– О, отлично! Всю жизнь бы так жил. Хотя без эксперимента и науки я себя не мыслю. Идеально работать и отдыхать в одном месте. В следующий раз надо будет создать институт на Гавайях.
– На Канарах, кстати, есть обсерватория, где наблюдают Вселенную.
– Почему-то Ева выбрала именно эту территорию. А, понял, здесь больше всего молящихся и, соответственно, энергетически заряженного пространства.
Краски нового отэспаре не передаются, но передаются сигналы о красоте, которые я посылаю импульсами:
– Здесь невероятно красиво, мне кажется, я вижу что-то бесподобное и божественное.
– Да, даже захотелось туда, так это соблазнительно.
– Мы успеем туда. Всему своё время. Главное, что нет страха, что там плохо и неопределённо. Нет ужасного Ничто.
– Ева, ты слышишь меня?
Джон уже больше месяца пытается отправить мне импульс и получить от меня ответ. Но безуспешно. Из-за глубокой разницы в сущности сфер и самих систем в отэспаре, в разных мирах и вселенных, его сигналы не доходят. Даже через месяц.
– Опять тишина. Вероятно, это связано с тем, что у нас другое поле гравитации и пространство-время. Вероятно, там, в её вселенной, есть что-то принципиально новое, другое, не доступное описанию в наших терминах и известных сравнениях.
– Так и задумывалось изначально.
– Что ты имеешь в виду?
– Одностороннюю связь. Представь, что через сто, двести, триста лет, когда нас уже не будет в живых, будет работать только программа, и вдруг какой-нибудь нечистоплотный человек отправит негативный импульс во вселенную.
– И он дойдёт до Евы, и она бросится на помощь.
– Например, да.
– Да, это может навредить эксперименту.
– А так, оборудование с программой будет помещено в капсулу времени, и в 3000 году люди откроют её и узнают правду.
– Может быть, это уже не будет новостью, может, к тому времени кто-нибудь другой придумает то же самое и обнародует.
– Вряд ли.
– Сейчас середина двадцать второго века. По завещанию Евы к концу века будем закладывать капсулу времени. Мы не имеем права разглашать информацию. И эксперимент по-прежнему останется в тайне.
– Думаешь, родственники будут молчать? Ведь кто-нибудь вроде Руди запросто может разболтать.
– Да ей никто не поверит без доказательств. Институт и адронный коллайдер ничего не значат и не являются доказательством.
Марина смотрит на часы и начинает быстро собираться.
– Я сегодня иду на приём к врачу, так что пока, до завтра.
– Ты что, заболела? Ничего не говорила, – изумляется Джон.
– Да нет, не заболела. Обычная проверка.
Джон остаётся один в экспериментаторской. Мерно шелестит вентилятор, разгоняя жаркий воздух. На экране наша видимая обозримая вселенная. Душа Евы потерялась из виду. Тем не менее компьютер периодически слабым щелчком извещает о поступлении новой порции информации от души Ева1.
Я плыву. Некуда торопиться. Вдруг я чувствую импульс, очень близкий и родной. Это Патрик. Он ждёт меня. Это очень приятно. Я устремляюсь в многоцветном потоке к однородному белому сверкающему свету. Но он не стоит на месте, а постоянно перемещается. Можно надеяться, что я случайно попаду в него, как уже было много раз.
– Ты знаешь, куда мы направляемся?
Я слышу голос внутри себя, всматриваюсь и едва различаю очертание души. Непонятно, женщина это или мужчина.
– Да, мы все здесь идём в рай.
– Ты уверена? Я столько грешила в жизни.
Значит, это женщина, проносится внутри меня понимание.
– Да, я была женщиной на Земле. Я умерла молодой, меня сбила электричка, когда я переходила железнодорожные пути.
– Сочувствую. Да, это отэспаре для тех, кто направляется в рай.
– Все в рай? А до этого было что-то вязкое и тёплое. Я спрашивала, и мне отвечали, что кто в рай, кто в ад. Я не хотела в ад.
