* * *
– Привет, Альфредо. Мне нужна твоя помощь.
– Приветствую вас, Ди-Пи. Всегда к вашим услугам. – Художник стоял в позе Карандаша из журнала "Мурзилка", с палитрой в руках, и, наверное, обдумывал очередной шедевр, способный затмить Лукаса Кранаха-старшего и Илью Глазунова, вместе взятых.
– Ты знаешь все двери в главном коридоре Внутреннего Мира?
– О да. – Художник величаво качнул ухоженными кудрями. – Все двери, которые я создал для Эй-Пи, известны мне как свои пять пальцев.
– И много их?
– Тысяча четыреста тридцать две.
– Ничего себе! – Дема присвистнул. – А я и в пятидесяти не побывал. Слушай, а двери с изображением цветов есть?
– Есть дверь Розы. Это очень красивый барельеф. Я инкрустировал его рубинами и шпинелью. Эстетические установки при создании входа в директорию архиважны. Не внешняя броскость, но верное отражение сути хранящихся за дверью знаний являются целью...
– А тюльпан? – перебил его Дема. – Есть дверь с тюльпаном?
Демид готов был поклясться, что Художник побледнел и едва не выронил свою палитру. Да, компьютер умело мог изображать эмоции – и гнев, и радость, и иронию, но сейчас он скорее старался скрыть свои чувства и не показать страх. Неподдельный страх.
"Я попал в точку. Прямо в яблочко".
– Нет, такой двери нет. – Голос Художника не отличался искренностью и теплотой.
– Ты что-то недоговариваешь. Скажи честно: ты знаешь о такой двери?
– Да. – Альфредо отвел взгляд от Демида.
– Она существовала во Внутреннем Мире раньше?
– Да. Но я стер ее. По приказанию Эй-Пи. Это плохое место, Хозяин, очень плохое! Давайте прекратим разговор об этом. Пожалуйста!
– Вот как ты заговорил. – Демид усмехнулся недобро. – А мне как раз хочется узнать побольше об этой дверке. Чем это она так тебе не нравится?
– В нее нельзя входить. Нельзя! То, что находится за дверью, может привести к уничтожению всего Внутреннего Мира!
– Хм... Это несколько неожиданно. А Алексей, то есть Эй-Пи входил в нее?
– Да. Несколько раз.
– Ну вот видишь, Альфредо, чего же ты испугался? Входил – и ничего страшного не произошло. Не развалился твой Мир на кусочки. Мне нужна эта дверь. Ты должен нарисовать ее снова.
– Нет! Нет, о Боже, я не могу сделать это! Хозяин сказал, что это приведет к тотальной деструкции...
– Я, я теперь Хозяин, ты понял?! – заорал Демид. Он с трудом сдерживался, чтобы не влепить затрещину самовлюбленному напыщенному толстяку. – Ты сделаешь это немедленно, или я сотру тебя в порошок!
Альфредо съежился и закрыл лицо руками. Демид сконцентрировался и вызвал в своем зрении поведенческий каркас Художника. Пять линий в скошенном октаэдре вели себя безобразно – распухли, светясь нездоровым болотным цветом, и извивались как черви. Демид восстановил их в нормальном виде и почувствовал, как паническое состояние Художника уходит, оставляя место апатии и безразличию. Дема попытался влезть в память Альфредо, но там было пусто. Художник, в отличие от обычного человека, вообще не имел собственной памяти. Он являлся лишь составной частью, небольшой веточкой на древе компьютера, а в общую компьютерную память Демид попасть так и не мог, вынужденный общаться с электронным мозгом при посредстве персонажей-фантомов, надоевших ему до смерти.
– Альфредо, – спросил он, – кто Хозяин?
– Вы. Вы – Хозяин Внутреннего Мира.
– Вот так-то лучше. Ты подчиняешься мне?
– Да, Хозяин. – Художник выглядел заторможенным, воля его, казалось, была сломлена.
– Пойдем. – Демид взял Художника за рукав и вытолкнул в главный коридор. – Где должна быть дверь с тюльпаном?
– Где угодно. – Голос Художника звучал глухо и безлично, как у робота. – Она может быть создана вновь где угодно. Это не имеет значения.
