- Это между врагами ощущают себя как меж двух огней, - машинально поправил я.
- Да?
- Да.
- Пусть так. Но все-таки как мне поступить?
Я молча повернулся на стуле и принялся смотреть в темное окно. Пускаться в пространные объяснения норм человеческой этики не хотелось - давно разуверился, что они существуют, и вряд ли получится переубедить прежде всего самого себя. На миг показалось, что в окне мелькнуло чье-то бородатое лицо. А может, и не показалось. Судя по всему, кто-то из "Горизонта" меня "подстраховывает".
- Поступай, как знаешь, - вздохнул я, отворачиваясь от окна. Было уже наплевать, страхуют меня или следят за мной.
- Тогда я промолчу, - резонно заключил осьминог.
- Скажи хотя бы, как она себя чувствует?
- Ей нравится.
От двусмысленной фразы меня покоробило, и я со всей остротой неведомого мне ранее отцовства ощутил, что почувствовала Любаша, когда Оксана объявила о нашей мнимой любовной связи. Черт бы побрал Голливуд с его садистскими фильмами! В пропаганде насилия не существует грани между просветительством и развращением. У нормального человека кинодетективы на тему педофилии вызывают вполне обоснованный страх, что подобное может произойти с его детьми. А на психически неуравновешенного, чьи извращенные сексуальные фантазии до поры до времени заблокированы воспитанием и моралью, просмотр садистских фильмов действует наподобие ключевого слова для запуска подсознательной программы - если такое показывают в кино, то почему я не могу претворить в жизнь?
Я исподлобья глянул на осьминога. Конечно, он не имел в виду ничего подобного, говорил искренне и без задней мысли. Мои опасения - это моя беда, крест моего сознания, отягощенного инфернальным знанием о миазмах человеческой психологии. Маньяков, по статистике, - один на миллион нормальных граждан, но благодаря "просветительству" киноиндустрии один извращенец заставляет дрожать противостоящий ему миллион.
- То есть она здорова? - хрипло переспросил я. - В полном порядке?
- В полном, - мимоходом заверил осьминог, вертя в щупальцах стеклянный глаз. Но, видимо, минуту назад он выискал в моем сознании что-то темное и подспудное, потому что вдруг застыл и внимательно посмотрел на меня сразу тремя глазами. Двумя в теле и одним в щупальцах.
- Что вы за мнительные создания, - заявил он. - Не бери дурного в голову! По себе знаешь, что любую вашу болезнь я сниму одной левой.
- Поживешь с нами, тоже мнительным станешь, - пробурчал я. Но на душе полегчало. В "одной левой" я услышал интонации Оксаны и позволил себе иронично заметить: - Непонятно только, какое из щупалец у тебя левое?
Осьминог застыл в замешательстве, поднес к глазам щупальца.
- По-моему, я ясно выразился, - наконец сказал он. - Вот эти четыре - левые, и одним из них я сниму болезнь. - Он подозрительно посмотрел на меня. - Или что-то не так?
- Все так, - пряча улыбку, закивал я.
Объект мне не поверил.
- Вы еще и скрытные, - с горечью заметил он.
- Чаще бы со мной общался, еще бы и не то о людях узнал, - заверил я.
- Я хочу общаться не только с тобой, а со всеми.
- Почему же тогда прервал свой контакт с "Горизонтом"?
- Потому, что там хотели, чтобы я общался только с ними. Но мне давали очень скудную информацию, многое замалчивали и при этом постоянно чего-то опасались. И я решил познавать ваш мир самостоятельно.
Объект предоставил прекрасную возможность начать осуществлять миссию, возложенную на меня Ивановым, но мне было не до того. Подождут дела земной цивилизации.
- И для этого тебе сейчас нужны стеклянные глаза, - исподволь начал я.
- Да.
- А разве одного глаза для куклы недостаточно, чтобы видеть наш мир?
- Для стереовидения необходимо как минимум два приемника света.
