– Как, генерал Тутор, вы разрешите проблему "бортового убийцы"? – с недружелюбной улыбочкой поинтересовался верный друг Честного Меча. "Бортовым убийцей" с недавних пор начали называть броне-лейтенанта Хориса-Тата, до сей поры не обнаруженного и не обезвреженного РНК. Правда, до сих пор не было известно, что "бортовым убийцей" является именно лейтенант Хорис, но возможно его анонимность и заставила выдать ему столь зловещее прозвище.
– Вообще-то эту проблему вы давно должны решить, в смысле расовые наблюдатели, – легко отбил атаку и сразу сделал ответный удар Тутор-Рор, – тем более что именно вас он и уничтожает.
– А вы и радешеньки, генерал, – покраснел Мурашу-Дид. – Смотрите, чтобы самому не икнулось. Каково будет если возрадовавшую вас комиссию обстреляют из тяжелого ручного игломета?
– Да, тут я согласен, – помассажировал шею генерал-канонир. – Нам нужно досконально продумать вероятные маршруты движения прибывающих для обеспечения их безопасности. Достать план "Сонного ящера"?
Верный друг Меча некоторое время молчал, решая что-то внутри себя.
– Ладно, – сказал он наконец. – Давайте посмотрим. Придется, конечно, снять посты с кое-каких менее значимых участков.
Затем оба начальника, привстав, нависли над хронопластиной, с послойно записанными схемами поперечных и продольных разрезов горы. Пожалуй, это было первое абсолютно добровольное сотрудничество техников и комитетчиков. Если бы "бортовой убийцы" Хорис-Тат все еще обитал в вентиляционной системе гигантской машины этот союз не сулил бы ему ничего хорошего. Но ему в очередной раз везло.
117. Возня
Штаб-маршал оказался щупловат. Редкое явление. За время службы Тутор-Рор привык к массивным, животастым инспекторам. Тенденция, сложившаяся из наблюдений генерала-канонира, свидетельствовала о том, что чем выше верховная инстанция, тем увесистей и крупнокалиберней ее представители. Ретроспективно оценивая своих сокурсников-кадетов, Тутор-Рор приходил к выводу, что уже в юношеские годы, замеряя размер скул и толщину кисти, можно с уверенностью судить о восхождении кандидата вверх по служебной лестнице. Конечно, на начальной стадии, куда большую роль играло упорство, но на некотором карьеристском этапе общая масса испытуемого и вознесение его плеч над окружающим пейзажем начинало играть первостепенную роль. Тонкокостные пианисты с удлиненными пальчиками, или мелкие живчики, напоминающие в подвижности батареечных кроликов молотящих в барабаны, на роль маршалов не годились априорно, даже если располагали родственниками в штабах всех инстанций. Худощавым жердям карьеристам получалось сделать восхождение в стане политиков – в дипломатическом корпусе ценились имитаторы выродившейся аристократии прошлого – но уж никак не в армии.
В этот раз ШОНО, видимо, не решился рисковать своим "золотым", массо-габаритным фондом – прислали мелочь, курьез карьеристической статистики, исключение, подтверждающее правило. Явно догадываясь и тайно страдая от своей маршальской неполноценность, прибывший старичок компенсировал ее чем мог: китель, в плечах, непропорционально раздувался вширь, используя поролон, вату, а скорее всего, сложное проволочный каркас; сапоги имели удлиненные, хитро вделанные набойки и завышенный каблук; ремень, вроде бы, затянутый до предела, на самом деле тоже имел хитрые вставки и подставки (Тутору-Рору очень хотелось, вроде бы нечаянно, ткнуть пальцем в натянутую материю, проверяя плотность воздушной подушки); аэродромы погон и их золотое сияние слепили подобно снежному насту горных склонов; но наибольшую инженерную загадку представлял собой головной убор, благодаря вложенной в него тайне, он возносился почти до уровня бровей командира "Сонного ящера"; несколько портило осанку и, еще более чем каблуки, смещало в неустойчивость центр масс маршала плотная, многорядная с перехлестами, кольчуга из медалей, но тут уж деться было некуда – необходимая тотальная мода среди всего верхнего эшелона.
Тутор-Рор предчувствовал основные нюансы, потому встретил маршала у трапа втянутой в нутро подвижной крепости лифтовой кабины "тянитолкая". Генерал-канонир тоже имел орденоносную грудь и, расправив плечи, представлял собой имитацию павлиньего хвоста. Он радовался, что парадный мундир был выглажен еще тем, сгинувшим в тартарары денщиком, а не новой приставкой из РНК, возможно и сведущим в каких-то вопросах, но вот в глажке – не особенно.
Доклад о готовности "Сонного ящера" прошел на "ура!": маршал был настолько тронут, что, после официального приветствия, пожал Тутору-Рору руку. Ладонь у инспектора была малюсенькой, но потливой, или может, он пользовался каким-то кремом – Тутору-Рору недосуг было нюхать мокрую руку. Предложенный генералом-канониром план, начать инспекцию с кают-компании, сейчас временно перепрофилированной в банкетный зал, маршал уверенно отверг. Тутор-Рор не удивился, он знал, что будет именно так: после многочасового полета, а, в общем, многосуточного путешествия с Южного материка, маршал пылал активностью и желал застать все службы "боевой горы" врасплох.
Понятное дело, первым объектом в программе значился центральный командный пункт. Здесь маршал торчал около часа: усаживался в боевые кресла, раскачиваясь в них, в целях проверки демпфирующих и амортизационных механизмов (с его малой массой, это было крайне сложно); беседовал с личным составом, выбирая самых младшеньких по званию (всех рядовых операторов, Тутор-Рор предусмотрительно заменил младшими офицерами помоложе и побойчей, так что все техно-ефрейторы бойко рапортовали старичку о сущности радиолокации, термоядерном синтезе толкающем "боевую гору" вперед, а так же о прикидочном арсенале противостоящей Восемнадцатой Береговой армии).
Заскучав, или почувствовав головокружение о избыточных знаний, маршал не решился на беседу с оперативным полковником и даже с майором-целевиком. Правда, он потребовал чтобы оператор-капитан скрутил болты одного из индикаторных блоков, а потом долго и с умилением смотрел на внутренность приоткрывшейся тайны электронно-лучевых трубок. Тутор-Рор послал броне-капитану многозначительный знак бровями, так что тот был начеку, и когда, в проснувшемся порыве тяги к науке, маршал захотел тронуть пальчиками заманчиво шелестящее реле во внутренностях блока, офицер мягко, но ловко перехватил его кисть. "Сорок две тысячи, – сказал он многозначительно, – а отключать нельзя – мы в боевом режиме". "А", – кивнул маршал с пониманием, вряд ли догадавшись, что речь шла о вольтах. Короче, когда генеральный инспектор несколько пресытился электроникой, Тутор-Рор перевел дух.
– Не желаете спуститься в реакторную? – закрепил он очередную победу.
Маршала передернуло, похоже, его сильно волновали собственные детородные функции – как и большинство далеких от техники людей, он верил страшилкам, передаваемым в армии "из поколения в поколение".
– Генерал-канонир, думаете, я совсем штабная крыса? – хитро прищурился маршал. – Я уже отсюда убедился, что ваша термоядерная печь в допуске. А вот мед-часть надо будет посмотреть. Как там у вас на счет профилактики болезней стимулируемых радиацией?
– Все в норме, господин маршал, – заверил его Тутор-Рор, – в смысле, никаких ЧП с реакторами последнее время не случалось. Личный состав здоров.
– Проверим, проверил, генерал, – с довольной шутливостью погрозил ему направленец Штаба Оборонительно-Наступательных Операций.
И инспекция продолжилась.
118. Беготня
И все же присланный ШОНО маршал был еще тем живчиком. Сопровождая его в походе по палубам, Тутор-Рор припомнил одного из своих бывших начальников. Тогда он служил на подвижной крепости "Платиновый гвоздь". Командир "Гвоздя", броне-генерал-канонир Цетад-Буб, отличался чудовищной подвижностью. Сидишь, бывало, на пункте боевого управления – влетает. Доложились, как положено: все в норме, то да сё. Только за микрофон, сообщить другим отсекам о наличие командира – останавливает жестом: не надо мол, будем хранить инкогнито. Глянул туда-сюда, все вроде бы чем-то заняты. Особо в дела он никогда не вникал, не соответствовало это его подвижной натуре. И уже выскакивает: "Я к реакторщикам спущусь, проверю!". Только двери атомостойкие закупорятся, провернутся засовы, хватаешь микрофон снова – блюдя негласный договор с сослуживцами, предупреждаешь: "Реакторная! Это ПБУ! Был "бронеход" (так кликали броне-генарала). Направился к вам!". И тут же язвительное похохатывание оттуда: "ПБУ! Майор-канонир Тутор! А я уже тут! Наложить на вас пару праздничных вахт, за излишнюю опеку?". Похоже, скорости звука в твердых средах и даже мгновенность распространения магнитной волны в кабеле связи, ничего для броне-генерала-канонира не значили. Там вот именно того уникума и напомнил Тутору-Рору инспектирующий маршал, было что-то общее, хотя подвижность все-таки меньше.
Но все же они побывали в танковом госпитале: в палатах с больными бегло, относительно долго только каюте старшего врача. Тут произошла избирательная проверка карточек и диагнозов больных.
– Я их выведу на чистую воду! – предупредил маршал, опускаясь в кресло. – Вы ребятушки молодые, – говорил он доктору, местами седому, но в основном, лысому, – эти прохвосты дурят вас, используя, данную Рыжей Матерью, доброту. Я этих дезертиров знаю. Не ведаете вы, сколько я их под виселицу, да под Честный Меч подвел. Но сейчас расстреливать не надо, у нас не мирное время. Всех сачкующих гадов, под ноготь. Пошлите их в бой, куда-нибудь, где нужно особо быстро прогрызть проходы в минных полях. Есть такие участки, генерал? Так найдите! Во, правильно, в боевую разведку. И что же, что не танкисты? Пусть пешком следуют. Лежат здесь, загорают, когда вокруг сражения не на жизнь, а на смерть! Как вы такое терпите, канонир Тутор? Не ожидал, не ожидал от вас.
Короче, к концу инспекции спешно выписали всех, кто еще оставался в палатах после предварительной фильтрации проведенной начальником санчасти, по указанию Тутора-Рора: выписать всех загодя он тоже не мог, тогда бы появилась претензия за недобросовестное отношение к здоровью горячо любимого личного состава. Интересно, на сколько вылезли бы в удивлении глаза маршала, если бы он знал, что под временный госпиталь приспособлено одно из помещений в отсеках находящихся в зоне Расового Комитета – именно там укрыли раненых в чрево-танковых боях.
Затем комиссия попала во внутреннюю вращающуюся башню. Здесь Тутор-Рор продемонстрировал отработанный трюк с носовым платком, и заглядыванием в основание бесконечности ствола. Маршал обалдел, он долго смотрел в уходящую вверх закрученную полированность, а генерал-канонир подсвечивал расстилающуюся даль фонарем. Возможно, маршалу нравилось, что на фоне гигантизма пушки, карликом выглядит не только он, но и любой соратник маршал из родимого ШОНО.
Потом были еще и еще палубы. Маршал отличался изрядным упорством. Поглядывая на него сбоку, Тутор-Рор опасался, как бы инспектора не хватил сердечный приступ и оставленная позади санчасть не получила пациента. Но, обошлось. Однажды, ставя ногу на очередной трап, маршал произнес:
– Генерал-канонир Тутор, а как же это мы с вами забыли о офицерской кают-компании?
Ну, а там уже ждал накрытый стол и воспитанный шеф-повар. Глянув на сервировку, инспектор проронил:
– Пожалуй, смотр офицерского состава мы проведем попозже, а на танки глянем завтра, – затем он придвинулся к Тутору-Рору ближе и добавил. – Вы перспективный, подающий надежды генерал, генерал-канонир, и моя проверка для вас полная неожиданность. Так вот, пусть танковые ангары выдраят как следует и гусеницы машинам почистят. Знаю я этих механиков, – подмигнул он Тутору-Рору, – грязнули из грязнуль. Так и норовят подложить свинью своему собственному командиру.
– Спасибо, я признателен вам за советы, – поблагодарил Тутор-Рор и вознес над рюмкой маршала красивый графинчик с "Саблезубой".
Короче, в этот день смотрины офицеров, назначенные на главной палубе, не получились.
119. Сообщение
А расставались они почти друзьями. Маршал расчувствовался, долго жал руку, все вспоминал свои юные боевые годы – Вторую Атомную и все ее прелести, желал Тутору-Рору успехов в грядущих боях, везения и удачи в любви послевоенного мира, жаловался на тяжесть предстоящей миссии – продолжение инспекции: теперь на пути маршала лежала Седьмая Громобойная армада, прикрывающий высадку будущего десанта. А напоследок, звенел медалями, желая вызвать наблюдаемое сочувствия своей старческой немощи. Тутор-Рор посочувствовал, преклонился перед подвигами маршала – вручил на память тяжеленную метасвинцовую модель "Сонного ящера" в масштабе один к две тысячи (даже с подвижными, крутящимися от электромоторчика, спичечной толщины, главными калибрами). Перед тем люди Мурашу-Дида изучали модель вдоль и поперек, возможно, даже пытались просветить томографом, однако не обнаружили ничего подозрительного. Зато в переданный маршалу "тормозок", дабы не проголодался в пути, Тутор-Рор вложил записку. Он писал ее в гальюне наспех и не глядя в текст, дабы сбить с толку наблюдающую видеокамеру, если таковая имелась. Там значилось: "Уважаемый маршал! Признаюсь, что обманывал вас. На "Ящере" не все в норме. Власть захвачена кликой Мурашу-Дида. В процессе общения с вами я все время находился под их контролем. Простите!".
Генерал-канонир сам не знал, что толкнуло его на столь опасную авантюру, вероятно, вывели из себя намеки верного друга Честного Меча, касательно Уллы, а может, накопилась злость за пропавших без вести офицеров. Однако уже после загрузки маршальской пищи, Тутор-Рор начал жалеть о сделанном. Возможно, лучшим ходом стала бы посылка закодированного сообщения. Но ведь пока такое не удавалось, по крайней мере, не складывалась благоприятная ситуация: на узлах связи, и даже локаторах, дежурили люди Мурашу-Дида, причем, не дураки. Однако вопрос даже не в этом. Стоило ли вообще сообщать о творящихся на борту "горы" событиях вверх? Кто мог предвидеть реакцию ШОНО на такое сообщение? Вдруг они сами наведут на подвижную крепость термоядерную боеголовку, опасаясь его перехода на сторону Империи? Разве такой поворот полностью исключался? Что они могли сделать еще? К примеру, послать десант. Но для этого нужно будет иметь целую эскадрилью "тянитолкаев". Где их взять? Где набраться на них топлива, не говоря об опытных пилотах? И главное, где гарантия, что во время высадки мифических десантников, Мурашу-Дид не прикончит всех заложников и самого Тутора-Рора?
Короче теперь, после передачи на борт маршальского дирижабля-геликоптера завтрака и ужина для инспектора, туман будущего уплотнился и сгустился в абсолютно непробиваемый предсказаниями кисель.
120. Возможности
И вот, наконец, можно спокойно заняться разгребанием дел накопившихся за время ублажаний посланцев ШОНО. Можно деловито, отработанно развалясь в командирском кресле "штаб-купола", просмотреть хроно-распечатку – профессионально составленную многослойную страницу, способную вместить в своей тонкости увесистый том. Можно внимательно пронаблюдать в индикаторе скольжение луча загоризонтного локатора, с трепетом, подобно "зеленому" броне-лейтенанту, ожидая красных меток рассогласования рельефа. Можно похлопать по плечу прилежного сержанта-оператора, бросить солененькое словечко, вызывая прямодушную улыбочку, крепя личный генерало-канонирский авторитет, не опасаясь косого взгляда нависающей маршальской мелюзги. Много чего можно проявить хотя бы внешне, вырезая из окраины сетчатки торчащих поблизости наблюдателей Расового Комитета. Странно, что нет сейчас среди них Мурашу-Дида – по логике, он должен крутиться здесь же, маскируя хмуростью, радость расставания с проверяющей инстанцией. Но не крутится, быть может, проникся к Тутору-Рору доверием? Если так, то зря, очень зря! Кто знает, вдруг сейчас, парящий в мало-комфортном "тянитолкае", маршал поперхнулся винной дармовщиной, внезапно обнаружив среди бутербродов неожиданность и неперевариваемость записки генерала.