– Рисуй! – приказал Демид, не давая Художнику опомниться.
Дема смотрел, как Художник медленно, мазок за мазком, создает очертания серой каменной двери. "Внутренний Мир может быть разрушен... – подумал Демид. – Что, если и в самом деле он перестанет существовать? Имеешь ли ты право сделать это? Уничтожить целый мир, населенный разумными существами, хоть и не людьми? Да, конечно, ты не можешь и представить, чтобы обычный компьютер восстал против того, что ты стираешь в нем какую-нибудь программу, и начал бить тебя током. Изначально предполагается, что машина – существо низшее по сравнению с человеком и, прояви она своенравие, подлежит ремонту либо списанию в утиль. Но боюсь, здесь такой простой подход не годится. Этот компьютер – не вульгарный механизм, пусть даже феноменально умный. Это индивид, способный иметь собственные суждения, переживать, любить и ненавидеть. Можно назвать его и произведением искусства – необыкновенным, имеющим миллионы тончайших граней, способным дать такое эстетическое наслаждение, о котором не смеет мечтать даже самый безумный сюрреалист. В конце концов, это – уникальный прибор, с которым не может сравниться ничто на земле, невиданный рывок в технологии..."
Все это было неправдой. Неправдой было то, что Демид не хотел гибели Внутреннего Мира. Неправдой был и сам Внутренний Мир. Его просто не могло существовать. Не было здесь никакой технологии. Был просто обман, суть которого Демид не в силах был разгадать. Не мог Алексей, каким бы гениальным программистом он ни был, создать думающий компьютер. К тому же убаюкивающие иллюзии электронной сказки были вынужденной, тягостной остановкой. Остановкой на пути, ведущем
(куда? к вечному кайфу? к чертовой бабушке? в адское пекло?)
к познанию.
Чаша, на которой лежало таинственное и манящее Ядро, настолько перевешивала чашу с надоевшим компьютерным миром, что Демид готов был бросить все к чертям и бежать, словно послушная собака, с высунутым языком к соблазнительной подачке. Ядро – вот что было сейчас единственной его целью, источником силы, а может быть, и самой жизни...
Яркая вспышка на мгновение ослепила Демида. По серой базальтовой двери, только что созданной Художником, змеей поползла трещина. Красный цвет выбивался оттуда, чудесный цветок еще не родился из своей каменной темницы, но Демид почувствовал неодолимое желание прикоснуться пальцами к этой сияющей полосе. Он подался вперед, забыв обо всем на свете.
И покатился кубарем, сбитый с ног страшным толчком. Удар должен был раскроить его голову, но Художник, неискушенный в обращении с оружием, не смог справиться с тяжелой каменной палицей и попал Демиду по плечу. Дема попробовал приподняться и застонал от боли – левая рука едва двигалась.
Альфредо
(Сукин сын! Шкура продажная!)
навис над ним, одутловатое лицо его перекосилось от ярости. Он с размаху опустил свое орудие, метя Демиду в висок, но тот в долю секунды откатился в сторону. Дубина вылетела из рук толстяка,
и в тот же миг Демид нанес удар ногой в коленную чашечку Художника. Раздался хруст (до чего же реально все в этом чертовом фальшивом мире!), и противник рухнул на пол.
Демид уже отключил свое сознание – эмоции исчезли, превратив мозг в холодную ледышку, а тело – в автомат для убийства. Демид вскочил на ноги и молча бросился на врага. Но Альфредо опередил его – всего лишь на мгновение. Корчась от боли, он взмахнул кистью. Словно в ожившем мультфильме Диснея, Дема увидел, как капли, слетевшие с волшебного инструмента, застывают в воздухе, превращаются в тонкие стальные прутья, сияющие бритвенно-острыми гранями. Демид едва не налетел с размаху на решетку, отделившую его от Художника и заветной каменной двери. Дема выругался и осторожно дотронулся до плеча, саднящего тупой болью.
Фантом по ту сторону решетки злобно оскалился. Он все меньше напоминал Альфредо. Компьютер, восставший против своего возможного разрушителя, на глазах изменял облик Художника. Бородка и берет исчезли, и глаза Мудреца с ледяной спокойной ненавистью глянули на Демида. Тело быстро увеличивалось в размерах, гигантские руки покрылись волосами, ноги искривились и почернели. Бешеная сила Муркулюка, ум Мудреца, расчетливое коварство Художника – все сплавилось воедино в этом монстре.
