Экипаж - Александр Рудазов 11 стр.


– Принцип хамелеона, – откликнулся тот. – Верхний слой кожи обрабатывается особым образом, и его клетки начинают менять цвет с определенной периодичностью. Получается движущийся рисунок. Длинный фильм, конечно, так не запрограммируешь – секунд пять-шесть, а потом все повторяется по новой. Видишь, замедляются? Клетки умирают, теряют свойства…

– Я тоже такую хочу! – загорелись глаза Николая.

У него-то как раз было много татуировок. Очень много.

На фаланге правого указательного пальца вытатуирован перстень в виде креста – судим за кражу. На запястье пять точек – просто знак судимости, такой есть у большинства татуированных осужденных. На животе кошачья голова в цилиндре – знак убежденного вора. На плече рука, держащая тюльпан – шестнадцать лет исполнилось в колонии. На бедре ладонь, держащая церковь с тремя куполами – три судимости. Во всю грудь изображение монаха, пишущего летопись – знак "писаря", вора, мастерски владеющего "пером". На спине очень красиво нарисован лев в короне, держащий меч и щит и одновременно положивший лапы на книгу – "уважаю власть силы и разума". Под ним вытатуирована латинская фраза "Quod principi placuit, legis habet vigorem" – "Что угодно повелителю, то имеет силу закона". Денисов всегда предпочитал работать на какого-нибудь серьезного человека, а не плавать в одиночку.

– А у вас умеют делать такие татуировки? – задал риторический вопрос капитан.

– Что это такое? – пораженно прошептала Марина, глядя на рисунки, шевелящиеся на груди трупа. Она не смогла удержать любопытства и подошла поближе.

– Это, краля, технологии будущего! – важно поднял палец Денисов. – Усекла, блин? Капитан, а у тебя такие есть?

– Не люблю татуировки, – отрицательно мотнул головой Святослав. – А вот у Джины полно, и у Дитирона кое-что есть. У них на планете искусство специальное – резьба по рогу…

– Блин, капитан, рог-то тут с какого хрена нарисовался?

– Так Дитирон весь в панцире, как броненосец! – хмыкнул Моручи. – Роговые щитки, пластины… он не человек, если еще не понял. В моем экипаже три дроида, четыре инопланетянина, и пять человек… или четыре, смотря как считать…

– Это как? – не понял Денисов.

– Рудольф мутант, он уже не совсем человек. Как же мне не хватает Фриды… – досадливо пробормотал Моручи, обыскивая труп. – После клинической смерти мозг активен еще сорок минут, будь у меня при себе телепат, я уже знал бы все, что нужно…

– Ну так где ж его взять, капитан? – философски пожал плечами Денисов. – Че теперь будем делать?

– Быстро собираться и удирать отсюда – здесь не отсидимся. Где, говоришь, живет твой механик?

Анатолий Эдуардович Зверев, коего все знакомые знали исключительно под именем Толика-хакера, мог, как Цезарь, заниматься несколькими делами одновременно. Сейчас он занимался четырьмя.

Правой ногой нажимал насос, надувающий большой резиновый мяч. Вчера Толик усовершенствовал велосипедный насос, и теперь проводил испытания.

Левой рукой сортировал видеокарты, коих у него накопилось больше сотни. Зачем столько? Да черт его знает!

Правой рукой писал новый вирус. Толик очень любил писать вирусы, а затем любоваться, как они разрушают ненавистный "Windows". После этого он обычно отправлял их свободно плавать по Интернету, чтобы другие люди тоже могли порадоваться вместе с ним.

А еще он пил пиво через длинную соломинку.

Толику недавно исполнилось тридцать семь лет. У него было два высших образования, но он нигде не работал. И тем не менее денег у него было много – откуда, он и сам толком не знал. Время от времени ему приходили по почте какие-то заказы на какие-то программы – он писал, отсылал и забывал. Толик был безотказным человеком. Однако платили за эти программы исправно и довольно-таки щедро.

