- Это от растений, - объяснил брон. - Они светятся внутренним светом в темноте. Между прочим, прикосновение к такому растению всегда болезненно, а зачастую и смертельно.
- А как их отличать при дневном свете?
- Они похожи на изношенные куски старой веревки, измочаленной погодой, и растут связками в расщелинах скал. Правда, не все растения такой формы опасны, но вы лучше сторонитесь от всех.
- Да, всех остальных тоже, - поддержал брона Варджазид. - Растения в пустыне хорошо защищены, иной раз самым неожиданным образом. Каждый год наш сад преподносит нам какую-нибудь новую неожиданность.
Деккерет кивнул. Он не собирался тут прогуливаться, но если придется, он возьмет за правило не дотрагиваться ни до чего.
Флотер был старым и тихоходным, что особенно проявлялось на крутой дороге, он не спеша катил через светлую ночь. Между собой спутники почти не разговаривали. Скандарша вела машину, брон устроился подле нее и время от времени делал замечания о состоянии дороги. В заднем отделении молча сидели оба Варджазида, предоставив Деккерету в одиночестве рассматривать нарастающую мрачность адского пейзажа.
Он сказал себе, что должен пересмотреть свои критерии и оценить красоту этой пустыни, пока она не парализовала все его чувства, отыскать красоту в угрожающей угловатости окружающего, в истрепанных растениях, сияющих бледно-зеленым светом по ночам; найти красоту в острой, грубой бесплодности. Что такое красота, спросил себя Деккерет, если не познание увиденного? Почему луг гораздо красивее голой пустыни? Говорят, красота зависит от взгляда смотрящего, поэтому перевоспитывай свои глаза, Деккерет, чтобы безобразие этой земли не убило тебя.
Он попытался заставить себя полюбить пустыню. Он выбросил из головы такие слова, как "бесплодность", "мрачность", "отталкивающий", словно выдирал когти дикого зверя, и приказал себе смотреть на окружающий пейзаж как на мягкий и утешительный, заставляя себя восхищаться четкими пластами незащищенных каменных граней и огромными выемками высохших водоемов, вызывая в себе восторг от истрепанного, избитого ветрами кустарника. С уважением поглядывал на небольших зубастых тварей, время от времени перебегавших дорогу. И чем дальше флотер продвигался в ночь, пустыня все менее и менее становилась ненавистной для него. Затем он стал равнодушен к ней, и, наконец, поверил, что действительно видит в ней красоту; а за час до рассвета он вообще перестал думать об этом.
Утро пришло внезапно: копье оранжевого света пробило стену гор с запада, и ярко-красная огненная ветвь поднялась над противоположным краем горной цепи, а следом солнце, чей желтый лик оказался чуть более окрашенным бронзово-зеленым цветом, чем в северных широтах, вспыхнуло в небе, как взлетевший шар. И в тот же миг Деккерета пронзила острая боль воспоминаний о Колатор Ласгии: ему очень захотелось узнать, где встречает она рассвет и с кем, и, отгоняя эту мысль, он повернулся к Варджазиду.
- Нынче ночь прошла без призраков. Или в этой части пустыни они не появляются?
- Они появляются за Кавагским проходом, - отозвался маленький человечек, - там, где начинаются настоящие трудности.
Первые ранние часы нарождавшегося дня Они продолжали ехать. Динитак наспех соорудил грубое подобие завтрака из сухарей и кислого вина. Деккерет задремывал время от времени, но в судорожно дергавшемся флотере уснуть было невозможно. Неужели они будут ехать весь день? Он не спрашивал. Но как только усталость сделалась невыносимой, Кэймак Грэп развернула машину влево к небольшому тупичку дороги, и остановилась.
- Первая дневка, - объяснил Варджазид.
Там, где кончался тупичок, высокий бок скалы возвышался над дорогой, образуя нечто вроде ниши, перед которой, защищенное тенью в это время дня, находилось довольно обширное песчаное пространство, очевидно, не раз использовавшееся для стоянок. У основания скалы Деккерет заметил небольшое темное пятно - вода в этом месте загадочным образом просачивалась из-под земли. Для ручейка ее было недостаточно, но усталые путники с радостью приветствовали ее в этой страшной пустыне. Место было превосходным.
