Давным-давно уже он не испытывал подобного состояния, а маленьким бродяжкой он вообще его не испытывал, но его оцивилизовали, обучили, дали работу. РАБОТУ! РАБОТУ! РАБОТУ! ОНИ! КТО ОНИ? Он, Венценосец еще в те времена, когда скитался по планете, лишенный своего тела и трона захватчиком Барджазидом, он пришел в Лабиринт, где Хиссайн сделался его проводником, и каким-то образом почувствовал в нем истинного венценосца, и это стало началом конца бродяжки Хиссайна.
Потом Хиссайн узнал, что Властитель Валентайн отправился к Замку-Горе, и Барджазед повержен, а потом, во время второй коронации, Хиссайн вдруг очутился, Дивине знает, почему, на этой церемонии в Замке Властителя Валентайна. Никогда раньше он не покидал Лабиринта, не бывал на солнечном свете, не ездил на государственном флотере по Долине Клайна, минуя города, известные ему лишь по сновидениям, а потом гора - тридцатимильная масса земли, взметнувшаяся ввысь, и сам Замок; грязный мальчишка стоял рядом с Венценосцем и перешучивался с ним. Венценосец восхищался умом и энергией мальчишки, его предприимчивостью. Прекрасно. И Хиссайн стал протеже Венценосца. Прекрасно! Он вернулся в Лабиринт и был назначен на должность в Дом Записей, уже не так прекрасно. Хиссайн терпеть не мог чиновников, эти лица-маски идиотов, плодящих бумаги в кишках Лабиринта, а теперь, как любимец венценосца, он сам стал таким же. Он-то считал, что будет по-прежнему водить по Лабиринту приезжих, а вместо этого!.. ОТЧЕТ СБОРЩИКА ДОХОДОВ ОДИННАДЦАТОГО ОКРУГА ПРОВИНЦИИ НАТАНАЛА ДВЕНАДЦАТОГО ГОДА ЦАРСТВОВАНИЯ ВЛАСТИТЕЛЯ ОССЬЕРА И ПОНТИФЕКСА КИННИКЕНА. Хиссайн надеялся, что Венценосец вспомнит о нем и призовет к себе на службу в Замок-Гору, и тогда его жизнь будет иметь какое-то значение в жизни Маджипура, но Венценосец, кажется, забыл о нем, как и следовало ожидать. У него целый мир с двадцати- или тридцатимиллиардным населением, и какое ему дело до маленького мальчишки в Лабиринте?! Хиссайн боялся, что вся жизнь его теперь пройдет в поисках среди пыльных бумаг…
Но все-таки здесь был Счетчик Душ.
Даже если он никогда не выберется из Лабиринта снова, он сможет - если никто ему не помешает - странствовать в сознании давно умерших людей, разведчиков, первопроходцев, воинов, даже Венценосцев и Понтифексов. Это немного утешало.
Он вошел в небольшой вестибюль и предъявил пропуск дежурившему тусклоглазому хджорту.
Хиссайн заготовил поток объяснений: особое поручение венценосца, важнейшее историческое исследование, необходимость в корреляции демографических дат, и еще много чего похожего было готово сорваться с его языка. Но хджорт только сказал:
- Знаешь, как обращаться с механизмом?
- Плохо. Лучше покажи мне.
Отвернув некрасивое бородавчатое лицо с бесчисленными подбородками, хджорт поднялся на ноги и повел Хиссайна внутрь, где указал на шлем и ряд кнопок:
- Контрольная консоль. Вставишь вот сюда отобранные капсулы записей и будешь сидеть. Не забудь погасить свет, когда будешь уходить.
И все? Такая секретная машина, так тщательно охраняемая!
Хиссайн остался один с записями воспоминаний тех, кто жил когда-либо на Маджипуре.
Не все, конечно, оставляли запись, но один из десяти, примерно, делали это, обычно лет в двадцать. Хиссайн знал, что их миллиарды в хранилищах Лабиринта. Он положил руки на консоль. Пальцы дрожали.
С чего начать?
