- Высоким чувством долга. Механики, обслуживающие дороги, относятся к своей работе с религиозным почтением. Мы всячески стараемся поднять их социальный статут. Особо важную роль играет академия, она стремится выпускать из своих стен преданных своему делу инженеров, дисциплинированных, осознающих свой долг перед обществом и стремящихся выполнить его во что бы то ни стало. В ней царит дух Вест-Пойнта и Годдара.
- Годдара? Ах да, ваше ракетное училище. Ну, и насколько вы в этом преуспели?
- Нам хотелось бы большего, но создание традиций требует времени. Полностью решить проблему мы сможем только тогда, когда самые старшие из инженеров будут выпускниками академии.
- Вы, конечно, один из них?
- Вы мне льстите, - осклабился Гейнс. - Должно быть, я выгляжу моложе своих лет. Меня перевели из армии. После забастовки шестьдесят шестого года дороги на три месяца перешли под руководство Министерства Обороны. Меня включили в комиссию по урегулированию, которая занималась вопросами повышения заработной платы и удовлетворением требований рабочих, а потом я так и остался на транспорте…
На видеотелефоне вспыхнул сигнал вызова.
- Извините, - сказал Гейнс, включая аппарат. - Слушаю.
Блейкинсоп тоже слышал голос с другого конца провода.
- Это Девидсон, шеф. Дороги катятся.
- Хорошо. Пусть катятся.
- Поступил еще один тревожный рапорт из сектора Сакраменто.
- Снова? Когда?
Прежде чем Девидсон успел ответить, видеотелефон замолк. Гейнс повернулся, чтобы набрать номер, и в это время ему на колени опрокинулась полная чашка кофе. Блейкинсопа качнуло так, что он ударился о край стола. Заметно изменился звук, идущий от роторов.
- Что случилось, мистер Гейнс?
- Не знаю. Аварийная остановка, черт знает почему. - Он раздраженно отшвырнул трубку. - Видеотелефон скис. Идемте! Хотя нет, здесь безопаснее. Ждите.
- Чего?
- Ладно, идемте вместе. Держитесь поближе ко мне.
Он повернулся к выходу, словно разом забыл о существовании австралийского министра. Полоса медленно останавливалась. Замерли гигантские роторы, еле вращались аварийные маховики. Обеспокоенные посетители ресторана, прервав обед, толпились у выхода.
- Стойте!
Это было сказано человеком, привыкшим приказывать. В его голосе чувствовались властность и сила: так укротитель усмиряет хищных зверей. Одно это слово заставило толпу подчиниться. Все повернулись к нему.
Гейнс продолжал:
- Оставайтесь на местах, пока мы не будем готовы к эвакуации. Я - Главный Инженер. Здесь мы в безопасности. Вот вы. - Он указал на здоровенного детину у дверей. - Назначаю вас моим заместителем здесь. Никого не выпускайте без специального разрешения. Миссис Маккой, распорядитесь всех накормить.
Гейнс шагнул к двери, Блейкинсоп - следом за ним. Снаружи все казалось не так плохо, как можно было ожидать. Остановилась только стомильная полоса; в нескольких футах от нее продолжала нестись девяностомильная. Люди, едущие на ней, казались смазанными, нереальными, словно фигуры на засаленных картах.
Вся двадцати футовая экспресс-полоса была забита: из магазинов, кафе, телетеатров и прочих заведений толпами высыпали люди - посмотреть, что произошло. Несчастный случай не заставил себя ждать.
Толпа колыхнулась, стоявшая с краю средних лет женщина, пытаясь сохранить равновесие, ступила на соседнюю девяностомильную полосу. Она едва успела крикнуть… Ее перевернуло, бросило на движущееся полотно, и со скоростью девяносто пять миль в час - сто тридцать девять футов в секунду - проволокло по нему. Словно серп траву подсекла она людей и пропала из виду.
Но дело этим не кончилось. Один из сбитых ею был вышвырнут на неподвижную стомильную полосу, прямо в толпу. Он чудом остался жив - всю силу удара приняли на себя те, кто теперь вокруг него, - истекающие кровью, изломанные жертвы его дикого скачка. Мало того. Удар снова колыхнул толпу, и еще несколько несчастных, стоявших у границы полос, были сброшены на движущееся полотно.