Пора сваливать.
Демид сделал попытку выскочить из Внутреннего Мира, но компьютер цепко держал его сознание в электронном плену. Демид попытался войти в какую-нибудь из дверей, но все они исчезали, стоило ему только дотронуться до них рукой.
О Господи! Он же убьет меня, компьютер чертов! Не знаю, как это будет выглядеть здесь, но чего стоит ему шарахнуть мое тело там, снаружи, разрядом в пять тысяч вольт? Боже, ну и дерьмо!
Холодный пот выступил на лице Демида. Громила на той стороне решетки стремительно несся прямо на смертоносные прутья. Огромное обезьянье туловище его прошло сквозь острые грани и разлетелось в воздухе на куски, разрезанное прутьями. Но в ту же секунду фрагменты тела соединились вместе в прежней форме. Монстр несся на Демида как сокрушительный таран, с визгом, от которого закладывало уши.
Демид повернулся и побежал. Так быстро он не бегал никогда. Но топот и смрадное пыхтение за спиной становились все ближе, а огромная лапа уже пыталась вонзить в него когти. Демид свернулся клубком и бросился на пол. Муркулюк споткнулся об него, перекувырнулся через голову и распластался на земле огромным пауком, потеряв на миг ориентацию. Демид взлетел в воздух и опустился на грудную клетку гориллоида обеими ногами, вложив в удар всю свою силу. Он утонул по щиколотку в хрустящем месиве из обломков ребер, фонтан бурой крови выплеснулся изо рта Муркулюка, захлебнувшегося в собственном вопле.
Все. Это все. Пора – сваливать.
Лапища монстра метнулась к голени Демида и вцепилась в нее железными клещами. Муркулюк вскочил на ноги. Мир перевернулся в глазах Демида – он повис вниз головой. Страж без труда держал его за ногу в вытянутой руке.
Муркулюк не собирался разговаривать с Демидом, дабы подвергнуть справедливому суду. Он просто протянул другую лапу, чтобы свернуть Демиду голову, словно курице. Демид, болтаясь в воздухе, криво улыбнулся и вцепился в руку гориллы мертвой хваткой. Два пальца Муркулюка с хрустом треснули – монстр завизжал от боли, замотал башкой и разжал ладонь. Дема свалился на пол и в тот же миг перебросил Стража через себя, выкрутив его конечность в суставе до отказа. Грузное тело грянуло о землю с тупым хрустом. Демид вскочил коленями на спину Муркулюка. Холодная ярость захлестнула его. Он дернул руку врага что было сил, и она отделилась от туловища с тошнотворным звуком лопающихся сухожилий.
Да, это был уже не тот Демид, что лупил Муркулюка по башке нунчаками полгода назад. Это был Ан-Тирита, настоящий Ан-Тирита, набирающий силу, и теперь он мог разорвать Стража на куски голыми руками.
Фантом медленно повернулся на бок, глаза его были пустыми и бессмысленными. Ни капли крови не выступило на поверхности раны. Оторванная рука задергалась и сделала попытку вцепиться Демиду в горло. Дема запустид ей в Муркулюка и побежал обратно к решетке.
То, что только что было Муркулюком, превращалось у него за спиной в нечто ужасное. Демид даже не оглядывался назад – он знал, что компьютер создает сейчас что-то способное раздавить его, даже с возросшею его силой, как грецкий орех. Жар опалил сзади его волосы, мелкие электрические разряды прошлись иголками по спине. Что-то догоняло его со скоростью курьерского поезда, с грохотом и треском. Дема несся к заветной двери и видел, как распускаются алые лепестки, источая благоухание, немыслимое в этом мире без запахов. Всего двадцать шагов отделяло его от этой двери. Двадцать шагов – и непреодолимая решетка, сияющая убийственными лезвиями.
Прыгай. Прыгай, парень! Ничего с тобой не случится. Ты – такой же фантом в этом фальшивом мире, как и они. Прыгай, или тебе поджарят задницу!
