Глава 4
МЕГАПЕИ. Если вы выбираете место, чтобы отойти в мир иной, то вполне разумно выбрать место поудобнее. Пейанцы так и сделали и поступили мудро, как мне кажется. Место это было довольно заброшенным, но они сначала как следует поработали над ним, а лишь потом переселились сюда и принялись в спокойствии доживать свои дни.
Диаметр Мегапеи составляет семь тысяч миль. В северном полушарии имеется два больших континента и еще три поменьше - в южном. Больший из северных континентов напоминает высокий чайник с отломанной ручкой, который наклонили, чтобы налить чаю. Второй похож на лист плюща, от которого некая прожорливая гусеница отгрызла приличный кусок на северо-западе. Эти континенты разделены восемью сотнями миль, и днище меньшего на пять градусов забирается в тропическую зону. Континент-чайник размерами приблизительно равен Европе. Три континента в южном полушарии выглядят как континент в целом: неправильной формы осколки зелени и коричневого, окруженного кобальтом моря, - и ничего больше. По всему шару планеты разбросано немало больших островов и множество маленьких. Полярные шапки невелики. Температура приятная, потому что плоскости эклиптики и экватора весьма близки. У всех континентов красивые берега и мирного вида горы, разнообразие пейзажей великое - буквально на любой вкус.
Тут нет больших городов, и город Мегапеи на континенте Мегапеи планеты Мегапеи - совсем небольшой город, следовательно, Мегапеи - это континент, который похож на надгрызенный лист. Город Мегапеи расположен на берегу моря в средней точке выеденного куска. Между двумя ближайшими жилищами в черте города - расстояние не менее мили.
Я совершил два оборота на орбите, потому что хотел посмотреть вниз и полюбоваться искусной работой пейанцев. И по-прежнему не мог найти ни единой детали, которую стоило бы изменить. Во всем, что касалось древнего искусства, они были моими учителями и, видимо, останутся ими и на будущие времена.
Нахлынула потоком память о тех счастливых давних днях, когда я еще не стал богатым и знаменитым, когда у меня еще не было врагов и завистников. Население всей планеты составляло меньше миллиона. Вероятно, я мог бы затеряться там, внизу, и провести на Мегапее остаток жизни. Но я знал, что не стану этого делать. Пока, во всяком случае. Но иногда приятно погрезить наяву.
На втором витке я вошел в атмосферу, и немного спустя вокруг запел ветер, и небо из индигового превратилось в фиолетовое, потом в темно-лазурное. Несколько прядей облачков повисли в глубине между реальностью и небытием.
Местность, на которую я опустился, была практически двором дома Марлинга. Я замкнул корабль и, захватив небольшой саквояж, зашагал к башне. Идти нужно было примерно с милю.
Когда я брел по знакомой дороге в тени широколиственных деревьев, я тихонько засвистел один раз, и птица повторила ноту. Я чувствовал запах моря, хотя видеть его не мог. Все было таким же, как годы назад, в те дни, когда я поставил перед собой неразрешимую задачу и вышел на борьбу с богами, надеясь обрести забвение и найдя нечто совсем иное. Воспоминания, словно диапозитивы, загорались одно за другим, пока я, последовательно, встречал на пути громадный, заросший мохом валун, или необычное гигантское партоновое дерево, или крибла (существо размерами с небольшую лошадь, похожее на собаку бледно-лилового цвета, с длинными ресницами и короной розовых перьев на голове), который быстро убегал прочь, или желтый парус - когда показалось море. Затем я увидел причал Марлинга на берегу бухты, а позже и саму башню, суровую, высокую, вознесшуюся над плещущими волнами под солнечным небом, гладкую, как зуб, и древнюю, еще древнее меня.
Последние сто ярдов я почти бежал и, добежав, застучал по решетке, закрывавшей вход в виде арки, ведущий в небольшой внутренний двор.
