25. Охотники городов
Пригибаясь, совсем чуть-чуть, под весом пленной, Лумис спеша возвращался обратно и хотя он гнал мысли о предстоящих событиях, план близкого будущего в голове имелся. Он представлял, как обменивает пленную на заложника, как щелкают наручники, освобождая запястья товарища, как визжит и просит пощады Кукла и как он сам, не торопясь, извлекает из нагрудного кармана газовые гранаты и переключает игломет на ядовитую обойму. А дальше Бенс по молчаливой команде падает и волчком катится прочь, едкий дым обволакивает бронированную машину, внутри судорожно кашляют, а десять спаренных стволов выпуливают в салон полный магазин. Черта мятого из этого что-то получилось.
Они были тут, и если бы сидели тихо, вполне может быть, Лумис попал бы в сети тепленьким, но они шумели, сильно шумели – пытали Бенса. Лумис понял, что влип. Плохой сегодня был день: ночная удача, полночное хождение по лезвию, везение, все – теперь оборачивалось выдавливающей плоскостью пресса, и руки были связаны и уже трещала голова под многотонной тяжестью и нельзя было юркнуть в сторону, а сверху похохатывая давило лопающуюся черепушку несовершенное, отвратно-реальное бытие.
И он стоял, перед последним барьером – выступом каменной кладки, мысленно кусая локти и проклиная себя за то, что втянул постороннего в свою реальность: потому как пытали они Бенса не просто забавы ради – они желали узнать, где Диностарио и не только Диностарио, они знали все его многочисленные имена, это были серьезные люди из очень солидного ведомства. Конечно, он мог бежать – была такая вариация.
26. Миражи леса
После того как танк-мостоукладчик перестал быть необходим, его не задумываясь бросили, он был слишком медлителен и неповоротлив, а Браст теперь выполнял обязанности связиста, или какие придется, в большой боевой машине-накопителе. Командовал здесь младший гауптман Кесри. Сейчас он, как раз, надумал оторвать Браста от непрерывной цепи горестных размышлений.
– Свяжись с "первым", – прошипел гауптман не отрываясь от окуляров внешнего обзора. Номер "первый" не свидетельствовал о расположении транспорта в колоне – он именовал приоритетность; в данном случае подразумевая подвижный броне-штаб начальника отряда – полковника Варкиройта.
Браст вдавил шершавый податливый тумблер и услышал в ушах ровное удаляющееся гудение, похоже луч миллионократно переотразившись в световоде смотался в тугую звенящую струну. И тут он почувствовал это. Струна оборвалась не допев. В наушниках очень знакомый, невероятно родной голос спросил:
– Алло, кто это?
Браст ощутил, что задыхается, стрелки приборов запрыгали перед глазами.
– Алло. Включите изображение, – очень настойчиво произнес голос, ее голос, голос Маарми Тоу-Синцерони.
Он ощущал, что кровь приливает к лицу. Он сидел в кресле танка, равномерно сминающего мекро-кустарник, и не сидеть здесь он не мог, иначе... Не может быть никак иначе.
– Браст, это ты? – осведомилась она, совершенно естественным тоном, – Браст милый, ответь. Что случилось?
Он молчал, где-то там, в середине гортани материализовался какой-то шершавый комок. "Сейчас это пройдет, пройдет обязательно! – молча проронил кто-то внутри. – Пройдет как и в прошлый раз". Но это не проходило, более того, он и не хотел чтобы это проходило. Но даже независимо от его желания это продолжалось.
– Если ты имеешь хоть каплю совести, ты ответишь мне! Браст, любимый, знаешь, как мне тяжело без тебя? Куда ты исчез? Что ты молчишь? Тебе нельзя говорить? Браст... – учащенное дыхание, ее дыхание, он уже знал, что глаза у Маарми вот-вот взорвутся слезами. – Браст послушай, может... может тебя покалечило? Изуродовало? Послушай, ты мне нужен любой, понял. Только бы был жив. Не мучай меня ответь, что случилось?