Он хотел познать все. Он хотел пересекать леса Зимроэля с первопроходцами, побывать у Метаморфов, переплывать под парусами Великое Море, охотиться на морских драконов в Родамаунском Архипелаге и… и… и… Он дрожал от неистового томления. С чего начать? Он изучал кнопки. Он мог набрать дату, место, определенную личность, но выбрать за четырнадцать тысяч лет… Из далекого прошлого он знал только о Великом Властителе Стиамоте. Минут десять он сидел, не шевелясь, почти парализованный. Потом выбрал наобум. Континент - Зимроэль, время - царствование Венценосца Властителя Бархольда, жившего даже раньше Стиамота, личность -…любая. Да, любая!
Маленькая блестящая капсула возникла на консоли.
Трепеща от предвкушаемой неизведанности Хиссайн вложил ее в выходное отверстие и надел шлем. В ушах раздались потрескивающие звуки. Неясные, смазанные полосы - синие, зеленые и алые - побежали перед глазами под закрытыми веками. Работает? Да! Да! Он ощутил присутствие чужого разума! Кто-то, кто умер девять тысяч лет назад, но… сознание… ее? да! ее! она была женщиной, юной женщиной, - наполняло Хиссайна до тех пор, пока он не перестал быть уверен, Хиссайн он или Тесме из Нарабала..
И он с радостью освободил себя от понимания того, что живет, мыслит и чувствует, и позволил чужой душе овладеть собой.
Тесме и Чаурог
1
Уже шесть месяцев Тесме жила в хибарке, которую построила своими руками в густых тропических джунглях в полудесятке миль к востоку от Нарабала; в местечке, куда не долетали морские ветры, и тяжелый сырой воздух цеплялся за все, как меховой саван. Раньше ей никогда не доводилось делать все своими руками, и поначалу она поражалась, как это здорово, когда срезала тонкие стволы с макушками молоденьких деревьев, обдирала золотистую кору и вбивала скользкие острые концы в мягкую влажную землю, затем переплетала их вместе с лозами и лианами, а сверху крепила пять громадных ветвей враммы, сделав кровлю. Не архитектурный шедевр, но дождь внутрь не попадал и о холодах можно было не беспокоиться. За месяц стволы сиджании разрослись и забрали по своим наружным концам всю кровлю побегами новых кожистых листьев прямо под потолком, а связывающие их виноградные лозы тоже продолжали жить, отправляя вниз мягкие красные усики, искавшие и находившие богатую плодородную почву, так что дом теперь стал живым, с каждым днем делаясь все более уютным и надежным, поскольку лианы со временем становились крепче, и Тесме это нравилось. Здесь, как и в Нарабале, ничто не умирало надолго, и воздух был таким же теплым, и солнце таким же ярким, и дожди такими же обильными, и все быстро преображалось само по себе, с буйной, жизнерадостной легкостью тропиков.
Одиночество тоже переносилось легко по сравнению с Нарабалом, где ей хотелось очень многого и где жизнь пошла как-то вкривь и вкось: слишком много внутренних неурядиц, слишком много суматохи, шума, друзей, отправившихся в путешествия, любовников, ставших врагами. Ей было двадцать пять лет, и нужно было приостановиться, оглянуться на прошлое, сменить жизненный ритм, пока ее не растрясло по пустякам. Джунгли подходили для этого идеально. Она рано вставала, купалась в маленьком естественном пруду, завтракала, собирая ягоды с лоз токки, затем гуляла, пела, читала стихи и сочиняла их, проверяла ловушки - нет ли пойманных животных, - взбиралась на деревья и высоко вверху омывалась солнцем в гамаке из лиан, снова купалась, разговаривала сама с собой и отправлялась спать с заходом солнца. Поначалу она думала, что нечем будет заняться, и ей все вскоре наскучит, но ошиблась: дни были заполнены до предела и всегда оставалось несколько задумок на завтра.
Она также думала - вначале, - что раз в неделю будет возвращаться в Нарабал купить кое-что, подобрать новые кубики и книги, заглянуть иной раз на концерт или игрище, или даже навестить семью или некоторых приятелей. И действительно - в город она ходила довольно часто. Но дорога была жаркая и душная, и к тому же отнимала полдня, и по мере того, как Тесме привыкала к уединению, она находила Нарабал все более шумным и суматошным, а удовольствие, получаемое от походов, все меньшим.