Не сбавляя скорости, он влетел в решетку и почувствовал, как тело его разрезается на полосы, – никакой боли, только холод острого металла. Ноги его коснулись земли по ту сторону решетки и побежали – каждая сама по себе. И тут же тело его восстановилось в единое целое – фрагменты притянулись друг к другу и соединились с чавкающим звуком. Демид по инерции ударился о каменную дверь, ожидая, что она пропустит его, станет проницаемой, как сотни дверей до этого. Но руки его уперлись в твердый базальт. Лишь в центре каменной плиты сияла широкая трещина, являя миру цветок чудной красоты.
Демид вцепился в края расщелины, ломая ногти. Что-то хрустнуло в глубине плиты, и трещина слегка расширилась. Дема в первый раз позволил себе оглянуться назад. Не человек и даже не чудовище неслось за ним по коридору. Гигантский ослепительный шар мчался по головному меню, уничтожая все на своем пути.
Вот тебе и пять тысяч вольт...
Волосы на голове его затрещали от надвигающейся лавины раскаленного воздуха. Мускулы рук Демида превратились в веревки, сведенные судорогой. Казалось, что сейчас они лопнут, разорванные невероятным усилием...
Плита разлетелась на две части, и Демид нырнул в красный прямоугольник, словно в море огня. Внутренний Мир за спиной взрывался и разваливался на куски.
Глава 19
Дема опять превратился в бестелесный дух – без рук, ног, туловища и прочих причиндалов, которые люди, облеченные в физическую оболочку, имеют обыкновение носить с собой. Не раз приходилось читать ему про то, что человек испытывает после смерти. Клиенты, побывавшие в реанимации и вернувшиеся с того света, с мечтательными вздохами оповещали остальной мир, не испытавший подобного удовольствия, о темных тоннелях, содержащих в конце свет, о божественном озарении и голосе, тихо снисходящем на умершего пациента и несущем радость и успокоение. Демид в последнее время столько раз вынужден был переходить в некоторое подобие своего астрального тела, что относился к этому уже как к привычной, хоть и неприятной необходимости. Особой радости такое состояние ему не доставляло. Больше всего это напоминало ему сон – тот самый противный сон, который так часто снится в подростковом возрасте и, как уверяют некоторые физиологи, свидетельствует о росте юного организма. Так и Деме в отрочестве не раз снилось, что идет он вдоль стены огромного здания, по узкому выступу, крошащемуся под ногами. Идет, раскинув руки, пытается обнять стену, как последнего друга в этой жизни, вцепляется ногтями в каждый кирпич. Машины пролетают внизу, в ночной пустоте, где-то в стометровой глубине уличной пропасти. Демид не знал, что он делает тут, на этой дурацкой стене, как он оказался здесь и куда идет. Но точно знал, что упадет, – тошнотворный ужас ожидания подкатывал к самому горлу. И конечно, камень предательски трещал под ногой, руки бессмысленно хватали пустоту, и Дема валился спиной прямо туда, в холодную дыру, зная, что несколько секунд – и планета Земля ударит его в затылок всей своей массой, разбрызгав мозги по тротуару...
Демид снова падал, как тогда, в детстве. Не было ни времени, ни направления в красной пустоте, охватывающей его со всех сторон. Только сосущее чувство где-то под несуществующей ложечкой. Он вылетел из компьютерного мира, но в реальность не вернулся. "Наверное, чертов компьютер все-таки достал меня, – подумал Демид. – Тело мое валяется пережаренным бифштексом в комнате, а душа несется на тот свет. Может быть, это и есть рай?"
– Нет, ты не умер. – Голос звучал из ниоткуда, но Демид слышал его вполне реально.
– Ты кто?
– Я – Ядро. Нуклеус.
– Слушай, Ядро, если уж я у тебя в гостях, будь добр, выключи этот красный свет. А то мне все кажется, что я – в фотолаборатории, только никак не проявлюсь.
– На этот раз ты находишься в теле остроумной личности, – заметил голос. – Впрочем, свет этот зависит от тебя. Ты почему-то представил, что здесь все должно быть ярко-красным. Возможно, ты подсознательно ощущаешь тревогу в отношении Ядра, и цвет сей являет собой отражение твоих страхов.
