Искали больших механических кукол, которые выпускались в условиях строгой секретности, дублировали внешность конкретного человека и двигались безо всяких веревочек. Поговаривали, на черном рынке стоимость такой марионетки достигала десяти тысяч долларов. С заказчика якобы снимали мерку и делали ему двойника. Кому осточертели светские мероприятия, тот мог просто заказать свою точную копию, способную пить, есть, обмениваться рукопожатиями и болтать за столом хоть с миссис Райнхарт, сидящей по правую руку, хоть с мистером Симмонсом, сидящим по левую руку, хоть с мисс Гленнер, сидящей напротив.
Подумать только: можно оградить себя от надоевших политических дискуссий! Можно не ходить на идиотские спектакли. Можно осадить любого зануду, не говоря ему худого слова. Наконец, можно на время забыть свою драгоценную возлюбленную, не разрывая отношений. И рекламный слоган придумать нетрудно. "Она не узнает". Или так: "Не признавайся даже лучшим друзьям". Или вот так: "Ходит, ест и пьет, хандрит, даже "мама" говорит".
От этих мыслей у нее едва не случилась истерика. Конечно, существование таких марионеток еще не доказано. Просто-напросто очередной слух, но чувствительную натуру это приводит в ужас.
- Снова витаешь в облаках, - заметил он, выводя ее из задумчивости. - Чем занята твоя прелестная головка?
Она посмотрела на него в упор. Какой ужас: в любую минуту он может забиться в судорогах и умереть. Как горько она будет раскаиваться за свою ревность.
Тут у нее невольно вырвалось:
- Твои губы… у них странный привкус.
- Вот так раз, - протянул он. - По-твоему, нужно с этим что-то делать?
- Это началось не сегодня.
Впервые на его лице отразилось беспокойство.
- Неужели? Прости. Я посоветуюсь с врачом.
- Ничего страшного в этом нет.
Ее охватил озноб, сердце застучало сильнее. Так и есть: его губы. Неужели химия достигла таких высот, что позволяет анализировать и в точности воспроизводить вкус? Трудно в это поверить. Вкусовые ощущения индивидуальны. Она ощущает вкус так, а кто-то другой - иначе. Тайное стало явным. Ее терпение лопнуло. Подойдя к дивану, она нагнулась и вытащила из-за подушки пистолет.
- Что я вижу? - Он вытаращил глаза и рассмеялся. - Да у тебя пистолет! Ну и спектакль!
- Со мной такие номера не проходят, - бросила она.
- Какие еще номера? - холодно переспросил он, стиснул зубы и заморгал.
- Ты меня обманывал. Тебя здесь не было по меньшей мере полтора месяца.
- Да что ты говоришь? А где же я был?
- Ты был с Алисой Саммерс, ни минуты не сомневаюсь. Готова поспорить, ты и сейчас с ней.
- Разве такое возможно? - спросил он.
- Не имею чести знать Алису Саммерс, в глаза ее не видела, но могу позвонить ей домой прямо сейчас.
- Давай, звони.
- И позвоню. - Она направилась к телефону.
Ее дрожащие пальцы набрали номер справочного бюро. В ожидании ответа она не спускала глаз с Леонарда, а он изучал ее с видом врача, заметившего типичные симптомы болезни.
- У тебя пошатнулось здоровье, - сказал он. - Марта, солнышко…
- Сидеть!
- Марта, дорогая моя, - прижавшись спиной к диванной подушке, он усмехнулся, - откуда у тебя такие мысли?
- Читала кое-что о марионетках.
- Эту ересь? Мне за тебя стыдно, Марта. Полная чушь от начала до конца. Я специально наводил справки!
- Что?!
- А как же иначе? - Он был явно доволен собой. - У меня масса светских обязанностей, а моя бывшая жена, как тебе известно, вернувшись из Индии, не отпускала меня ни на шаг, вот я и подумал: хорошо бы для отвода глаз обзавестись двойником, чтобы пустить жену по ложному следу и в то же время не оставлять ее одну. Вот было бы славно, правда? Оказалось, это все враки. Я так и остался в единственном экземпляре. А теперь отойди от телефона, давай выпьем вина.
