- С чего ты взял? Сейчас под школьниц наряжаются самые отъявленные проститутки. Это возбуждает клиентов. Жми на тормоз.
Машина совершила лихой манёвр, вырулив на обочину. Игорь Борисович опустил стекло со своей стороны и ласково спросил:
- Куда вам, девочки?
- До Москвы! - весело откликнулась одна, и сразу стало понятно, что они в состоянии, пригодном для приятной беседы.
- Залезайте.
Девчонки плюхнулись на заднее сиденье, немедленно принявшись хохотать. Лет им было по семнадцать, не больше. Обе длинноногие, в коротких юбках, выглядывающих из-под модных курточек. Спелые и аппетитные, как первая вишня.
- Что празднуем? - спросил Игорь Борисович на правах того, кому не нужно было следить за дорогой.
- Первый миллион обмывали, - хихикнула та, что была потемнее волосами.
Они обе были светленькие, но если одна более подходила под категорию натуральной блондинки, то другая квалифицировалось, скорее, как "светлорусая".
- А чего на трассе одни? Без присмотра? Эпоха наша не спокойная и жестокая.
Этим ёмким замечанием Игорь Борисович убивал сразу двух зайцев: во-первых, проявлял заботу о пассажирках (вернее, демонстрировал её) и, во-вторых, выказывал жизненный опыт, что тоже немаловажно для образа, создаваемого в чужих глазах. Особенно женских.
- А мы такие отчаянные, что присматривать за нами не нужно, - охотно пояснила блондинка.
- Сами за кем хочешь присмотрим, - прибавила её подруга.
Игорь Борисович по-отечески улыбнулся, рассматривая их.
- Это заметно. Ну, давайте знакомиться, красавицы? Меня зовут Игорь.
Девчонки снова прыснули мелким смехом, и трудно было сказать, почему. Видать, настроение такое игривое их посетило.
- У меня никогда ещё не было Игоря, - заявила блондинка.
- И у меня, - вторила ей русая.
Мужчины обменялись взглядами. Игорь Борисович, как бы приглашая друга принять участие в назревающем флирте, Андрей Геннадьевич - с сомнением и опаской.
- И всё-таки? У нас с Андреем получится узнать ваши имена?
- "Моё имя - стёршийся иероглиф. Мои одежды заплатаны ветром"! - заорали проказницы дуэтом, не сговариваясь.
И снова принялись хохотать.
- Кокаин подешевел? - спросил Андрей Геннадьевич, глядя в зеркало заднего вида.
Ему этот разговор не понравился с самого начала, и негативное впечатление от него только прогрессировало. Он уже десять раз пожалел о своём необдуманном решении подобрать неспокойных попутчиц.
- Не, мы на "крокодиле".
Похоже, девчонок смутить было совершенно нечем. И, несмотря на возраст, они всё больше производили впечатление отпетых шлюх. И песни пели не своего поколения.
- Чего ты надулся? - одёрнул шофёра-приятеля Игорь Борисович. - Не хотят расшифровываться - не надо. Может, им мамы не разрешают. Зато в них чувствуется здоровый этакий оптимизм, свойственный молодости. И обещание приятного вечера.
Он даже, кажется, гаденько им подмигнул.
- Слышь, подруга, - сказала блондинка. - Похоже, эти два борова замыслили нас выебать.
- Я своего согласия не давала! - обиделась тут же русая и капризно оттопырила губу.
Водитель выругался себе под нос и, повернувшись к пассажиру, громко, не таясь, произнёс:
- Надеюсь, теперь тебе очевидно, что мы сделали глупость?
- Да ладно тебе. Ну, хамки. Ну, обдолбанные. Во всём остальном они - бабы. Значит, пригодные к использованию по прямому своему назначению.
- Не согласен. У тебя, брат, инстинкты слабо развиты. С мозгами всё в порядке, а вот жопа - ничего не чувствует.
- Они о нас в третьем лице говорят, - снова послышалось с заднего сиденья.
- Это плохая примета.
- К покойнику, наверное.
- Не иначе.
