- Да, дорогая, помню, я обещал, но… Ты совершенно права, дорогая, но из Вашингтона попросили встретить министра Блейкинсопа и показать ему все, что он захочет. Я не знал, что он приедет именно сегодня… Нет, я не могу поручить это заместителю. Это будет просто невежливо. Он министр транспорта Австралии. Я же тебе говорил, что… Да, дорогая, я знаю, что вежливость начинается с семьи, но дороги должны катиться. Такая уж у меня работа, ты это знала, когда выходила за меня замуж. А это часть моей работы… Ну, вот и умница. Мы обязательно позавтракаем вместе. Устроим пикник, только ты закажи лошадей и завтрак. Встретимся как обычно, в Бейкерсфилде… До свидания, дорогая. Поцелуй за меня малыша.
Он положил трубку, и прелестное негодующее лицо на экране померкло. В кабинет вошла девушка. На наружной стороне двери мелькнули литеры: "ДИЕГО - РИНО РОДТАУН. КАБИНЕТ ГЛАВНОГО ИНЖЕНЕРА".
Гейнс беспокойно поднял глаза.
- А, это вы. Никогда не выходите замуж за инженера, Долорес, выходите за художника. Он будет чаще бывать дома.
- Да, мистер Гейнс. Здесь мистер Блейкинсоп, мистер Гейнс.
- Уже? Я не ждал его так скоро. Разве корабль прибывает так рано?
- Да, мистер Гейнс.
- Гммм… Звучит невероятно, однако вы никогда не ошибаетесь. Послушайте, Долорес, у вас есть какие-нибудь эмоции?
- Да, мистер Гейнс.
- Ну что ж; пригласите сюда мистера Блейкинсопа.
- Хорошо, мистер Гейнс.
Ларри Гейнс встал навстречу гостю. "Ничего особенного, какой-то коротышка, - подумал он, пока шел обмен рукопожатиями и формальными приветствиями, - котелок и зонтик явно непривычны ему, а из-под оксфордского акцента так и прет гнусавый австралийский говор".
- Рад видеть вас здесь, мистер Блейкинсоп. Надеюсь, вы останетесь довольны.
- Я в этом уверен, - улыбнулся коротышка. - Я впервые в вашей стране, но чувствую себя, как дома: и эвкалипты, и горы…
- Ваша поездка чисто деловая?
- Да-да. Основная моя цель - изучить ваши родтауны и доложить моему правительству о целесообразности внедрения ваших методов решения социальных проблем. Подземных. Вы, я думаю, понимаете, почему меня послами именно к вам.
- Да, в основном. Правда, я не знаю, что бы вы хотели увидеть. Вы, конечно, слышали и о родтаунах, и об их обслуживании, и об управлении ими?
- Да, читал кое-что. Правда, я не инженер, мистер Гейнс. Моя стихия - социальная политика. Я хотел бы увидеть, как техническая революция повлияла на людей, так что рассказывайте мне о дорогах так, словно говорите с круглым невеждой.
- Пусть будет так. Кстати, сколько человек в вашей делегации?
- Один, секретаря я отослал в Вашингтон.
- Понятно. - Гейнс посмотрел на часы. - Близится время обеда. Идемте на Стоктонскую полосу. Там мой любимый китайский ресторанчик. Это займет не более часа, зато по пути вы увидите дороги в действии.
- Отлично.
Гейнс нажал кнопку на своем столе, засветился экран, на нем появился угловатый молодой человек, сидящий у полукруглого усеянного приборами пульта. В уголке рта торчала сигарета. Он поднял глаза, вгляделся и помахал рукой.
- Приветствую, шеф. Чем могу служить?
- Привет, Дейв. Так это вы дежурите нынче вечером? Я отправляюсь обедать в сектор Стоктона. Где Ван Клик?
- Отправился на какое-то собрание, но не сказал куда.
- Есть что-нибудь важное?
- Ничего, шеф. Дороги катятся, люди едут обедать.
- О'кей, пусть катятся.
- Будут катиться, шеф.
Гейнс отключился и повернулся к Блейкинсопу.