Она не спускала с него глаз. Поверив ему, уже почти повесила трубку, но тут до ее сознания дошло слово "вино". Стряхнув оцепенение, она сказала:
- Постой-ка. Ты же не можешь со мной разговаривать! Я подсыпала тебе в вино яду - столько, что хватило бы на шестерых. А тебе хоть бы что. Это говорит само за себя, правда?
- Ни о чем это не говорит. Разве что об ошибке аптекаря, который снял с полки не тот пузырек. Жаль тебя разочаровывать, но я чувствую себя великолепно. Будь умницей, перестань терзать телефон.
Она все еще сжимала в руке телефонную трубку. Оттуда донеслось:
- Нужный вам номер: АБ - двенадцать - двести сорок девять.
- Хочу удостовериться, - сказала она ему.
- Ради бога. - Он пожал плечами. - Коль скоро мне нет доверия, больше я сюда не приду. А вам, милостивая госпожа, требуется хороший психиатр. Если еще не поздно.
- Я хочу удостовериться, - повторила она. - Алло, коммутатор? Будьте добры, соедините меня с номером АБ - двенадцать - двести сорок девять.
- Марта, прекрати. - Он сделал последнюю попытку, даже протянул руку, но не двинулся с места.
На другом конце провода раздались длинные гудки. Наконец кто-то ответил. С минуту Марта прислушивалась, а потом бросила трубку.
Глядя ей в глаза, Леонард спросил:
- Ну, как? Довольна?
- Вполне, - процедила она и подняла пистолет.
- Нет! - Он вскочил с кресла.
- В трубке был твой голос, - сообщила она. - Ты был с ней!
- Да ты рехнулась! - снова закричал он. - Боже мой, это ошибка, там был кто-то другой, ты переутомилась, тебе мерещится!
Пистолет выстрелил раз, другой, третий.
Он рухнул как подкошенный.
Подбежав, она склонилась над ним. Ей стало страшно; она содрогнулась от рыданий. Ее поразило, что Леонард упал к ее ногам. Она-то воображала, что марионетка, целая и невредимая, останется стоять и только посмеется.
- Я ошиблась. Сошла с ума. Это Леонард Хилл, погибший от моей руки.
Он лежал с закрытыми глазами; губы едва заметно шевелились:
- Марта, почему тебе не жилось одной, ах, Марта!
- Я вызову врача, - прошептала она.
- Нет-нет-нет! - Его вдруг разобрал смех. - Тебе нужно кое-что осмыслить. Что же ты наделала? Впрочем, это я дал маху, просто не подумал.
Пистолет выпал из ее разжатых пальцев.
- Я… - Он давился смехом. - Я здесь не показывался… целый год!
- Что?
- Целый год, двенадцать месяцев! Вот так-то, Марта, двенадцать месяцев!
- Ложь!
- Ага, теперь сама не веришь, да? Что же так изменилось в считанные секунды? Думаешь, я - Леонард Хилл? Как бы не так!
- Значит, это был ты? Только что, в доме Алисы Саммерс?
- Я? Еще не хватало! С Алисой я познакомился год назад, как только бросил тебя.
- Ты меня бросил?
- Да, бросил, бросил, бросил! - Он захлебывался от смеха, катаясь по полу. - Я измучен жизнью, Марта. У меня слабое сердце. Эти гонки с препятствиями даром не проходят. Однако мне хотелось разнообразия. И я стал ухлестывать за Алисой, но она мне надоела. Завел роман с Элен Кингсли - ты, наверно, ее помнишь. Она мне тоже наскучила. Потом была Энн Монтгомери. И опять меня хватило ненадолго. Ах, Марта, у меня по меньшей мере шесть клонов, заводных притворщиков, которые отбывают повинность в разных концах города, ублажая шестерых дамочек. А знаешь ли ты, чем я на самом деле сейчас занимаюсь? Я, собственной персоной? Впервые за тридцать лет пришел домой пораньше и лег в свою постель, чтобы почитать любимую книжку - "Опыты" Монтеня, выпить стакан горячего шоколадного молока и ровно в десять выключить свет. Вот уже час я беспробудно сплю сном младенца и собираюсь проспать до утра, чтобы встать отдохнувшим и свободным.
- Замолчи! - взвизгнула она.
