И может, инцидент разрешился бы милой сдержанностью короткого диалога, но она живой человек и действует по собственным позывам. Он не успевает опомниться, а она уже висит у него на шее, а слезы – неподходящий атрибут военной формы – впитываются качественной тканью генеральского кителя. А он сам, с удивлением и даже досадой, фиксирует свои руки, тискающие ее вздрагивающие плечи и гладящие, выбившуюся из береточной тесноты волосяную пышность. Как он может злиться на нее, и какое право имеет? Ведь, даже Оторванной Голове Черепахи ясно, что если они проиграют Комитету окончательно, быть штаб-сержанту Улле замешанной в заговоре, а значит, если и не обезглавленной сразу, все равно сменить чистоту кабинетно-планшентой сухости на радиационную свежесть болотистой поймы Горманту, и брюхом-брюхом, красивым поджатым животиком протачивать просеки в минных полях, в составе штрафного легиона. И он гладит ее мягкие, не часто, в условиях регенерируемого водного круговорота "горы", ведающие шампунь, волосы и думает о том, что не должен проиграть, не должен, и не может, хотя бы для того, чтобы защитить ее от "особых методов воздействия" Расового Комитета.
– Что случилось? – шепчет он, наконец, не отстраняя ее голову.
– А разве ничего? – она отодвигается и находит зрачками его глаза. – Разве ничего не случилось? Я с ума схожу. Что происходит?
– Брось, не стоит паниковать, – и он защищается, снова ныряя в черную волосяную мягкость.
– Ты обманываешь меня, мой любимый генерал, да? – она шмыгает носом, трется о китель влажностью глаз. – Я знаю, на третьей палубе была стрельба, там убитые, а внизу – все перекрыто. Что-то пошло не так?
– Брось. Мелкие нюансы.
– Хороши нюансы! – она снова ловит зрачками его глаза. – Мне совсем не по себе. И вообще, я хочу быть с тобой. Мне кажется, что если мы расстанемся, я больше тебя не увижу.
– Ну-ну, не паникуй, – он снова сокращает расстояние, выходя из ее фокуса.
– Не вздумай мне приказывать, генерал Тутор. Я не подчинюсь, – она трясет гривой. – Можешь привлечь меня по дисциплинарной статье за неповиновение, но я не подчинюсь. Я буду здесь с тобой.
– Вот они последствия неуставных взаимоотношений, – пытается он шутить. – Результат на лицо: неисполнение приказов – раз; разложение дисциплины – два; панибратство…
– Я хочу быть здесь с тобой, чтобы умереть вместе. Не выгоняй меня, генерал, – она снова плачет.
И командир миллионотонной "боевой горы" растеряно поглаживает ее волосы. Ситуация патовая.
87. Лазейка
– И все-таки, генерал-канонир, как наши "партизаны" проберутся внутрь "Ящера"? – интересуется майор-инженер Летер-Гуг.
– Сквозь люки сброса давления снарядного склада номер… Неважно. Мы сможем замкнуть цепь отсюда, уже прикинута такая возможность.
– Придави меня Оторванная Голова, все правильно, – кивает майор Летер. – Вполне гениально. А как они пройдут дальше? Склад может быть, и даже наверняка, закрыт.
– Но это все же не пятнадцать метров броневой защиты с заполнителем, правда, майор? – победно улыбается собеседнику Тутор-Рор. – Наши ребята прихватят соответствующие взлому инструменты, – краем глаза генерал наблюдает восхищенно распахнутые глаза, стоящей в дверях, Уллы. – Если нам повезет, – поясняет он далее, – они пройдут в самое логово. Как только это случится, мы поднапрем сверху. Возможно, всё еще удастся вернуть на круги своя.