Откуда-то из другой незадействованной доселе половины, а может четверти его мозга всплывал в памяти забытый разговор, совершенно-совершенно посторонний, но именно там, в этом давно ушедшем в прошлое споре, была зацепка, зацепка за происходящее. Тогда, в тот вечер Бездни Мерклес рассказывал им сказки или легенды, что-то об очень-очень далеких временах. Он говорил тогда, что раньше, еще до того, как появились бомбы, а может быть даже до того, как в первый раз получили смесь селитры и древесного угля, люди могли читать мысли друг друга и разговаривать на очень больших расстояниях без видеофона и радио. Он был очень умным парнем этот Бездни Мерклес, только у него была плохая интуиция.
– Браст милый, ответь, прошу тебя!
Браст скосил глаза на Кесри. "Это бред", – сказал он себе. "Ну, и пусть бред", – возразил тот же таящийся внутри него тип. Глазницы Кесри плотно прилегали к окулярам кругового обзора. Браст закрыл рукой микрофон внутренней связи, похожий на пуговицу воротника.
– Любимый, – раздались всхлипывания. (Она плакала!) – Тебе что – оторвало язык? – ее голос похолодел.
Браст набрал полные легкие воздуха и медленно выдохнул. Тянуть далее было нельзя:
– Маарми. Да, это я, – он услышал, как она невольно вскрикнула. – Маарми, я люблю тебя, я очень люблю тебя, девочка, – он больше уже не косился на Кесри, ему было наплевать и на него и на Варкиройта, и на всех остальных. – Маарми, крошка, я сейчас очень-очень далеко от тебя, я не могу открыть тебе некоторые секреты, но это и не важно. Маарми, если я выберусь из этой кутерьмы, которая здесь происходит, я тебя найду, ты только дождись меня, поняла? Обязательно дождись. Я всегда думаю о тебе, всегда, всегда, – он уже не видел ничего перед собой, он хотел видеть только ее, видеть ее сейчас же.
И тут что-то случилось.
– Маарми! Маарми? Ты слышишь меня? Алло, черт возьми, что со связью? Алло.
– Не ори, я и так прекрасно слышу тебя, – это был голос Диора, радиста "первой" машины. – Что стряслось?
Браст почувствовал, что кровь отливает от лица. "Это сумасшествие, – подтвердил тот же типчик внутри, – но как приятно это сумасшествие". Да, он хотел быть ненормальным, хотел разговаривать с ней за тысячи километров. Он снова вспомнил о Бездни Мерклесе. Бездни Мерклес страдал близорукостью, он не заметил в траве проволоку, намотанную на спусковой крючок стреляющей мины: :в одну секунду он положил вместе с собой половину взвода. Ну, а тогда, в тот вечер, когда он рассказывал сказки, они смеялись про себя над его наивностью.
– Меццо-сержант, с вашей машиной хотел поговорить гауптман Кесри, – громко сказал типчик, прячущийся внутри, причем очень спокойным голосом опытного разведчика, совершенно не позабыв убрать ладонь с микрофона пуговицы.
– Что там у нас со связью? – спросил Кесри. – Опять барахлит? Может, какие неполадки в ульма-схемах, а?
"Может быть и неполадки, – подумал Браст самостоятельно, – но только бы они случались почаще".
– Да, пожалуй, стоит проверить соединительный световод, – ответил типчик внутри Браста его собственным голосом.
– На первой же остановке, понял? – гауптман оторвался от перископа. – Эй, алло! Диор, (Нет, не тормоши полковника!) ну-ка, дай мне Кауринса.
