В первом-то классе младенцев не было - как и детей вообще. Во втором ехало довольно много ребят; третий же был ими просто напичкан, точно каждая семья везла как минимум одного. Скорее всего, так оно и было - в третьем классе почти одни земляне, переселяющиеся на Венеру. Земля слишком уж перенаселена, и человек с большим семейством очень легко может дойти до состояния, когда отъезд на Венеру покажется ему лучшим выходом из безвыходного положения. Он подписывает контракт, и "Венус Корпорейшн" оплачивает его проезд авансом, в счет будущих заработков.
Наверное, тут все по-честному. Люди хотят уехать с Земли, а на Венере людей не хватает. Но я лично только рада, что Марсианская Республика таких субсидий иммигрантам не дает - иначе мы бы в этих иммигрантах просто потонули. Конечно, мы иммигрантов принимаем, но для этого надо самому оплатить проезд в оба конца (обратные билеты хранятся в комиссии по ДОЗ, и деньги за них можно получить обратно только через два года).
И совершенно правильно. Минимум треть иммигрантов просто не могут приспособиться к нашей жизни, и если ностальгия и уныние кого-нибудь из них вконец замучили, обратный билет окажется очень кстати. Не могу понять, как это Марс может не понравиться. Однако, если уж так случилось, лучше уехать поскорее.
Так я и лежала, размышляя о подобных вещах; непривычная обстановка малость утомила, и еще непонятно было, отчего никто не займется бедными малышами.
Свет в убежище притушили, и, когда ко мне подошла Герди, я узнала ее только по голосу.
- Подди, - тихонько, но отчетливо шепнула она, - ты здесь?
- Да вроде, - я тоже понизила голос. - А что?
- Ты малышей пеленать умеешь?
- Еще бы!
Я вспомнила Дункана - совестно сказать, но уже дней несколько такого не бывало. Может, и он меня уже забыл? Вот вернется старушка Подди, а он ее и не узнает…
- Тогда идем, дело есть.
Да, дел оказалось невпроворот! Внизу, в четырех пролетах от моей ячейки, прямо над машинным отделением был закуток, вроде торта, разрезанного на четыре части: санузлы, лазарет из двух палат - мужской и женской (и обе до отказа забиты), а между ними - еще крохотная комнатенка не больше двух метров в каждом измерении, которую приспособили под ясли. На трех ее стенках были развешаны брезентовые колыбельки, колыбельки заполняли и часть женской палаты. И почти все младенцы голосили вовсю!
В самой середине этого пандемониума две измученные стюардессы пеленали маленьких на столике, выдвинутом из стены. Его едва-едва хватало. Герди хлопнула одну из них по плечу:
- Порядок, девочки, пополнение заходит на посадку. Идите, отдохните немного да перекусите.
Старшая слабо запротестовала, но обе, судя по всему, были жутко рады сделать перерыв. Они ушли, а мы с Герди встали на их место и взялись за дело. Не знаю, сколько времени это продолжалось - некогда было об этом думать - нам никак не удавалось уменьшить количество мокрых младенцев, лишь бы только их больше не становилось. Ладно; все лучше, чем лежать на полке и наблюдать другую полку всего в нескольких сантиметрах от носа. Хуже всего была невообразимая теснота. Все время приходилось поджимать локти, чтобы не толкнуть Герди или колыбельку, качавшуюся с другой стороны.
Нет, я не жалуюсь. Тот, кто конструировал это убежище, был вынужден запихнуть как можно больше народу в как можно меньшее пространство; как же иначе - нужно ведь всех укрыть от бури. Вряд ли конструктор много думал о пеленании маленьких, ему хватало забот об их жизни.
Но маленьким-то этого не объяснишь!
Герди работала на удивление спокойно и без единого лишнего движения (а я-то сомневалась, что она вообще когда-нибудь держала малыша на руках!). Дело она знала отлично и работала куда быстрее моего.
- А мамаши их куда запропастились? - поинтересовалась я, имея в виду, что этим лентяйкам не следовало бы бросать детей на стюардесс да добровольцев.