- Должен тебе кое в чем признаться, - сказал он. - Твои пули перебили мне пару связок, теперь я не могу встать. Но если приедут врачи, они в любом случае меня здесь не застанут. Я не лишен недостатков. Близок к совершенству, но все же не лишен недостатков. Ах, Марта, не хотелось мне тебя обижать. Поверь. Я только хотел, чтобы ты была счастлива. Потому-то и обставил свой уход с такой тщательностью. Отдал полторы тысячи за свою копию, безупречную во всех отношениях. Но всегда остается некий предел погрешности. В моем случае подвела слюна. Досадная неточность. Она-то тебя и насторожила. И все равно, знай: я тебя любил.
Она еле держалась на ногах, чувствуя, что теряет рассудок. Нужно было заткнуть ему рот.
- А когда я понял, что те, другие, тоже меня любят, - шептал он, глядя в потолок широко раскрытыми глазами, - пришлось одарить клонами и остальных. Бедняжки, они так нежно ко мне относятся. Только ничего им не говори, ладно, Марта? Пообещай не выдавать меня. Я состарился и очень устал; все, что мне нужно, - это покой, хорошая книга, стакан молока и здоровый сон. Ты ведь не станешь об этом трезвонить?
- Весь этот год, целый год я была одна, одна каждый вечер. - От этой мысли она похолодела. - Моим возлюбленным оказался механический чурбан! Я любила пустое место! А ведь за это время можно было найти нормального человека!
- Я могу по-прежнему тебя любить, Марта.
- О господи! - вскричала она, хватаясь за молоток.
- Не смей, Марта!
Сначала она расколола череп, потом стала наносить удары по грудине, по дергающимся рукам и ногам. Долго била размягчившуюся голову, и наконец внутри блеснула сталь, лопнули провода, а на комнату обрушилась лавина медных гаек и каких-то мелких деталей.
- Я тебя люблю, - твердили мужские губы.
Она ударила по ним молотком, да так, что язык вывалился изо рта. По ковру покатились стеклянные глазные яблоки. Она колотила бесполезный металл, пока не расплющила его на полу, как игрушечный поезд. И без умолку хохотала.
На кухне нашлось несколько картонных коробок. Она погрузила в них шестеренки, обрывки проволоки и металлический мусор, а сверху заклеила. Через десять минут уже прибыл вызванный по телефону рассыльный.
- Доставишь эти коробки мистеру Леонарду Хиллу: Элм-стрит, дом семнадцать, - приказала она и сунула ему чаевые. - Прямо сейчас, немедленно. Разбуди его и скажи: сюрприз от Марты.
- Сюрприз от Марты, - повторил парнишка.
Заперев за ним дверь, она опустилась на диван, повертела в руках пистолет и прислушалась. С лестничной площадки доносился удаляющийся грохот перетаскиваемых коробок: лязг металлических обломков, побрякивание шестеренок и скрежет проводов.
Это было последнее, что она слышала в своей жизни.
(перевод Е. Петровой)
Неприкаянные
Лизабет прекратила кричать, потому что утомилась. Шутка ли - безвылазно в такой клетушке. К тому же вибрация была жуткая, будто внутри громогласного колокола. В карцере гуляли дорожные вздохи и шепоты. Ее засунули в космическую ракету. Вдруг ей вспомнилось: взрыв, рывок, потом в холодном пространстве поплыла Луна, а Земля скрылась из виду. Лизабет повернулась к иллюминатору, круглому и голубому, как горный колодец, до краев наполненный зловещей, быстротечной жизнью, движением и огромными космическими монстрами, которые, перебирая огненными лапами, спешили к нежданному краху. Мимо пронесся метеоритный дождь, подмигивая обезумевшей морзянкой. Она протянула руку ему вслед.
Потом до ее слуха донеслись голоса. С шепотками и вздохами.
Неслышно подобравшись к запертой на засов железной двери, она стала украдкой подглядывать в маленькое окошко.
- Лизабет умолкла, - произнес усталый женский голос. Это была Хелен.
- Слава богу, - выдохнул мужской голос. - Я и сам свихнусь, пока мы доберемся до Тридцать шестого астероида.
Другой женский голос раздраженно спросил:
- По-твоему, из этого выйдет что-нибудь путное? Разве для Лизабет это лучший выход?
