Однажды под мелким моросящим дождем он отправился проверить ловушки, и когда через час вернулся, то понял, что произошло что-то страшное. Едва он приблизился, из хижины выскочили четверо Метаморфов. Он чувствовал, что один из них Сэрайс, но не мог сказать, какой.
- Подождите! - закричал он, когда они проходили мимо, и побежал следом. - Что вы от нее хотите? Куда вы ее уводите?
На какую-то долю секунды один из Метаморфов заколебался, и Нисмайл увидел девушку с каштановыми волосами, но лишь на мгновение, и снова четверо Метаморфов скользнули призраками в глубину джунглей. Дождь разошелся сильней, высыпала тяжелая туманная мгла, отрезав видимость. Нисмайл замер на краю еще чистого пространства, крича сквозь дождь и шум реки. Ему почудилось, что он услышал плач, но могли быть и звуки джунглей. Преследовать Метаморфов в густом белом тумане было просто невозможно.
Больше он никогда не видел ни Сэрайс, ни какого-либо другого Метаморфа. Одиночество теперь было совсем нестерпимым, и одно время он даже надеялся, что пьюриверы нападут на него в лесу и убьют своими короткими отполированными кинжалами. Но ничего подобного не происходило. И когда стало ясно, что живет он теперь в своего рода карантинной зоне, отрезанной не только от Сэрайс - если она еще была жива, - но вообще от всех Метаморфов, он не мог больше оставаться здесь. Он собрал картины с изображением Сэрайс, заботливо закрыл хижину и пустился в долгое и опасное путешествие-возвращение к цивилизации.
Оставались недели до его пятидесятилетия, когда он добрался до Замка-Горы. За время его отсутствия, как он узнал, Властитель Трэйм сделался Понтифексом, а новым Венценосцем стал Властитель Вилдивар, питавший мало симпатий к искусствам. Нисмайл снял студию на набережной в Сти и снова занялся живописью. Работал он только по памяти, создавал мрачные и тревожные сцены из жизни джунглей, где часто таились в засадах Метаморфы. Подобные работы были не всем по душе в бодром и веселом мире Маджипура, и поначалу у Нисмайла было всего несколько покупателей. Однако, со временем его работы попали к Герцогу Камрайну, который начал уставать от солнечной безмятежности и совершенства местных живописцев. Благодаря покровительству Герцога, картины Нисмайла вошли в моду, и в последующие годы его жизни всегда был рынок, готовый принять любую его работу.
Ему подражали очень многие, но никогда - удачно. О нем писались многочисленные эссе и биографии.
"Ваши картины такие буйные, непокорные и необычные, - сказал ему один школяр. - Вы придумали какой-то новый способ работы?"
- Я работаю только по памяти, - объяснил Нисмайл.
- Напорное, больно вспоминать такое?
- Не совсем, - ответил Нисмайл. - Все мои работы предназначены для того, чтобы помочь мне заново познать радость жизни, время любви, время счастья и радостей самых драгоценных дней в моей жизни. - Он смотрел сквозь школяра в дальние туманы, густые и мягкие, как шерсть, которые окутывали заросли высоких стройных деревьев, окруженных перепутанной сетью лиан.
Воровка в Ни-Моуа
К концу седьмого года вторичного воцарения на престоле Властителя Валентайна - Лабиринта достигла весть, что Венценосец скоро прибудет с визитом - весть, заставившая сердце Хиссайна забиться сильнее. Увидит ли он Венценосца? Вспомнит ли о нем Властитель Валентайн? Один раз Венценосец вызвал его в Замок-Горы, когда состоялась его вторая коронация, конечно же, он помнит кое-что о мальчишке, который…
А может быть, и нет, решил Хиссайн. Возбуждение спало, он вновь вернул себе холодный самоконтроль. Конечно, если он, что совершенно невероятно, попадется на глаза Венценосцу, то тот вспомнит его, но чтобы сам Властитель Валентайн поинтересовался им - такое вообще сверхъестественно. Скорее всего, Венценосец спустится вниз, а затем покинет Лабиринт, никого не увидев, кроме Понтифекса. Говорили, что он устраивает грандиозное шествие к Алэйсору, а потом к Острову Снов (хочет повидаться с матерью), и обязательно остановится в Лабиринте в такой поездке. Но Хиссайн догадывался, что Венценосцу вовсе не по душе Лабиринт, встретивший его так неприветливо, когда он вновь поднимался в свой замок. И знал, что Понтифекс Тупверас скорее мертвый, чем живой, не способный уже разговаривать, потерявшийся в непроницаемых снах внутри кокона, поддерживавшего его существование. Он скорее символ, чем человек, который должен был быть похоронен много лет назад, но тлеющему в нем огоньку жизни не давали угаснуть, чтобы продлить царствование Властителя Валентайна. Что, по мнению Хиссайна, было хорошо не только для Венценосца, но и для всего Маджипура. Но это уже не его ума дело.
Он вернулся к Счетчику Душ, продолжая лениво размышлять над грядущим визитом Венценосца, и так же лениво вытянул новую запись из записей горожан Ни-Моуа. Казалось, она ничего не обещает, и Хиссайн чуть было не сунул ее обратно, но тут ему захотелось просто посмотреть великий город другого континента. Ради Ни-Моуа он позволил жизни маленькой лавочницы поглотить себя, и скоро уже не жалел об этом.
1
Мать Иньянны, как и бабушка, содержала в лавку в Велатхусе, и, было похоже, что такая же судьба уготована и ей. Ни мать, ни бабушка не обижались на такую жизнь, но Иньянна - ей исполнилось девятнадцать и она была единственной наследницей - чувствовала, что лавка слишком тяжелое бремя для ее плеч, невыносимо давящий горб. Она часто подумывала продать ее и попытать счастья в каком-нибудь городе подальше отсюда: в Пилиплоке, Пидрайде или даже в величественной столице провинции Ни-Моуа далеко на севере, о которой говорили, будто она превосходит всякое воображение. Того, кто ее не видел.
Но времена были скучные, дела шли не очень, и Иньянне пока не попадались охотники приобрести ее лавку, а кроме того, Велатхус, пусть даже и опостылевший, был родиной для многих поколений ее семьи, и покинуть его просто так было нелегко. Каждое утро она подымалась с рассветом, выходила на маленькую, облицованную камнем террасу и умывалась в каменном чане с дождевой водой, которую специально собирала и хранила для купанья, потом одевалась, завтракала сушеной рыбой с вином, спускалась по лестнице и открывала лавку.
Торговала она самыми обыденными товарами: застежками для одежды, глиняными горшками с южного побережья, бочонками с пряностями и прессованными фруктами, кувшинами с вином, острыми ножовками Нарабала и дорогостоящими вырезками мяса морских драконов, сверкающими изящными фонариками, сделанными в Нарабале, и многим подобным. Помимо ее лавки, в Велатхусе было еще десяток точно таких же, и ни одна особо не процветала. После смерти матери Иньянне приходилось разбираться в счетах, изобретательно управляться с покупателями, мыть полы и полировать прилавки, заполнять правительственные бланки и разрешения на торговлю - и она устала от всего этого. Но что толку? Она была ничем не примечательной девушкой в ничем не примечательном дождливом пригорном городке, и никогда по-настоящему не уповала на какие-либо перемены в ближайшем будущем, да и позже.
Покупателей-людей было немного. За десятилетия этот район Велатхуса заполнили хджорты и лимены… и Метаморфы, поскольку Пьюрифэйн - резервация Метаморфов - находилась сразу за горной цепью на север от города и значительное число Меняющих Форму просачивалось в город. Она считала все само собой разумеющимся и неизбежным, даже Метаморфов, обычно больше всего заставляющих тревожиться. Лишь об одном сожалела Иньянна, что мало видела среди покупателей своих соплеменников, и потому, хоть и была высокой, стройной и привлекательной, выглядевшей чуть ли не мальчишкой, с вьющимися рыжеватыми волосами и поразительно зелеными глазами, она с трудом находила любовников, и никогда не встречала кого-нибудь, с кем могла бы разделить жизнь.
Однажды после полуденного дождя в лавку вошли два путника, первые покупатели за весь день. Один был невысоким и толстым - этакий огрызок человека, зато второй - бледным, тощим и длинным, с костлявым лицом, угловатым и бугристым, похожий на некую горную тварь. Оба носили тяжелые белые туники с ярко-оранжевыми кушаками, а покрой одежды наводил на мысль о больших городах севера. Они оглядели помещение быстрыми презрительными взглядами так, что было видно, - они привыкли к иному уровню торговли. Потом коротышка осведомился:
- Вы Иньянна Форлэйн?
- Я.
Он спросил по бумажке, которую держал в руке.
- Дочь Форлэйн Хаурон, дочери Хаурон Иньянны?
- Вы правы. Могу я спросить…
- Наконец-то! - воскликнул длинный. - Наконец этот давний след привел куда надо! Знали бы вы, сколько мы вас искали! Пришлось рекой подниматься до Кантора, потом огибать Дэлорн, перебираться через проклятые Горы - тут когда-нибудь бывают солнечные дни? - а потом ходить из дома в дом, от лавки к лавке по всему Велатхусу. И расспросы, расспросы…
- Вы меня искали?
- Если сумеете удостоверить свое происхождение, то вас.
Иньянна пожала плечами.
- У меня есть документы. Но какое у вас дело?
- Давайте познакомимся, - сказал коротышка, - я Безан Ормус, а моего товарища зовут Стойг. Мы официалы в штате Понтифекса Тупвераса из бюро по наследству в Ни-Моуа. - Из богатого отделанного кошелька Безан Ормус достал связку бумаг, целеустремленно перебрал их и продолжал: - Ваша бабушка была старшей сестрой некой Сэлин Иньянны, которая на двадцать третий год Понтифекса Кинникена при Венценосце Властителе Оссере поселилась в городе Ни-Моуа, где вышла замуж за Хелмиота Кавона, третьего двоюродного брата Герцога.
Иньянна в изумлении смотрела на них.
- Я ничего не знаю об этом.
- Ничего удивительного, - кивнул Стойг. - Это было несколько поколений назад. Сомневаюсь, чтобы обе ветви вашей семьи поддерживали связь, принимая во внимание разделявшее их богатство.
- Бабушка никогда не упоминала ни о каких богатых родственниках в Ни-Моуа, - заметила Иньянна.
Безан Ормус откашлялся и порылся в бумагах.
- Вполне возможно. У Хелмиота Кавона и Сэлин Иньянны родилось трое детей. Старшая девочка, унаследовала семейное состояние. Она погибла в результате несчастного случая на охоте довольно молодой, и богатство перешло к ее единственному сыну Кавону Диламэйну, бездетному и умершему в десятый год Понтифекса Тупвераса, то есть десять лет назад. С той поры, пока велись поиски наследников, имущество оставалось без хозяина. Три года…
- Выходит, я наследница?
- Ну да, - вежливо подтвердил Стойг, широко улыбаясь.
Иньянна, давно понявшая, куда клонится разговор, тем не менее, поразилась. Ноги вдруг задрожали, губы и рот пересохли, сбитая с толку, она нечаянно смахнула на пол дорогую вазу, сделанную в Альханроэле. Смутившись, она взяла себя в руки и сказала:
- И что же мне предстоит наследовать?
- Огромный дом под названием Ниссиморн Проспект на северном берегу Зимра в Ни-Моуа и три поместья в долине Стейши, которые сданы в аренду и приносят прибыль, - ответил Стойг.
- Мы вас поздравляем, - сказал Безан Ормус.
- И я вас поздравляю, - откликнулась Иньянна, - с успехом девятилетних поисков, благодарю вас. А сейчас, если вы не хотите чего-нибудь купить, прошу вас пройти со мной и показать ваши бумаги, свидетельства и…
- Вы скептик, - заметил Безан Ормус, - но все правильно. Мы явились с фантастической историей, и вы вправе отнестись к нашему рассказу с недоверием. Но смотрите, - мы из Ни-Моуа. Неужели бы мы потащились за тысячи миль в Велатхус пошутить с лавочницей? Теперь взгляните сюда. - Он развернул связку бумаг и протянул Иньянне. Она приняла их подрагивающими руками и осмотрела. Картина большого особняка и подборка документов о наследстве и генеалогии, бумаги с печатью Понтифекса и вписанным в них ее именем…
Она смотрела, ошеломленная.
Потом спросила слабым голосом:
- Что я должна теперь делать?
- Порядок совершенно обычный, - вам следует написать и зарегистрировать письменное показание под присягой, что вы действительно Иньянна Форлэйн, а также подписать обязательство на уплату налога с имущества с накопленных доходов, раз уж вы вступаете во владение. Еще вы должны уплатить гонорар за регистрацию вашего вступления во владение наследством. Если хотите, можем помочь.
- Гонорар за регистрацию?
- О, всего несколько ройялов.
- Я могу их выплатить из доходов с полученного имущества?
- К сожалению, нет, - покачал головой Безан Ормус. - Деньги необходимо уплатить до того, как вы вступите во владение наследством, и, разумеется, вы не получите доступа к доходам с поместий до тех пор, пока не зарегистрируете официально свои права, так что…
- Формальность, конечно, досадная, - перебил его Стойг, - но пустячная, если смотреть в будущее.
2
Все говорили, что гонорар за регистрацию составит двадцать ройялов. Для Иньянны это была огромная сумма, почти все ее сбережения, но просмотр документации показал, что один только доход с ферм составляет девятьсот ройялов в год, а ведь еще были другие доходы - с особняка, капитала…
Безан Ормус и Стойг оказывали неоценимую помощь в оформлении всех формальностей. Весь день они просидели в маленькой конторке, приводя в порядок ее дела, скрепляя документы производящей впечатления печатью Понтифекса. Потом она пригласила их отпраздновать событие в таверне у подножия холмов несколькими флягами вина. Там Стойг настойчиво отталкивал руку Иньянны, желая расплачиваться сам. Они наслаждались отменным вином из Пидрайда по полкроны за фляжку. Иньянна поражалась его расточительности - сама она обычно пила вино намного дешевле, - но потом вспоминала о грядущем богатстве, и когда фляжка опустела, заказала еще одну.
В переполненной таверне сидели в основном хджорты и лимены, было несколько скандаров, и чиновники с севера выглядели несколько непривычно среди всех этих не людей. Время от времени, то один, то второй зажимали носы, будто их беспокоил запах чужаков. Иньянна старалась их развеселить разговором о том, как она благодарна, что они разыскали ее в этом забытом Дивине Велатхусе.
- Но ведь это наша работа, - протестовал Безан Ормус. - В этом мире мы служим Дивине, внося свою лепту в хитросплетения жизни. Закон и справедливость требуют, чтобы владелец вступил во владение особняком и принадлежащими ему землями. На нас лишь пала приятная обязанность исполнить это.
- Все верно, - согласилась Иньянна, подливая в бокалы вина и чуть ли не кокетливо подавая их то одному, то другому. - Но ради меня вы перенесли тяготы большого путешествия, и я всегда буду вам обязана. Я закажу еще фляжку?
Было совсем темно, когда они наконец покинули таверну. В свете висевших на небе лун горный хребет, опоясывающий город, вернее, вытянутые клыки великого Конгарского кольца, казались зубчатыми колоннами черного льда в холодном блеске. Иньянна показала гостям ночлежку, притулившуюся с краю площади Деккерета, и в винном опьянении даже пригласила их к себе на ночлег. Но те, очевидно, не стремились к этому, и они распрощались.
Чуть пошатываясь, она поднялась к своему дому и вышла на террасу подышать ночным воздухом. В голове били молоточки. Слишком много вина, слишком много болтовни, слишком много неожиданных вестей. Она смотрела на свой городок, обводя его взглядом. На эти небольшие с оштукатуренными стенами домишки, крытые черепицей, парочку обтрепанных парковых полос, несколько площадей и особняков, на Герцогский ветхий дворец, примыкавший к городу с востока, на дорогу, поясом окружавшую город - она видела все это с холма над склонами Велатхуса. Прощай! Теперь в ее жизнь вторглось чудо, и казалось нестерпимым провести здесь хоть один лишний час, когда ждет сияющая Ни-Моуа… Ни-Моуа! Ни-Моуа!
Спала она беспокойно и урывками…
Утром встретилась с Безаном Ормусом и Стойгом в нотариальной конторе позади банка и вытрясла из своего кошелька полновесные ройялы, большей частью старые, некоторые очень старые, с изображениями Кинникена, Тимина, Оссера и даже времен царствия великого Конфалума. Взамен ей выдали один лист бумаги: расписку, извещавшую об уплате двадцати ройялов, которые официалы Безан Ормус и Стойг обязались уплатить за регистрацию передачи наследства. Ей объяснили, что все остальные документы пока останутся у них для утверждения старшим Управляющим службы Понтифекса, для того, чтобы они обрели силу. Но сама она может отправляться в Ни-Моуа и вступать во владение имуществом.
- Приглашаю вас в гости, - величаво сказала Иньянна, - в свои поместья, когда вы захотите.
- О, нет, - мягко произнес Безан Ормус. - Едва ли стоит таким, как мы, надоедать мистрисс из Ниссимор Проспект. Но мы понимаем ваши чувства и благодарим за приглашение.
Иньянна пригласила их отобедать, но Стойг ответил, что им необходимо ехать, работа не ждет, нужно разыскать еще других наследников в Нарабале, Тил-Омоне и Пидрайде. Пройдет много месяцев, прежде чем они увидят своих родных в Ни-Моуа. И это означает, спросила она, вдруг встревожившись, что регистрация о передачи наследства не произойдет, пока они не завершат свою поездку?
- Не совсем так, - объяснил Стойг. - Мы сегодня же ночью отправим ваши бумаги с посыльным в Ни-Моуа. Там все сделают. Вам дадут знать из нашего Бюро… Ну, скажем недель через семь-девять.
Она проводила их до гостиницы и подождала снаружи, пока они соберутся, потом смотрела, как они усаживаются во флотер, и махала вслед, стоя посреди улицы, пока они ехали к шоссе, ведущему на юго-западное побережье. Затем снова открыла лавку.
В полдень заглянули двое покупателей, один приобрел на восемь весов гвоздей, другой попросил три ярда искусственного атласа по шестьдесят весов за ярд, так что, доход за весь день не принес и двух крон. Ну и что? Скоро она будет богатой.
Прошел месяц, вести из Ни-Моуа не приходили. Потом еще месяц такого же молчания.
Терпение, державшее Иньянну в Велатхусе девятнадцать лет, было терпением безнадежности и неизбежности. Но теперь ей грозили большие перемены, и терпения у нее не осталось. Она нервничала, металась, делала пометки в календаре.
Лето, с практически ежедневными дождями, подошло к концу, и началась сухая живительная осень, когда листья деревьев огненно сверкают в подножиях холмов. И ни одной весточки. Из Ни-Моуа ни слова. Иньянна вспомнила о двадцати ройялах, и страх постепенно начал примешиваться к раздражению в ее душе. Она отметила свое двадцатилетие в одиночестве, немного выпив кислого вина и воображая, как бы повеселилась в такой день в Ниссимор Проспект. Почему же нет ответа? Несомненно, Безан Ормус и Стойг, как и обещали, послали документы в службу Понтифекса и, видимо, бумаги ее пылятся в чьем-то столе, дожидаясь своей очереди.
В конце концов, накануне дня зимы Иньянна решила отправиться в Ни-Моуа и лично заняться своими делами.
На поездку требовались немалые деньги, а у нее осталось лишь небольшое количество из ее сбережений. Ей пришлось взять деньги под залог своей лавки у семейства хджортов. Десять ройялов. Сошлись на том, что хджорты будут торговать ее товарами, но выручку брать себе, если же доходы покроют долг прежде, чем она вернется, они будут продолжать торговать от ее имени и выплатят впоследствии арендную плату. Договор удовлетворил, в основном, хджортов, но Иньянну это не заботило. Она знала, только никому не говорила, что больше никогда не увидит ни лавки, ни этих хджортов, ни самого Велатхуса. Ее заботило лишь одно - добраться до Ни-Моуа.