- Я высаживаю их, - нервно крикнул Андрей Геннадьевич и стал круто тормозить, сползая на обочину.
Когда машина остановилась, он в бешенстве повернулся к обнаглевшим пассажиркам, с такой пафосной небрежностью посмевших отвергнуть их бескорыстную доброту.
- Выметайтесь, шалавы!
- Фу! Как невежливо! - оскорбилась блондинка и откуда-то, чуть ли не из трусов, вытащила на свет увесистую воронёную "пушку".
Водитель среагировал мгновенно: раскрыл дверь и кубарем вылетел из машины, явно обнаруживая в себе навыки былых времён, когда ещё приходилось соревноваться с врагами в скорости. Блондинку его манёвр нисколько не смутил, и она альтернативно выстрелила в беспечный рот Игоря Борисовича, неприлично широко распахнутый от удивления. Кровь нещадно забрызгала всё вокруг, включая самих преступных девчонок.
- Ну, ты и дура, Ленка! - послышался упрёк от русой.
- Зато меткая! - не обиделась блондинка.
Она вышла из машины и стала в стойку, держа пистолет двумя руками.
- Драпает, как заяц.
Раздался одиночный выстрел. За ним - сразу два подряд. Удаляющаяся фигура Андрея Геннадьевича словно споткнулась, и он исчез в прошлогодней пожелтевшей траве.
- Бинго! - обрадовалась Ленка и по-ковбойски дунула на якобы дымящийся ствол.
Проезжающие по шоссе машины увеличивали скорость и петляли, увидев что-то непонятное, происходившее на обочине.
- Сматываемся в лес, - предложила русая. - Сугробов на наше счастье, вроде, нет.
- Да, Катюша. Заодно проверим подбитую тушку.
Андрей Геннадьевич истекал кровью, но был ещё жив. Одна пуля застряла у него между лопаток, две другие, видимо, просвистели мимо.
- Не гуманно его оставлять так, - пошутила Ленка.
- Не паясничай. Надоело. И двойка тебе по стрельбе.
Катя точным и хлестким выстрелом разнесла мужчине черепушку, и в это время со стороны шоссе послышались сирены.
- Доигрались.
- Уйдём, - не расстроилась Ленка.
Менты не погнались за ними через чащу, а лишь постреляли для острастки издалека. Своя шкура дороже. Лишь прибывшие позже спецы с собаками попытались найти их след, изучив близлежащие окрестности. Но умные тренированные девчонки максимально усложнили преследователям задачу: они не стали прятаться в первой же деревне, а плутали несколько часов вдоль просёлочных дорог, прежде чем постучались в обветшалую избу, одиноко стоявшую на самом краю поселения.
На крыльцо выползла древняя старуха в старомодных одеяниях. Такая старая, что и сама она не боялась уже ничего, и другим не внушала опасения.
- Бабка, спрячь нас, - попросила Ленка. - Менты за нами гонятся.
Та осмотрела беглянок, увидела порванные колготки и стволы в их руках. Бешеные молодые глаза.
- От немцев партизан прятала, было дело. Не думала, что снова придётся прятать от своих.
- Менты, бабуся, для нас хуже немцев.
- Давайте в избу.
- Лет-то вам сколько, бабушка?
- Много, милая. Много.
15
Планы Стаса, пугавшие его поначалу своей размытостью, не конкретностью, потихоньку стали приобретать плоть и, в буквальном смысле, кровь. Выйдя из пространства теоретизирования и создания концепций, он наконец-то перенёс свои усилия на бумагу. Компьютер с его "Вордом" для этих целей не годился. Во-первых, его могли взломать недоброжелатели. А, во-вторых... Да что там, во-вторых. Он валялся куском искорёженной пластмассы в углу. Простой хозяйственный молоток поработал над ним добросовестно.
Стас чертил схемы, писал списки того, что и когда сделать, в какой последовательности. Густо сыпал пометками "на полях", чтобы в последствии упростить себе процесс чтения и понимания. Выделял маркером особые места, разработав по ходу цветовую легенду: жёлтый - важно, зелёный - очень важно, красный - охренеть как важно.
Единственным логическим затыком, который он до сих пор не преодолел, оставалось определение масштабов предстоящей деятельности. Его проекты то казались ему слишком мелкими, то наоборот - слишком сложными и громоздкими. Боялся не справиться. Да и вовлечение большого количества исполнителей (посторонних, как правило, людей) привносило дополнительные риски.
После череды многочисленных ревизий и переделок, после борьбы с сомнениями остались у Стаса два проекта, которые удовлетворяли целиком его требованиям: отравление воды в городском водопроводе (не в Москве, это слишком масштабно) и распространение нового смертельного вируса (опять же и по той же причине за пределами столицы). Он решил проработать в деталях оба варианта. На тот случай, если один почему-либо окажется невыполнимым.
Мысли ложились на бумагу ровно, прерываемые лишь иногда спонтанными реминисценциями разговоров с "Номером Три". Он будто присутствовал здесь, незримый.
- В этой жизни от тебя не зависит ровным счетом НИЧЕГО. Ничего, понимаешь? Ноль. Я уже даже не говорю о двух самых значительных событиях человеческой жизни - рождении и смерти. Самому распоследнему идиоту понятно, что мы не имеем никакого влияния на эти две сакральные даты. Но давай возьмём и другие аспекты нашей так называемой жизни, чтобы намеренно усложнить нашу умственную задачу. Казалось бы, если ты не являешься творцом своей собственной сути, то это право должно принадлежать родителям. Так ведь нет же! Ни одной самой глупой и никчемной молекулы не будет в ребёнке, как того пожелают "производители". Ни цвета глаз, ни формы подбородка, ни добродетелей, ни пороков. Получится то, что получится. И даже пол они выбрать не в состоянии. Комплект болезней, врождённых дефектов, уродств - до кучи. А знаешь, как это на самом деле происходит? Ты ж программист? Что такое генератор случайных чисел, значит, знаешь. Своеобразный лототрон: есть набор исходных параметров, и есть случай. На выходе - непредсказуемая смесь, хоть материал и известен.
- Ну, так ясно же. Генетика.
- Правда? Хорошо, двинемся дальше. Это, так сказать, предопределённости физического рода. Но есть и другие. Вот, скажем, ты, свободный человек и царь природы, уже после рождения и университета задумал совершить нечто такое, что в твоём городе (или хуже того - деревне) не принято.
- Посрать на главной площади среди бела дня.
- Почему нет? Но как ты полагаешь, насколько далеко тебе дадут продвинуться в твоих замыслах? Ну да ладно, хрен с ним, с говном. Попробуй дать бездомным кров, голодным - пищу, неучам - образование. Тебя сожрут. Причем, те же люди, к которым ты обратишь своё благо. А почему? Потому что так не принято. А про комсомол и партию что-нибудь от родителей слышал? Перемалывали косточки за взгляды в сторону и даже мысли. А сегодня? Выбрось свои кредитки, откажись от паспорта - через месяц окажешься на помойке. Переставая быть ячейкой этого гигантского улья, ты становишься его проблемой. В чём же твоя свобода, гордый человек? Хозяином и распорядителем чего ты являешься? И самое смешное, что при всех при этих вопиющих фактах собственной беспомощности и никчемности человек ещё набирается наглости называть себя венцом творения природы. Образом, подобным Богу.
- Если все начнут вести себя, как стадо диких макак, то что получится?
- А что должно получиться? И что получается при теперешнем раскладе? Это тебе известно? Оно тебя устраивает? Оно тебе надо? А если не тебе, то кому?
- Почему обязательно кому-то? Атомы так сгруппировались.
- Пусть. Но даже этот твой аргумент лишний раз доказывает МОЮ точку зрения. Не важно: хоть атомы, хоть Господь Бог - ты здесь получаешься не при делах. Ты - порождение случайности, чужой воли, природы, чьих-то интриг и ошибок. И, что характерно, для чего всё это? Для продолжения рода, для клёпки себе подобных. Под копирку. Под штамповку. Ты - программа, заточенная под самовоспроизводство. И не более того. Плодись и размножайся и не мешай это же самое делать другим - умрёшь в счастии и почестях. А чтобы тебе не так уж скучно и противно было заниматься поддержанием биологической цепочки, протянутой не тобой сквозь века, на вот тебе гитару, краски, гусиное перо, топор, автомат. И чиновником можешь стать, и орденоносцем, и прижизненным богом. Но ты умрёшь, как и все твои предки, и где-то будет бегать обронённый тобой ген.
- И что делать?
Стас повторил этот свой тогдашний вопрос вслух. В ответ прямо в воздухе перед ним послышалось:
- Ты сегодня ещё на какал.
Блин! Сосем замотался с этими проектами. Забываются элементарные вещи.
Стас отложил в сторону ручку и выбежал на лестничную площадку. Так. Вчера был восьмой этаж, значит, сегодня девятый. Подкатил услужливо пустой лифт, вознеся пассажира в нужную точку высоты. Стас снял штаны и устроился на коврике перед чьей-то дверью. Быть пойманным на месте преступления он не опасался. Слово-то! Слово-то какое! Преступление! Срать он на него хотел!
За те пять (или около того) минут, что потребовались для отправления, он снова мысленно вернулся к водопроводной идее и вдруг совершенно отчётливо понял: она никуда не годится. Она нелепа по самой своей сути уже только от того, что конечной своей целью ставит осязаемый результат, за который в "школе злодеяний" можно получить отметку. И даже не факт, что "отлично". Могут и родителей вызвать.
Какой же он кретин! Разгадка лежит рядом, на расстоянии вытянутой ладони. Величие - это не размер, и не масштаб. Это свободный полёт фантазии, не ограниченный ничем. Эйнштейн с его теорией, может, велик тоже, но и тот, кто втайне от всех, наперекор себе, творит невозможное, тоже имеет право на зачисление в элитный клуб великих. Величие внутри ТЕБЯ, оно про ТЕБЯ и для ТЕБЯ. Величие и свобода - в преодолении собственной природы, заскорузлых, замшелых представлений, в способности перешагнуть через брезгливость, чистоплюйство, страх. В неистовости и одержимости.
Стас вскочил на ноги и, забыв подтереться, натянул штаны. Лифт вызывать не стал, а бросился по лестнице бегом вниз, к своему письменному столу. На щёлчок замка двери за спиной и последующие крики негодования он внимания не обратил. Скорее, скорее, пока мысль не выскользнула!
Только исписав листов десять, он смог отдышаться и в полном изнеможении лечь на диван. Всё. Сделано. Теперь нужно отдохнуть и набраться сил.
Он стал проваливаться в сладкую полудрёму, но тут в дверь позвонили. Он бы проигнорировал обычного посетителя, но этот оказался настойчивым и нудным, как августовская муха. Пришлось, в конце концов, встать с дивана и открыть дверь, за которой обнаружилась целая делегация соседей. Едва они отрыли коллективный рот и заголосили, стало понятно, о чём пойдёт речь.
- Я очень устал, - рявкнул он, стараясь перекричать толпу. - Я хочу спать. Оставьте меня в покое.
Они не желали угомониться и прислушаться к доводам разума, и тогда он достал из штанов свой сморщенный пенис и стал его усиленно эрегировать.
- А вот кому! - заорал он весело, распугивая толпу. - Молодой! Горячий! Подставляйте рты! Хватит всем!
Вернувшись в комнату, он, однако, передумал ложиться спать и ещё разок внимательно перечитал написанное накануне.
"Родители человека - самые близкие ему существа. И в то же время - самые беспощадные и бескомпромиссные враги. Каждое разумное существо, достигшее необходимого уровня понимания сути вещей, должно в первую очередь избавиться от тех, кто произвёл его на свет".
Отлично сформулировано. Лучше не скажешь. И выполнить эту пустяковину будет, как два пальца об асфальт. И технически, и с точки зрения затрат времени и средств. Как всё, оказывается просто!