88. Маршрут
Если бы они могли направить против Расового Наблюдательного Комитета всю находящуюся в "пассажирских" отсеках пехоту, это бы нисколько не упростило план. Наоборот – усложнило. Сколько времени потребовал бы выпуск с нижнего этажа, через единственный выход тысячи или более десантников? Однако в случае наличия у команды Тутора-Рора столь огромного количества союзников, наверное, не стоило бы городить огород, тогда можно было бы смять оборону друзей Меча простой и уверенной атакой в лоб, прямо через перекрытые коридоры и лифтовые шахты. Но мятеж генерала-канонира тайна, антигосударственная акция, и никак не предусматривает массовой поддержки. И значит, вся надежда на избранных, а сейчас, в виде исключения, на обманутую собственным командиром исполнительность простого "пехотного мяса". И все-таки их относительно много – двадцать три человека, включая ведущего их на подвиг броне-лейтенанта Хориса-Тата.
План, не смотря на первичную простоту самой идеи, не слишком примитивен. Сложность состоит не только в том, что нужно вылезти из люка "восьмой" палубы и двигаться по внешнему корпусу "горы". И не в холоде окутавшей Эйрарбию ночи дело – десант предусмотрительно облачился в теплые куртки и запасся фонариками. Дело в том, что существам не умеющим летать, к которым, само собой разумеется, относятся и люди планеты Гея, нельзя попасть с одной произвольной точки корпуса гигантского танка в другую по наикратчайшему пути. "Сонный ящер" не обвешан лестницами и стремянками где ни попадя – это боевая машина, способная разгоняться как скоростной мобиль. Даже при его гигантской массе, всяческие выступающие из корпуса части мешают, тормозят о воздух, а кроме того ненужная, торчащая вовне детализация выдает его вражеским локаторам. А штурмовому отряду нужно не просто подняться куда-то вверх на пятьдесят или девяносто метров, а попасть почти на противоположную сторону бронированного исполина. Им нужно сделать по "шкуре" гига-танка долгий маневр, кое-где спускаясь, а кое-когда и поднимаясь, потому как изначально никто из инженеров-разработчиков не предполагал, что кому-то потребуется из "пассажирского" отсека номер "четыре" быстро добираться до люка сброса аварийного давления снарядного погреба "три".
А для того, чтобы про движение "альпинистов" каким-то случайным образом не узнали комитетчики, там наверху, в "куполе", временно отключено ближнее сенсорное виденье "Сонного ящера". Это должно гарантировать операцию от какой-то случайности. Однако эта подлая Вселенная устроена весьма странно, и чем более сложен планируемый для осуществления процесс, тем большее количество факторов нужно держать в голове. Но в данном случае, очень значительное число их априорно не поддается учету планировщиков.
89. Микросекунда
Никто из них не ведал о своем будущем, о маленькой точке – секунде, даже микросекунде в будущем, той мизерной дискретной точке, в которой с ней сомкнулось настоящее, то спокойное плановое настоящее, где они с уверенной поспешностью нащупывали ногами отлитые в броне и уже тронутые перчатками ступени. И глаза уже привыкли к темени мира и к конусным щелям высверленным в этом угасшем мире фонариками, а уши притерпелись к вою ветра, вызванного чудовищными роторами системы "искусственного смерча", гоняющего вдоль борта дымо-радарную завесу. И все втянутые в операцию деблокировки мятежников десантники абсолютно уверились, что сложности начнутся у них после, когда они вновь нырнут под многослойную "кожуру" гига-танка, а сейчас оружие не понадобится, потому что всё, абсолютно-абсолютно всё, под контролем бравого боевого офицера, который покуда не вышел званием, но доблестью обскакал многих. На счет оружия и доблести они, наверное, были правы, а вот по поводу контроля, нет.
Там, внутри приплюснутой бронированной громадины, инженерной сметкой обладали не только нынешние хозяева "купола". Конечно то, что мятежники Тутора-Рора отключили бортовые сенсоры, давало некоторую фору, маскировало муравьиные трепыхания человеческих микробов готовящихся к прорыву, однако это внутри "Сонного ящера" никто покуда не применял вещиц превосходящие убойной силой игломет. Тут, снаружи, имелось много чего, и оно могло быть запущено нажатиями нескольких клавиш.