- Уж всяко ей там будет лучше, чем на Земле, - огрызнулся мужчина.
- Неплохо было бы спросить ее согласия на такой путь, Джон.
Джон чертыхнулся:
- Что толку спрашивать согласия умалишенной?
- Умалишенной? Зачем ты так говоришь?
- Она действительно лишилась ума, - сказал Джон. - Если уж выражаться попросту, без затей. У нас и в мыслях не было спрашивать, чего она хочет. Пришлось на нее надавить, вот и все.
Слушая их разговор, Лизабет впивалась побелевшими, дрожащими пальцами в обшивку своей клетушки. Голоса звучали будто в далеком безмятежном сне или в телефонной трубке, причем на чужом языке.
- Чем скорее мы определим ее на Тридцать шестой астероид, тем раньше я смогу вернуться в Нью-Йорк, - говорил мужской голос из неведомого телефона, который она прослушивала. - Как ни крути, если женщина объявила себя Екатериной Великой…
- Это правда, это правда, это правда! - завопила у себя за окошком Лизабет. - Я и есть Екатерина!
Можно было подумать, ее слова угодили в них разрядом молнии. Все трое отпрянули в стороны. Теперь Лизабет орала, неистовствовала и как пьяная цеплялась за решетки своей камеры, криком утверждая веру в себя.
- Это правда, это правда! - рыдала она.
- Боже мой, - выдохнула Элис.
- Ох, Лизабет!
С озабоченно-беспокойным видом мужчина приблизился к окошку и заглянул внутрь, изобразив притворное сочувствие, словно при виде подстреленного кролика.
- Ты уж нас прости, Лизабет. Мы все осознали. Ты и есть Екатерина, Лизабет.
- Вот и зовите меня Екатериной! - бушевала заключенная.
- Конечно, Екатерина, - быстро согласился он. - Екатерина, ваше величество, ждем ваших приказаний.
От этих слов побледневшая узница стала еще пуще корчиться у двери.
- Вы не верите, вы мне не верите. Вижу по вашим рожам, по глазам, по ухмылкам. Не верите. Убить вас мало! - Ненависть полыхнула с такой силой, что мужчина даже отпрянул от двери. Вы лжете, но меня не проведешь. Я - Екатерина, но вам этого не понять во веки веков!
- Это точно. - Повернувшись спиной, мужчина отошел подальше, присел и закрыл лицо руками. - Нам не понять.
- Силы небесные, - выговорила Элис.
Лизабет сползла на красный плюшевый пол и скорбно легла ничком, содрогаясь от рыданий. Отсек двигался сквозь пространство, а голоса за дверью негромко переругивались еще добрых полчаса.
Через час ей в дверь просунули поднос с обедом. Поднос был незатейливым, равно как и еда - миска каши, молоко, теплые булочки. Лизабет не могла сдвинуться с места. В ее каморке было одно-единственное напоминание о самодержавном величии - этот красный бархат, на котором она возлежала в мятежной бессловесности. У нее созрело решение не прикасаться к мерзкой подачке, наверняка отравленной. Ей должны подавать яства на сервизе с вензелями, и салфетки тоже должны быть с вензелями, и поднос - с императорским вензелем Екатерины, самодержицы всея Руси! Иначе она не станет принимать пищу.
- Екатерина! Тебе надо поесть, Екатерина!
Лизабет не отвечала. Пусть уговаривают, сколько влезет. Сейчас ей хотелось только одного - умереть. Никто ее не понимает. Они готовят подлый заговор, чтобы низвергнуть ее с трона. Эти злые, темные людишки, эти заговорщики.
Голоса зазвучали вновь.
- У меня в Нью-Йорке важные дела, пойми, не менее важные, чем у тебя, Элис, - сказал мужчина. - Во-первых, парк аттракционов; горки необходимо установить уже на следующей неделе, а игровые автоматы закуплены в Рино, их доставят к субботе. Если меня не будет на месте, кто станет этим заниматься?
Шепотки, шепотки; подремать, послушать далекие голоса. Элис сказала:
- Сейчас осенний сезон в разгаре, завтра - главное дефиле, а я прохлаждаюсь в космосе и бог весть для чего мчусь на какую-то дурацкую планету. Не понимаю, зачем было лететь втроем, чтобы устроить на новом месте ее одну.