Жил Толик в гордом одиночестве в трехкомнатной квартире. Откуда она у него взялась, он опять-таки и сам толком не знал. Вероятнее всего, получил от кого-то в наследство. Покидал он квартиру редко. Питался исключительно пиццей, морожеными пельменями и пивом.

Особенно пивом.

Раздался звонок. Толик задумчиво моргнул – звук показался знакомым. Он готов был поклясться, что уже слышал его раньше. После второго звонка он догадался – звонят в дверь.

После третьего звонка ему пришло в голову, что надо бы, пожалуй, открыть, а то так и будут отвлекать.

За дверью стояли трое. Рослый накачанный детина с небольшими усами на славянско-азиатском лице, похожий на какого-нибудь казахского батыра. Щуплый коротышка с лицом хорька. И надутая русоволосая девчонка в коротеньком топике.

Толик не знал никого из этих людей (знакомство с Денисовым было шапочным, и он его не узнал). Более того – от них за километр пахло неприятностями.

Он отодвинулся в сторону и равнодушно спросил:

– Пиво будете?

Проявив гостеприимство, хозяин квартиры вернулся к компьютеру. Впрочем, посторонний человек никогда бы не назвал это компьютером. Толику так часто приходилось разбирать свой главный прибор, что он в конце концов решил послать корпус подальше. Его основной системный блок был прибит к стене. А к нему подключено еще несколько блоков, вторичных: Толик любил многозадачность.

– Так, жратвы у него, конечно, нет… – пошуровал в холодильнике Денисов.

Марина первым делом отправилась принять ванну. И обломилась – Толик давным-давно приспособил ее под склад для старых запчастей. Чтобы искупаться, надо было сначала куда-то все это выгрузить, а потом долго отмывать ванну от грязи и ржавчины. Сам хозяин последний раз мылся в прошлом году, когда его каким-то ветром занесло на речку.

По дороге сюда похищенная дочь нефтяного магната пряталась на заднем сиденье, испуганно вздрагивая каждый раз, когда машина проезжала мимо человека в форме. После случая с майором Громенко она начала панически бояться милиции. А к Святославу, наоборот, жалась, как к спасательному кругу – капитан стал казаться ей единственным родным человеком на всем белом свете. Частично, конечно, здесь сработал широко известный "Стокгольмский синдром"…

– Руку на дружбу! – протянул ладонь Толику Моручи.

Тот автоматически пожал, не отрывая взгляда от экрана. Святослав тоже посмотрел туда, ничего не понял и положил перед Толиком наполовину собранный дешифратор континуумного кода. Толик скосил глаз, увидел незнакомый прибор и мгновенно заинтересовался. Он некоторое время осматривал странную штуковину, поковырялся в ней пальцем, потом отверткой, и наконец спросил, уже начиная терять интерес:

– Сдаюсь, что это?

– Пока что ничего, – ответил Моручи. – Но вот если у вас, сударь, найдется то, что перечислено в этом списке…

Толик прочитал список. Наморщил лоб, немного подумал, а потом принялся рыться в той самой ванне, в которой не удалось искупаться Марине. Находя очередную железку, он отчеркивал один из пунктов в списке.

Через двадцать минут перед Святославом высилась кучка непонятных хреновин и лежал список, в котором осталось всего два пункта.

– Этого у меня нет, – ткнул в верхний пункт Толик. – И я знаю только одно место, где такое можно достать. А что такое "трансцикличный конденсатор", я не знаю. Значит, такого не существует.

– Извиняюсь, – извинился Моручи. Трансцикличный конденсатор он уже добыл, развинтив станер. – Забыл вычеркнуть. Значит, только два урановых компенсирующих стержня. Где их можно достать, говоришь?

– На атомной станции, – махнул рукой Толик. – На любой.

– Блин, Эдуардыч, а поближе нет? – дружески положил ему руку на плечо Денисов. – Ну ладно тебе, не жмись, блин, мы ж тебя не обидим… А? А?

– Извини… кто бы ты ни был… – равнодушно пожал плечами Толик. – Уран – металл редкий, его можно достать только по спецзаказу.

– А в свободной продаже нет? – недовольно скривился Моручи. – Аллах, до чего же примитивный мир…

– Да вот такой, – зевнул хозяин квартиры, продолжая ковыряться в программе. Трое нежданных гостей воспринимались им исключительно как досадная помеха, мешающая основной работе.

– Эдуардыч, а можно мы у тебя переночуем? – потыкал его в спину Николай.

Хакер только передернул плечами. Ему было все равно.

Ночью в квартире Анатолия Зверева никто не спал. Все ушли в работу.

Толик вообще обычно засыпал только под утро, положив голову на клавиатуру. Компьютер при этом оставался включенным – Толику нравилось потом читать, что его голова напечатала во сне. Это неизменно оказывалась несусветная белиберда, но он верил, что однажды таким образом создаст шедевр. Если уж обезьяна может…

Моручи всю ночь продолжал собирать свой прибор. Однажды он уже делал такой – в школе, на лабораторной по физике. Еще с тех дней у него в голове засела фраза учителя: "Это самый простой механизм, какой только можно вообразить. Даже последний дикарь смог бы его собрать". Учитель, конечно, перегнул палку – если бы Святослав попал хотя бы в середину двадцатого века, ему попросту не хватило бы запчастей. Собственно, ему и сейчас могло их не хватить – в конце концов, трансцикличные конденсаторы изобрели только в двадцать втором веке, а энергизаторы – так вовсе только в тридцать первом.

Денисов сварил на всех пельменей – больше в холодильнике ничего съедобного не нашлось. Конечно, еще там было пиво самых разных сортов. В алюминиевых банках, в стеклянных бутылках, в пластиковых бутылках, и даже одна пятилитровая банка из-под соленых огурцов. Общий литраж – что-то около тридцати восьми. Николай даже предложил как следует спрыснуть общее знакомство. Но Марина, оказывается, из всех спиртных напитков признавала только шампанское и дорогие французские вина. А Моручи вообще не пил – Аллах-де запрещает…

– Да ладно тебе, капитан! – с укором посмотрел на него Денисов. – Ну че за хрень – непьющий космонавт! Ходячий прикол, е-мое! Да может его еще и нет – Аллаха твоего!

– Есть, – уверенно заявил Святослав. – Доказанный научный факт. Ты думаешь, я бы стал молиться тому, кого нет? Нет, сержант, Аллах существует…

Денисов очень удивился и сначала не поверил. Потом все-таки поверил. А потом задумался, не принять ли ему ислам. Моручи эту мысль горячо поддержал.

– Просто скажи три раза подряд "Ла-иллаха-илла-а-лаху ва Мухаммадун расулу-лахи!", – предложил он. – Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммед – пророк его! У нас с этим просто – каждый в любой момент может перейти в ислам.

– А обрезание будут делать? – с испугом схватился за причинное место Николай.

– Хеббриды обрезание не делают. Давай, сержант, принимай ислам, не пожалеешь! В Джанну попадешь, – посулил Моручи. – Там хорошо!

– И-эх, ладно! – махнул рукой Денисов. – Ла-иллаха-илла-а-лаху… как ты там говорил?… Блин, я забыл уже…

Моручи терпеливо повторил волшебные слова еще раз.

– Ла-иллаха-илла-а-лаху… – снова начал Николай. И снова остановился. – Погодь-ка, капитан, так мне че ж – пить нельзя будет?!

– Капли в рот! – сурово нахмурился Святослав. – Страшный грех!

– Е-мое, не, блин, я тогда еще подумаю… – резко стушевался воришка. – Может, потом как-нибудь…

– Смотри, умрешь неверным – пожалеешь, – пожал плечами капитан.