- Ван Клик - мой первый заместитель. Он все время на дорогах, и в управлении его застать трудно. Идемте, Девидсон отлично справится сам.
Они спустились на эскалатор и вышли к дороге, к полосе, что бежала на север со скоростью пяти миль в час, дошли до указателя "ПЕРЕХОД НА ЮЖНУЮ ДОРОГУ" и шагнули на полосу.
- Приходилось вам кататься на конвейерной ленте? - поинтересовался Гейнс. - Это то же самое, только помните, что вставать на нее нужно лицом к направлению движения.
Они переходили с полосы на полосу, проталкиваясь в толпе спешащих домой людей. Полоса, делающая двадцать миль в час, была разгорожена зеркальными кабинками с крышами. Увидев их, уважаемый министр Блейкинсоп изволил удивленно поднять брови.
Гейнс ответил на невысказанный вопрос, но сначала откатил дверь и пригласил гостя внутрь.
- Это ветроломы - единственный способ защититься от встречного воздушного потока. На полосе со скоростью в сто миль он мог бы разорвать на нас одежду в клочья.
Он говорил, низко наклонившись к Блейкинсопу, пытаясь перекричать свист обтекающего кабинку воздуха, гул толпы и рокот движущих дорогу механизмов. По мере приближения к середине дороги разговаривать становилось все труднее. Они прошли сорокамильную полосу, потом шестидесятимильную и восьмидесятимильную и, наконец, добрались до самой быстрой, стомильной, которая могла донести их от Сан-Диего до Рино и обратно всего за двенадцать часов. Как только Блейкинсоп очутился на широком разделительном тротуаре, немедленно вспыхнула реклама:
РЕСТОРАН ДЖЕЙКА № 4 Лучшие блюда на лучшей дороге.
Хорошо пообедать с ветерком, пока мили проносятся мимо.
- Чудесно! - сказал мистер Блейкинсоп. - Все равно что обедать в вагоне-ресторане. Это действительно очень хороший ресторан?
- Один из самых лучших. Не то чтобы модный, но все же достаточно известный.
- Я хотел сказать…
Гейнс улыбнулся.
- Попробуйте, сэр, не пожалеете.
- Но я не хотел бы мешать вам.
- Этого не бойтесь. Давайте войдем.
Гейнс приветствовал хозяйку, как старую знакомую.
- Хэлло, миссис Маккой. Как поживаете?
- Господи, да неужто сам шеф пожаловал! Давненько вы нам не оказывали чести. Надеюсь, вы с вашим другом отобедаете у нас?
- Непременно, миссис Маккой. Распорядитесь за нас и, пожалуйста, не забудьте о бифштексах.
- Конечно. Двухдюймовые, из молодого бычка.
Она проводила их в отдельный кабинет и упорхнула с грацией, неожиданной для ее грузного тела.
Перво-наперво она с мудрой предусмотрительностью принесла телевизиофонный аппарат. Гейнс подключил его к сети и набрал номер.
- Алло… Девидсон? Дейв, это шеф. Я у Джейка. Да, в Четвертом. Если понадоблюсь, позвони десять-"эл"-шесть-шесть.
Когда он положил трубку, Блейкинсоп вежливо спросил:
- Вам каждый раз необходимо отмечаться?
- Не то чтобы необходимо, - ответил Гейнс, - а так, на всякий случай. Обычно дежурство несем либо я, либо Ван Клик. Девидсон отлично справится сам, но в случае крайней необходимости… Конечно, в таком случае я бы предпочел быть там.
- Что вы называете крайним случаем?
- В основном две вещи. Если нарушится подача энергии к роторам, дороги остановятся и миллионы людей окажутся за сотни миль от дома. Если это случится в часы "пик", мы должны будем как можно скорее эвакуировать их с дороги.
- Вы сказали - миллионы, а сколько миллионов?
- С этой дорогой связаны двенадцать миллионов человек, которые работают на предприятиях и живут в домах, простирающихся на пять миль в каждую сторону от дороги.