- А сто еще лучше, - с иронией заметил я. - Закачаешься, какое стереоизображение получишь!
- Ты не понял, - укоризненно поправил осьминог. - Я хочу познавать ваш мир, как вы - бинокулярно. Иначе какой смысл в контакте? Где второй глаз?
- Не будет тебе второго глаза. Ни третьего, ни четвертого, ни сотого. Вообще больше не будет.
- Почему? - изумился осьминог. - Андрей не хочет со мной работать? Ему не нужны деньги?
- Не все меряется деньгами, - начал заводиться я. - Андрею сейчас не до твоих прекрасных глазок!
- Что-то случилось? - растерялся осьминог и снова уронил из щупалец стеклянный глаз.
- Да, случилось. У Андрея сын умирает. А тебя, который называет себя его другом, который может "одной левой" вылечить любого человека от любой болезни, только стеклянные глазки и интересуют!
Мохеровый осьминог скукожился, неловко переминаясь с ноги на ногу. И мне показалось, что если бы он мог покраснеть, то покраснел бы.
- Я понял, - глухо сказал он и растаял в воздухе, позабыв на столешнице карий стеклянный глаз.
Я коснулся пальцем стеклянного шарика, задумчиво покатал его по столу. Кажется, человечности у объекта гораздо больше, чем можно было предположить. Быть может, гораздо больше, чем у людей. Это обнадеживало, и преследовавшее меня последнее время видение марширующих между руинами земных городов стройных колонн деревянных человечков потускнело. Только вот что я Любаше скажу, как ее успокою? Начну рассказывать правду - за идиота примет.
Поборов желание сунуть стеклянный глаз в карман, я оставил его на столе, встал с табурета и направился к выходу. Выключил в мастерской свет, потянул за ручку и, только когда с наружной стороны звякнул амбарный замок, вспомнил, каким образом я здесь оказался.
"Что ж, уже не привыкать ходить сквозь двери", - подумал я и шагнул вперед.
В этот раз никакой неподконтрольной телепортации не случилось, я вышел на крыльцо стеклодувной мастерской и носом к носу столкнулся с бородатым мужиком в долгополом тулупе.
- Ага! - сказал он и, не раздумывая, огрел меня по голове дубинкой.
От полной потери сознания меня спасла багратионовская шапка, но все же в глазах заискрило, ноги подкосились, и я, скользя спиной по двери, уселся на пороге.
- Ты что здесь делаешь? - грозно вопросил мужик, до меня его слова донеслись словно сквозь вату в ушах.
Я попытался что-то невразумительно промямлить, но ни губы, ни язык не подчинялись. Я даже не понимал, что хочу сказать.
Перед глазами возникла лохматая собачья морда, жалобно проскулила и лизнула меня в щеку.
- Трезор, отойди! - прозвучало уже более явственно, однако пес не послушался хозяина и снова лизнул меня.
Сознание потихоньку возвращалось, и я кое-что вспомнил.
- Ты - Егорыч? - прошептал я непослушными губами.
Пес вошел во вкус, и его язык обслюнявил мне все лицо. "Пес у него злой", - отрешенно вспомнил я напутствие Андрея и вымученно улыбнулся.
Сторож опустил дубинку.
- Егорыч, а ты кто?
- Денис... Меня Андрей в мастерскую послал.. Вот, ключ дал...
Я пошевелил нечувствительной, ставшей чужой, будто манипулятор, рукой, неуклюже залез в карман куртки, достал ключ и показал сторожу.
Егорыч недоверчиво посмотрел на ключ, на меня, подергал амбарный замок на двери.
- А как же ты, не открывая замка... - недоуменно начал он и осекся, заметив, как из-за его спины на дверь упала чья-то тень. - Э, кто тут еще?
Обернуться он не успел. Треснул тусклый фиолетовый разряд, и тело сторожа мягко сползло по двери рядом со мной. Трезор испуганно тявкнул и отпрыгнул в темноту.
- Живой? - поинтересовался кто-то, наклоняясь ко мне.