16
Мадам Брукс (в девичестве - Белковская) обладала одной очень неприятной чертой характера: она не умела останавливаться. При определённых обстоятельствах подобное свойство является, скорее, достоинством: при бегстве от медведя, например. Или при попытках достичь оргазма. Но в данной ситуации оно только мешало ей и плодило на ровном месте врагов. Примерно за месяц пребывания в Москве у Юли практически не осталось сторонников в её стремлении найти управу на Шабанова и его подельника, Дмитрия Николаевича, несмотря на симпатичность изначальной цели. Генерал бросил все попытки уговорить её отказаться от пылких замыслов и только поддакивал, рассчитывая помочь делу полным своим бездействием.
- Котик, давай подумаем вместе, что мы ещё можем сделать, а?
- Не понимаю, киска, зачем тебе сдался этот никчёмный следак. Брата ведь не воскресишь. Шансы на выигрыш дела в суде мы потеряли. Большую часть денег брата тебе согласились отдать и так, без угроз и тяжб. Отступись. Хочешь, мы его просто закажем?
- Ты не понимаешь меня.
- Не понимаю и честно тебе об этом говорю.
- Он сделал моего брата самоубийцей. Он опозорил нашу семью. Мой муж - католик. И вся его родня - католики. Если они узнают, мне хана. Как авторитетной личности в их кругу.
- А католикам разве можно прелюбодействовать с высшими чинами российской милиции? - попытался пошутить генерал.
- Брось. Кто это узнает? Я официально в хлопотах. В трауре.
- Он у тебя такой дурак?
- Он хуже дурака. Ему достаточно моих молитв у него на глазах. И слёз раскаянья.
Генерал улыбался, всем своим видом показывая, как восхитительна она в гневе и искренности, а про себя благодарил обоих богов (включая православного), что в жёны ему не досталось это милое создание. У него в этом смысле всё хорошо: обед по расписанию, ровный супружеский секс, воспитанные дети.
И с католичеством своего благоверного она явно перегибает - до него доходили совсем другие слухи. Возможно, сама себе придумала сказку и теперь в ней живёт, как Золотая Рыбка. Это у баб случается сплошь и рядом.
- Я хочу справедливости, - продолжила Юля. - А убить его, чтобы освободить от дальнейших мучений - разве это справедливо? Это глупо.
- Давай закажем его бабу. Убьём, прости за каламбур, сразу двух зайцев. Пристроим её душу в хорошие руки. А он пусть страдает и ищет мести.
- Как крайний вариант годится, но мне видится нечто большее.
- Господи! Что?
- Чтобы он приполз ко мне на коленях и умолял пощадить.
- Сомневаюсь, что это возможно. Ты же сама читала его личное дело. Тип упрямый, гордый, не трусливый. И даже с некоторыми связями.
- Не бывает людей без слабостей. Да ты не боишься ли его?
Этого обвинения генерал перенести не смог.
- Хорошо, - сказал он, подумав. - Давай его уволим с работы, что ли. Для затравки. Выпишем волчий билет и посмотрим, в какую сторону он начнёт метаться. Потом подселим буйных соседей, машину разобьём. Ударим, так сказать, по всем фронтам одновременно. Ну, и бабу эту покалечим слегка. Сынка её малолетнего почешем.
- Уже лучше. Одобряю в первом чтении.
С Димоном было проще. У этого примитивного существа болевых точек оказалось соблазнительно много: и вкус к хорошей жизни, и успешный бизнес, и страх всё это в одночасье потерять. Гонцы из налоговой сообщили о произведённом подкопе под клиента. Ждать первых итогов следовало недели через две-три. А там ещё порчу какую на него напустить можно будет.
Из квартиры, которую генерал снимал специально для "таких случаев" (в Юлиной персональной версии - только для неё) они отправились поужинать в кругу таких же неофициальных пар. Ментовский бомонд собирался похвастаться друг перед другом женскими телами в обновках и ювелирными на них украшениями, а заодно обсудить текущие дела.