27. Жестокости городов
Вот так он и сидел с иглометом навскидку, а гранаты с газом раздражающего действия под рукой. Рядом связанная женщина с садистскими наклонностями, корчащаяся от боли в ногах, нуждающаяся в хирургической помощи. Однако это его не слишком занимало, он даже не сделал ей новую перевязку, только заклеил ей рот, чтоб вела себя тише – он не хотел отвлекаться – он ждал случая. Случай мог не представится никогда. А вокруг лежащий мир давил на эмоции, выкапывал на поверхность и рубил в клочки совесть – пытали Бенса, превращали в инвалида и визжащее животное. Они могли бы спокойно вырвать ему язык, дабы дальнейшее происходило молча, но они не стеснялись – они ждали, верили в возвращение преследуемого по пятам, а может они чувствовали, что Лумис уже рядом и не спешили, длили и длили эффект.
Лумис сидел без движений, с каменным лицом. Сейчас он был боевой логической машиной. То, что происходило в покалеченном бронемобиле от него не зависело, можно было сколько хочешь клясть себя за прошлые промашки, но сейчас он не мог ничего сделать. Даже если бы он вышел с поднятыми руками – это не спасло бы "цветочного революционера" – Бенс был обречен, здесь наличествовали люди из серьезной конторы и свидетелей они не оставляли. Лумис ждал невероятного, он надеялся не сойти с ума до момента, когда они ошибутся, мгновения, когда Трёхсолнцевая Вселенная, на несколько мгновений, вернет ему лидерство в принятии решений. Лумис, не двигался: по логике вещей где-то поблизости должен присутствовал внешний наблюдатель тех, кто находились внутри. Не получалось допустить, что они столь глупы, чтобы всей группой забраться в удобную для гранатомета цель, ведь для них опасен не только Диностарио, они ведь все-таки на спорной земле, а, может, даже на территории повстанцев.
Прошло не много времени по часам – для Лумиса дни, в течение которых прибавляется седина, а для Бенса – целая Вечность – бесконечный кошмар нахождения в чужой злобной власти, когда шестерня бытия провернулась и застряла, круша твои слабые кости. Но жаркое марево звезды Фиоль распределялось неравномерно – Лумис находился в преимуществе – он выжидал в тени: те же, плавились в покореженном металлическом ящике. Он знал, сколько их внутри: два человека; два посланника сверхсильной государственной машины устрашения и расправы; две личности, считающих себя равными богам правящими возмездием; две цели для игломета.
Терпение вознаграждается. И однажды пришло время. Один из них вывалился из заднего люка, по уши в поту и крови. Он сразу попал в риску прицела, но Лумис продолжал ждать, не дыша и унимая сердцебиение. Он не зря мучился, еще через десять секунд цель "один" вывела его на ненаблюдаемую, только предчувствуемую цель "три" – засевшего в противоположном здании, у большого растворенного солнцу окна, детину, старого знакомого по квартирному взлому. Это были те же бравые ребятки, всю ночь они шли по следу, не сбились в окружающей суете, и все-таки почти затянули капкан вокруг Лумиса. Странной у них у всех была только одежда, совсем они в этот не походили на полицейских – вылитые повстанцы, кто во что горазд. Игломет шипя выплюнул, давно готовые заряды: они как раз передавали друг другу фляжку с водой, а может с чем-то погорячее, улыбались, усталые, довольные своей работой.
Они еще не упали, еще не успели ни крикнуть, ни захрипеть, а живая машина смерти уже наводилась в распахнутую дверь-люк злосчастного броневика, место концентрации боли и жестокости. И шипели гранаты, выпуская на волю газ.
28. Боль городов
Теперь в распоряжении Лумиса была целая куча пациентов для травматологии. Его интересовал один – все еще живой – Бенс. Внешне ему досталось больше чем кому-либо. Только Жаба выглядела хуже, но она давно не была живой – истекла все-таки кровью, по пророчеству Куклы.
И словно прошла смена декораций, опять провернулось колесико сценария, повываливали откуда-то статисты. Ведь больше часа в этом богами забытом переулке ни души посторонней не появлялось, а тут целая группа повстанцев.