Люди там глазели на нее. Она знала, что ее считали эксцентричной, чуть спятившей дикаркой всегда, а теперь сравнивали с живущей самой по себе обезьяной, прыгающей по вершинам деревьев; и таким образом промежутки между ее визитами в город становились все длиннее. Она ходила туда теперь лишь в случае крайней необходимости. До того дня, когда она наткнулась на чаурога, она не была в Нарабале по меньшей мере пять недель.
Она бродила утром по болотистому подлеску, собирая душистые желтые фанжи; мешочек был почти полон, и она подумывала о возвращении, когда случайно заметила в нескольких ярдах от себя что-то необычное - существо с какой-то блестящей, отливающей металлом серой кожей и трубчатыми конечностями, неуклюже вытянулось на земле под большим деревом-сиджайлом. Око напоминало ей хищную рептилию, погубившую ее отца и брата в Парабальском проливе, - гладкую, длинную, медленно двигающуюся тварь с кривыми когтями и большими ровными зубами. Но, осторожно подобравшись ближе, Тесме заметила, что существо своей массивной круглой головой, длинными руками и крепкими ногами отдаленно напоминает человека. Она было сочла его мертвым, но, стоило ей подойти ближе, существо шевельнулось и сказало:
- У меня повреждена двигательная функция. Я был глуп и поплатился за это.
- Можешь пошевелить руками или ногами? - спросила Тесме.
- Руками? Да. Сломана одна нога и, возможно, спина. Помоги мне.
Она нагнулась, рассматривая его получше. Да, оно походило на рептилию со сверкающей чешуей и гладким жестким телом. Глаза были зеленые, холодные и совершенно немигающие. Волосы выглядели странной густой массой черных завитушек, которые медленно вились сами по себе. Язык был змеевидный, ярко-алый и раздвоенный, он безостановочно мелькал взад и вперед между бесплотных губ.
- Кто ты? - спросила она.
- Чаурог. Знаешь о нас что-нибудь?
- Конечно, - кивнула Тесме, хотя по настоящему знала совсем мало. За прошедшее столетие несколько не человеческих рас обосновалось на Маджипуре, целый зверинец инородцев, приглашенных сюда Венценосцем Властителем Меликандом, поскольку людей не хватало для столь огромной планеты. Тесме слышала о четырехруких, о двуглавых, о крошечных существах со щупальцами и о чешуйчатых чужаках со змеиными языками и змеящимися волосами, однако до сих пор никто из инородцев не забирался так далеко к Нарабалу, городу на громадном расстоянии от цивилизации. Значит, это чаурог? Странное существо, подумала она. Тело почти человеческое, тем не менее, не человеческое. Чудовищная, по-настоящему кошмарная тварь, хотя и не особо пугающая.
Она посочувствовала чаурогу, - заблудиться так далеко от чего-либо похожего на него на Маджипуре! К тому же он ранен. Что ей теперь делать? Пожелать всего хорошего и бросить на произвол судьбы? Жестоко. Отправиться в Нарабал и организовать спасательную экспедицию? На это уйдет по меньшей мере дня два. Тащить к себе в хижину и выхаживать, пока не выздоровеет? Это казалось самым подходящим. Но что будет с ее уединением? И как ухаживать за чаурогом? Да и хочет ли она действительно брать на себя такую ответственность? Рисковать? Он чужак, и она понятия не имеет, чего ждать от него.
- Я - Висмаан, - сказал чаурог.
Было ли это именем, или титулом, или же просто описанием своего состояния? Она не спрашивала. Она сказала:
- Меня зовут Тесме. Я живу в джунглях, час ходьбы отсюда. Как, по-твоему, сможем мы туда добраться?
- Дай мне опереться на тебя, и я попробую идти. Но… ты достаточно сильная?
- Наверное.
- Ты женщина, я прав?
Тесме носила только сандалии. Она засмеялась, чуть коснувшись груди и ягодиц, и кивнула:
- Женщина.
- Я так и подумал. Я мужчина, и слишком, наверное, тяжел для тебя.