Минуты через две показался некий молодой пейанец и остановился по ту сторону, рассматривая меня. Я заговорил с ним по-пейански.
- Меня зовут Фрэнсис Сандау. Я пришел увидеть Дра Марлинга.
Услышав это, пейанец открыл решетку. Но, по их обычаю, он заговорил лишь после того, как я вошел во двор.
- Добро пожаловать, Дра Сандау. Дра Марлинг примет вас после того, как колокол известит о приливе. Позвольте показать вам место, где вы отдохнете. Я принесу вам туда легкой еды и освежающих напитков.
Я поблагодарил его и последовал за ним по винтовой лестнице.
В комнате, куда он привел меня, я немного перекусил. До прилива оставалось больше часа, поэтому я закурил сигарету и стал наблюдать за океаном из широкого, низкого окна, рядом с которым находилось ложе-кровать. Локти я упер в подоконник, который был серым и более прочным, чем интерметаллидный пластик.
Странный образ жизни, говорите? Раса, умеющая практически все, человек - такой, как Марлинг, - умеющий создавать миры? Возможно, Марлинг мог бы быть богаче меня и Бейкера, вместе взятых и еще помноженных на десять, если бы пожелал. Но он выбрал башню на крутом берегу у моря и лес за ней и решил жить здесь, пока не умрет, что потихоньку и делает. Я не стану выводить мораль и рассуждать о стремлении уединиться от контактов со сверхцивилизованными расами, заполнившими Галактику, или об отвращении к любому обществу соплеменников. Всякое объяснение будет слишком простым. Он жил здесь, потому что хотел жить здесь, и дальше этого факта я заглянуть не могу. И все же мы с ним были родственными душами, я и Мерлинг. И он заметил это раньше, чем я, хотя каким образом мог определить, что Сила действительно тлеет где-то внутри несчастного инопланетника, оказавшегося у ворот его башни много столетий тому назад, этого я понять не могу.
Устав от скитаний, напуганный Временем, я отправился искать совета у расы, которую называли старейшей. Страх, охвативший меня в ту пору, я с трудом могу, описать. Вряд ли вы поймете, что это такое - видеть, как всё умирает и все умирают. Но именно поэтому я и отправился на Мегапею. Не должен ли я, ожидая удара колокола, рассказать вам немного о себе?
Я родился на планете Земля в середине XX века. Это был период истории, когда раса человека успешно отбросила в сторону многие табу и традиции, веселилась некоторое время, а потом обнаружила, что перед человеком по-прежнему стоят все те же старые проблемы жизни и смерти, осложненные тем фактом, что Мальтус оказался прав. Я покинул колледж в конце второго курса и пошел в армию. Вместе со мной записался и младший брат, он только что окончил школу. Таким вот образом я открыл Токийский залив. Затем я снова вернулся в колледж, чтобы стать инженером, но решил, что это ошибка, и решил поступить на медицинский. Увлекся биологией, и в особенности экологией. Мне было двадцать шесть лет, и шел 1991 год. Отец мой умер, мать вышла замуж во второй раз. Я влюбился в девушку, сделал предложение, получил отказ и подал заявление на участие добровольцем в одной из первых попыток достичь другой звездной системы. Мне помогла разнообразная подготовка, и я был заморожен для столетнего путешествия. Мы достигли Бартона, начали: создавать колонию, но не прошло и года, как меня поразила местная болезнь, от которой у нас не было средств. Тогда меня вторично заморозили в той же камере. Двадцать три года спустя я был выпущен на. свет божий. К тому времени прибыло еще восемь транспортов с колонистами, и вокруг простирался новый мир. В тот же год прибыло еще четыре корабля с колонистами, из них осталось лишь два. Остальные должны были продолжить полет к еще более отдаленной системе, чтобы присоединиться к еще более новой колонии. Я раздобыл место на одном из кораблей