– Где у вас полевой госпиталь? – спросил у них Лумис.
В ответ заблеяли что-то неопределенное.
– Значит, так, – сказал Лумис беря за грудки самого главного, идентифицированного по собственным прикидкам – знаков различия не имелось. – Вот раненые. С этими, делаете что угодно, на ваше усмотрение, но вот за этого – его зовут Бенс – отвечаете мне головой. У вас радиостанция есть?
Но похоже, искать у них средство связи было так же нелепо, как третью звезду системы в диапазоне видимого света. Данные повстанцы вообще смутно понимали кем контролируется тутошний район, они просто вели беспорядочное наступление куда придется. Теперь случайно прорвались, нащупав брешь.
– А врач или хоть санитар среди вас имеется? – спросил Лумис в отчаянии.
Слава солнцам, имелся – бывший ветеринар, не практикующий цикла три. (Откуда в городе животные возьмутся – все домашние, кроме тараканов, под запретом. Тут вам не деревня, где за повышенную колосистость тото-мака могут закрыть глаза на присутствие мелких четвероногих дармоедов).
Теперь можно было снова заняться Баллади, если уже не поздно. Дел всегда, даже неотложных, больше необходимого. Кто-то сказал, что никогда не удается делать что-либо одно. Так оно и есть.
– Еще вопрос, – обратился Лумис к окружающим. – Смелые, есть? Дело опасное: нужно выручить наших парней блокированных полицией.
– Это каких-таких наших? – спросил один из прибывших.
– "Арготаторов", – пояснил Лумис. – Слыхивали о таких?
Оказывается "слыхивали". Так что смелые, точнее, желающие проявить сие качество, нашлись. Обойдясь без анкетирования, Лумис отобрал троих: не стоило раздувать отряд более вместительности стандартного мобиля. Он снова втягивал в свои дела посторонних, снова ставил чужие жизни на кон, и не было конца этому водовороту.
29. Дискуссии леса
– Допустим так, – говорил док Геклис, жестикулируя руками и, видимо, помогая этими действиями абстрактному мышлению, – мы неинтересны мерактропам. Спрашивается – почему? Даже животные проявляют любопытство, а здесь люди.
– Какие там люди, – недовольно скривился старший гауптман Кауринс, – они же дикари?
– Дорогой, коллега, – победно посмотрел на собеседника Геклис, – когда на нашу голову, я имею в виду в широком смысле, свалятся республиканские бомбы, мы тоже станем дикарями и уже к следующему поколению, гарантирую. Так вот, повторюсь, мерактропы вовсе не проявляют к нам интереса. Почему?
– Не съедобны мы для них, наверное, – предположил Кауринс.
Браст не участвовал в разговоре, он лежал отгороженный ширмой, с ногой обрабатываемой ультразвуковым облучателем, и представлял для офицеров подобие мебели.
– Может и так, коллега. Мы до сих пор не знаем что едят мерактропы. Но все равно не понятно. Вот, пока мы двигались вблизи побережья, я еще понимаю, там, может наша людская техника и примелькалась – не вызывает столь большого интереса.
– По-моему наоборот, на побережье постоянно случаются нападения, судя по истории.
– Да, можно допустить, что зная о коварстве и агрессивности людей, на собственном опыте, жители берега ликвидируют опасность. А вот, здесь, в центре девственного материкового леса о нашей потенциальной опасности не знают и спокойно пропускают вперед, так?
– А что жители берега за все эти десятки циклов столкновений с цивилизацией не рассказали о нас тем, кто существует в центральных областях?
– Вы, дорогой Кауринс, сами себе противоречите. То вы утверждаете, что они дикари, то, теперь, допускаете будто у них существует общение и обмен информацией.
– Но ведь было нападение, так? И почти удачное?
– Да, было, но еще на том берегу Циалимы. А здесь не произошло ни разу.