И когда микросекунда вялости настоящего втекла в таинственность микросекунды будущего – истина открылась. Открылась так резко, что никто из участников даже не успел почувствовать весь ее ужас. Резвость нашей мысли всегда обеспечивается скрытной и немножечко растянутой во времени приработкой подсознания. А сейчас судьба не выдала подсознанию ни единого шанса на предсказание выпадения орла или решки, она просто вдавила кулаком в бетон весь стол, вместе с игральными костями.
И твердость медленной покатости закругления борта внезапно пыхнула направленной плотностью подорванных по команде зарядов. Назначение этой напяленной поверх гига-танка "кольчуги", из сцепленного прессами пороха, было выжигать встречным ударом кумулятивные гага-бомбы: что же она сотворила с маленькими неторопливыми муравьями, вялостью ножек топающих по лестничной хрупкости? Атомы, рваную молекулярную пену, раздавленные плевком ускорения микробные клочья ДНК-шных цепей! Никто из "альпинистов" не почувствовал ни боли, ни страха – электрическое, нервное радио внутри нас – медлительно – километры в час: здесь была стена огня в десять тысяч метров за секунду.
И даже гигантский корпус замершей во внутренней неуверенности "горы" повела судорога. Волной уплотнения прошла она по всей приплюснутой кожуре чудовищного яйца, заставив головы не ведающего о происходящем экипажа дернуться, вжаться в податливость плеч. Еще бы, синхронно выстрелила начинку почти четверть поверхности активной брони – несколько сотен тонн высококачественной взрывчатки.
90. Мощность
– Друг Честного Меча, – с каменным лицом произносит в микрофон генерал-канонир, – нам нужно немедленно получить мощность.
– С какого праздника? – удивляется по ту сторону линии связи Мурашу-Дид.
– После вашей акции только круглые дураки не засекут местоположение "Ящера".
– Вам понравилась "акция", генерал? – хихикает председатель Расового Комитета.
– У нас нет времени, Мурашу-Дид. На нас в любой момент могут спикировать снаряды "баков".
– Да, ну, глупости. Почему же они раньше не спикировали.
"Вот козел черепахоголовый!", – комментирует кто-то из офицеров за спиной Тутора-Рора.
– Мы маскировались, Мурашу! – рявкает в микрофон генерал-канонир. – Дайте мощность сдвинуть "Ящер" в сторону.
"Этот гад не нюхал пороха, – продолжает пояснять кто-то. – Увидел бы что на полигоне делают с броней гаубичные супер-стрелы".
– Прекратите базар, – цыкает в сторону Тутор, заслоняя микрофон. И снова туда, в скрытую кабелями бестолковость. – Верный друг Меча, по нам в любую минуту может садануть мегатонна.
– Не пугайте меня, генерал, – развязно шелестит из динамиков. – В нашем районе у "баков" нет атомных батарей. Мы с вами об этом знаем, так? Меня не взять на такие страшилки. Чего мне бояться? Момент для моего убийства вы уже пропустили, – и гогочет оттуда счастливое ржание.
– Председатель Расового Наблюдательного Комитета, я вас прошу, дайте мощность, – беря себя в руки, холодно цедит Тутор-Рор. – Без энергии мы не только не можем двигаться, но и активно защищаться. Нас продырявят как консервную банку.
– Правда, генерал-канонир? – все еще посмеиваясь, удивляются оттуда. – И что же?
– Дайте мощность, Мурашу! Я прошу!
– Просите? Очень мило. Конечно, я могу дать мощность. Но вот в чем дело, генерал Тутор. Что я получу взамен? – и зависает в отсеке тяжелая пауза. Осторожно гудит в динамике заблудившаяся нота. Но здесь, в командном штабе захлебнувшегося мятежа, некогда любоваться резонансами звуковых какофоний.
– Мурашу-Дид, я обещаю вам одну вещь, – хмурится в микрофон генерал-канонир. – Дайте мощность, и как только "Ящер" снова будет в относительной безопасности, я сдамся.