Глава 7

За иллюминаторами творилось что-то несусветное – как будто в космосе началась страшная вьюга. Ежов смотрел на это с расширенными глазами – он первый раз видел своими глазами гиперпространство. "Вурдалак" шел сквозь него, как ледокол через торосы, управляемый шестым чувством Фриды. Слепая девушка положила обе руки на гиперкуб, корректируя курс. Косколито следил за приборами, ловя самые незначительные отклонения. Время от времени он устало откидывался на спинку кресла, и его подменяла Джина.

– Гипер – штука сложная, Мишенька, – ласково улыбнулся Койфман. – Потому-то большинство звездолетов летает через тоннели, а не напрямик. Чтобы в нем не заблудиться, нужен или сверхмощный ИР, или хороший телепат. А лучше и то, и другое – видишь, нашей Фридочке Ву помогает. А вслепую вылетишь где-нибудь за тыщу галактангов от места…

– А что такое галактанг? – не понял Михаил.

– Одна миллионная часть диаметра Млечного Пути, – добродушно объяснил старик. – Семьсот миллиардов километров.

– А в световых годах сколько будет?

– То есть? В каком смысле – световых годах?

– Э-э-э… – растерялся Ежов. – Ну как… Ну, световой год – это сколько свет проходит за год… земной год… Аарон Лазаревич, а разве вы не знаете?

– Сколько свет проходит за год? – заморгал Койфман. – А это сколько же?

– Ну вам лучше знать! – начал раздражаться Михаил. – Кто тут космонавт – вы или я?

– Ну-ка, передохни минутку, – попросил его старик. – Рудольф, дружок, подойди-ка к нам, будь так добр. Нам тут без тебя не обойтись…

– Да?… – подошел мутант, обтирая руки тряпкой. Он копался в какой-то приборной панели, прыская туда непонятной гадостью из масленки – почти такой же, как в наши дни. – Что сломалось?

– Ничего не сломалось. Рудольф, что такое световой год? Как это вообще понимать? Вот Мишенька говорит, что это сколько свет проходит за год…

– Что-что? – удивился пупырчатый механик. – Как это? Скорость света – самая большая из известных человечеству. За год… я даже не знаю, сколько это будет…

– Ну давайте посчитаем, – предложил Ежов. – Подсчитайте, сколько в году секунд, и помножьте на скорость света…

– А ты можешь ее назвать? – удивился Рудольф. – Михаил, ты меня чрезвычайно обяжешь – я бы очень хотел узнать скорость света…

– Триста тысяч километров в секунду! – важно изрек Ежов. Хотя к его важности примешивалось раздражение – он начал подозревать, что над ним издеваются.

Койфман и Рудольф переглянулись, пару секунд сохраняли невозмутимые лица, а потом одновременно заржали. Очень громко и очень обидно.

– Ялкут Деварим… – захихикал старик. – Ох, Мишенька, уморил…

– Триста тысяч, говоришь?… – простонал мутант, утирая слезы. – Если бы, если бы… Это в двадцать первом веке так считали? Надо будет почитать историю – интересно, оказывается…

– А на самом деле сколько? – растерялся Ежов.

– Никто не знает, – развел руками Койфман.

– Скорость света в вакууме обозначается знаком "C", – покровительственно объяснил Михаилу бывший профессор. – Теоретически она конечна, но на практике… На практике ее скорость до сих пор не смогли вычислить. Нет надежных способов. Ваши, древние, устарели. Они неверны. К тому же скорость света может различаться в разных средах. Практического значения эти данные не имеют. Заявляю со всем авторитетом, как один из лучших физиков Муспелля.

Судя по тому, что Рудольф начал говорить короткими рублеными фразами, у него снова начали зудеть бородавки на коже – Михаил уже знал этот признак. От боли у ван ден Хейнекена всегда начинали слегка путаться мысли.