Какова может быть реакция? Самая глупая – маршальская суть наяву: недоумение не способное проколоть вбитый в подкорку, в малолетстве офицерства и кадетства юности, трепетный ужас перед верхним начальством, хоть сам давно в эмпиреях последнего эшелона и именно от твоей позиции зависит качание либо неподвижность весов. А потому, возможно, уже сейчас этот рефлекторный трепет и неожиданность, трижды перечитанного в бумаге, толкают маршальский сустав к кристаллофонной трубке, и голосо-шифровальная машина маскирует, под естественные атомно-фоновые эффекты, идиотизм вопроса о том, не есть ли записочка генерала-канонира некой принятой на "Сонном ящере" традиционной шуткой, о которой проверяющим почему-то неведомо, и не есть ли, более того, та записочка подделкой-проделкой нижестоящего подчиненного состава, который всегда и всюду готов подкузьмить вышестоящему генералу, отмстить ему за доброту, ласку и заботу? И еще, в то же мгновенье, не секундою позже, поскольку скорость света в системе Красного Пожирателя такая же как и всюду, и расстоянье от "горы" до "тянитолкая" мизерно, идентичная голосо-шифровальная машина уже здесь, в нутре подвижной крепости, производит обратное действие, преображает уверенность маршальской глупости в приговор не только Тутору-Рору, но и всем, кого так хотелось спасти. И скалится где-то над динамиком Мурушу-Дид, в предчувствие мести.
И потому, надежда лишь в том, что одряхлевший маршал, по старости не слишком страдает голодом, а, пользуясь случаем нахождения вдали от обязанностей, уже дремлет, без задних ног, в уютности тряски боевого дирижабля, и завтракать, с кофе, чаем и прочим, ему захочется очень-очень нескоро, в тех местах, где установить связь с "Сонным ящером" будет технически сложнее, чем со штабом оборонительно-наступательных операций.
А потому, будем смотреть в индикаторы и среди хаоса помех, с показной отрешенностью наблюдать удаляющуюся метку "тянитолкая", вот-вот должного выйти из зоны прямой видимости, поскольку скользит он достаточно низко, дабы уравновесить вероятность попадания под воздействие имперских ПВО и столкновения с неровностями рельефа, из-за превратности "синхронного задувания солнц" относительно плохо наблюдаемыми. И беспечность наша показная будет расти и крепиться по мере удаления метки, поскольку молитвы наши, сквозь метры брони и километры дыма посланные к Рыжей Матери, тем не менее, слышны.
121. Ускоритель
Бесшумно, да и невидимо в круглосуточной тьме, сместилась в сторону многотонная бронеплита: из нутра "боевой горы", ближе к вершине, вдали от утоптанной железом пустыни, выдвинулась смешная, тараканья в сравнении с гига-калибрами, пушечка. И если уж внешний ее диаметр представлялся иголкой, то что говорить о внутреннем? Муравьиный лаз! Тем не менее, эта штуковина представляла из себя относительное новшество. ЭМСУ – электромагнитный снарядный ускоритель – вот как она именовалась в инструкции. На борту "Сонного ящера" таковых чудес имелось несколько. Их разместили в качестве военного эксперимента при последнем капитальном ремонте, ни много не мало, четыре цикла назад. Эксперимент затянулся, кто-то в верхних эшелонах власти, не без помощи лоббистов, затормозил распространение новинки по земноводной армии Республики.