Тайфун, деловито шурша, проплыл к своей боевой точке. Койфман занял позицию слева. Косколито перестал лениво глазеть на экран и максимально сосредоточился.
Жизнь приспосабливается ко всему. Живых существ можно встретить где угодно. Даже в гиперпространстве. Скерхемозо – одна из таких форм, обитающих в четвертом измерении. Хотя окажись любой из них на препараторском столе какого-нибудь биолога, он ни за что не признал бы в нем животное. Да и вообще не поверил бы, что это когда-то было живым.
Мертвый скерхемозо больше всего похож на кристалл каменной соли. И только в мертвом виде их и можно изучать, ибо за пределами гиперпространства они немедленно умирают. А создать гиперпространство в лабораторных условиях… проще создать звезду.
Живой скерхемозо – это тот же самый кристалл, только четырехмерный. На что это похоже? Представьте себе стеклянный стакан. Представили? Так вот, на стеклянный стакан живой скерхемозо совсем не похож. Он похож… ни в одном словаре нет слов, чтобы это описать. Точно так же, как нельзя описать цвета слепому или звуки глухому, точно так же и мы не можем представить четырехмерное животное. Да и само гиперпространство – человек видит лишь его слабую тень, смутное отражение.
Так или иначе, но скерхемозо – хищники. И питаются они любым веществом – в гипере вещества маловато, там в основном энергия. Эти создания охотятся стаями и нападают, в основном, на космические корабли. Или на другую четырехмерную жизнь. Размеры добычи для них несущественны – скерхемозо невелики, но только с нашей, трехмерной точки зрения. Кстати, это еще одна причина, по которой гипертоннели популярнее гиперпространства – у безоружного судна против чудовищ гиперпространства нет ни единого шанса.
Ежов безуспешно пытался понять, что происходит по ту сторону корабельной обшивки. Гипер и без того не назовешь приятным зрелищем, а сейчас там вообще творилось что-то невообразимое – мелькали какие-то бесформенные пятна, все светилось, мигало и вообще ужасно портило глазную сетчатку.
"Вурдалак" выплюнул небольшую ракету. Ее тут же облепили скерхемозо, обрадовавшиеся добыче помельче. Койфман и Тайфун немедленно начали поливать их огнем лазеров – четырехмерные животные тоже умирают. К сожалению, лазеров для этого мало – они их только раздражали. Но тут в дело включилась гиперлучевая установка, управляемая Джиной – скерхемозо, сбитых в кучу лазерами, накрыла голубоватая волна, на долю секунды вышибившая их из гиперпространства. Этой доли секунды вполне хватило – обратно они уже не вернулись.
Косколито начал разворачивать корабль – скерхемозо атаковали и с другой стороны. Фрида часто задышала – в таких условиях управлять гиперкубом очень трудно. Но покидать гипер в столь критический момент было бы безумием – никто не знал, где "Вурдалак" мог приземлиться.
В задней части что-то затрещало – один из скерхемозо проник сквозь обшивку. Раздался еще один треск, а потом оглушительное шипение – Рудольф включил гравифон. Обшивка ужасно заискрилась, по ней пошла нитевидная трещина, но скерхемозо, проникшие внутрь, погибли. Еще несколько таких же снаружи разлетелись на обрывки молекул – где-то в недрах корабля сработал Сиреневый Бархат.
Снова завопили лазеры. Рванула еще одна ракета – на сей раз разрывная. На месте взрыва гипер всколебался, как океан в шторм. Бухнул скерхекатор в верхней части "Вурдалака" – за него уселся Соазссь. Стрелял он так себе, но в данном случае меткость и не имела значения – достаточно было просто выстрелить. Хоть куда-нибудь. От этой пушки во все стороны расходились помехи, лишающие скерхемозо ориентации в пространстве.