Скандарша и юный Варджазид вытащили соломенный тюфяк из отделения флотера и расстелили его на песке. Наступал полдень. Они поели сушеного мяса, кисловатых фруктов и теплых лепешек, после чего, не говоря ни слова, оба Варджазида, брон и скандарша растянулись на тюфяках и мгновенно уснули.
Деккерет остался один. Горы круто вздымались над головой с юга; до Кавагского прохода, видимо, оставалось недалеко. А что потом?
Он попробовал уснуть, но досаждали нежелательные образы; Колатор Ласгия парила над его тюфяком так близко, что он мог бы схватить ее и прижать к себе, но она вдруг отскочила и растворилась в жарком тумане; в тысячный раз он видел себя в лесных болотах Кантора, гоняющимся за добычей, прицеливающимся. Он отогнал и это видение, и обнаружил себя карабкающимся по громадной стене Норморка, прохладный ветерок наполнял легкие.
Но это были не послания, а просто болезненные, фантасмагоричные и беглые воспоминания. Сон не шел долгое время, зато когда он пришел, то был глубоким, кратким и без сновидений.
Разбудили его странные звуки - напевная звенящая музыка в отдалении, неясные, но отчетливые шумы каравана со множеством путников. Ему слышался звон колокольчиков, гул барабанов. Какое-то время он еще лежал, вслушиваясь и стараясь понять. Потом сел, проморгался и огляделся вокруг. Подступали сумерки. Он проспал самую жаркую часть дня, и тени теперь тянулись с противоположной стороны. Четверть его спутников уже поднялись и складывали свои матрацы.
Деккерет напряг слух, пытаясь определить направление, откуда исходили звуки. Но казалось, они исходят отовсюду и ниоткуда. Ему припомнились слова Колатор Ласгии о поющих днем призраках пустыни, сбивающих с толку путников и уводящих их с дороги своими музыкой и пением.
- Что это за звуки? - обратился он к Варджазиду.
- Звуки?
- Вы разве не слышите? Голоса, колокольцы, барабаны, шаги…
Варджазид выглядел удивленным.
- Вы имеете в виду песни пустыни?
- Песни призраков?
- Можно сказать и так. Или просто звуки, идущие с гор. Грохотание цепей, удары гонгов. Похоже?
- Не знаю, - мрачно отозвался Деккерет. - У меня на родине нет никаких призраков. Но это не звуки гор.
- Вы уверены, Инитэйт?
- Что это не звуки гор и не призраки?
- Хм…
Динитак Варджазид, стоявший рядом, вмешался в разговор, обратившись к Деккерету:
- Неведомое всегда тревожит. Но тут вы, по-моему, чувствуете больше любопытство, чем страх. И могу удовлетворить ваше любопытство. Дневной жар спал. Скальные утесы и пески отдают тепло, являя контраст с прохладой, и издают звуки - те колокольцы и барабаны, что вы слышите. Здесь нет призраков.
Старший Варджазид сделал резкий жест. Парень тут же отошел.
- Не хотите, чтобы он объяснил мне? - осведомился Деккерет. - Предлагаете мне считать, будто это призраки?
Варджазид ответил с улыбкой:
- А мне все равно. Верьте во что хотите: вы еще встретите предостаточно призраков по ту сторону прохода, уверяю вас.
7
Весь вечер Дня Звезды они поднимались по серпантину дороги, и к полуночи добрались до Кавагского прохода. Воздух здесь оказался прохладнее, они находились в нескольких тысячах футов над уровнем моря, и воинственные ветра приносили некое облегчение от зноя и духоты. Проход был широкой и поразительно глубокой выемкой в склоне Горы. Наступило утро дня солнца, когда они миновали его и начали спуск к Великой Пустыне.