Мужчина? Место между ногами у него было гладким и бесполым, как у машины. Хотя, подумала она, может быть, у чаурогов сексуальные принадлежности расположены в иных местах. И если они рептилии, ее грудь ни о чем ему не говорила. Странно, что он вообще спросил.
Она опустилась рядом на колени, не понимая, как ему удастся встать и идти со сломанной ногой. Он положил руки ей на плечи. Прикосновение заставило ее вздрогнуть: кожа казалась прохладной, жесткой, сухой и гладкой, словно он носил доспехи. Это не было неприятно, просто необычно. От него исходил сильный запах, болотистый, с чуть заметным привкусом меда. Трудно понять, как она не заметила его раньше - очевидно, ее поразила неожиданность случившегося. Но теперь на запах нельзя было не обратить внимания. Сначала она почувствовала, как неприятно напряглись мускулы, хотя спустя несколько минут это перестало ее беспокоить.
- Держись ровно, - предупредил чаурог. - Я навалюсь на тебя.
Тесме пригнулась, упершись руками и коленями в землю, и, к ее удивлению, чаурог довольно легко вытянулся вверх своеобразным извивающимся движением, на мгновение навалившись на спину девушки между лопаток. Она задохнулась. Затем он, шатаясь, выпрямился, ухватился за свешивающуюся лиану. Она расставила ноги, готовясь подхватить его, если он будет падать, но он устоял.
- Нога сломана, - объяснил он. - Спина повреждена, но не сломана.
- Сильно болит?
- Болит? Нет, мы почти не чувствуем боли. Проблема в функционировании. Нога не держит меня. Может, ты найдешь мне крепкую палку?
Тесме оглядывалась вокруг в поисках чего-нибудь, что он мог бы использовать, как костыль, и почти сразу заметила жесткий надземный корень, тянувшийся к земле с лесного полога. Гладкий черный корень был толстым, но ломким, и она гнула его во все стороны, пока не отломила кусок ярда в два. Висмаан крепко сжал его, обхватил второй рукой Тесме и осторожно перенес тяжесть на поврежденную ногу. Тесме показалось, что его запах изменился, стал резче, с привкусом уксуса, без меда. Несомненно - от напряженной ходьбы. Боль, вероятно, была не такая слабая, как он хотел ее уверить. Но в любом случае он справлялся.
- Как ты сломал ногу? - спросила она.
- Я взобрался на дерево, хотел осмотреть местность, а оно не выдержало моего веса.
Он кивнул на тонкий блестящий ствол высокой сиджайл. Нижняя ветвь футах в сорока над головой была сломана и держалась только на лоскутке коры. Тесме с удивлением подумала, как он вообще уцелел, свалившись с такой высоты, а секундой спустя изумилась еще больше, подумав, как ему удалось взобраться на сорок футов по тонкому гладкому стволу.
- Я хочу обосноваться здесь и заняться земледелием. У тебя есть ферма?
- В джунглях-то? Нет. Я просто тут живу.
- С мужчиной?
- Одна. Я выросла в Нарабале, но решила на время побыть в одиночестве. - Они добрались до мешка с калимборнами, который она выронила, когда заметила лежавшего на земле чужака. Тесме забросила его себе на плечо. - Можешь оставаться у меня, пока твоя нога не заживет. Только до моей хижины добираться придется весь день. Ты уверен, что сможешь идти?
- Я ведь иду сейчас, - сказал он.
- Если захочешь отдохнуть, скажи.
- Потом. Не сейчас.
И действительно, прошло около получаса медленной, болезненной, хромающей ходьбы, прежде чем он попросил остановиться, но даже тогда он остался стоять, привалившись к дереву, пояснив, что не стоит заново производить весь сложный процесс вставания с земли. Тесме он казался и бесстрастным, и чуть встревоженным, хотя невозможно было прочесть что-либо по его неизменному лицу и немигающим глазам. Единственным указателем проявления эмоций был для нее мелькающий раздвоенный язык, только она не знала, как истолковать эти непрерывные стремительные движения. Через несколько минут они снова тронулись в путь.