Энергетическая эра незаметно сменилась эрой транспорта. Этот переход ознаменовали два события: утилизация дешевой солнечной энергии и пуск первой самодвижущейся дороги. К тому времени энергетические ресурсы Соединенных Штатов были вконец истощены хищнической эксплуатацией нефти и угля, начавшейся еще в первые годы двадцатого столетия. Этому особенно способствовал небывалый взлет автомобильной промышленности. Из неуклюжих безлошадных повозок автомобили превратились в стальных чудовищ, сотни лошадиных сил позволяли им покрывать сотни миль в час. Они переполняли страну - в 1955 году на каждых двух человек приходился, согласно статистике, один автомобиль.
Но автомобиль нес в себе семена собственной гибели. Восемьдесят миллионов стальных дьяволов, управляемых несовершенными созданиями, их бешеные скорости уносили больше жизней, нежели войны. В некоторые годы автомобильные страховки перекрывали по сумме стоимость самих автомобилей. Страховые компании, большие и малые, стали самым обычным явлением. Автомобили скучивались в городах, пешеходы практически исчезли.
Собственно, пешеходами стали называть тех, кто шел куда-либо с автомобильной стоянки. Автомобили сделали возможным существование огромных городов, но сами же душили их своей многочисленностью. Еще в 1900 году Герберт Джордж Уэллс заметил, что величина городов должна быть прямо пропорциональна их транспортным возможностям. Автомобили позволили построить города до двухсот миль в диаметре, но сделали их неудобными и даже опасными для людей.
В 1955 году федеральное шоссе № 66 Лос-Анджелес - Чикаго, "Главная Улица Америки", как его называли, превратилось в автомобильный конвейер, движение по которому разрешалось со скоростью не ниже шестидесяти миль в час. Во время его постройки неожиданно обнаружилось новое явление: два города-гиганта, Чикаго и Сан-Луи, сомкнулись где-то в районе Блумингтона, штат Иллинойс. В результате образовался один огромный город.
В этом же году в Сан-Франциско произошла замена устаревших трамваев на самодвижущиеся эскалаторы, приводимые в движение энергией солнечных экранов Дугласа - Мартина. Хотя права на вождение автомобилей еще сохраняли свою силу, конец автомобилизма был предрешен. Последний удар ему нанес Закон о национальной обороне, изданный в 1975 году.
В свое время этот закон вызвал массу споров: он объявил нефть исключительно стратегическим сырьем и, таким образом, вооруженные силы овладели всей нефтью, а восемьдесят миллионов гражданских машин стали бесполезным хламом. Такая мера уже вводилась во времена второй мировой войны, но теперь на ее "временность" уже никто не уповал.
Возьмите супершоссе того времени, по обе стороны которых высились города, добавьте самодвижущиеся эскалаторы в Сан-Франциско, учтите при этом катастрофическую нехватку бензина и присущую янки изобретательность. В 1960 году была пущена первая самодвижущаяся дорога между Цинциннати и Кливлендом.
На нынешний взгляд ее конструкция была ужасно примитивной, и она более всего напоминала транспортер для руды, применявшийся пару десятилетий назад. Самая быстрая полоса развивала всего двадцать миль в час, была узкой, и уж конечно, ни о какой торговле на ней не могло быть и речи. Но несмотря на все недостатки, она стала прототипом, определившим образ жизни страны на ближайшие десятилетия - ни городской, ни сельской, а точнее - и той и другой, продиктованной существованием быстрых, безопасных, дешевых и удобных самодвижущихся дорог.
Фабрики - широкие, приземистые здания, крытые солнечными энергетическими экранами (такие же приводили в движение дороги), - тянулись по обеим сторонам дорог. Позади них располагались отели, магазины, театры, кинозалы, меблированные комнаты, а еще дальше - жилые дома, которые покрывали холмы, вклинивались между фермами, стояли по берегам рек. Люди работали в "городе", а жили в "деревне", и чтобы попасть из одного места в другое, нужно было не более десяти минут.
Миссис Маккой сама обслуживала шефа и его гостя. При виде двух чудесных бифштексов они прервали беседу.
Было время ежечасных рапортов, дежурные инженеры секторов слушали механиков.