Сквозь туман в глазах я всмотрелся в лицо и узнал агента Севу. Все-таки прикрытие у меня было. Неизвестно только, каким образом меня здесь вычислили.
- Н-не знаю... - честно признался я.
- Интеллигенция... - фыркнул Сева, схватил меня за лацканы куртки и рывком поставил на ноги. - Не уверен он, видите ли...
- За что вы все ее так ненавидите?.. - спросил я по инерции.
- Кого? - удивился Сева.
- Интеллигенцию...
- За полное несоответствие корневому слову, - хмыкнул он. - Интеллекту. А кто еще, кроме меня?
- Дворник один...
- А! Родственная душа. Он - дворник, я - чистильщик... Идти сможешь?
Я медленно повернул голову и посмотрел на сидящего у двери сторожа.
- А... А он?
- Что - он?
- Жив?
- Через пять минут придет в себя. Идем.
Крепко обхватив за плечи, Сева повел меня прочь от стеклодувной мастерской. Однако я заартачился.
- Нехорошо...
- Что - нехорошо? - остановился Сева. - Блевать будешь?
- Не-э... Нехорошо его одного оставлять... - пробормотал я заплетающимся языком.
- Не переживай, он не один.
Я повернулся и увидел, что рядом со сторожем сидит лохматый беспородный пес и, поскуливая, активно вылизывает ему лицо.
"Очень злой пес..." - подумал я без тени иронии, вытирая со щеки собачью слюну.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Сева привез меня домой и завел в квартиру. Ни сил, ни желания препятствовать ему зайти у меня не было. Зрение расфокусировалось, меня поташнивало, и было не до того, чтобы обращать внимание на горящий в комнате свет.
Сева помог снять куртку, разуться, завел в ванную комнату, сунул мою голову под ледяной душ и держал до тех пор, пока в затылке не начало ломить от холода. Я застонал, но получился жалобный скулеж, как у Трезора. Жалко мне было себя, жалко Любашу, Оксану, жалко Андрея, его сына, жалко "злого" пса, жалко сторожа Егорыча. Всех жалко. Весь мир, кроме Иванова.
Выключив душ, Сева усадил меня на край ванны, вытер голову и, цокая языком, осмотрел шишку.
- Жить буду? - равнодушно поинтересовался я.
- Не уверен... - передразнил он меня замогильным голосом. - Разве что до утра.
- А потом?
- Вскрытие покажет, - обнадежил Сева.
Он поднял меня и повел в комнату.
Сидящего в кресле за журнальным столиком Иванова я воспринял так же равнодушно, как и сообщение о предстоящем "вскрытии".
- Приперлись... - пробурчал я, усаживаясь на тахту. - Незваные гости хуже татар...
- Почему же незваные? - вяло возразил Евгений Викторович. - Я к вам на обед напрашивался. Вот и коньяк, как обещал, принес.
На столике стояла бутылка коньяка и три больших коньячных стакана. О том, что в визите ему было отказано, Иванов промолчал, а я не стал напоминать. Себе дороже могло оказаться, к тому же все равно от них не отвертишься.
- А вот он, между прочим, - усмехнулся Иванов и указал пальцем на Севу, - на самом деле татарин.
- А вы тогда Соловей-разбойник? - не поверил я, потрогал шишку на голове и поморщился.
- Правда, татарин, - кивнул Сева. - Куда денешься... Могу паспорт показать.
- Знаю я ваши документы, - пробурчал я. - Видел ксиву одного Пидорова-Сетрова...
Внезапно в глазах у меня зарябило, накатила тошнота, и я ухватился за подлокотник тахты, чтобы не сверзиться на пол.
Иванов с Севой переглянулись.
- Тебе нехорошо? - спросил Сева.
- Ага...
Он взял со стола стакан, налил изрядную порцию коньяка и протянул мне.
- Выпей, тебе полезно.