– Ладно, к чему вы ведете, док? Не тяните, давайте свою гипотезу.
– Лес представляет собой многоэтажную постройку, так? С точки зрения растений, самый ценный верхний ярус – там солнце. Чем ниже, тем меньше света. С животными сложнее, некоторым нужны цветочки, каким-то корни и перегной, поэтому они рассредоточились по всей двухсотметровой или трехсотметровой высоте, так.
– Ну, так. И что?
– Если мерактропы вегетарианцы, то им интересней верхние ярусы, там плоды и всяческая зелень. Тогда наш этаж им безразличен. Он не представляет для них важности, и поэтому они не ведут за него борьбу, мы им не конкуренты.
– И это все? – разочаровано спросил гауптман.
– Пока все, но может это и есть простое объяснение неактивности местных.
– Ваша версия, док, держится на воде. Так, чистое предположение. Или вы предлагаете его проверить. Попытаться забраться по стволам туда, – Кауринс ткнул в низкий потолок вездехода.
– Нет, конечно, не стоит нервировать удачу.
– Господи Великий Эрр! Геклис, я могу наизобретать таких теорий массу. А почему не предположить, что мы движемся по некоей священной для них земля, связанной с душами предков, и они принимают нас за покойников – эдакая призрачная кавалькада привидений, едущая по своим потусторонним делам, а?
– Все может быть. Даже очень неплохое предположение.
Оба собеседники засмеялись. А вот Брасту было совсем не смешно. "Знали бы вы про бусы, – подумал он со смесью торжества и досады. – Так ведь не расскажешь – засмеют".
30. Декорации городов
– Стрелять-то, вы, хоть умеете? – спросил Лумис на бешеной скорости выруливая на заветную улицу имени Победного Марша.
Молодые революционеры закивали – велика ли наука, игломет штука простая. "А ведь на смерть их везу! – отрешенно подытожил Лумис, не в первый раз. – На верную смерть". Он уже снова наклонял рукоятку управления резко влево и его спутники едва не вылетали из сидений. Это был маленький, скоростной электромобиль марки "иус", реквизированный из многоэтажного подземного гаража. Мобиль чудом не чиркнул по полированной стене спиралогрита, на мгновение встав на два колеса. Прошла секунда, а еще сотни метров остались позади. Кто-то из помощников Лумиса, видимо, самый бойкий, едва успел выполнить команду, открыть на ходу дверцу: благо она не откидывалась, а просто отъезжала вдоль корпуса мобиля назад, но и это было не просто в наклонившемся под углом "иусе". А слева у парадного подъезда, на высоком крыльце, уже готовились к стрельбе несколько "белых касок". Но Лумис, не целясь, палил по ним из игломета, совершенно невозможным способом продолжая вести машину. И когда мобиль проскальзывал мимо полицейских, горе-помощники, наконец очухавшись, собрались ему подсобить, однако боевой транспорт резко затормозил и они влипли носами: кто в переднее стекло, а кто в спинку сиденья, а ведь оружие у них было уже на взводе. "Хоть бы друг друга не зацепили", – с тоской подумал Лумис, выпихивая их вон, совершенно бесцеремонно пинками – руки были заняты. Он уже бросил вперед гранату со слезоточивым газом и, волоча кого-то за шиворот, вбежал по ступенькам в парадное. А сзади еще слышалось шипение, это горе-вояки добивали корчащихся на крыльце стражей порядка. Потом грохнуло – заложило уши: позади разорвалась ручная бомба, засвистели осколки лопнувшего корпуса "иуса". Лумис выпалил еще четверть обоймы по курсу движения, потом еще треть, не глядя – он считал, оценивал потери своего подразделения. Пока все были живы.
– Вызывай лифт! – дернул он за рукав ближнего (лампочки на стене мерцали, говоря о том, что коммуникации исправны). – Остальные, прикройте тыл!