки не было: он хлестал ее наотмашь, так что голова у нее моталась, чуть не отрываясь от шеи. В воображении она вопила. В воображении он избивал ее до тех пор, пока она не перестала вздрагивать от удара кнута.
Она тем временем бормотала и сладко вздыхала, и заметила между делом, что он явно преклоняется перед женщинами, и как это приятно после грубиянов, которым только бы воткнуть, и она, мол, даже не знает, достойна ли такого преклонения. Дежарден мысленно похлопал себя по плечу. Он не спрашивал о происхождении крошечных шрамов у нее на спине, о предательских розовых полосках от применения анаболиков направленного действия. Как видно, Аврора находила, куда потратить прокачанное здоровье. Может быть, только недавно избавилась от отношений, в которых была жертвой. Может, он был ее спасителем.
Тем лучше. Он вообразил себя одним из прошлых партнеров: тех, что избивали ее.
- Да ну на хрен, - сказала она на четвертом часу. - Просто врежь мне.
Он застыл в ужасе, гадая, что его выдало: язык тела или телепатия, или это просто удачная догадка.
- Что?
- Ты такой нежный, - сказала ему Аврора. - Давай играть погрубее.
- Ты не... - Ему пришлось подавить изумленный смешок. - Ты о чем вообще?
- Ты что так опешил? - улыбнулась она. - Неужели ни разу женщину не лупил?
"Это ведь были намеки, - понял он. - Она жаловалась". А он, Ахилл Дежарден, непревзойденный вычислитель закономерностей, мастер по выхватыванию сигнала из шума помех, ничегошеньки не заметил.
- Удушение меня заводит, - продолжила она. - Что это твой ремень лежит без дела?..
Все было, как в его мечтах, за которые он себя ненавидел. Словно ожили его самые постыдные фантазии. Это было превосходно. "Ах ты, сука, ты этого хотела, да? Вот как раз от меня и получишь".