Деккерет был поражен открывающимся впереди видом. В ярком лунном свете он увидел картину беспримерного бесплодия, по сравнению с которой земли, лежавшие по другую сторону прохода, казались роскошным садом. Насколько та пустыня была скалистой, настолько эта была песчаной - настоящий океан барханов, нарушаемый то тут, то там пятнами твердой, усыпанной гравием, земли.
Все утренние часы они ехали вниз к огромному центральному плато, и в первых проблесках дневного света Деккерет заметил нечто странное далеко внизу: скальный клочок чернильной тьмы резко выделялся на груди пустыни. По мере их приближения пятно превращалось в оазис, распадаясь на рощицу тонкоствольных деревьев с длинными ветвями и наполненными фиолетовым цветом листьями. Оазис стал местом второй дневки. Следы на песке неопровержимо указывали, что здесь уже неоднократно отдыхали путники. Более того, под деревьями валялось множество осколков, а в чистом сердце рощи стояло что-то вроде грубого подобия навеса из наваленных кучами камней, увенчанных старыми высохшими сучьями. Чуть дальше между деревьями кружил маленький солоноватый ручеек и обрывался в небольшой стоячий водоем, зеленый от водорослей. А маленькая тропка, начинавшаяся от него, вела ко второму водоему, видимо, питаемому ручьем, полностью бегущим под землей, чьи воды были абсолютно чистыми, без примесей. Между двух бассейнов Деккерет увидел любопытное сооружение: семь поставленных кругом каменных столбиков высотой по пояс образовывали двойную арку. Он осмотрел их.
- Работа Меняющих Форму, - пояснил Варджазид.
- Капище Метаморфов?
- Скорее, алтарь. Мы знаем, что Меняющие Форму часто бывают в оазисе. Мы находили тут маленькие подарки пьюриверов своему богу: молитвенные палочки, обрывки перьев, небольшие искусно сплетенные чаши.
Деккерет беспомощно уставился на деревья, словно ожидая, что они тут же превратятся в диких аборигенов. Он мало общался с уроженцами Маджипура, этими побежденными и изгнанными туземцами, и то, что он знал о них, было в основном слухами и выдумками, основанными на страхе, невежестве и чувстве вины. Некогда они жили в больших городах - Альханроэль, например, усеивали их руины, - и в школе Деккерет видел нарисованные изображения самого большого из них, и самого знаменитого - Веласосиера, расположенного неподалеку от Лабиринта Понтифекса; но города эти умерли тысячи лет назад, а с приходом человека и прочих племен, местные пьюриверы были силой оттеснены в самый мрачный край планеты, в основном, в огромную лесистую резервацию на Зимроэле, где-то юго-восточнее Кантора. Вдобавок к своим скудным познаниям Деккерет видел настоящих Метаморфов всего два раза: хилые существа с зеленоватой кожей и совершенно невыразительными лицами, хоть они и меняли одну форму на другую с поразительной легкостью. И он мог только гадать, не является ли маленький брон или сам Варджазид затаившимся Метаморфом.
Он тряхнул головой, отгоняя дикие мысли, и сказал:
- Интересно, как удается Меняющим Форму или кому бы то ни было выживать в пустыне?
- Они народ изобретательный. Приспособились.
- И много их здесь?
- Кто знает! Я натыкался несколько раз на их группы человек по пятьдесят, по семьдесят. Вероятно, есть и другие, хотя, возможно, я встречал одних и тех же, только в разных обличиях.
- Странный народ, - пробормотал Деккерет, лениво потерев отшлифованный камень, венчающий ближайший столбик алтаря. С молниеносной быстротой Варджазид схватил Деккерета за запястье и отвел его руку.
- Не прикасайтесь к ним!
- Почему? - удивился Деккерет.
- Это святыня.
- Для вас?
- Для тех, кто воздвиг их, - раздраженно ответил Варджазид. - Мы относимся к ним с уважением и чтим магию, которая может здесь заключаться. В здешних местах никто не навлекает на себя месть соседей случайно.