– Ты хочешь сказать, что здесь командую парадом я, а не ты?
– Это не имеет значения. Я – это и есть ты. – Дребезжащий усталый голос Ядра звучал тихо – из бесконечной дали пространства и времени. – Я – лишь частица Ан-Тирита.
– Так ты – еще один Ан-Тирита? Приветствую тебя, соплеменник! Может быть, ты мне объяснишь, что это за твари такие – Антириты? С какой планеты они прилетели и чем занимаются?
– Ан-Тирита – это твое Имя. Всего один Ан-Тирита существует на свете, и это – ты. Второго подобного существовать не может, как не может существовать второго Солнца или Земли.
– Подожди, подожди, – опешил Демид. – А как же Алексей? И его предшественник? Они тоже были Ан-Тирита! А как же Система? Знаки Добра и прочее?
– Нет никакой Системы. Ты сам придумал все это. Ты был Ан-Тирита всегда. И когда был Алексеем Куваевым, и Домиником Да Бланко, и Нсог-гикатвой, и Лю Дэанем, и Георгом Киршенбаумом, и в нынешнем своем обличий. ТЫ – АН-ТИРИТА. Это Имя твое, а суть твоя – Дух, независимо от того, какое тело ты используешь.
– О Боже, – пробормотал Демид. – Всю эту дрянь я уже слышал. Ну конечно, те два крокодила, которые называли меня Осквернителем, тоже несли ахинею о том, что тела меняют, как пиджаки. Духи-Абаси. Людишки-муравьи... Боже мой, неужели я так крепко вляпался? Что, я тоже такой зеленый зубастик, как эти? Ты знаешь, Ядро, меня втянули в эту игру против моей воли. Наверное, ты что-то путаешь. Я должен тебе признаться – я никакой не Дух.
Я – человек, обычный человек. Если бы я был Духом, я бы, конечно, знал об этом с рождения, а не узнавал от случайного собеседника. Ну да, правильно! При чем тут дух? Слушай, Нуклеус, или как тебя там... Ты, наверное, хороший парень. Я тебе честно признаюсь – ошибочка вышла. Дема меня зовут. Демид Коробов. И в паспорте так записано...
– Успокойся, Демид. – Голос Ядра стал чуть мягче. – Я – не парень. Я – вообще не материально, хотя и имею жесткую кристаллическую оболочку. Я – носитель информации, и создано именно для того, чтобы восполнять пробелы в памяти Ан-Тирита, неизбежно возникающие при гибели очередного Защитника (так, кажется, ты их называешь?) и появлении нового. Я прекрасно понимаю, что ты сейчас ощущаешь. Не ты первый находишь меня и получаешь ответы на свои вопросы, с ужасом осознаешь, что вынужден участвовать в грандиозной игре без начала и конца.
– А я и не собираюсь ни в чем участвовать! Ничего себе! Я-то думал, что мне просто дана Сила и я должен научиться владеть ей, чтобы помочь некоему высшему существу. И вдруг оказывается, что я – и есть это высшее существо, да еще вдобавок ко всему в единственном экземпляре! Мать вашу! А куда ж вы меня самого, Демку Коробова, дели? Выкинули мою душонку на помойку за ненадобностью?
– Успокойся, Защитник. У тебя нет причин для паники. Ты не потерял своей человеческой индивидуальности. Твое сознание двойственно теперь. Ты – и Демид Коробов, и Ан-Тирита одновременно. Ибо Ан-Тирита не способен проявляться как отдельная личность, подавляющая интеллект и желания тела – хозяина. Он лишен такой способности, как лишен и памяти о своем прошлом. Ан-Тирита восстал против того Мира, откуда вышел, и обратил силы свои на борьбу с ним. Он сражался с Духами Тьмы и был лишен памяти о Мире Тьмы...
– Ага. Понимаю. Значит, этот самый Ан-Тирита – что-то вроде мозгового паразита. Только живет не в моем организме, а в самом сознании. Но при этом претендует на роль носителя мирового Добра. Довольно амбициозно, если не сказать больше.
– Ан-Тирита – не паразит.
– А кто же он тогда?