– Ладно, Мишенька, хватит о ерунде, – ласково улыбнулся Койфман, когда Рудольф, пошатываясь, вышел с мостика – принять болеутоляющее. – Вот, посмотри на экран – это Янус. Туда мы сейчас и летим. Ты, помню, спрашивал, зачем нужен ценителл? Мы с Ву проверили по каталогу – на Янусе он действительно очень нужен. У них там водится такое кусачее насекомое, от него распространяется особая зараза… У них ценителл просто нарасхват…

Ежов взглянул на карту. Человеческий сектор смотрелся внушительно – сто двадцать одна звездная система, это вам не шутки! По сравнению с галактикой в целом – ничтожная бактерия, но если сравнивать с чужими секторами – настоящий гигант. Системы соединялись между собой пунктирными линиями – гипертоннели. Однако… Он мысленно провел маршрут между Деметрой и Янусом – восемь прыжков! Не слишком ли далеко?

– Ты на эти тоннели не смотри, – поморщился Койфман. – Мы, Мишенька, прямиком через гипер летим, без тоннелей. Ну вот знаешь, как в твое время – были корабли, а были самолеты. Такие звездолеты, что по тоннелям скачут – это космические корабли. А мы – космический самолет! Напрямки шуруем. Оно, конечно, куда как сложнее, и риск больше, но зато в скорости выигрываем преизрядно… А можно еще и просто на сверхбольшой скорости нестись, но там очень уж топлива расход большой… Никакие реакторы не выдерживают, даже энергены лопаются. Так только самые огромные корабли делают, которым в гипер опасно входить. Ну, знаешь, в которых больше пятидесяти километров… У них реакторы очень большие. Нет, Мишенька, наш "Вурдалак" – штука такая скоростная, что с нами мало кто может… кхм… посоперничать…

– Попробуйте, пожалуйста, – подошел к ним Дельта.

В одной из четырех рук он держал поднос с несколькими пластиковыми мисочками. То, что в них лежало, выглядело и пахло весьма аппетитно.

– М-м-м, как вкусно! – оценил Михаил, почти мгновенно умявший одну из порций и потянувшийся за второй. – Что это?

– Мочевой пузырь гигантского морского ежа с Протея, политый его же желудочным соком, – ответил робот.

Ежов почувствовал, что съеденный мочевой пузырь неудержимо просится наружу. Он с огромным трудом удержался от рвоты, но его лицо позеленело, а в глазах отразилось невыносимое страдание.

– Тебе не понравилось, – укоризненно посмотрел на него Дельта. – Никому не нравится, как я готовлю! Зачем я вообще здесь нужен? Не лучше ли пойти и отключить мой энергизатор, ведь существование так тягостно…

– Нет, очень вкусно! – поспешил заверить его Ежов. – Просто… очень необычный вкус… и еще у меня аллергия на морских ежей…

– Ты меня обманываешь, – покачал головой вечный меланхолик. – Просто скажи, что я никудышный кулинар, я все пойму. Я просто пойду и просверлю себе мозг… Но пойму… Да и кого заботят чувства ничтожного андроида?

– Дельта, ты опять там концерт устраиваешь? – прошипел Косколито. – Тебе еще не надоело?

– Искусственная личность неисправна. Требуется заменить. Требуется заменить, – изрек Тайфун.

– Что ж, если я так вам досаждаю, я уйду… Есть ли смысл продолжать влачить это никому не нужное существование?

– Одно из двух – или уже сожги себе мозги, чтобы мы вставили новые, получше, или замолчи, – посоветовал Соазссь, проскальзывая на мостик. Его ножные щупальца двигались с легким шелестом, полы балахона волочились следом, а сам он странным образом изгибался всем телом. У хуассинов подобные движения означали сильное волнение. – Я таки обнайужил нечто к’йайне занимательное, господа хойошие!

[Черные, красные и желтые круги, наплывающие друг на друга]? – полюбопытствовал Бархат.

– Вот, смот’йите! – вытянул щупальце Соазссь.

Его длинное тонкое щупальце, похожее на сизо-черную веревку с еле намеченными присосками, удерживало некий небольшой прибор цилиндрической формы. На нем не было никаких выступов или впадин – просто гладкий черный цилиндр.

– И что это такое? – задумчиво осведомился Койфман.

– Прилад який-то… – наклонился пониже Остап. – А як вин працюе?

Назад Дальше