– Да, здесь все в рай. У некоторых есть выбор, и кто-то предпочтёт ад. Например, я бы побывала там, чтобы знать, что это такое.
Какое-то время я не слышу импульсов и думаю, что моя собеседница исчезла, как и многое здесь. Случайно попадаешь в белый свет, и душа исчезает.
– А куда исчезают души? – спрашиваю я у ангелов.
– Здесь каждый цвет распределяет душу в зависимости от её дел на Земле. Первый этап – это вязкость. Туда попадают все души подряд. К каждой душе прикреплён ангел, и ведёт с ней беседу. Много бывает споров и разногласий, когда душа не заслужила рай, но начинает доказывать, что ни в чём не виновата. Мы-то знаем всё и показываем её оплошности и грехи. А сюда прибывают в основном безгрешные, но так как и у безгрешия есть свои ньюансы и тонкости, то и здесь в истинно белый цвет, в сферу совершенства, попадают самые чистые и праведные.
– Думаю, каждый человек хоть раз в жизни совершил грех, нехороший поступок.
– Да, каждый. Но некоторые раскаялись и своими делами очистились и отработали, отстрадали сполна, а некоторые даже не видят своих грехов. Вот ангелы им и показывают. Кто-то даже здесь пытается обмануть себя, нас и Высший Разум, якобы они невинные. И даже когда им показываем, они всё равно продолжают упираться и оправдываться. Поэтому они сперва летят на исправительные работы, пока не осознают свои ошибки и не исправятся. Это не совсем ад, но и не рай.
– Интересно, где моя мама? Когда я первый раз видела Патрика и других родственников, я её там не встретила.
– Она застряла в отэспаре одной из вероятностей и никак не может признать свои грехи. Упёрлась и всё тут. Вот и скитается по времени и вероятностям развития событий.
– Могу я её увидеть? Может, у меня получится повлиять на неё?
– Если хочешь. Тебе открыт зелёный свет везде.
– А когда? И что мне нужно сделать для этого?
– Терпение. Мы поняли твоё желание. Исполним.
– А, ой, а вдруг она не хочет меня видеть?
В ответ я уже не слышу ничего, и лишь перекаты волн света качают меня из стороны в сторону. Внезапно одна из волн подхватывает меня, и тащит куда-то с большой скоростью. Я опять отдаюсь потоку, потому что контролировать и что-то делать самой невозможно. Меня выносит красной волной на берег с бирюзовым песком. Кругом пустота и тишина. Невероятная чистота, и кругом только бирюзовый цвет. Красный цвет исчез, и, куда ни глянь, кругом всё в бирюзе.
– Здравствуй, доченька. Наконец-то я дождалась тебя, – слышу я в пространстве голос мамы.
Я волнуюсь, потому что не вижу её.
– Ты не увидишь меня, пока я здесь, мне уже сказали об этом. Мы здесь невидимые, потому что в неопределённости, куда идём и когда попадём в рай, вот и размыты по всему пространству. Нас заставляют признать свои ошибки и вину. Но я считаю, что на мне нет никакой вины. Я идеальная.
– Жаль, что я не могу тебя увидеть. Я бы очень хотела. Ангелы сказали мне, что ты здесь, и отправили к тебе. Я направлялась в рай.
– Ангелы? Я не верю в эту чушь.
– Как это, не веришь? Даже здесь и сейчас ты отрицаешь существование их и божественного?
– Конечно, это же абсурд.
– А тогда как вообще ты оказалась здесь? Если по твоим убеждениям человек умирает, и всё.
– Загробный мир.
– Ты же не веришь в это.
– Почему, в загробный мир верю.
– А в существование души веришь?
– Нет, душа не существует.
– А что это тогда? Как ты со мной общаешься, и я с тобой?
– Через могилы переговариваемся.
– Ха-ха-ха. Рассмешила. Мало того, что ты похоронена в России, а я в Месопотамии, так по времени я жила после твоей смерти ещё примерно пятьдесят лет. Если ты поверишь в существование души и ангелов и доверишься им, тебе станет легче и проще. Ты в своей жизни никогда не верила в высшую силу и подвергала всё контролю, и после смерти никак не можешь без него. Вот и застряла здесь. А если поверишь, признаешь свои ошибки и вину, тебя направят в рай.
– Не знаю… А если это обман?
– Ну и что ты потеряешь? Ты же уже умерла.
– А вдруг будет хуже?
– Нет, не будет. Ты уже прошла вязкость. Те, кого направляют в ад, в световые волны не попадают.
– Правда?
– Просто поверь. Я специально попросила ангелов о нашей встрече, чтобы помочь тебе выбраться из этого неопределённого состояния.
– Они говорят, я виновата в том, что не любила себя и вообще никого не любила, что у меня не было друзей.
– Да, признай это, и тебе станет легче, вот увидишь.
– Хорошо, я признаю, что не любила себя и окружающих. Завидовала, что они живут лучше, чем я. Была гордая и не хотела прощать ошибки других людей. Я вообще не признавала слабый характер. А сама была слабая, хоть никому и не показывала это.
– Молодец, мама. Сейчас тебе станет легче, вот увидишь.
Я вглядываюсь в бирюзовые просторы, и волна лёгкости окутывает меня. Я чувствую блаженство, хотя какие здесь могут быть чувства? Мне просто хорошо. Я разговаривала с мамой и помогла ей. Надеюсь, что встречусь с ней в раю.
– Ева побывала в ещё одном отэспаре, снова вернулась в нашу вселенную, оказавшись на духовном пути своей матери, в области бирюзового цвета, – Джон проводит расчёты и радостно приветствует только что вошедшую Марину.
– Да, очень интересно, – Марина, ещё не пришла в себя после тридцатипятиградусной жары, освежается под вентилятором.
– Всё соответствует прежним нашим расчётам и предположениям учёных о суперструнах, о более чем десятимерном мире, невидимом человеку. Там множество различных отэспаре и, судя по всему, существует какая-то цветовая классификация.
– Соответственно белый – это рай, чёрный – ад и ещё отэспаре промежуточных цветов. Среди световых отэспаре есть определённый порядок, и в каждом душам указывают на ряд возможных грехов и человеческих ошибок. Эти микромиры путём демонстрации возможных вероятностей развития жизненных событий дают возможность человеческой душе увидеть свою жизнь, ошибки и исправить их, или хотя бы признать. Каждой душе даётся шанс в следующей жизни подняться на новый уровень, что-то осознать и в конце концов прийти в божественный рай. Значит, человек, вернее, его душа, может ещё очень долго блуждать во вселенных и отэспаре, пока не станет совершенной.
– Да, вероятно, это так, хотя поверить сложно.
– А зачем Ева, или почему, оказалась в бирюзовом пространстве?
– Она вступила в контакт с ангелами и узнала, что её мать всё ещё на исправительных работах и застряла там, в бирюзовом цвете.
– Невероятно. И как?
– Возьми сама и прочитай в отчёте, – Джон отвечает медленно, углублённый в информацию на экране, а Марина отвлекает его.
– Да, точно. Я не могу прийти в себя после жары. Расплавилась, и мозг в отключке. Да, всё больше и больше информации и новых знаний. Главное, чтобы в это поверили другие люди.
– Может быть, сейчас не поверят, но в четвёртом тысячелетии человек достигнет такого уровня развития, что эта информация будет ему лишь подтверждением его знаний, мыслей и чувств.
– А в каком отэспаре находятся рай и ад?
– Это пока неизвестно.
– Как бы хотелось сейчас, на человеческом, антропном уровне, в земном теле, изменить своё восприятие и увидеть больше, чем этот трёхмерный мир. А может, во сне мы переходим в немного другой мир?