Герди меня прекрасно поняла.
- Почти все они, а пожалуй - даже все, занимаются другими малышами; без дела не сидят. А две-три просто свалились и отсыпаются, - она кивнула в сторону женской палаты.
В этом был резон. В клетушках, куда поместили пассажиров, обиходить ребенка как следует невозможно, а если все каждый раз будут таскать малышей сюда, тут такое начнется!.. Нет, без поточного метода не обойтись.
- Герди, пеленки на исходе.
- В шкафчике позади тебя еще есть. Ты видела, что с лицом миссис Гарсиа?
- А? - я присела на корточки и добыла из шкафа свежих пеленок. - Ты хочешь сказать, с лицом миссис Ройер?
- Да с обеими. Просто сначала я имела удовольствие лицезреть миледи Гарсиа и, пока ее успокаивали, рассмотрела ее лицо хорошенько. А ты ее не видела?
- Нет.
- Освободимся - загляни потихоньку в женскую палату. Лицо - так и сияет! Такого замечательного "крона желтого" я еще ни на одной палитре не видела. Не говоря уж о человеческом лице.
Я так и ахнула.
- Боже милостивый! Я видела миссис Ройер; только она не желтая, а ярко-красная… Герди, да что же такое с ними стряслось?
- Могу поспорить, я наверняка знаю, что, - не спеша ответила Герди, - зато уже никому не под силу вычислить, как.
- Не понимаю.
- Да по оттенкам все ясно. Это - красители, применяемые в фотографии; они растворяются в воде. Ты, дорогуша, в фотографии что-нибудь смыслишь?
- Н… не особенно.
Уточнять свои познания я не стала. Вот Кларк для любителя просто замечательно фотографирует, но об этом упоминать тоже было бы как-то не к месту.
- Ну, ты, скорее всего, хотя бы раз видела, как это делается. Листок, который вынимают из аппарата, уже готовое фото, только изображения пока нет. Ясное дело, его помещают в воду, держат там секунд тридцать - изображения все еще нет. Тогда его помещают на свет, и картинка начинает проявляться. Когда цвета становятся достаточно насыщенными, сушишь листок в темноте, и цветовой перенасыщенности не получается, - Герди хихикнула. - Судя по всему, они не сообразили вовремя, что надо закрыть лица и остановить процесс. Наверное, отмыться пытались - и вышло только хуже.
Озадаченно - поскольку мало что поняла - я сказала:
- И все равно не понимаю, как это могло произойти.
- Никто не понимает. Главный хирург считает, что им подменили полотенца.
- Зачем?
- У кого-то из пассажиров были с собой красители. Этот кто-то пропитал бесцветными, неактивированными красителями два полотенца, как следует высушил в полной темноте, а потом тайком пробрался в каюты и подменил их в ванных. Если не мандражировать, это несложно - сервис в каютах за последние день-два покатился через пень-колоду из-за солнечной бури; где тут углядеть, что сегодня меняли, а что нет, тем более что все полотенца на корабле одинаковые. Просто не обратишь внимания.
Ну точно! - воскликнула я про себя, а вслух добавила:
- Да уж.
- Конечно. Это могла сделать одна из стюардесс или кто-то из пассажиров. Непонятно, где этот кто-то взял красители. В корабельном магазине их нет - только рулоны готовой пленки. А главврач говорил, что достаточно знает химию и головой может поручиться: выделить красители из пленок под силу только химическому гению - и то лишь в специальной лаборатории. Он считает также, что - поскольку на Марсе таких красителей не производят - виновника следует искать среди тех, кто садился на корабль на Земле, - покосившись на меня, Герди улыбнулась. - Так что ты, Подди, вне подозрений. В отличие от меня.
- Подозревать тебя? Что за ерунда?
Ага! Если я вне подозрений, то братец - и подавно!
- Конечно, ерунда. Даже будь у меня красители, я бы в жизни не додумалась. Зато у меня была возможность запастись ими и не было причин любить этих дамочек.
- Да я от тебя слова против них не слышала!
- Верно. Зато все слышали от них несколько тысяч слов обо мне. Так что я - одна из основных подозреваемых, Подди. Но ты не волнуйся, я этого не делала, и никто не докажет, что я виновата, - она хмыкнула. - Надеюсь, того, кто это сделал, никогда не найдут.
У меня чуть не вырвалось, что я тоже на это надеюсь. Кому, как не мне, знать, кто способен выделить из пленок красители безо всяких лабораторий…
Я быстренько припомнила, что такого было в комнате у Кларка. Нет, ничего похожего на красители я не видела - даже пленок.
Каковой факт отнюдь не доказывает его невиновности. Надеюсь, он не оставил отпечатков пальцев?
Наконец в "пеленальную" подошли еще две стюардессы, мы покормили малышей, потом я и Герди кое-как помылись, наскоро перекусили, я отправилась на свое место и, к немалому своему удивлению, заснула.
Проспала, должно быть, часа три-четыре, потому что пропустила, как у миссис Дирксон родился ребенок. Она эмигрировала с Земли на Венеру, и роды должны были быть после перелета, но, надо думать, всяческие треволнения ускорили события. В общем, как только она начала стонать, ее перенесли в крохотный изолятор, а д-р Торланд только глянул на нее и приказал нести в рубку - в убежище просто не было места.
И малыш появился на свет прямо между ящиком для карт и компьютером. Д-р Торланд и капитан Дарлинг стали крестными отцами, старшая стюардесса - крестной матерью, а окрестили девочку Радиантой. Так себе каламбурчик, хотя и к месту.
Тут же, в рубке, для Радианты соорудили инкубатор, а миссис Дирксон отнесли в лазарет и дали снотворного. Я к этому времени уже проснулась и была в курсе событий.
Капитан, вероятно, сейчас в добром расположении духа, и этим следует воспользоваться. Пробравшись к рубке, я заглянула в дверь:
- Можно, я на маленькую посмотрю?
Капитан, кажется, рассердился, но потом слегка улыбнулся и сказал:
- Ладно, Подди; посмотри и ступай на место.
Так я и сделала. Радианта весила около килограмма и выглядела так, что страшно было ее спасать, но д-р Торланд сказал, это со временем исправится и Радианта станет симпатичной, здоровенькой девочкой - еще лучше, чем я. Он, без сомнения, свое дело знает, но пока что ей до меня - как до Шанхая пешком. Пока что она того же цвета, что и лицо миссис Ройер, и вся в морщинах.
Но это, конечно, скоро пройдет. Она - точь-в-точь как на одной из последних картинок в очень милой книжке "Таинство жизни", и более ранние картинки выглядят гораздо хуже. Наверное, это хорошо, что ребеночка не видно, пока он не готов к выходу в свет, иначе человечество давно бы вымерло, потеряв желание размножаться.
И вообще, наверное, откладывать яйца все же удобнее. Человек, надо сознаться, сконструирован не самым лучшим образом - особенно мы, женщины.
Я отправилась вниз - может, понадоблюсь малышам постарше. Оказалось, в данный момент я им не нужна: их уже успели еще раз покормить, и стюардесса с какой-то незнакомой молодой дамой объявили, что заступили на дежурство буквально только что. Все-таки, прежде чем отправиться в свою ячейку, я еще поторчала там немного; а через некоторое время попыталась помочь: протиснулась за спины работавших и проверяла младенцев, чтобы разобраться, кого надо подавать на стол, как только освободится место.
События малость ускорились. Потом я вынула из колыбельки маленького пискуна и принялась его баюкать; стюардесса посмотрела на меня с укором:
- Я уже готова, давай.
- Да он сухой, - ответила я, - просто одиноко ему - или ей. Компания ему нужна.
- Времени нет на пустяки.
- По-твоему, это пустяк?
В этих ясельках стоял невообразимый гам. Малыши будили друг друга и как бы раззадоривали, так что децибелы нарастали с дикой скоростью. Понятное дело; одиноко им и страшно, наверное. Я бы на их месте тоже разревелась, да еще как!
- Почти все эти малыши прежде всего нуждаются в ласке.