– Какая большая стая… – слабым голосом констатировала Фрида. Она держалась за голову – скерхемозо испускают собственные ментальные волны, крайне дурно влияющие на телепатов. Сейчас гиперпроводница чувствовала себя примерно так же, как человек, против собственной воли вынужденный сидеть в двух шагах от телевизора, орущего вдесятеро громче нормы. – По правому борту еще двое…
"Вурдалак" снова начал разворачиваться. Койфман поглядел в прицел и надавил на гашетку, поливая лазерным огнем ближайшего скерхемозо. Тот отшатнулся от звездолета, и его тоже накрыла волна гиперлуча. Остап выпустил еще одну разрывную ракету, гася второго.
– [Желто-синие полосы, белый прямоугольник], – заметил Сиреневый Бархат, влетая на мостик.
– Точно, – согласилась Джина. – Не гипер, а британское гетто – шагу не пролетишь, чтобы эти уроды не напали! Понимают же, что ничего не получится, а все равно лезут!
– Ну, Джиночка, не скажи, – не согласился Койфман, утирая пот со лба. – Это мы нашпиговали корабль всякими стрелялками так, что места свободного не осталось, а другие жмотятся, надеются проскочить… и становятся кормом для скерхемозо. Помню, когда капитан покупал скерхекатор, Соазссь чуть концы не отдал – дорого показалось. А теперь сам из него стреляет и не жалуется…
– Капитан – умный человек, – неохотно признала Джина.
– Единственный умный человек, – прибавил Косколито. – Единственный человек, которого мошно поставить наравне с нами, серранами. Почти наравне. Ну, он уш точно выше остальных человеков!
На мостик вошел Остап, зачем-то несущий на плече еще одну ракету. Заметив удивленные глаза экипажа, он посмотрел на свою ношу, хлопнул себя по лбу и пошел обратно – возвращать снаряд на место.
– А был ли смысл трепыхаться? – равнодушно спросил Дельта, неподвижно сидящий в углу. – Оттягивать это бессмысленное существование…
– Единственной ошибкой капитана было то, что он купил этого робота, – приятно улыбнулся Койфман. – Может быть отправим его за борт, пока капитана нет?
– Я согласна! – загорелись глаза Джины. – Ребе Аарон, можно я?!
– А мне все равно… – вяло откликнулся Дельта. – Что хорошего в такой жизни?
Через пару часов "Вурдалак" вышел из гипера и влетел в "Перевал".
"Перевал" – это огромная космическая станция, находящаяся на оживленном перекрестке гипертоннелей. Большинство таких тоннелей находятся где-нибудь на границах звездных систем, но бывают и исключения, как в данном случае. Точнее говоря, исключений не бывает – эти тоннели возникают под действием звездной гравитации, и там, где нет звезд, не может быть и тоннелей. Но зато бывают случаи, когда сама звезда уже успела погаснуть, стать черной дырой, а затем и вовсе исчезнуть, а ее тоннели по-прежнему находятся на прежних местах. Так произошло и здесь.
Никто не знал, как выглядела звезда "Перевала", были ли у нее планеты и жил ли на них кто-нибудь. Сейчас на этом месте находился всего лишь еще один участок космического вакуума. И космическая станция огромных размеров – с маленькую планету. Там, внутри, размещался исполинский город, населенный представителями тысяч рас – "Перевал" не принадлежал ни одному государству. У него была собственная администрация, свой капитан (главнокомандующий космической станции также называется капитаном), свой свод законов и даже своя валюта.
Никто не знал, кто и когда построил эту станцию. Ни одна цивилизация не могла сказать, что помнит то время, когда "Перевала" еще не существовало. Среди его населения встречались существа, оставшиеся только здесь: большинство из них и сами не могли объяснить, с какой планеты произошел их вид.
Вокруг "Перевала" постоянно вращались сотни звездолетов – многие космические корабли вообще не предназначены для посадки на твердую поверхность. Однако "Вурдалак" мог это делать, и был достаточно мал, чтобы протиснуться в рукав станционного шлюза. Поэтому он получил разрешение на посадку и пришвартовался на одном из свободных причалов.
– Мне срочно надо выпить, – пробурчал Косколито, выходя наружу.
– Я с тобой! – догнала его Джина.