флотилии, обменявшись с колонистом, который решил, что и первого этапа полета с него хватит. Желание мое было продиктовано, я уверен, единственно любопытством и тем фактом, что среда старой колонии уже была окультурена и укрощена. Прошло столетие с четвертью, прежде чем мы достигли цели, и новая планета мне совсем не понравилась. Поэтому я попросился в экипаж дальнего рейса всего лишь через восемь месяцев, проведенных на планете. Предстоял перелет в двести двадцать семь лет на Бифрост, который, в случае нашей удачи, должен был стать самым дальним форпостом человека в космосе. Бифрост оказался мрачным и неприветливым миром, он меня напугал. Я стал подумывать о том, что мне не суждено стать колонистом, и отправился в новый перелет… Люди расселились повсюду, были установлены контакты с разумными существами, межзвездные путешествия занимали недели и месяцы вместо столетий. Потом я оказался, по всей видимости, старейшим из всех живущих людей и, без сомнения, единственным представителем XX века. Люди рассказывали мне о Земле. Показывали фотографии. И я уже больше не смеялся, потому что Земля стала совсем другим миром. Внезапно я стал очень одиноким. Все, что я учил в школе, было теперь на уровне средних веков. Что же я сделал? Я решил поискать себе места в жизни. Я вернулся в школу, обнаружил, что в состоянии еще учиться. Но страх не покидал меня ни на минуту. Я чувствовал себя не в своей тарелке. И тогда я получил информацию, которая помогла мне избавиться от чувства, будто я - последний житель Атлантиды, бредущий по Бродвею, которая могла дать мне превосходство над странным миром, в котором я оказался. Я узнал о пейанцах, в те времена только что обнаруженной расе, которым были доступны все чудеса Земли XXVII века, включая и способы лечения, прибавившие пару веков к моей средней продолжительности жизни. И я прилетел на Мегапею наполовину не в своем уме, подошел к первой попавшейся башне, постучал в ворота, пока кто-то не вышел, и попросил:
- Научите меня, пожалуйста…
Это оказалась башня Марлинга, чего я совсем не мог знать - Марлинга, одного из двадцати шести Имяносящих, что еще жили.
Когда прозвучал звон приливного колокола, за мной пришел молодой пейанец. Он проводил меня по ступеням винтовой лестницы наверх. Он первым вошел в комнату, и я услышал голос Марлинга, приветствовавший его.
- Дра Сандау решил проведать вас, - сообщил пейанец.
- Тогда проси его войти.
Молодой пейанец вышел от Марлинга и произнес:
- Он просит вас войти.
- Благодарю.
И я вошел.
Как я и предчувствовал, Марлинг сидел спиной ко мне, Лицом к окну на море. Три широких стены его веерообразной комнаты были светло-зелеными, и кровать его была низкой, длинной и узкой. Одна стена была громадной консолью, немного запылившейся, а на столике возле кровати, который вполне могли не двигать с места уже несколько веков, по-прежнему стояла оранжевая фигурка животного, похожего на прыгающего рогатого дельфина.
- Добрый день, Дра, - промолвил я.
- Подойди сюда, чтобы я тебя увидел.
Я обошел его кресло и остановился перед ним. Он похудел, а его кожа стала темнее.
- Ты быстро прилетел, - заметил он, а его глаза всматривались в мое лицо.
Я кивнул:
- Ты сказал "немедленно".
Он зашипел и защелкал - у пейанцев это означает смешок.
- Что думал ты о жизни в последнее время?
- Что она достойна уважения и боязни.
- А как твоя работа?
- Одну я закончил, за вторую пока не брался.
- Садись.
Он указал пальцем на скамью рядом с окном, и я перешел туда.
- Расскажи мне, что случилось?
- Фотографии. Я стал получать снимки людей, которых знал раньше и которые были уже давно мертвы. Все они умерли на Земле. И совсем недавно я узнал, что их Воспроизводящие Ленты были похищены. Затем я получил вот это.