– Мы можем предполагать всё что захотим, в силу своих умственных способностей, но факт остаётся фактом. Поэтому узнаем из импульсов Евы, когда её душа пройдёт этот этап.
– Пока что нам стали известны вязкое, радужное, световое и бирюзовое отэспаре. Вязкое – это отэспаре пространства-времени. Радужное, бирюзовое и все другие цвета – это отэспаре возможных вероятностей развития нашей вселенной и жизни, до бесконечности. Световое – это, кажется, вообще отэспаре другой вселенной.
– Это положительно заряженные сферы. Может, есть ещё и отрицательные?
– Мммм. Не знаю, не знаю. Если только в недрах Земли, как противоположность и симметрия.
– Так, есть импульс от Евы. Она перемещается. Уходит из бирюзового. Её болтает в разные стороны. Надеюсь, это не больно.
– Не знаю, даже сложно представить…
– Если земная жизнь – это жизнь в определённом отэспаре на пути в рай и к совершенству, тогда всё не так уж и плохо.
– Кажется, она возвращается в радужное и световое отэспаре. Интересно, долго она там пробудет?
Меня толчком выносит обратно в радугу цвета и качание на волнах. Я никак не могу попасть в белый свет. Либо он слабой полосой проходит, и меня проносит мимо, либо он удаляется. Вероятно, я ещё не достигла совершенства. Иногда слышу импульсный сигнал Патрика, когда приближаюсь к белому или прохожу сквозь него. Наконец тяготение усиливается, и я, прикоснувшись к белому свету, внедряюсь в него. Сперва меня болтает от одной невидимой стенки к другой, потом всё успокаивается. Белый свет настолько яркий, что я могла бы ослепнуть, если бы имела органы чувств. С непривычки в нём очень тяжело что-либо рассмотреть. Со временем привыкаю и даже могу различить дорожку. Я ступаю на неё и медленно иду. Кругом всё белым-бело, и лишь еле видимый путь. Я уже не вижу других красок и совершенно не вижу и не чувствую другие души. Где-то далеко внутри меня проносится голос Патрика и его зов. Я убеждаюсь, что на верном Пути, и следую вперёд более уверенно. Я надеюсь, что иду вперёд, а не назад. Нет никаких ориентиров в сплошном белом.
– Вперёд, смелее вперёд… – слышу я голос ангелов и приободряюсь.
Иногда меня приподнимает, и я легко парю в невесомости. Я напеваю мелодию и, сама не осознавая, уже просто изнутри отправляю импульсы на Землю.
– Она вышла на белую дорожку, направляющую в рай, – считывает информацию с экрана Марина.
– Отлично, – Джон проводит расчёты, начатые с той поры, как Ева оказалась в цветовом отэспаре. – Наконец-то у меня всё сошлось.
– Ты всё пытаешься найти истину? – улыбается Марина.
– Да. Исходя из того, что Бог создал семь небес, – об этом написано в священных книгах, – и того, что есть семь основных цветов, а также, что всего двадцать восемь цветовых отэспаре, получается, что каждый цвет имеет четыре оттенка. Соответственно, для каждого перехода на новый уровень есть, образно говоря, свой цветовой отсек и свои подотсеки. Значит, в хаосе всё же существует некая системность или порядок.
– Каждый охотник желает знать, где сидит фазан. Цвета радуги, – Марина вспоминает детскую считалочку, чтобы запомнить цвета. – Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый.
– Всё верно. Я тоже исходил из этого.
– Ты хочешь сказать, что каждая душа на пути следования в рай проходит свои этапы и попадает только в определённые цветовые зоны, характеризующие отэспаре?
– Да. Ева оказалась сперва в вязком отэспаре, где души предварительно сортируются по цветам или небесам. Потом, если нужно, они остаются на коррекцию и совершенствование в определённой среде отэспаре. Например, как её мать.
– Ещё, эти цвета и небеса означают новое отэспаре, новый мир. Они все разные и отличаются не только цветом. Чем светлее, тем меньше плотность, легче, свободнее, и ближе рай.
– Эти цветовые полосы распределены неровными волнами, постоянно пересекаются, размываются друг в друге, хаотичны и беспорядочны.
– Они все в запрещённом порядке, который на Земле пока не изучен, в отличие от порядка воды, металлов, где всё понятно.
– Жаль, что мы не сможем пока определить, какому цвету что соответствует. А то можно было бы уже заранее знать, куда пойдёт душа после смерти.
– Думаю, это вообще сложно определить на человеческом уровне. Многое нам неподвластно. Хотя согласен, неприятно чувствовать себя безвольным мотыльком, которого несёт, куда хочет ветер, а не он сам.
– Если жить по божьим законам или по совести, тогда есть некоторая уверенность, что не занесёт в темноту, – Джон встаёт и разминает застывшие суставы. – Пойду поиграю в большой теннис.
Во дворе института теннисная площадка, бассейн и тренажёры, где всегда можно заняться спортом или просто размяться.
– Хорошо, а я пока понаблюдаю за Евой. Мне, если честно, волнительно за её душу, пока она не в раю. Сейчас уже спокойнее стало. Надеюсь, её больше никуда не занесёт.
– Надейся, надейся. Я знаю нашу Еву, мало уверен, что её никуда не занесёт, – Джон, смеясь, выходит из комнаты.
Я плыву в белой перине, как в облаках. Вокруг ни души. Мягко перескакиваю с одной подушки на другую и растворяюсь в пухе. Неожиданно я приземляюсь на что-то более твёрдое, не такое, как пух, а что-то весомое и значительное.
– Эй, поосторожнее! – проносится у меня внутри голос.
Я отскакиваю и вижу силуэт ребёнка.
– Ты ангел?
– Нет пока ещё, – смеётся малыш. – Меня смертельно укусила змея.
– Как печально, – я приближаюсь к нему и хочу погладить по голове, угадывая её очертания.
– Не надо печалиться!
Мальчик отплывает в сторону, а моя видимая рука повисает в воздухе и вскоре растворяется в свете.
– Зато теперь я могу летать и парить, чего не мог раньше, а так мечтал быть птицей, – малыш проделывает пируэты, кувыркается и веселится.
– Как же твои родственники? Мама, папа?
– Ой, у них полно детей, они даже особо не плакали. Они знают, что смерть – это лучшая жизнь. А жизнь на Земле – это экзамен, чтобы попасть в рай. И они рады за меня, что я не успел нагрешить, и значит, буду в раю.
– Интересно как. А где вы жили? В какой стране?
– В Африке, в Нигерии.
– Понятно. Значит, тебя никто здесь не ждёт?
– Хм, да. Я как-то не думал и не беспокоюсь об этом. Может, всё же есть какие-то родственники, о которых я не знаю. Хотя, мама говорила, что мы люди лишь временно, так же, как я. Основная моя семья – божественная. Там много родных.
– Как много ты знаешь, молодец! А такой маленький.
– Я умер в семь лет. Уже пошёл в первый класс. А с папой много раз ходил охотиться на крокодила. Так что я много знаю и смелый.
Внезапно ветром и тёплым потоком пронеслись бьёнстри, чья-то душа, сбоку. Кто-то очень торопится попасть в рай.
– Ева, Ева, – я снова слышу голос Патрика и устремляюсь вперёд, попрощавшись с малышом.
– Счастливо! – эхом доносится его голосок.
Я продолжаю двигаться в слепящем белом свете. Меня окутывает пушистая пена. Я вспоминаю, как любила принимать ванну и нежиться в пене, и опять начинаю напевать песенку.
– Любимая, я жду тебя и уже слышу твои песни. Иду навстречу, – проносится родной и близкий импульс. – Наконец-то мы будем вместе.
– Плыву, плыву к тебе, мой любимый! – пою я в ответ.