– Вы сдадитесь? – переспрашивают оттуда.
– Не мы, а я лично – генерал-канонир Тутор-Рор – сдамся вашему Комитету.
"Вы что, генерал? – выдыхает кто-то рядом. – Они с вас шкуру сдерут". И кто-то еще, с непритворным ужасом: "Вы не смеете нас бросить, командир!".
– Очень мило, – выплевывается из динамиков. – И когда это будет.
– Я же сказал, когда "Сонный ящер" окажется в относительной безопасности.
– На чужом берегу, генерал, он все время под ударом. Когда конкретней?
– Сразу после маневра и после принятия маскировочных мер. Я даю слово. Вы, изучив мое дело, знаете, что это значит.
– Знаю, генерал Тутор-Рор. Мне подходит. Единственный нюанс – повторите свое заверение. И я сразу же подарю вам связь с двигательным отсеком.
– Дублирую. Я, генерал-канонир Тутор-Рор, обязуюсь сдаться бортовой секции Расового Наблюдательного Комитета, как только "Ящер" окажется в безопасности. Прошу поторопиться, Мурашу-Дид, а то все это будет зазря.
– Очень рад нашему сотрудничеству, генерал. Один момент, – и что-то снова замирает, убегает в пустоту динамика. А затем оттуда же накатывается новый, так нужный сейчас голос.
– "Купол", как слышно?
– Прекрасно, кто это?
– Это главный реактор. Почему не было связи?
– Сейчас не до разборок. Давайте всю мощность. И переходим на автоуправление.
– Понятно, "купол". Переходим на автоуправление! Есть сигнал! Идет повышение мощности!
И пошла работа, сейчас совсем не до сожалений о заплаченной за спасение цене. Где-то в железных глубинах "Сонного ящера" разогревается и крепнет невидимая мощь магнитной скрутки.
91. Зона безопасности
Возможно, на какое-то мгновение, долю мгновения, он лишился сознания, может, даже ослеп – во всяком случае он смежил веки и не решался их открывать некоторое время. Еще, он успел вцепиться в подвернувшийся под руку поручень и одеревенеть кистью, вложить весь запас цепкости, унаследованный от предков-обезьян, в удобную перчаточную кожу, прилипшую к холоду покатой металлической стены. Наверное, это его спасло, ибо родившийся вокруг ураган унес бы его в далекое пространство, чтобы после пыльной куклой припечатать к раскинутой внизу, и скрытой темнотой земле. Был ли шанс уцелеть при падении со стометровой выси?
На самом деле, с большой вероятностью, его спасла заложенная когда-то в оборудование блокировка, предотвращающая подрыв активной брони вблизи открытого люка аварийного сброса давления снарядного погреба: здесь, вокруг распахнутого входа, оказались несколько метров заколдованной от разрушения территории. Скорее всего, он был единственным, кто уже полностью находился в этой зоне безопасности. Но может, был кто-то еще, просто не обладающий такой цепкостью? Бухнувший чудовищным колоколом, проснувшийся корпус "Сонного ящера" играючи стряхнул эту пылинку прочь, во взорвавшуюся огнем темноту. А может, кто-то успел подтянуть в безопасную границу только часть туловища, так что когда активированная взрывчатка разрезала воздух, сверхзвуковой поток утащил вслед за испаряющимися ногами все остальное, или, когда нижняя половина унеслась прочь, верхняя просто разжала пальцы и закувыркалась вниз, желая самозахорониться во взрыхленной "Ящером" почве? Даже если это было так, лейтенант Хорис-Тат, не мог это наблюдать, в эти мгновения он находился во власти инстинкта самосохранения. Когда этот, главнокомандующий в теле человека, инстинкт переждал колотящую воздух и стену "боевой горы" страшнейшую вибрацию, он, по-прежнему приказывая Хорису сжимать веки, наводясь краткосрочной памятью, а может чем-то потусторонним, заставил тело совершить невероятный бросок вперед и вверх, и уже там, ухватившись за край распахнутого спасения, мгновенно подтянуть всю тяжесть мышц, амуниции и даже не задействованной покуда головы.