- Затем, что вы ей сестры, а я - брат, - отрезал мужчина.
- Если уж на то пошло, я вообще отказываюсь что-либо понимать. В том, что касается Лизабет и места назначения. Что такое астероид номер Тридцать шесть?
- Другая цивилизация.
- А я считала, это психиатрическая лечебница.
- Ничего подобного. - Он пыхнул зажженной сигаретой. - Столетие тому назад было установлено, что астероиды обитаемы, только изнутри. Они представляют собой конгломераты небольших планет, внутри которых можно двигаться и дышать.
- И Лизабет пройдет там курс лечения?
- Нет, никто не собирается ее лечить.
- Тогда зачем мы ее туда поволокли? - Хелен проворно смешала коктейль, позвякивая кубиками льда в шейкере, налила порцию в стакан и выпила. - С какой целью?
- Чтобы ей было хорошо, потому что там для нее самая подходящая обстановка.
- Она больше не вернется на Землю?
- Никогда.
- Значит, я сглупила. Мне думалось, ее подлечат и отправят домой.
Он смял сигарету, взял другую и закурил, жадно затягиваясь; под глазами обозначились морщины, руки дрожали.
- Не задавай лишних вопросов. У меня сеанс связи с Нью-Йорком.
Он походил по кабине и принялся настраивать аппарат. Внутри что-то зажужжало, а потом раздался звонок. Джон закричал:
- Алло, Нью-Йорк! Что за чертовщина! Дайте мне Сэма Нормана, с Восьмой авеню. Квартира С. - Пришлось подождать. Вот, наконец. - Здорово, Сэм. Связь - ни к черту. Послушай, Сэм, эти автоматы… Что значит "какие"? Игровые автоматы! У тебя крыша съехала?
- Пока есть связь с Землей… - встряла Хелен.
- Что? Сэм… что? - Повернув голову, он бросил негодующий взгляд на Хелен.
- Пока есть связь, - продолжала Хелен, теребя его за локоть, - дай-ка я позвоню своей визажистке, договорюсь на понедельник. У меня голова в непотребном виде.
- Я пытаюсь поговорить с Сэмом Норманом, - запротестовал Джон и продолжил в трубку: - Что ты сказал? - Потом снова по вернулся к Хелен: - Отстань.
- Но мне нужно позвонить…
- Подожди, пока я закончу! - После надрывного пятиминутного разговора с Сэмом он бросил трубку.
- Что ты наделал? - задохнулась Хелен.
- Извини, - устало произнес он. - Соединись с Землей заново, поговори с этой дурой-парикмахершей.
Предоставив ей накручивать диск и кричать в трубку, он зажег следующую сигарету. Потом его взгляд упал на Элис, допивающую четвертый коктейль.
- Знаешь, Элис, а ведь Лизабет не совсем безумна.
Хелен, которая пыталась дозвониться до Земли, зашикала, а потом с непонимающим видом повернулась к брату:
- Что значит "не совсем"?
- Все относительно. Она безумна лишь по нашим меркам. Ей хочется быть императрицей всея Руси, Екатериной. С нашей точки зрения, это лишено смысла. Но с ее точки зрения, вполне осмысленно. Мы переправим ее на такую планету, где в этом и будет состоять высший смысл.
Он встал со своего места и, приблизившись к двери, посмотрел на распростертую, царственно-бледную Екатерину Великую. Положив руку на решетку, он не смог сдержать нервную дрожь пальцев, держащих зажженную сигарету, и негромко продолжил:
- Бывают моменты, когда я ей завидую. И с каждым часом буду завидовать все сильнее. Она останется там и будет счастлива. А мы? Мы вернемся… вернемся в Нью-Йорк, где крутится рулетка и стучат игральные кости. - Он посмотрел на Хелен. - Где ждут парикмахерши и поклонники. - Он посмотрел на Элис. - Где ждут коктейли и неразбавленный джин.
- Попрошу без оскорблений, - вскипела Элис.
- А я никого не оскорбляю, - ответил он.
- Минутку! - воскликнула Хелен. - Нью-Йорк?
Джон устало опустился на стул: