Экипаж черного корабля - Березин Федор Дмитриевич 44 стр.


– У нас всего лишь "крепыши", командор, – Забат почесал слежавшиеся волосы. – Каждый в десять килотонн. Ширина ущелье в этом месте около трех километров. Мне думается, даже если мы рванем все три с одной стороны…

– Только два, – отрезал Лумис. – Третий нам еще пригодится. Потом.

– Тем более, два, – кивнул Забат. – Их не хватит завалить проход.

– А если посредине?

– В смысле, в самой Верблюжьей Шее? – он посмотрел на Лумиса больными, слезящимися глазами, мотнул головой. – Нет. Воронки вряд ли перекроют всё ущелье. Даже наверняка, нет.

– Понятно, – Лумис задумчиво потискал подбородок.

Некоторое время оба молчали. Забат, используя паузу, высморкался.

– Командор, – сказал он через некоторое время, – можно спросить?

– Конечно, что ты как девица.

– Я не по теме.

– Звезда Фиоль в помощь, давай уж, не тяни.

– Почему, все-таки, ущелье называется Верблюжья Шея?

– Шея потому, что тонкая, как я понимаю, – сдержал внезапную веселость Лумис.

– А Верблюд – это кто? – смущенно уточнил Забат.

– Ты, Забат, не красней, не думай, что ты тупее всех. Я сам понятия не имел, пока не решился попытать нашего астронома. Было, оказывается, когда-то такое животное – верблюд. Питалось неизвестно чем – в смысле теперь неизвестно. Одни зоологи говорят – травой, другие – мелкими черепахами и ящерицами. На спине у верблюда росли горбы – три, четыре, или пять штук.

– Тоже неизвестно? – в восхищенье спросил Забат и высморкался.

– Нет, это, как раз, известно – сохранились рисунки. Именно так: у некоторых – три, у кое-каких – четыре, а у других – пять.

– Странно.

– Ну, что ж, природа, – пояснил Лумис Диностарио.

– Он был большой? – продолжал расспросы неугомонный Забат.

– Еще бы, – подтвердил Лумис. – Кстати, использовался в бою. На нем сидели лучники. Между горбами. Это значит, что у некоторых на спине помещалось пятеро.

– А где же сидел пятый? – удивился математически подкованный подчиненный.

– Между шеей и передним горбом, – Лумис внимательно глянул на слушателя. – Не веришь? Я сам не очень верю, но так мне объяснил Астроном.

– Я у него тоже спрошу, надо не забыть. Могут ведь эти верблюды у нас все известись, но еще до сих пор жить где-нибудь на других планетах?

Лумис пожал плечами – вопрос явно выходил из его компетенции.

68. Глобальность

"Крикливый аист" не наблюдал летящие в него снаряды, а поэтому не смог засечь и рассчитать точку их старта. Однако ближе к побережью, у брашей имелись независимые средства наблюдения, и хотя они находились дальше от места событий, их приборы пассивной инфразвуковой локации смогли установить место, из которого велась стрельба, достаточно точно. Кроме того, для большей убежденности эксперты сравнили уточненные данные по пуску того, первого ядерного боеприпаса взорванного в стратосфере. Точки старта почти сошлись. Где-то там, в пятне неопределенности, радиусом в двадцать пять километров у эйрарбаков стояло, а скорее двигалось что-то очень дальнобойное. Находящийся в трехстах километрах от берега огромный корабль "Глаз Бога", с размещенной на четырехсотметровой палубе "антенной-загоризонтником", получил задачу срочно, но внимательно прозондировать нужный участок. Он сделал это с удовольствие, но одновременно с опаской, потому как сам представлял для противника цель первостепенной важности.

"Глаз Бога" мог, в принципе, действовать один, однако в теперешнем случае он, как обычно, работал в паре. Его "напарничек", практически аналогичный корабль "Ухо Бога", находился от него за многие тысячи километров, совсем с другой стороны эйрарбакского материка. Действовали они, однако, слажено, а еще попеременно меняли роли. Вначале свои клистроны и магнетроны питал энергией "Глаз". Его длиннющая антенна включалась и посылала в небо над Эйрарбией поток невидимого излучения. Ионосфера отражала луч вниз, затем тоже самое делала Гея. Так, подобно скачущему мячику, луч и проскакивал весь Северный континент.

Помещенное в океане "Ухо" работало как приемник. Ставшие от долгого сидения в полутьме слеповатыми, офицеры-разведчики пялились в индикаторы, а потом мацали ладонями усыпанную значками кальку. В это время на самом "Ухе" взвывала сирена, и всех разом сметало с палубы – теперь оно становилось передатчиком. Излученный сигнал снова, прыгая туда сюда, мгновенно проскакивал эйрарбакский континент и попадал на чуткий, внимательно замерший "Глаз". Не правда ли, это походило на теннис? Затем данные двух кораблей сравнивались. "Теннис" позволял частично разрешить проблему, связанную с длиной волны передающих станций. Ведь здесь использовались довольно низкие частоты, а потому ошибка с точным местоположением того, либо иного выявленного объекта оказывалась достаточно большой. Ну, а за счет такой дальнобойной "стереосистемы" можно было заглядывать за горизонт не слишком рассеянным взглядом.

На полученных в результате совместной работы "Глаза" и "Уха" диаграммах, в подозрительном месте, выявилась странная аномалия – нечто вроде огромного плаца, длиной около десяти километров. Если бы времена расцвета авиации не канули в небытие давным-давно, неминуемо напросилось бы предположение, что это какая-то чудовищная взлетно-посадочная полоса для чего-нибудь воистину великанского. Однако там же имелось и какое-то сооружение. Теперь можно было предположить, что это и есть исконное орудие.

Кроме "Крикливого аиста" больше ничто в брашских вооруженных силах не могло "достать" эту штуку, потому "Аист", несмотря на "неприятности" обязался вышестоящими штабами что-то предпринять. Помимо того, это отвечало задаче его собственной безопасности. Связь с "боевой горой" имелась, поэтому ей срочно переслали нужные координаты.

69. Игра в поддавки

Нельзя сказать, что заявление верного друга Меча сильно удивили Тутора-Рора. Его удивило скорее то, что Мурашу-Дид решил поделиться с ним планами. По мысли генерала, РНК сразу после случившегося должен был заняться проблемой, с целью отработки автоматически возникающей версии о саботаже. Конечно, это требовало какого-то времени – в акции задействовалось достаточное количество людей. Даже если не брать в расчет охранников атомных складов, которые вряд ли могли сделать с боеголовкой что-нибудь более серьезное, чем нацарапать на корпусе похабщину, специалистов обслуживающих материальную часть хватало. Кстати, слушающего версию комитетчика Тутора, как не странно, нисколько не взволновала собственная судьба, хотя по логике, уже после выборочного опроса нескольких техников-ядерщиков стало бы ясно несомненное участие генерала в подрывной деятельности (в прямом и переносном смысле одновременно!). Как-то получалось, что он совсем не думал о пыточных креслах "комнаты Честного Меча"; в некотором роде, он даже считал такой вариант выгодным, в том отношении, что все проблемы, висящие сейчас на шее, снялись бы автоматически.

На самом деле его волновало совершенно другое. Он прикидывал, понял ли его "намек", неизвестный командир, неидентифицированной "боевой горы". По несколько сдвинувшейся в сторону от реальности логике Тутора-Рора, "намек" был просто прозрачен. Над вами взрывается эквивалент полумиллиона тонн обычного боеприпаса, но взрывается высоко, почти в тропосфере. Поскольку вы в боевом походе и следите за небом, то вам должно быть абсолютно ясно, откуда и зачем летел этот эквивалент. И так же понятно, что взорванный на такой высоте, он принципиально не способен поразить подвижную крепость. Так как последующие обстрелы не проводятся, атомная "телеграмма" ясна до жути: "Я бы мог, вас стереть в порошок, но не сделал этого. Я друг, хотя и не могу в этом признаться!". Конечно, неплохо подкрепить "намек" радиосообщением, но… Средства связи Расовый Комитет стережет с гораздо большим вниманием, чем атомные склады.

Вообще-то, "намек" получалось трактовать по-разному, например, совсем не как намек. Но, оценивая сделанное не совсем предвзято, с точки зрения человека знающего о творящемся на борту "Ящера" (таких, кстати, даже здесь, внутри, имелось очень небольшое число), можно сказать, что генерал-канонир и так сделал почти невозможное.

Сейчас, не дождавшийся вторичного обстрела противником Тутор-Рор, втайне надеялся: случилось это потому, что "намек" понят однозначно. Конечно, надо было учитывать – в отличие от командира "Ящера", тот неизвестный, а, кто знает, вдруг, знакомый по броне-академии, генерал не последняя инстанция, там, над ним, все еще ворох штабов. Как они будут трактовать бездействие "боевой горы"? Сможет ли "догадливый незнакомец" убедить их в том, что "Сонный ящер" вполне боеспособен, но не жаждет делать зла своим?

Откуда погруженному в войну с тысячей противников Тутору было угадать, что неизвестный прекратил обстрел по абсолютно другому поводу? А именно, по причине пожара на борту и выхода из строя одной из внутренних башен. Кто мог догадаться, что недовершенная атака – игра в поддавки, а не обстрел – будет уверенно расшифрована как часть согласованной с эйрарбаками акции? Ведь взрыв произведенный в тропосфере действительно послужил прикрытием подлетающим с иного ракурса снарядам, и они, к тому же, сделали свое черное дело. Тутор-Рор, так же как совершенно не знакомый с ним генерал Аускул-Пуп, почему-то досрочно списывали в утиль нацию, которая владела данным материком уже не одну тысячу циклов. Вот в этом оба "горный" командира походили друг на друга как братья близнецы.

70. Алгоритм

Лумис Диностарио волновался. Волнений в этот час имелось, конечно, не больше чем в прошлый, или позапрошлый час, и явно меньше чем двое суток назад – тогда отряд еще не выполнял чего-то сверхъестественно опасного, не считая, ставшего привычным, нахождения в районе обстрела гига-снарядами невыясненной госпринадлежности. Лумис волновался бы гораздо меньше, если бы все это время делал что-нибудь сам: волок атомную мину вверх или вниз по темной пересеченной местности; пробовал прочность ледовой корки на замерзшей горной речушке; или даже держал на мушке близкую, но очень чужую четырехгусеничную машину. Наверное, он волновался бы чуть слабей, если б хотя бы имел возможность общаться с теми людьми, кто лично переживал все эти пропитанные адреналином впечатления. Однако судьба сделала его начальником, а сидеть в бездействии, когда другие рискуют, он очень-очень не любил. Но должность обязывала.

В последние сутки, не он один – все – действительно натерпелись. Связь с военными штабами так и не наладилась. Не удалось вызвать даже своего человека в разведке – Дука Сутомо. Разумеется, и в том, и в другом случае, Лумис не слишком усердствовал. Если это проделки брашской "свиньи", то не стоило зря, да еще перед решающими событиями навлекать на свою голову беду. Мало ли что могло случиться, вдруг, взяв пеленг, этот самый "Ящер" пальнет в их сторону чем-нибудь? да просто вышлет сотню-другую пехотинцев? Или еще хуже, сумеет расшифровать код и тогда, предупрежденный, спутает карты. Лумис не мог рисковать, план, который они все еще осуществляли, являлся последней надеждой. В эти сутки, никак не желающие заканчиваться, план несколько раз висел на волоске.

Конечно, он с самого начала был рискованным. Но что прикажете делать, если боретесь с шестисотметровым чудищем – стелить подушечки под каждый шажок? План заключался в том, что с обеих сторон ущелья, практически в самом узком месте, установить двух "крепышей". Взорваться они должны разом и, с определенной надежностью, завалить Верблюжью Шею. Таким образом, находящаяся севернее и несколько выше по склону брашская "свиноматка" запиралась в ограниченном пространстве. Если бы это получилось, последующие действия зависели бы от налаживания связи. Но вообще-то, могло случиться что и это бы не потребовалось. Синхронный подрыв "крепышей", общим эквивалентом двадцать тысяч тонн, конечно далеко не гига-торпеда "Лилипут", но все-таки сейсмографы смогут почуять их в пределах всего континента. Штабы поймут, что брашский гигант теперь никуда не денется, до того времени, когда найдутся силы для его разделки в металлолом. Лумис все же склонялся к несколько обидной мысли, что периодически пикирующие с небес снаряды, преобразующие пересеченную местность в совсем непролазную, все же принадлежат Южной Республике, а не родному, обещавшему когда-то сотрудничать, командованию.

Вообще-то никто не мог исключить возможности, что план сорвется на любом этапе. Мало ли, а вдруг на той стороне ущелья у брашей пограничный пост и подпустив разведчиков Лумиса поближе, они расстреляют их в упор? Все могло быть. Но, тем не менее, в лучшем из вариантов, требовалось несколько часов для переправы "крепыша" на противоположный край, затем час-два на поиск удобной расщелины или, в случае неудачного поиска, столько же на то, чтобы врыть мину в землю. Вкапывались "крепыши" конечно не для того чтобы взорваться с большим эффектом – для таких мощностей толку в этом никакого, – а лишь для маскировки, на всякий случай. Стало бы до идиотизма обидно, если б южане случайным образом обнаружили мины в последний момент. Даже узнать о том, что с ними случилось, не получалось, возле бомб не оставалось дневальных – после установки, люди Лумиса обязаны отойти на несколько километров. Ну, понятно, еще некоторое, дополнительное время требовалось для приведения детонаторов в готовность. Так что алгоритм операции выверен, и единственное что бы еще пригодилось, это божественное прикрытие от происков Мятой луны. Но звезда Фиоль и Красный Гигант Эрр не значились в отряде Лумиса, и, как следствие, не обязались выполнять его команды.

Возможно, поэтому план встретился с трудностями в самом начале.

71. Ступени гигантизма

Команде "Крикливого аиста" было особо не до теоретических изысканий и обдумываний, "боевая гора" терпела аварию: в корпусе наличествовала огромная дыра, через которую внутрь спокойно проникал холодный, а главное приемлемо, но все-таки радиоактивный воздух; кое-где еще не потухли пожары; несколько локаторов вышли из строя; одну из внутренних башен заклинило; количество убитых и раненых до сих пор уточнялось. Тем не менее, глядя в хронопластину, на которой помещалась дешифрованная информация, кавалер обеих Гусениц, Легкой и Тяжелой, Аускул-Пуп вскинул брови в удивлении. Письменный комментарий к переданным ШВЗС координатам был очень невелик – не стоило загружать боевого генерала всяческими ненужными подробностями. В одной из коротких фраз значилось: "С помощью особо точной загоризонтной локации подтверждено, что в указанных координатах находится объект длиной около десяти километров. Оттуда по вам и велась стрельба. Ранее в этом месте ничего похожего не наблюдалось".

Как это можно было понять? Командир шестисотметрового гига-танка, занятый уничтожением боевой машины аналогичной длины, мог трактовать такие намеки однозначно: у Империи есть "боевая гора" размером в десять километров! Какой калибр она могла нести? Что произойдет, когда она подойдет ближе к побережью? Что способно ее поразить? И есть ли в арсенале "Крикливого аиста" подобные средства поражения? Приблизительно в такой последовательности вопросы мелькнули в голове у генерала-канонира. Понятно, что из-за таких дилемм мелюзга "Сонного ящера" сразу как-то поблекла.