Пить абсолютно не хотелось, тем более в их компании, поэтому я пригубил и хотел поставить стакан на стол, но Сева удержал мою руку.
- До дна, - строго сказал он, пристально глядя мне в глаза.
Взгляд у него был неприятный, гипнотизирующий, и я, сам не знаю почему, безропотно выпил.
- Дерьмо, а не коньяк, - поморщился я, ощущая во рту хинную горечь. - Вроде бы у вас солидная фирма, а пьете самодельный суррогат.
Евгений Викторович взял бутылку, повертел перед глазами.
- Прекрасный коньяк десятилетней выдержки, - сказал он. - А горечь во рту потому, что на дне стакана было лекарство. Снимает стрессовое состояние, повышает тонус, улучшает кровоснабжение мозга, активно способствует рассасыванию гематомы.
Я снова осторожно потрогал саднящую шишку на голове. Неужели Сева не подтрунивал надо мной, когда сообщал "диагноз"? Или это чистая профилактика?
- Что-то незаметно. Насколько знаю, против ушибов применяют примочки, а чтобы внутрь принимать - первый раз слышу.
- Вы еще многого не знаете, - саркастически усмехнулся Иванов. - Фармацевтические фирмы за это лекарство заплатили бы ха-арошие деньги. И вашим правнукам работать бы не понадобилось.
- Что вы, - пошел я на попятную, - я не против. Если панацея десятилетней выдержки...
- А вот здесь должен огорчить, - развел руками Евгений Викторович. - Побочным эффектом является полная нейтрализация алкогольного опьянения. Ящик коньяка сегодня выпьете и ничего не почувствуете.
- Ну спасибо! Вот уважили так уважили!
- Не за что, - заметил Сева. - Но насчет ничего не почувствуешь, шеф не прав. Ящик коньяка - это двадцать бутылок или десять литров. Если осилишь, всю ночь в туалет будешь бегать, и мочегонного не потребуется.
Продолжая стоять, он плеснул себе и Иванову в стаканы коньяку.
- А мне? - обидчиво заметил я.
- А смысл? - Сева высоко вскинул брови и посмотрел на меня. - Сплошной перевод продукта.
- Налей, - не согласился Иванов, и Сева послушно плеснул коньяку в мой стакан.
Не знаю, собирались ли они говорить тост, но я их опередил.
- Со свиданьицем! - многозначительно произнес я таким тоном, будто сказал: "Глаза бы мои вас не видели!" - и выпил залпом. И ничего не почувствовал. Будто воду выпил. Я покрутил головой, прислушиваясь к ощущениям. Ничего сопутствующего приему алкоголя не ощущалось, но в голове начало проясняться, прорезался вкус к жизни. Заинтригованный, я вновь потрогал шишку на голове, но она никуда не делась и болела по-прежнему.
- Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, - заметил Иванов мои недоуменные пассы. Он пригубил коньяк и поставил стакан на столик. - Через час все пройдет.
Сева выпил до дна, цокнул языком.
- Скоро водка пьется, да похмелье долго длится, - переиначил он пословицу. - Чем закусить в этой квартире найдется?
- Посмотри на кухне, - подсказал Евгений Викторович, - там должен быть лимон.
Сева вышел на кухню, включил свет.
- О! - донесся оттуда его возглас. - Да здесь ресторанный обед на две персоны! Остывший, правда, но почти нетронутый... - Он выглянул в комнату. - Кто-нибудь будет ужинать?
- Нет, - коротко бросил Иванов.
Я отрицательно помотал головой.
- А я буду! - заявил Сева. - С утра не жрамши...
Он снова исчез на кухне и через мгновение появился в проеме двери с судочком второго. Бесцеремонно сел за стол, поставил судочек и принялся активно орудовать вилкой.
- Кушай, кушай, гость дорогой, на базаре все так дорого... - съязвил я.
Севу это ничуть не смутило. Продолжая насыщаться, он скосил на меня глаза и сказал:
- Если бы вечером забежал в кафе перекусить, тебя бы до сих пор пес облизывал.