У "Перевала" не было космопортов. Были причалы. Очень много причалов. А вокруг них кипела самая обычная жизнь. Если, конечно, ее можно так назвать…
– Интейесно… – пробормотал Соазссь, изучая по информу местную сводку новостей. Раздел объявлений. – П’йедлагают доставить на Посейдон пайтию ойехов Г’йи-Г’йи. Может, возьмемся? Все йавно на Посейдон летим… А деньги хойошие.
– Моя не хоти ореха, – замотал плоской головой Дитирон. – Моя хоти жареный мясо… или вареный… или супу…
– А что это за орехи? – поразился Ежов, заглянув в голокуб и увидев цену, предлагаемую за перевозку всего-навсего одного центнера орехов.
– Справка, – тут же подсуетился VY-37. – Орех Гри-Гри – двудольное растение семейства ореховых. Произрастает исключительно на планете Вено, принадлежащей меласдарам. По невыясненным причинам не способно расти на других планетах. Обладает необычным специфическим вкусом, у некоторых рас считается деликатесом. Для твинодаков является наркотиком, вызывает быстрое привыкание, на их планетах запрещен.
– На Посейдоне твинодаков нет, – тут же уточнил в информе Соазссь. – И вообще планета п’йинадлежит человекам.
– А если это окажется очередная ловушка? – ласково посмотрел на него Койфман. – Соазссь, дружок, хватит уже жадничать, хорошо? Мишенька, как дела с расследованием?
– Движется, – неопределенно повертел рукой Ежов. – Аарон Лазаревич, хватит меня дергать! Я уже кое-что раскопал и накопаю еще больше, если меня не будут ежеминутно спрашивать!
– Ай-яй-яй, Мишенька, как не стыдно хамить старому человеку? – укоризненно покачал головой бывший раввин. В его ехидных глазках плясали веселые огоньки.
– Мне нужно кое-что уточнить, Аарон Лазаревич, – примирительно сказал Михаил. – Но могу вас успокоить – если моя версия верна, капитан Моручи жив и здоров.
– И где же он в таком случае?
– Имейте терпение… Кстати, Аарон Лазаревич, в инструкции к этому информу говорится, что это еще и переводчик – как его включить?
– А зачем тебе? – тут же насторожился старик. – Мы тут все говорим на общечеловеческом… кроме Бархата, конечно.
– Именно с Бархатом мне и нужно поговорить. Мне. Одному. Наедине. Я уже допросил на этом корабле всех, кроме него, а теперь мне еще нужно кое о чем с ним проконсультироваться… Он понимает, о чем я его спрашиваю, но я его – нет!
– Дело привычки, – пожал плечами Койфман. – Я его тоже в первые дни не понимал.
– А когда начали?
– Дней через десять… Вызови справку и спроси у нее про переводчик. Это личный информ капитана, я его никогда не надевал.
– А как вызвать справку?
– Мишенька, ну что ты ко мне пристал? – очень-очень ласково улыбнулся Койфман, злобно сверкая глазами. – Я не информант, я связист. Вот свой информ я знаю, как пейсы, которые состриг сорок лет назад. А про этот спроси у Рудольфа. Или у Ву. Или у Джины… хотя она тебе не ответит.
В конце концов Ежов сумел включить переводчик. В его памяти хранились тысячи языков, и в их числе – язык Плывущих. Он входил в разряд "зрительных", и перевод осуществлялся очень приблизительно. Многие узоры на коже этих воздушных медуз можно было трактовать по-разному, и переводчик справлялся с трудом.
К тому же язык этой редкой расы в корне отличается от любого из человеческих. Да и само мышление у них очень сильно отличается. Плывущие думают совсем не так, как мы. Многие из вещей, очевидных для нас – загадка для них и наоборот.
Взять хотя бы их способ размножения. Плывущие делятся на два пола, но это отнюдь не "мужчина-женщина", как у людей и большинства земных животных. Это… пожалуй, правильнее всего будет назвать эти пола "медуза-полип". И отношения между ними совершенно не похожи на те, что обычно имеют место между мужчинами и женщинами. Совершенно не похожи.