Центр событий переместился, и Блейкинсоп больше ничего не увидел. Он, политик, привыкший разговаривать с толпой, был совершенно выбит из колеи. Его подташнивало.
К удивлению Блейкинсопа, Гейнс не бросился на помощь пострадавшим, не попытался успокоить охваченную паникой толпу, а быстро повернулся к двери ресторана. Увидев, что Гейнс собирается войти туда, Блейкинсоп воздел руки.
- Неужели вы не поможете этим несчастным?!
Гейнс обернулся. Сейчас он менее всего напоминал остроумного и радушного хозяина, каким был несколько минут назад.
- Нет. Им помогут другие. Я отвечаю за в с ю дорогу. Не вмешивайтесь.
Блейкинсоп был обескуражен и возмущен, однако замолчал, понимая умом, что Гейнс прав, что на нем лежит ответственность за безопасность миллионов людей и он не может размениваться на частные случаи, но его чувства восставали против такого холодного рационализма.
Гейнс вошел в ресторан.
- Миссис Маккой, где у вас запасной выход?
- В кладовой, сэр.
Гейнс поспешил туда, Блейкинсоп - следом за ним. Молодой филиппинец вскочил из-за стойки, смахнув на пол какую-то зеленую смесь, ибо прямо над ним был круглый люк с запорным маховиком в центре. К нему вела тонкая, но прочная металлическая лестница.
Блейкинсоп потерял шляпу, пытаясь поспеть за Гейнсом; когда они выбрались на крышу здания, Гейнс осветил ряды дорожных кабин карманным фонариком. От крыши их отделяли четыре фута свободного пространства.
Наконец мистер Гейнс обнаружил то, что искал, - такой же люк футах в пятидесяти от них. Он опустил крышку люка, встал одной ногой на крышу кабины, уперся руками и резким движением перебросил себя на кабину. Блейкинсоп сделал то же, правда, не так легко.
Они стояли в темноте, осыпаемые мелким холодным дождем. Под ними и по обе стороны, насколько хватало глаз, простирались слабо светящиеся экраны, превращающие солнечную энергию в электрическую. Свет был не особенно ярок; так призрачно и жутко светится снег в безлунную ночь.
Этот свет выхватывал из темноты узкую, выгнутую дугой над крышами кабин дорожку, ведущую к зданию на краю дороги, затянутому сеткой дождя. Они побежали по ней так быстро, насколько позволяли скользкое покрытие под ногами и темнота. Гейнс показался Блейкинсопу совершенно отрешенным. Конечно, он был умен и обаятелен, что совершенно необходимо для его работы, но, как казалось австралийцу, надо всем преобладал холодный расчет. Таких людей он опасался. Ведь с точки зрения чистого разума, нет веских причин для существования человечества, не говоря уже об отдельных людях.
Если бы он мог проникнуть в мысли Гейнса, то изменил бы свое мнение. Внешнее спокойствие лишь прикрывало напряженную работу мозга. Словно компьютер, перебирал он варианты решений, отбрасывая негодные и отыскивая единственно верные. Под панцирем жестокой самодисциплины были и чувства. Во всем он винил только себя. То, что он видел, отдавалось болью в сердце, но болью удвоенной, ибо он отвечал за все это. Он нес сверхчеловеческий груз ответственности; далеко не каждый мог выдержать такое и сохранить здравый рассудок. Сейчас он чувствовал себя капитаном, стоящим на мостике тонущего корабля, и только необходимость в немедленных действиях поддерживала его. Но его лицо было спокойно.
На стене здания поблескивал ряд зеленых стрелок, над которыми светилась надпись: "ПРОХОД ВНИЗ". Он побежал вдоль стрелок, а Блейкинсоп пыхтел за спиной. Они нырнули в дверь и оказались на узкой лестнице, освещенной всего лишь одной лампой дневного света. Гейнс сбежал по ней и оказался на загруженном людьми шумном тротуаре северной полосы.
Рядом со входом, справа, стояла будка связи. За стеклянной дверью солидный, хорошо одетый мужчина разговаривал со своей половиной, маячившей на экране. Еще трое дожидались своей очереди.
Пробежав мимо них, Гейнс распахнул дверь, схватил за плечи солидного джентльмена и вытолкнул его из будки, недоумевающего и возмущенного. Прежде чем его благоверная успела сообразить, что происходит, Гейнс отключил ее и нажал кнопку аварийной связи.
Он набрал свой личный кодовый номер, и на экране тотчас же появилось встревоженное лицо Девидсона.
- Докладывайте!
- Это вы, шеф! Слава богу! Где вы? - В голосе Девидсона слышалось почти патетическое облегчение.
- Доклад!
Старший вахтенный инженер подавил свои чувства и заговорил короткими деловыми фразами:
- В семь часов девять минут пополудни на двенадцатой полосе сектора Сакраменто внезапно резко подскочило напряжение, потом упало до аварийного уровня. Покрытие цело, но энергия отключена. Причины инцидента неизвестны. Прямая связь с управлением сектора прервана, не работают также вспомогательная и коммерческая линии связи. Мы пытаемся связаться с Сакраменто и послали туда человека, Пострадавших нет. Мы передали по радио просьбу очистить двенадцатую полосу. Начинается эвакуация…
- Пострадавшие есть, - прервал его Гейнс. - Пошлите туда медиков и полицию. Живее!
- Есть, сэр! - Девидсон махнул своему помощнику, но тот уже набрал нужные номера. - Должен ли я остановить другие полосы, шеф?
- Нет. Это только увеличит беспорядки. Продолжайте объявления по радио, а остальные полосы пусть катятся, иначе мы вовек не разберемся.
Гейнс твердо знал, что другие полосы останавливать нельзя. Конечно, эвакуировать людей через неподвижные полосы было бы гораздо проще, но роторы могли не выдержать нагрузки, не говоря уже о том, что пять миллионов возбужденных людей на неподвижной дороге будут представлять собой нешуточную полицейскую проблему. Уж лучше эвакуировать пассажиров двенадцатой полосы по крышам, позволив им добираться домой по другим полосам.
- Сообщите мэру и губернатору, что я беру на себя чрезвычайные полномочия. Начальник полиции поступает в ваше распоряжение. Велите коменданту вооружить кадетов и ждать приказа. Быстрее!
- Есть, сэр. Должен ли я вызвать свободных от вахты инженеров?
- Не нужно. Это не инженерная проблема. Посмотрите на приборы: сектор отключился сразу - кто-то вручную вырубил все роторы. Всех свободных от вахты держите наготове, но не вооружайте и не посылайте к роторам. Прикажите коменданту послать всех кадетов старших курсов в управление сектора Стоктон. Пусть их снабдят интрациклами, пистолетами и гранатами с усыпляющим газом.
- Есть, шеф. - За спиной Девидсона возник клерк и что-то сказал ему. - Шеф, с вами хочет говорить губернатор.
- Мне не до него, впрочем, вам тоже. Кто ваш сменщик? Вы послали за ним?
- Хаббард. Он уже здесь.
- Предоставьте ему право разговаривать с губернатором, мэром, прессой и со всеми, даже с Белым домом. Несите вашу вахту. Я отключаюсь. Свяжусь с вами снова, как только найду патрульную машину. - И прежде чем погас экран, Гейнс выскочил из будки. Блейкинсоп не рискнул с ним заговорить, а просто побежал следом.
Пробежав двенадцатимильную полосу, Гейнс остановился, повернул за ветробойник и поднял глаза на пробегавшую мимо стену, отыскивая невидимые Блейкинсопу ориентиры. Гейнс отыскал нужный знак и побежал навстречу движению полосы так быстро, что австралиец отстал на добрую сотню футов и едва не потерял его, когда тот нырнул в проход и побежал вниз по лестнице.
Они оказались на узкой дорожке "под землей". Все вокруг было наполнено грохотом, потрясшим не только звук, но и сами тела. Блейкинсоп никогда раньше не слыхал ничего подобного. Прямо перед ним, освещенный желтым светом дуговых ламп, вращался ротор с путаницей проводов внутри, похожий на барабан. Вверху он соприкасался с внутренней стороной полосы, передавая ей свое мерное движение. Справа и слева, насколько хватало глаз, на равном расстоянии друг от друга вращались другие роторы. Промежутки между ними перекрывались узкими катками, уложенными на решетчатых стальных фермах, словно сигары в коробках. На сотни ярдов вокруг вращались, поблескивая, их стальные тела.
Линия стальных прутьев отделяла дорожку, на которой они стояли, от узких мостков, что шли параллельно линии роторов, но не вплотную к ним. В этот промежуток и смотрел Гейнс, отыскивая что-то, с ясно видимой досадой на лице. Блейкинсоп спросил было его о причине беспокойства, но не услышал собственного голоса - он утонул в шуме тысяч роторов и мириад катков.
Словно угадав его вопрос, Гейнс повернулся, сложил руки рупором и прокричал Блейкинсопу в самое ухо:
- Машины нет. Я рассчитывал найти здесь патрульный автомобиль.
Австралиец, желая ему помочь, ткнул пальцем в стальные джунгли. Гейнс посмотрел туда и увидел людей, работающих у снятого с подшипников ротора. Они уже опустили его на тяжелую приземистую платформу и готовились увезти.
Главный Инженер благодарно улыбнулся австралийцу, достал из кармана фонарь и направил в ту сторону узкий, как игла, яркий луч. Один из механиков поднял голову, и Гейнс начал мигать фонариком, повторяя какой-то сигнал. Человек сорвался с места и подбежал к ним.
Это был стройный юноша в полотняной робе. На ушах его были антифоны, а на голове какая-то несуразная ермолка со знаками различия. Узнав Главного Инженера, юноша козырнул, и его лицо приняло по-мальчишески серьезное выражение.
Гейнс сунул фонарь в карман и начал быстро жестикулировать обеими руками, так быстро и отточено, словно отроду был глухонемым. Блейкинсоп вспомнил все, что знал из антропологии, и решил, что это напоминает язык жестов американских индейцев. Как ни странно, он пригодился здесь для чисто производственных надобностей.
Кадет кивнул, ступил на мостки и посветил фонарем куда-то вдаль. Тут же в его луче возникла бешено несущаяся машина. Она остановилась прямо перед ними.
Формой она напоминала яйцо на двух колесах. Спереди откинулся стеклянный колпак, и показался водитель, тоже кадет. Гейнс что-то объяснил ему жестами, после чего втолкнул Блейкинсопа в тесный пассажирский отсек. Над водителем опустился колпак, навстречу им рванул тугой воздух, и когда австралиец поднял глаза, то увидел, что позади остались по меньшей мере три тяжелых экипажа. В кузове последнего, кажется, мелькнули сквозь окна ермолки кадетов, но поручиться за это он не мог - скорость машины была не меньше двухсот миль в час. Он даже не успел удивиться тому, как кадет рванул машину с места, а Гейнс, игнорируя перегрузку, уже вызвал Девидсона по встроенному визору. С тех пор как за ними захлопнулась дверь, в машине установилась относительная тишина. На экране появилось лицо дежурной.
- Дайте мне Девидсона, старшего вахтенного.
- О! Это мистер Гейнс! С вами хочет поговорить мэр, мистер Гейнс.
- Пошлите его подальше и дайте мне Девидсона, да поживее!
- Есть, сэр!
- И вот еще что - поддерживайте этот канал до тех пор, пока я сам не прикажу его отключить.
- Хорошо.
На экране появился Девидсон.
- Это вы, шеф? Пока все без изменений.
- Хорошо. Вы можете отыскать меня на этой линии или в управлении Десятого субсектора. Теперь сгиньте.
На экране снова появилась дежурная.
- Вызывает ваша жена, мистер Гейнс. Соединить?
Гейнс пробормотал что-то не особенно учтивое и ответил:
- Да.
На экране расцвела фальшивой улыбкой миссис Гейнс. Прежде чем она успела открыть рот, он выпалил на одном дыхании:
- Дорогая, не волнуйся, со мной все в порядке, дома буду, когда вернусь оттуда, куда сейчас еду, - и отключился.
Наконец они остановились у лестницы, ведущей в управление Десятого сектора, и вышли из машины. У рампы стояли три больших грузовика, а рядом выстроились в шеренгу три взвода кадетов.
Один из кадетов подбежал к Гейнсу, отсалютовал и доложил:
- Линдсей, сэр, младший вахтенный. Вахтенный инженер просил вас сразу же зайти в пультовую.
Когда они зашли в пультовую, навстречу им поднялся вахтенный инженер.
- Вас вызывает Ван Клик, шеф.
- Соединяйте.
На большом экране появился Ван Клик.
- Хэлло, Ван, где вы?
- В управлении сектора Сакраменто. А теперь слушайте…
- В Сакраменто! Отлично! Докладывайте.
- "Докладывайте", - раздраженно передразнил Ван Клик. - Черта с два! Я больше не ваш заместитель, Гейнс. А теперь…
- Вы что, белены объелись?
- Слушайте меня и не перебивайте. Все узнаете. Короче, Гейнс, меня выбрали председателем Временного исполнительного комитета Нового Порядка.
- А вы не бредите, Ван? Что это значит "Новый Порядок"?
- Узнаете. Короче - функциональная революция. Мы внутри - вы снаружи. Мы остановили двенадцатую полосу, чтобы показать вам малую долю того, что мы можем.
"О функциях. Трактат о Естественном Состоянии Общества", библия функционалистов, увидел свет в 1930 году. Его называли всеобъемлющей научной теорией социальных взаимоотношений. Автор, Пол Декер, называл идеи демократии и равенства людей "отжившими и вредными". Он предлагал социальную систему, при которой люди оценивались бы по своим "функциональным" качествам, то есть по производственным показателям. Если же человек выходил за рамки своих функций, добиваясь успеха в других областях, то это признавалось ненужным, вредным и "противоречащим естественному состоянию". Такой порядок подсказывало тогдашнее состояние экономики.
Свои тезисы Декер обряжал в тогу псевдопсихологических рассуждений, основанных на наблюдениях над домашними птицами и на опытах Павлова по выработке у собак условных рефлексов. Он не придавал особого значения тому факту, что человек не собака и не цыпленок. Старый доктор Павлов отверг Декера так же, как отвергал множество других, пытавшихся превратить его важные, но узкоспециальные выводы в научную догму.
Функционализм, однако, не исчез - в тридцатые годы почти все, от водителей грузовиков до горничных, имели свой, доступный для понимания, взгляд на устройство общества и, что самое удивительное, некоторые из них даже добивались публикации своих теорий. Функционализм получил широкое распространение среди "маленьких людей", которым нужно было сознание своей полезности и иллюзия того, что при "естественном" состоянии они могли бы быть наверху социальной лестницы. Для тех же, чья работа была по-настоящему полезна, это было тем более очевидным.
Гейнс с минуту смотрел на Ван Клика, прежде чем ответить.
- Ван, - сказал он медленно, - неужели вы всерьез полагаете, что добьетесь успеха?..
- Почему бы и нет, - прервал его коротышка. - Мы уже добились успеха. Вы не сможете пустить двенадцатую полосу, пока я вам этого не позволю. А если будет нужно, я остановлю все дороги.
Гейнсу стало не по себе. Он отлично понимал, что это не простая похвальба. С трудом сдерживаясь, он продолжал:
- Конечно, можете, Ван, но что вы думаете насчет всей остальной страны? По-вашему, армия Соединенных Штатов будет смиренно сидеть и смотреть, как вы хозяйничаете в Калифорнии, словно царек?
- Я подумал об этом, - хитро улыбнулся Ван Клик. - Как раз я заканчиваю манифест для радио ко всем механикам страны. Я расскажу им, что мы сделали и призову их бороться за свои права. Когда по всей стране остановятся дороги и население начнет голодать, президент не раз подумает, прежде чем посылать против нас войска. Конечно, у него хватит сил арестовать или убить меня - я не боюсь смерти! Но он не сможет перестрелять всех механиков, потому что страна не сможет жить без нас. Скорее всего, он согласится на наши условия!