Попав из открытой миру и смерти темноты в темноту закрытую и ограниченную стенами, Хорис-Тат, все так же жмурясь, заскользил вниз в гладкой кругластости неизвестности. В голове у него все еще шумело, и снова все тот же инстинкт спасал его от набора недозволенной жизнью скорости – он тормозил падение растопыренной перчаточной гладкостью: и потому скольжение имело предел, хотя и он был не шуточный – перчатка раскалялась.
92. Старый маршрут
И кто-то каким-то образом пытался его уговорить, кое-кто встал на пути несмело прикрывая дорогу. Он оттолкнул, уверенно шагнул мимо, ляпнул что-то напоследок о том, что возьмет вину на себя и нечего беспокоиться. Проследовал по коридору, ускорил шаг, чтоб отстали, там, за углом, за отодвинутой створкой, быстро, будто и вправду планировал действия давно, сменил направление, скатился вниз по лестнице, услал с дурацким поручением подвернувшегося на пути капрала – он опасался, что тот укажет курс, когда торопящиеся преследователи спросят. Снова повернул, учащенно дыша, начал взбираться вверх, не до лифтов сейчас было. Шел, наверное, не слишком долго, но коленки заболели – вбитая в кресло жизнь давала о себе знать. Дважды, может трижды, кто-то, в удивлении, шарахался в сторону, поспешно салютовал. Он отвечал, ускоряясь, лавировал в развилках. Сам однажды удивился – прямо в небольшом коридорном закутке возлежала целующаяся парочка – нашли время! Им было не до салютов, наверное, он их смутил, перешагивая, но туннельчик был узковат, маневрировать некуда, он едва не упал, запутавшись ногой в сброшенных форменных брюках.
Потом он попал в знакомое помещение. Странно, что его здесь никто не перехватил, или его привычки фиксировались только друзьями Меча, а собственных друзей-соратников совершенно не интересовали? Зато в смене имелось знакомое лицо – старший шлюзник Тюгге-Лул. Генерал-канонир даже кивнул ему, клея на лицо улыбочку – все должно было выглядеть весело и обыденно. "Прогулка? – отсалютовал ему пожилой шлюзник почти фамильярно. – Давно, давно вас не наблюдал". Он чуть не ляпнул в ответ нечто вроде "Свидеться больше не придется". Сдержался. Шагнул к лестнице. Полез вверх. Сердце работало ритмично и громко. Он миновал последнюю пятиметровую трубу и завозился с замком. Он знал, что у люка нет никакой дистанционной блокировки, но все-таки боялся, что сейчас его окончательно остановит эта полуметровая стальная плита: откинуть ее в ручную никогда не удастся.
Когда он набрал код и крутнул вращающуюся рукоятку, люк начал движение. Нужно было торопиться. Да, у выходного люка не значилось дистанционной блокировки, но зато он соединялся с сигнализацией отвечающей за герметичность "горы".
93. Опасная территория
А потом он некоторое время лежал, покоился, перерабатывал боль в теле и ужас в голове. И вокруг была тьма, живая и непроглядная. И она царствовала в окружающем мире, царствовала до той поры, когда похороненный в ней Хорис-Тат внезапно не вспомнил о пристегнутом к амуниции фонаре. Несколько долгих секунд он ощупывал его, со страхом разыскивая смертельные выбоины, а может оттягивая время, боясь удостоверится не в непригодности фонаря, нет – он опасался, что случившаяся поверху брони катастрофа выдавила или сожгла напрочь глаза. Затем он щелкнул тумблером и на мгновение действительно ослеп – нужно быть полным кретином дабы развернуть лампу прямо себе в зрачки. А после, с облегчением и в клочьях осыпающегося страха, он осматривал окружающее помещение.