Сиреневый Бархат – медуза. Медузы высокоразвитые существа, они свободно передвигаются в воздухе (если только он не слишком разреженный), едят разнообразную пищу, владеют телекинезом и могут общаться с себе подобными. Все медузы – ментаты. Хотя, конечно, одни лучше, другие хуже: люди ведь тоже бывают сильнее или слабее, умнее или глупее.
Медузы откладывают яйца. Вообще-то, это совсем не яйца, но в нашем языке просто нет слова, чтобы обозначить то, что они откладывают. Хотя можно назвать это семенем – по смыслу довольно близко. Из этого семени вырастает представитель другого пола – полип.
Полипы, в отличие от своих родителей, совершенно неразумны. Они не могут передвигаться, всю жизнь оставаясь на одном и том же месте. Живут под водой – большая часть Цветка, Раскрывающегося В Лучах Зари покрыта мелкими пресноводными океанами. Хотя то, что в них плещется, мало похоже на воду – это скорее жидкий метан. Полипы глухи, слепы и немы – они скорее растения, чем животные. Питаются своего рода "супом", в изобилии встречающимся в водах их планеты – нечто, похожее на наш планктон-криль.
Когда полип достигает определенного возраста, на его теле начинает расти своеобразный "нарыв", который через некоторое время лопается, и из него вылупляется медуза. Его воспитание обычно берет на себя "дед". Роль полипа на этом заканчивается и в четырех случаях из пяти он после этого умирает – жизнь неразумных Плывущих недолговечна. А вот медуза может отложить в течение жизни несколько яиц – они живут долго и умирать обычно не спешат. Хотя с плодовитостью не перебарщивают – Цветок, Раскрывающийся В Лучах Зари в полтора раза больше Юпитера, но это не значит, что он беспределен. Плывущие любят простор.
Общение с Плывущим – сложная задача. Хорошо еще, что Бархат уже многие годы жил среди людей (и не только), и более или менее разбирался в том, как думают люди. Скорее менее, чем более, но тут уж ничего не поделаешь. Хотя Ежов все равно не понимал и половины: у некоторых узоров просто не было звуковых аналогов, мыслительная логика явно строилась на совершенно иной основе, а иные вопросы Плывущий попросту не понимал. К примеру, в его языке не было понятия "родители", "братья и сестры", "дети" и прочих слов, обозначающих родство. Понятие брака для Плывущих тоже глубоко чуждо. К тому же он родился ментатом – некоторые вещи, для него совершенно очевидные, у человека двадцать первого века вызывали настоящий культурный шок.
Но часа через три беседа завершилась ко взаимному удовлетворению. Ежов вышел из лазарета с широкой улыбкой на лице – кусочки мозаики наконец-то сложились воедино. В общей картине все еще оставалось немало лакун, но основной пейзаж уже вполне просматривался.
– А где все? – недоуменно осведомился он, войдя на мостик.
Там присутствовал только Дельта, сидящий на корточках возле энергетической панели, воткнув себе в висок провод. Как известно, для роботов резкие перепады энергии в мозгу – как для нас алкоголь. Он ничего не ответил.
В кают-компании тоже никого не было. Все куда-то подевались. А Михаила буквально свербило от желания срочно поделиться тем, что он раскопал. Все члены экипажа (кроме Дитирона) носили при себе личные информы, но Ежов пока что не успел научиться пользоваться связью.
Он вышел наружу и нашел Тайфуна – боевой робот, как всегда, охранял вход. Но не ему же рассказывать! В экипаже его статус был самым низким, и его мнение никого не интересовало. Да и не было у него никакого мнения…
Ежов некоторое время стоял, прислонившись к амортизатору "Вурдалака", и рассматривал окрестности, гадая, куда могли подеваться девять разнокалиберных существ. Впрочем, окрестностей оказалось не слишком-то много – внутренности "Перевала" больше всего походили на огромный металлический муравейник. "Вурдалак" стоял в боксе размером чуть больше его самого, и взгляд уже через несколько шагов упирался в стенку.