- Субсектор-один - порядок!
- Субсектор-два - порядок!
Натяжение полос, вольтаж, температура деталей, синхронность.
- Субсектор-семь - порядок!
Крепко скроенные, жилистые мужчины в хлопчатобумажных робах, большую часть жизни проводящие "под землей", среди неизменного воя механизмов скоростных полос, визга роторов и подвывания подшипников.
Девидсон в просторной пультовой изучал действующий макет дорог сектора Фресно. Он взглянул на стомильную полосу и подсознательно отметил Четвертый ресторан Джейка. Шеф сейчас был в Стоктоне, следовало позвонить ему после приема рапортов. Пока все было тихо, движение для этих часов нормальное, так что он чуть было не заснул. Тогда он повернулся к младшему инженеру:
- Мистер Бернс…
- Да, сэр.
- Что вы думаете насчет чашечки кофе?
- Чудесная мысль, сэр. Как только приму рапорты, я сразу же закажу.
Через минуту стрелки хронометра сомкнулись на двенадцати. Младший вахтенный повернул переключатель.
- Всем секторам - рапорт, - сказал он ровным голосом.
На экране возникли два человека. Младший из них ответил, заметно волнуясь:
- Диего-Кольцевая - катятся!
Их тут же сменили двое других:
- Сектор Анджелес - катятся!
Потом:
- Сектор Бейкерсфилд - катятся!
И:
- Сектор Фресно - катятся!
Наконец когда отрапортовала Рино-Кольцевая, младший вахтенный повернулся к Дэвидсону и доложил:
- Катятся, сэр.
- Хорошо - пусть катятся!
Экран вспыхнул снова:
- Сектор Сакраменто, дополнительный рапорт.
- Давайте.
- Кадет Дженфер, младший вахтенный инженер сектора, производя осмотр, обнаружил кадета Алека Джинса, вахтенного техника субсектора, занятого игрой в карты с Россом, механиком второго класса того же субсектора. Невозможно сказать, в который раз они играли, вместо того чтобы патрулировать свой сектор.
- Есть повреждения?
- Один из роторов перегрелся и разбалансировался. Сейчас же все приведено в порядок.
- Хорошо. Прикажите кассиру и бухгалтерии рассчитать Росса и передайте его городским властям. Кадета Джинса поместите под арест и прикажите ему доложиться мне.
- Хорошо, сэр.
- Пусть катятся!
Девидсон повернулся к пульту и набрал временный номер Главного Инженера Гейнса.
- Мистер Гейнс, вы упомянули о двух вещах, представляющих для дорог наибольшую опасность, а рассказали только об одной.
Прежде чем ответить, Гейнс пожевал листочек латука.
- Этой второй опасности практически не существует. Это просто невозможно. Но я все же расскажу. Можете ли вы себе представить, что произойдет, если наша полоса внезапно остановится?
- Гм, - мистер Блейкинсоп нервно поерзал на стуле, - лучше не думать об этом, правда? Даже как-то не верится, что мы сидим в этом уютном кабинете и в тоже время несемся куда-то. А что бы случилось?
- Не беспокойтесь, ничего особенного. Покрытие порваться не может, ибо его секции спроектированы так, что перекрывают друг друга и разве что сдвинутся. Даже если на протяжении нескольких миль разом остановятся все роторы, остальные примут нагрузку на себя и обеспечат движение полосы.
Но мы никогда не забываем о катастрофе на дороге Филадельфия - Джерси-Сити. Линия была одной из первых, самых первых, а нагрузка на нее была довольно велика, так как она обслуживала большой индустриальный район. Линия больше напоминала простой конвейер, и никто не мог предвидеть, что она сдаст. Это случилось в часы максимальной нагрузки, когда по скоростным полосам ехали толпы людей. За местом обрыва дорога вспучилась на протяжении нескольких миль, сбросив пассажиров на крыши восьмидесятимильной полосы, а передняя часть словно хлыстом ударила по другим полосам, расплющивая людей, сбрасывая их в жернова роторов, вминая в барьеры. Эта авария погубила свыше трех тысяч человек, и началась агитация за запрещение самодвижущихся дорог. По приказу президента они были остановлены на целую неделю, потом он был вынужден этот запрет снять - у него просто не было выбора.