Я протянул ему письмо, подписанное "Грин Грин". Он поднес его к глазам и медленно прочел.
- Ты знаешь, где находится Остров Мертвых?
- Да. Это на планете, которую я сам создал.
- Ты полетишь?
- Должен полететь.
- Грин Грин, я думаю, - это Грингрин-тари из города Дипек. Он тебя ненавидит.
- Почему? Я его даже не знаю.
- Это не имеет значения. Его оскорбляет одно твое существование. Естественно, он намерен отомстить, что очень печально.
- Действительно, особенно если это ему удается. Но каким образом мое существование нанесло ему обиду?
- Ты единственный чужепланетник, ставший Имяносящим. Одно время считалось, что лишь пейанец способен овладеть искусством, которым овладел ты, и далеко не каждый пейанец был на это способен. Конечно, Грин Грин сам прошел обучение и завершил его. Он должен был стать двадцать седьмым. Но он провалился на последнем испытании.
- На последнем испытании? Я предполагал, что это почти чистая формальность.
- Возможно, тебе так показалось, но на самом деле все иначе. И вот, после полувека занятий с Делгреном из Дилпеи, он не был принят в наши ряды. Он часто повторял, что последний принятый в Имяносящие не был пейанцем. Потом он покинул Мегапею. При его занятиях он, конечно, быстро, очень быстро разбогател.
- Как давно это было?
- Несколько столетий тому назад. Кажется, шесть.
- И ты думаешь, что все это время он продолжал ненавидеть меня и планировать святую месть?
- Да. Спешить было некуда, а хорошая месть требует тщательной подготовки.
Всякий раз испытываешь странное чувство, когда пейанец говорит что-то в этом роде. Сверхцивилизованный народ, они тем не менее сделали месть и вендетту целью жизни. Несомненно, это одна из причин малочисленности пейанцев. Некоторые из них ведут даже книги вендетт - составляют длинные, подробные списки людей или лиц, с которыми следует свести счеты, чтобы не позабыть кого-нибудь, кого они намерены наказать. Сюда же включаются отчеты о ходе каждой операции по отмщению. Месть ничего не стоит для пейанца, если только это не сложная, тщательно подготовленная и приведенная в действие система, которая приводит к точно рассчитанному результату через много лет после того, как была нанесена сама обида. Мне объяснили, что все удовольствие заключается именно в планировании и предвкушении финала. Смерть самой жертвы, а также безумие, унижение или обезображение - как результат акции, - считаются вторичными эффектами. Марлинг однажды признался мне, что вел одновременно три подготовки к мести, в общей сложности растянувшихся на тысячелетия. Это и в самом деле образ жизни. Это занятие дает пейанцам массу положительных эмоций, когда все остальные дела идут отвратительно. Удовлетворение приносит само наблюдение за тем, как развитие акции переходит с одной ступеньки на другую, как один маленький триумф за другим ведет к окончательной развязке. И в тот момент, когда со старанием вырезанная и отполированная дубина опускается на голову жертвы, автору надлежит испытать громадное эстетическое наслаждение, а как утверждают некоторые, он может пережить и мистическое озарение. Детей знакомят с этой системой в самом раннем детстве, чтобы они успели изучить ее как следует - это необходимо для достижения ими преклонного возраста. Мне пришлось изучать ее наспех, и до сих пор я хромал по некоторым наиболее тонким вопросам.
- Все очень просто, - подвел итог Марлинг. - Один из вас должен будет умереть. Этим разрешится ваше противостояние и все противоречия. Если погибнет он, тебе не надо торопиться. Если погибнешь ты, мои наследники отомстят за тебя.
- Спасибо, Дра.
- Не за что.
- А какое к Грингрину отношение имеет Белион?
- Он с ним в союзе.
- Каким образом?
- Эти двое сумели договориться.
- И?..
- Больше я ничего не знаю.
Помолчав, он добавил:
- Посмотрим, Дра.