Подкрепившись такой же грубой пищей, что и в первый день, они, когда зной достиг своего сводящего с ума полуденного пика, растянулись на соломенных тюфяках.
В третий раз за всю жизнь Деккерет спал днем, и организм начинал привыкать к такой перемене. Он закрыл глаза, вверяя душу возлюбленной Властительнице Острова Снов, святой матери Властителя Престимиона, и почти сразу погрузился в сон.
На сей раз пришло послание.
Он уже не помнил, как и когда получал послания. Для него, как и для всех на Маджипуре, послания являлись основной частью бытия, ночным наслаждением, успокаивавшим разум, указаниями, очищением души, руководством и нахлобучкой, и многим другим. Каждый с детства обучался восприятию посланий во сне, наблюдению и запоминанию их, соотношению их с бодрствующими часами. И всегда благосклонная вездесущность Властительницы Острова Снов воспаряла над принимающим послание, помогая ему познать состояние своей души, причем, связь она поддерживала со всеми миллиардами жителей огромного Маджипура одновременно.
Деккерет увидел себя поднимающимся на горный кряж, через который они недавно перевалили. Он был один на один с невероятно огромным солнцем, заполонившим половину неба, но жара почему-то не тревожила его. Крутой склон, как он мог видеть, обрывался прямо за гребнем вниз, вниз, вниз, растягиваясь, казалось, на сотни миль, а над собой он видел ревущий, дымяшийся котел - вздымающийся кратер вулкана, где пузырями лопалась красная магма. Невероятный водоворот подземных сил не пугал его. Наоборот, его тянул к себе этот странный шум так, что он стремился погрузиться в его глубину, поплавать в расплавленном жаре. Он начал спускаться бегом, оскальзываясь, часто пролетал несколько метров, а приблизившись, увидел лица в трепещущей лаве: Властитель Престимион, Понтифекс, Варджазид, Колатор Ласгия и Метаморфы, чьи странные таинственные полускрытые образы плясали по краям. Могущественные фигуры изнемогали от жара в центре вулкана, и Деккерет рванулся к ним. Возьмите меня к себе, я здесь, я пришел! - кричал он, пока не осознал, что все фигуры исчезли, оставив один огромный белый лик, в котором он узнал возлюбленное лицо Властительницы Острова Снов, чей вид глубоко и сильно внес блаженство в его душу, ведь прошло много месяцев с той поры, когда Властительница последний раз являлась ему.
И теперь во сне он видел сон, и он ждал завершения, соединения своего сна с посланием Властительницы, и он готов был принести себя в жертву вулкану, чей образ нес в себе некое откровение правды, мгновение познания, ведущее к радости. Но затем некая странность пересекла сон, подобно какой-то развернувшейся вуали. Цвета поблекли, лица смазались. Он решил бежать вниз к краю горной стены, но теперь часто спотыкался, падал, обдирая руки и колени о раскаленные скалы пустыни, и вдруг напрочь потерял направление, двигаясь в сторону, вместо того, чтобы двигаться вниз, и был не в состоянии продвинуться просто вперед. На мгновение он был на грани восторга, но как-то не смог полностью погрузиться в него, и только огорчался, ощущая тяжесть и шок. Легкость исчезла, яркие цвета сменились всеобъемлющей серостью, и всякое движение прекратилось; он стоял, оцепенев на лицевом склоне горы, жестко всматриваясь вниз в мертвый кратер, чей вид заставлял его вдруг затрепетать и лечь, подтянув колени к груди, и он лежал, рыдая, пока не проснулся.
Он заморгал и сел. В голове стучало, глаза слезились, ломило грудь и плечи. Это было не послание. Даже самые ужасные послания не оставляли таких горьких осадков смущения и страха. Был еще день, и ослепительное солнце висело над макушками деревьев. Возле него лежали Кэймак Грэп и брон, чуть поодаль - Динитак Варджазид. Они спали. Старшего Варджазида нигде не было видно.