- Но я же им всем дала бутылочки…
- Бутылочка - дело другое.
Она не ответила и начала проверять остальных. На мой взгляд, я ничего глупого не сказала. Ребенок слов не понимает; откуда ему знать, что случилось, почему его утащили от мамы - вот он и кричит. Нужно же его успокоить!
Тут подошла Герди.
- Помощь нужна?
- Еще бы! Вот, держи этого.
В несколько минут я собрала трех девушек примерно моего возраста да еще прихватила Кларка, болтавшегося по галерейкам вместо того, чтобы лежать смирно в своей ячейке. Не то чтобы ему так уж хотелось возиться с маленькими, но все лучше, чем скучать без дела, и он согласился.
Больше помощников не требовалось - места мало. И работа пошла: две "няньки" немножко вдвинулись в палаты, а церемониймейстер - то есть я - стояла на малюсеньком пятачке у подножия трапа, готовая в любую минуту шарахнуться в сторону, пропуская идущих по трапу или коридору. Герди, как самая высокая, встала рядом с двумя пеленальщицами и передавала самых ревучих малышей мне, а мокрых - на пеленание, и наоборот: а сухих и укачанных - в колыбельки, пока снова не заплачут.
Таким образом, свою долю внимания получали минимум семеро малышей одновременно, а то даже десять-одиннадцать (при 0,1 g ноги почти не устают, а ребенок почти ничего не весит, так что время от времени некоторые из нас брали на себя сразу двоих, по одному в каждую руку).
Через десять минут гвалт был низведен до уровня отдельных, быстро затихающих всхлипов. Вот не думала, что Кларк выдержит до конца, а он выдержал. Наверное, присутствие Герди помогло. С угрюмо-величественной физиономией, какой я у него сроду не видела, он баюкал малышей и вскоре уже бормотал "баю-баю, спи-усни, сладкий сон тебя возьми", точно всю сознательную жизнь работал нянькой. Больше того - детям он, похоже, нравился; у него они умолкали куда быстрее, чем у нас. Что он их - гипнотизирует?
Так продолжалось несколько часов. Уставших сменяли новые добровольцы, и меня раз подменили; так что я опять смогла перекусить и отдохнуть часок на своей полке, чтобы потом снова заняться делом.
Только я вернулась к "операционному столу", по внутренней связи зазвучал голос капитана:
- Прошу внимания. Через пять минут отключается тяга, и корабль будет находиться в состоянии невесомости до окончания ремонтных работ на внешней стороне обшивки. Всем пассажирам - пристегнуться. Всем членам экипажа - принять меры к безопасности.
Я продолжала работать - нельзя ведь ребятенка так бросать. Остальные разложили детишек, которых нянчили, по колыбелькам и побежали на свои места, пристегиваться - тут вращение корабля и прекратилось. Один оборот за двенадцать секунд в центре корабля почти не чувствуется, но когда вращение прекращается, попробуй не заметь! Стюардесса, на пару со мной занимавшаяся пеленанием, сказала:
- Подди, иди-ка быстренько пристегнись!
- Бергитта, не валяй дурака, - ответила я. - Тут дел невпроворот.
И, запихнув спеленутого малыша на место, застегнула молнию его колыбельки.
- Ты же пассажир! Ну пожалуйста!
- А со всеми этими детьми кто будет заниматься? Может, ты? А те четверо, в женской палате?
Бергитта вытаращила глаза, хлопнула себя по лбу и поспешила к ним. Прочие стюардессы проверяли, все ли пассажиры как надо пристегнулись, и она больше не досаждала мне своими "ну пожалуйста", ей хватало возни с уборкой выдвижного стола и закреплением люлек. Я проверяла остальных малышей - молнии почти у всех были расстегнуты. Конечно, при поточном методе укачивания так удобнее, но застегнуть в невесомости люльку с малышом так же необходимо, как и ремни безопасности - на взрослом. Такая конструкция оставляет свободной только голову и держит малыша удобно, но крепко.
Управиться со всеми к тому моменту, когда завыла сирена и капитан вырубил двигатели, я, конечно, не успела.