Медленный шаг угнетал ее - его вес давил на плечи, и она чувствовала, как сводит судорогой мышцы и как протестуют мускулы, пока они с чаурогом пробираются по джунглям. Говорили они мало. Он, кажется, изо всех сил старался удержаться на ногах, а Тесме сосредоточилась на дороге, отыскивая удобные проходы и стараясь избегать ручьев и густого подлеска, которые он не смог бы одолеть. Когда они прошли полпути до хижины, начался теплый дождь, после которого они окунулись в горячий липкий туман. Она уже изнывала от усталости, когда показалась ее хибарка.
- На дворец совсем не похоже, - заметила Тесме, - но мне хватает. Ложись тут.
Она подвела его к своей постели из листьев зании. Он сел, испустив тихий, еле слышный свистящий звук.
- Хочешь чего-нибудь перекусить? - поинтересовалась Тесме.
- Не сейчас.
- Или пить? Нет? Понимаю, тебе надо немного отдохнуть. Я выйду, а ты лежи спокойно.
- Я все равно не буду спать, - сказал Висмаан.
- Не понимаю, причем…
- Мы спим только часть года, обычно - зиму.
- И бодрствуете все оставшееся время?
- Да, - кивнул он. - В этом году мой спящий цикл завершился. Я понимаю, что это отличается от человека…
- Сильно отличается, - согласилась Тесме. - В любом случае я оставлю тебя - отдыхай. Ты, должно быть, страшно устал.
- Я бы не хотел выгонять тебя из твоего дома.
- Ничего, - ответила Тесме и шагнула наружу. Дождь начался снова. Знакомый, почти успокаивающий дождь, моросящий по нескольку часов за каждый долгий день. Она вытянулась на насыпи из мягкого упругого мха, позволяя теплым дождевым струям омывать усталое тело.
Гость в доме, подумала она. Да еще и чужак. А почему бы и нет? Чаурог казался нетребовательным, равнодушным, спокойным даже в несчастье. Повреждение у него явно было более серьезным, чем он был готов признать, поскольку даже такое относительно недолгое путешествие через лес измотало его. В таком состоянии ему не одолеть путь до Нарабала. Тесме, правда, могла сама сходить в город и договориться с кем-нибудь насчет флотера, чтобы перевезти чаурога, но такая мысль ей не понравилась. Никто не знал, где она живет, и она совсем не хотела приводить сюда кого-нибудь. С некоторым смущением она вдруг поняла, что вовсе не хочет, чтобы чаурог уезжал, а наоборот, ей хочется удержать его тут и ухаживать, пока он не восстановит силы. Она сомневалась, чтобы кто-нибудь еще в Нарабале дал приют чужаку, и это наполняло ее приятным ощущением собственной порочности и возможностью подняться над узколобыми привычками родного города. Год-два назад она слышала много перешептываний об иномирянах, поселившихся на Маджипуре. Люди опасались и недолюбливали рептилеобразных чаурогов, гигантских, неуклюжих волосатых скандаров, маленьких хитроумцев со щупальцами - вронов, кажется, - и прочих причудливых созданий; и пусть пока чужаков еще не видели воочию в отдаленном Нарабале, враждебная почва для них была уже вполне подготовлена. Только дикой и эксцентричной Тесме, подумала она, ничего не стоит подобрать инородца и выхаживать его, кормя с ложечки лекарствами и супом, или что там дают чаурогам со сломанными ногами? Она не имела никакого понятия, как ухаживать за ним, но это ее не останавливало. Ей вдруг пришло в голову, что за всю жизнь она вообще никогда ни о ком не заботилась: не было ни удобного случая, ни возможности. Как на самую младшую в семье, на нее никто никогда не возлагал никакой ответственности. Она не была замужем, не рожала детей, даже не держала домашних животных, не говоря уже о том, что несмотря на все ее бурные бесчисленные любовные истории, ее никогда не влекло навестить заболевшего возлюбленного. И теперь она понимала, почему решилась оставить чаурога у себя в хижине - ведь одна из причин, по которой она сбежала из Нарабала в джунгли, заключалась в том, чтобы преодолеть в себе не нравящиеся ей черты в своем характере.
Она решила поутру отправиться в город, разузнать, если удастся, что необходимо для лечения чаурогов, и купить лекарств и подходящей провизии.