В связи со все еще не потушенным пожаром – в доброй четверти "горы" тлели и коптили кабельные обмотки, – в работе электрических систем "Аиста" происходили частые сбои. В данный момент, внезапно осталась без питания аппаратура связи. Теперь стало не до совещаний со Штабом Военно-Земноводных Сил. Требовалось срочно, да просто немедленно, принимать решение. Учитывая размеры противника, допустимо было считать случившееся попадание всего лишь пристрелкой. Между делом становилось ясно, почему до сего момента и ШВЗС, и ШОНО, и ПМЦ скрывали сведения о таких левиафанах даже от генералитета: зная о таком технологическом прорыве эйрарбаков, как можно не потерять веру в скорую победу? Кроме того, раз Империя создала, будем надеяться, единичный экземпляр такого ужаса, войну действительно следовало начинать немедленно. Что бы случилось, если бы такие исполины добрались до Брашпутиды?

Генералу-канониру Аускулу-Пупу вовсе не хотелось, стать мишенью для каких-нибудь тысячетонных снарядов. Столкновение требовалось сразу перевести на новый уровень, тот уровень, на котором, размеры калибров не смогли бы являться определяющим аргументом. Теперь стало понятно, что, казавшийся огромным до этого дня, "Ящер", являлся лишь блесткой-приманкой, а его долговременный всплеск радиоизлучения – специальной, наперед продуманной акцией. Все произошедшее выстраивалось по ранжиру, на свои места.

И все-таки, что могло уничтожить, хотя бы повредить, опаснейшего левиафана? В арсенале "Крикливого аиста" самым мощным средством значились десятимегатонные подкалиберные снаряды. В отличие от Скупой долины, место, на котором находился объект, не объявлялось запретным для использования термоядерной мощи.

Кавалер Легкой и Тяжелой Гусениц не стал пояснять подробности своим помощникам: не стоило сеять панику среди вверенного личного состава.

72. Аномалия

Первое препятствие, на которое наткнулись разведчики, во главе с Дили, оказалось полной неожиданностью, причем не только для участников рейда. Наверное, даже имперские штабисты выпучили бы глаза в удивленье, узнай они о случившемся. Нет, это была не танковая засада брашей. Хотя по законам войны, будь Лумис на месте командира "свиньи", он бы обязательно не оставил без внимания узости Верблюжьей Шеи. Но видимо, у брашей полно внутренних проблем. Лумис предполагал, что у них, скорее всего, ощущается нехватка личного состава, однако допускал и то, что противоречия в звеньях управления "дошли до ручки", солдатам доверяют вести войну только под строгим неусыпным наблюдением, кое можно осуществить лишь в самой гига-машине. Именно последняя догадка Лумиса являлась озарением, но, к сожалению, он не мог этого знать. Получалось, что "свиноматка" лишилась своей главной, после великанских калибров, силы – возможности выпускать, куда и где захочешь, помещенных внутри "поросят".

Неожиданность, обнаруженная Дили касалась местности. Карта, имеющаяся в распоряжении отряда, выявилась устаревшей бумагой. В километре с мелочью от скал, разведка натолкнулась на глубочайший овраг. Замеры, произведенные подручными средствами, то есть с помощью силы тяжести и камней, показали тридцатиметровую пропасть. Разведчики попытались обойти препятствие. Вообще, у Дили имелся переносной локатор, но Лумис наложил вето на использование, потому пришлось ходить вдоль обрыва. Полукилометровый задел ни в одну, ни в другую сторону не дал ничего: пропасть тянулась в оба края, и не желала сужаться. Ширина ее, кстати, укладывалась в двадцатиметровый предел. Это был странный курьез, тем более что внизу не имелось никакого намека на протекающую когда-то стремнину.

Назад Дальше