- Ты лимон принес? - индифферентно напомнил Евгений Викторович.
Сева поперхнулся, вскочил из-за стола.
- Сейчас... - пробормотал он с набитым ртом, шмыгнул на кухню, вернулся с блюдечком нарезанного лимона и снова принялся за холодную отбивную с жареным картофелем.
Иванов пригубил коньяк, взял дольку лимона, прожевал.
- Ну? - спросил он меня, глядя прямо в глаза.
- Баранки гну! - огрызнулся я, и сознание рефлекторно отметило подражание Оксане. С кем поведешься, от того и наберешься. Даже объект от нее заразился.
- Вижу, очухались после удара по голове, - спокойно констатировал Евгений Викторович. - Я все жду, что вы будете интересоваться судьбой Оксаны. Наверно, не дождусь. Означает ли это, что вам известно ее местонахождение?
Я исподлобья глянул на Иванова и все понял. Хорошее лекарство мне подсунули, прекрасно мозги прочищает.
- Так же, как и вам, - парировал я.
- Нам? - удивился Евгений Викторович. - Нам ничего не известно.
- Ой ли?
- С чего вы взяли? - продолжал темнить Иванов.
- Слишком быстро меня вычислили в стеклодувной мастерской, - сказал я и указал глазами на Севу: - Подозреваю, это не его заслуга.
Сева поднял голову и недоуменно уставился на меня выпученными глазами.
- Блин, а чья же еще? - Он наколол вилкой последний кусок отбивной и отправил в рот. - Спасаешь его от собаки, а в ответ - черная неблагодарность...
- А как вы относитесь к холодцу с хреном? - спросил я, пристально глядя не на Севу, а на Иванова.
- Холодец я люблю, - не понял намека Сева. Он встал, прихватил пустой судок и направился на кухню.
Иванов ухмыльнулся, взял стакан с коньяком, пригубил и расслабленно откинулся в кресле.
- Нет здесь никакого холодца! - высунулся с кухни Сева. - Хрен есть, а... - Он наткнулся на взгляд Иванова и осекся. - Понял. Понадоблюсь, позовете.
Сева закрыл дверь на кухню, и оттуда донеслось звяканье посуды.
- Вы правы, - сказал Евгений Викторович, когда мы остались одни, - вас снабдили "маячком".
Меня покоробило, но я постарался не показать вида. Одно дело - интуитивная догадка, совсем другое - точное знание, что я "под колпаком".
- Когда мне прицепили "маячок"?
- Во время нашего знакомства.
- То есть... когда вы пришли сюда под видом участкового оперуполномоченного?!
В этот раз мне не удалось скрыть удивление.
- Именно.
- Но...
- Денис Павлович, - оборвал меня Иванов, - пора бы вам привыкнуть, что мы пользуемся несколько иными средствами наблюдения, чем службы разведки и контрразведки земных государств. Иными и гораздо более действенными. Как насчет упомянутого вами холодца с хреном?
Меня охватила холодная ярость. Выходит, они отслеживали каждый мой шаг и были в курсе всего, что со мной происходило. Незримо присутствовали при всех моих перемещениях и встречах с объектом. А какую канитель развел вокруг меня Иванов! Кружева плел...
Неожиданно я успокоился, но это спокойствие не имело ничего общего с апатией - мол, если попался, как кур в ощип, то нечего дрыгаться. Спокойствие было трезвым и расчетливым. Никогда ранее не ощущал ничего подобного, никогда сознание не было столь кристально ясным и готовым к принятию решений - всегда во мне копошился червячок неуверенности. А тут... Если их "лекарство" оказывает такое действие, то громадное спасибо. Мне как раз не хватало уверенности в себе и собственных силах.
Я потрогал шишку на голове и с удовлетворением отметил, что она перестала болеть и вроде бы уменьшилась.
- Таким образом, вы знаете все... - протянул я.
- Все не знает никто, - вздохнул Иванов.