Из бокса было всего два выхода – закрытый шлюз, через который "Вурдалак" сюда влетел и из которого должен был вылететь, и коридор, ведущий в основную часть "Перевала". Этот коридор ничем не закрывался – "Вурдалак" приземлился на грузовом причале, доступном для любого желающего.
Не далее как час назад отсюда отбыл почтовый курьер, забравший со звездолета срочные посылки с Персефоны. То, что нельзя было отправить обычным рейсовым лайнером. Потому что рейсовый лайнер проходит расстояние от Деметры до "Перевала" за шесть дней, а "Вурдалак" управился за два, несмотря на то, что сделал по пути остановку на Янусе.
Из корабля, явственно дрожа всем телом, вышел Рудольф. Он сонно зевал и лениво моргал глазами, почесывая живот. Правое веко у него слиплось и не открывалось. Сегодня он выглядел особенно нездоровым – кожа покраснела еще сильнее, а пупырышки вздулись так, что и слепой увидел бы – вот-вот лопнут.
– У меня скоро очередной приступ, – виновато объяснил он. – Очень спать хочется. И кожа зудит…
– Не очень скоро? – опасливо уточнил Ежов, отлично помнящий слова Койфмана о том, что во время приступов от Рудольфа смердит не по-людски.
– Часов через шесть. А где остальные?
– Остальные часы? – слегка протупил Михаил, но тут же спохватился: – А, экипаж… Не знаю. А где они могут быть?
– В прошлый раз, когда мы были на "Перевале", то занимали этот же причал, – задумчиво сказал ван ден Хейнекен, рассматривая надпись на стене "B’djg’ziyk kkhr’ttyyn", написанную почему-то латинскими буквами. – Тут рядом есть один бар, мы там так здорово отдохнули в прошлый раз… Капитан еще, помню, подрался с капитаном "Ястреба"…
– А он разве пьет? – удивился Ежов, помнящий, что все имперцы – мусульмане.
– Нет, капитан хеббрид, ему нельзя, – мотнул головой механик. – Он так просто с нами сидел – за компанию. Соки там всякие, коктейли безалкогольные… Тот капитан сам на нас полез – чем-то ему имперцы досадили… Ну мы и схлестнулись экипаж на экипаж. Наш капитан их капитану глаз выбил… А я их механика в растение превратил!
– Это как? – на всякий случай слегка отодвинулся от Рудольфа Михаил, уже представивший себе какое-то невероятное супероружие, превращающее людей в растения.
– В нокаут отправил, – перевел свой жаргонизм в более привычную форму ван ден Хейнекен. – Может, сходим? За мой счет, конечно. Я бы сейчас принял чего-нибудь – на пьяную голову приступ легче протекает. Кожа почти и не слезает…
На борту "Вурдалака" имелся небольшой бар с алкогольными напитками. Но именно, что очень небольшой – когда капитан абсолютный трезвенник, особо не попьянствуешь. Да и не принято пить в рейсе. Вот в порту – дело другое, это уже освящено временем.
Ежов немного подумал, пожал плечами и решил составить компанию ван ден Хейнекену. От халявной выпивки он никогда не отказывался.
Как уже упоминалось, внутренности "Перевала" больше всего напоминали огромный муравейник. Вся эта исполинская космическая станция была пронизана системой трубопроводов, похожей на объемный метрополитен. По трубам со страшной скоростью мчались змееобразные стергены – своего рода поезда, только колеса им заменяли многочисленные светящиеся диски, идущие по всей окружности этого вида транспорта. Стены металлических трубопроводов резонировали с этими дисками, создавая своего рода магнитное поле, и стергены скользили по своим тоннелям, как кусок масла по раскаленной сковороде.
– Близко к краю не подходи, – предупредил Михаила Рудольф, пока они проходили насквозь одну из таких станций. Они усеивали "Перевал", как автобусные остановки – большой российский город. – Когда стерген подъезжает, удерживается остаточное поле – можно и шок получить. Легкий, но ощутимый.