Я повернулся и смотрел на воду, пока он не заговорил снова, примерно полчаса спустя.
- Вот и все.
- Все?
- Да.
Небо темнело, и скоро уже больше не стало видно никаких парусов. Я слышал море, чувствовал его запах. А вдали блестел звездными искрами его громадный черный бок. Я знал, что вскрикнет невидимая птица, и она вскрикнула. Долго я. сидел не шевелясь, и в моем сознании видел и перебирал многие вещи, которые были оставлены мне давно и которые я почти забыл, и другие вещи, которые я никогда полностью не понимал. Большое Дерево рухнуло, Долина Теней исчезла, а Остров Мертвых оказался лишь обломком скалы: его бросили посреди Залива, и он быстро шел ко дну. Без всплеска. Я был один, я был совершенно один. Я знал, какие слова сейчас услышу, и затем, немного позже, я их услышал:
- Пойдем со мной этой ночью, - промолвил он.
- Дра…
Молчание.
- Именно сегодня ночью? - спросил я.
Молчание.
- Где же пребудет Лоримель Многорукий?
- В счастливом ничто, дабы прийти опять. Как всегда.
- А твои враги и долги?
- Все и всем уплачено.
- Ты говорил о пятом сезоне в будущем году.
- Теперь срок другой.
- Понимаю.
- Мы проведем ночь в беседе, Землерожденный, чтобы до восхода я успел передать тебе мои главные секреты. Садись.
И я сел у его ног, как в те дни, что различимы далеко за дымом памяти, когда я был моложе. Он начал говорить, и я закрыл глаза, вслушиваясь.
Он знал, что делает, знал, чего хочет.
Но от этого моя печаль и страх не уменьшились. Он избран меня в сопровождающие… Я буду последним живым существом, которое он увидит. Это была высочайшая честь, и я ее не заслужил. Я не воспользовался тем, что он мне дал когда-то. Я многое испортил. И я знал, что он знает это. Но это было неважно. Он выбрал меня. И поэтому во всей Галактике лишь он один мог напомнить мне об отце, умершем тысячу с чем-то лет назад. Он простил мне мои промахи.
Страх и печаль…
Почему сейчас? Почему он выбрал это время?
Потому что другого могло и не оказаться.
Было совершенно очевидно, что, по мнению Марлинга, я, скорее всего, не вернусь из рискованного похода. Следовательно, эта встреча должна стать нашей последней. "Человек, я пойду с тобой бок о бок, в любой нужде тобою буду я руководить" - слова произносит Знание, но они отлично подходят и для Страха. У них много общего, если вы на минутку задумаетесь над этим.
Вот почему я боялся.
О печали мы тоже не говорили. Такой разговор оказался бы не к месту. Мы говорили о мирах, которые мы создали, о планетах, нами построенных и заселенных, о всех науках, участвующих в превращении кучи хлама в жилище, и неизбежно мы разговаривали об искусстве. Экологическая игра безмерно сложнее любых шахмат, она за пределами возможностей лучших компьютеров. Это от того, что проблемы здесь имеют скорее эстетическую, чем научную природы. Да, она требует напряжения всех мыслительных способностей, всех семи черепных зал, но прилив чего-то, что лучше всего описывается словом "вдохновение", играет решающую роль. И мы говорили о вдохновении, и ночной морской ветер стал вдруг резким и холодным, и мне пришлось затворить окно и побеспокоиться об огне, который в богатой кислородом атмосфере пылал, как святая реликвия. Я не могу вспомнить ни одного слова из сказанных в ту ночь, лишь глубоко внутри меня сохраняются безмолвные картины, которыми мы обменивались. Теперь это только память. "Вот и все" - так сказал он, и скоро наступила заря.
Он отдал мне корни ГЛИТТЕНА, когда небо лишь посерело в предвестьи рассвета, потом посидел немного, и после этого мы совершили последние приготовления.