Деккерет перевернулся и прижался щекой к горячему песку у матраца, пытаясь снять напряжение. Что произошло во сне что-то дурное, что-то не то, он понимал это. Какая-то темная сила вмешалась в послание, похитив радость и дав взамен боль. Не в этом ли суть похитителей снов пустыни? Но тогда это были похитители снов.
Он сжался, чувствуя себя грязным, выпотрошенным, опустошенным, желая знать только одно - неужели все сны будут такими по мере их продвижения в пустыню? Не станет ли еще хуже?
Спустя какое-то время он снова уснул. Сны пришли - случайные, смазанные обрывки без ритма и узора, они не досаждали. Когда он проснулся, день близился к концу, и звуки пустыни - песни призраков - бились в ушах, бормоча и звеня далеким смехом. Чувствовал он себя намного более уставшим, чем если бы он не спал вовсе.
8
Никто из попутчиков не показал вида, будто что-то тревожило их сны. Они встретили проснувшегося Деккерета каждый на свой манер: огромная скандарша молча, брон с любезным жужжащим щебетом свернул щупальца, оба Варджазида короткими кивками. Если они и поняли, что их товарища навестили мучительные сны, то ничем этого не выказали.
После "завтрака" старший Варджазид наскоро посоветовался с броном относительно маршрута на эту ночь, и затем они вновь нырнули в темноту, озаренную лунным светом.
Притворюсь, будто ничего необычного не случилось, решил Деккерет, и не дам им понять, что уязвим для призраков.
Но его решение просуществовало недолго. Когда флотер пересекал район высохших озер, где тысячами вздымались странные серо-зеленые каменистые горбы, Варджазид внезапно повернулся к Деккерету и спросил, нарушив долгое молчание:
- Хорошо спали?
Деккерет понял, что ему не удалось скрыть усталость.
- Приходилось отдыхать и лучше, - пробормотал он.
Блестящие глаза Варджазида безжалостно сверлили его.
- Сын говорит, что вы стонали во сне, сильно ворочались и прижимали колени к груди. Вы почувствовали прикосновение похитителей снов, Инитэйт?
- Я просто чувствовал присутствие тревожащей силы в своих снах. Было ли это прикосновение похитителей снов, я не знаю.
- Опишите мне свои ощущения.
- Вы сами похититель снов, Варджазид! - огрызнулся Деккерет, разозлившись. - С какой стати я должен открывать перед вами душу? Мои сны - это мои сны.
- Тише, тише, добрый рыцарь, я не имел в виду ничего обидного и не хотел бы навязываться вам.
- Тогда…
- Но я отвечаю за вашу безопасность. И если демоны этой безводной земли проникли в вашу душу, в ваших же интересах рассказать мне.
- Демоны?
- Демоны, призраки, фантомы, недовольные Метаморфы - кто бы ни был, - нетерпеливо произнес Варджазид. - Существа, которые грабят сны уснувших путников. Приходили они к вам или нет?
- В снах было мало радости.
- Прошу вас, расскажите.
Деккерет тихо вздохнул.
- Я получил послание Властительницы - мирное и радостное. Но постепенно суть его менялась, понимаете? Послание помрачнело и стало бессвязным, лишенным всякой радости, и закончилось просто отвратительно.
- Да, - кивнул Варджазид, - это призраки. Прикосновение к сознанию, вторжение в сон, разрушение его и выкачивание энергии.
- Вид вампиризма, - усмехнулся Деккерет. - Существа таятся в засаде, поджидая в пустыне путников, а потом высасывают из них все жизненные силы?
Варджазид улыбнулся в ответ:
- Вы основываетесь лишь на догадках. Я бы не делал таких поспешных выводов, Инитэйт.
- А вам самим доводилось чувствовать их присутствие в своих снах?
Коротышка как-то странно посмотрел на Деккерета.
- Нет, никогда.
- Никогда? У вас что, иммунитет?
- По-видимому, так.
- А ваш сын?
- О, несколько раз его охватывало. Как правило - здесь. Один раз в пятьдесят поездок, но, видимо, невосприимчивость не передается по наследству.
- А скандарша и брон?