Ой, мамочки, что тут началось! Ужасы преисподней. Сирена спавших малышей перебудила, а те, кто не спал, вообще напугались до смерти. И все эти маленькие, извивающиеся червячки заверещали вовсю, а один, которого я не успела застегнуть, выскользнул из колыбельки и поплыл на середину комнаты! Я ухватила его за ножку, но оторвалась от пола сама и вместе с ним уткнулась в гирлянду колыбелек на стене. Только теперь это была не стена, а препятствие на пути моего полета. Невесомость человека непривычного здорово дезориентирует, я же, надо признаться, как раз к непривычным и отношусь. То есть тогда относилась. Стюардесса нас обоих сцапала, засунула маленького вертунчика в люльку и застегнула молнию, а я тем временем висела на другой ее руке. И тут из колыбелек вывернулись еще двое.
На этот раз у меня вышло лучше - я тут же поймала одного и просто держала, пока Бергитта занималась вторым. Она-то в невесомости как рыба в воде - двигалась плавно и грациозно, будто прима-балерина в замедленной съемке. Я себе отметила, что обязательно научусь двигаться так же, и еще подумала, что неприятности позади. Ан черта с два. Малышам невесомость не нравится, они при ней жутко боятся; вдобавок она на их сфинктеры действует расслабляюще. Конечно, последнее обстоятельство можно бы пока оставить без внимания, но ведь пеленки и подгузники всего не удерживают, а шестерых маленьких покормили не больше часа назад.
Теперь понятно, зачем всех стюардесс обязательно отправляют на курсы нянечек. В следующие пять минут, если бы не мы, пятеро маленьких насмерть бы задохнулись! Бергитта прочистила горлышко первому, отрыгнувшему свое молоко; я, глядя на нее, занялась вторым, а она уже взялась за третьего - и так далее.
А потом нам хватило забот с чисткой воздуха пеленками. Девочки! Если вы страдаете, когда младшего братишку стошнило на ваше новое выходное платье, вам надо бы пережить такие детские шалости в невесомости. Тут-то все это никуда не падает, а просто летает вокруг, как мыльные пузыри, пока его не догонишь. Или пока "оно" не догонит тебя.
А комнатушка-то - тесная! А малышей-то - шестеро!
К тому времени как мы, наконец, процентов на девяносто пять очистили воздух и обе уляпались с головы до ног кислым молоком, капитан объявил готовность к пуску двигателей и, слава богу, сразу же их запустил. Тут появилась старшая стюардесса и пришла в ужас, что я не пристегнута, а я ей вежливо ответила, что пусть идет куда хочет (конечно, в выражениях, подобающих моему полу и нежному возрасту), и что бы, интересно, сказал капитан Дарлинг, если бы я, согласно всем правилам и распоряжениям ушла, а кто-нибудь из маленьких задохнулся бы насмерть? Бергитта поддержала меня, подтвердив, что я спасла от удушья по меньшей мере двоих - как следует сосчитать ей было некогда. Тогда эта миссис Пил быстренько взяла тоном ниже, извинилась, поблагодарила меня, вздохнула, отерла лоб, слегка задрожала, и тут я поняла, что она едва держится на ногах - однако всех малышей проверила самолично и умчалась. Нас тут же подменили, мы с Бергиттой втиснулись в женскую уборную и кое-как помылись, хотя лучше от этого не стало - все равно переодеться было не во что.
Словом, отбой прозвучал точно как "восстаньте из чистилища", а горячая ванна показалась мне сущим раем с ангельским пением. Палуба А во время ремонта была проверена радиометрами, а сам ремонт, как потом выяснилось, был вполне рутинным. Разные антенны, датчики и другие наружные приборы радиационной бури не переносят, сгорают - и, едва буря кончается, приходится матросам залезать в скафандры повышенной защиты, выбираться наружу и все восстанавливать. Это здесь в порядке вещей, все равно как дома менять перегоревшую лампочку. Однако матросы-ремонтники получают такие же "радиационные", как и спасатели: старое доброе Солнце вполне может спалить их одним-единственным "кхе-кхе" напоследок.