- Почему?
- Вся экономика страны зависела от дорог, а в индустриальных районах они стали главным средством передвижения, чтобы не сказать - единственным. Фабрики останавливались, невозможно было подвезти продовольствие, люди начали волноваться - и президент был вынужден пустить дороги снова. Больше ему ничего не оставалось делать, так как дороги вошли в плоть и кровь страны, за одну неделю изменить это было нельзя. В них нуждались не только для перевозки людей, но и для производства и торговли.
Мистер Блейкинсоп скомкал свою салфетку и осторожно сказал:
- Мистер Гейнс, я далек от мысли принижать предусмотрительность вашего великого народа, но не кажется ли вам опасным, что вся экономика зависит от машин одного типа?
- Я вас понимаю, - рассудительно начал Гейнс. - И да, и нет. Существование любой цивилизации, кроме чисто аграрной, определяется каким-то типом машин. На старом Юге это были хлопкоочистительные машины. Британская империя была невозможна без паровых машин. Мощная цивилизация, чтобы жить, должна иметь и силовые, и транспортные, и обрабатывающие машины.
Без них она просто не разовьется, но это вовсе не недостаток машины, а ее преимущество. Правда, мы довели развитие технологии до той степени, когда без нее уже невозможно поддержание высокого жизненного уровня, и мы стоим перед выбором: развивать технологию или охранять природу. Но ведь опасны не машины, а люди, которые ими управляют. Как машины, дороги чудесно работают, Они прочны и безопасны, они совершенствуются. Но дороги - не машины, дороги - это люди. Когда страна зависит от машин, она зависит от людей, которые ими управляют. Если это люди высокой морали, с обостренным чувством долга, то…
Кто-то включил радио, из динамика понеслась музыка, прервавшая Гейнса. Когда звук немного убавили, он сказал:
- Послушайте. Вот подтверждение моих слов.
Блейкинсоп повернулся, чтобы лучше слышать. Играли бравурный марш с четким ритмом, аранжированный в духе времени. Местами слышался шум машин, клацание железа. Узнав мелодию, австралиец широко улыбнулся.
- Ведь это же марш артиллеристов "Катится зарядный ящик", да? Но я не понимаю, какое он имеет отношение к нашему разговору?
- Верно, когда-то это был "Зарядный ящик", но мы приспособили его для современных нужд, и теперь это "Походная песня транспортных кадетов". Слушайте.
Марш продолжал громыхать, его четкий ритм сливался с пульсом дороги в единую мелодию. Потом вступил мужской хор:
"Слушай гуденье! Блюди движенье!
Нашей работе нет конца.
Пусть катятся наши дороги!
Пока вы несетесь по быстрым дорогам,
Мы в "подземелье" в поте лица.
И катятся наши дороги!
О, это скорость, скорость, да!
Мы у роторов всегда.
Блюдем свои секторы строго!
Раз, два, три! Куда б ты ни ехал,
Помни всегда, что катятся наши дороги!
ПУСТЬ КАТЯТСЯ!
Что катятся наши дороги!"
- Слышите? - спросил Гейне с воодушевлением. - Слышите? Вот в чем главная цель Транспортной Академии Соединенных Штатов. Вот почему транспортный инженер - полувоенная профессия со строгой дисциплиной. Мы - неотъемлемая часть всей индустрии, всей экономики. В других отраслях могут быть забастовки, которые создадут лишь частичные и временные неудобства; в сельском хозяйстве может быть неурожай - он отразится только на торговле, но если встанут дороги - остановится все, как при всеобщей забастовке. Но всеобщая стачка хотя и затрагивает большинство населения, хотя и вызывает массу недовольства, остается лишь стачкой, а остановка дорог - это полный паралич. Одна забастовка транспортников уже была в шестьдесят шестом году. Она была обоснована и помогла исправить некоторые злоупотребления. Но такое больше не повторится.
- Чем же вы от этого застрахованы, мистер Гейнс?