– Сюрприс-с-с… – язвительно высунул язык Косколито, меняя энергизатор в автомате.
– Денисов, а вот ты мне скажи, как мужик мужику – ты спирт пьешь?
– Ну, дык! А чистый или разбавленный?
– Можно и разбавленный, если чистого нет… – задумался Остап. – Или пыва… или еще чего…
– Ага, и огурчиком захрумкать, – оживленно поддакнул Денисов. – Самое оно!
– Шевелите ногами, недоноски! – рыкнула на них Джина, выбегая из соседнего коридора и тут же уносясь в другой.
Пока эти двое степенно брели и беседовали насчет гастрономических пристрастий, десантница носилась кругами, заглядывая во все ответвления и время от времени постреливая из игольников. Ну так, для профилактики.
– Остап, а вот че все офицеры такие сердитые? – не обращая на нее внимания, спросил Николай. – Капитан ругается все время, эта краля туда же…
– По форме положено, – развел руками великан. – Если офицер солдат не гоняет – он не офицер, а баба!
– Ну, Джина нас гоняет, так она че – мужик от этого? Нет, батенька, тут-то мы вас и поправим…
– А ведь верно сказал, чертяка! – озадачился Остап. – Эх, и что ж тут так скучно-то? Жалко, капитана нет…
– А че тебе капитан?
– А с ним скучно не бывает, – рассудительно ответил алкморег. – Как заскучаешь – он тебе тут же дело найдет. Или отчитает за что-нибудь – все веселее…
– А у нас эта зато есть, – кивнул Денисов в правую сторону. Там Джина выпускала полную обойму в какую-то подозрительную тень. – С ней тоже не поскучаешь.
– Да ну ее, скаженную… Капитан нам как батька родной, а эта… теща-злыдня…
– Что-о-о?!! – с размаху пнула великана Джина, выбежавшая откуда-то сзади и как раз успевшая услышать, как ее назвали. – Ах ты орясина безмозглая, да я ж тебя!…
– Блин, это че за хрень?… – воскликнул Денисов, и десантница растерянно замолчала.
Дело в том, что Николай, опередивший товарищей на несколько метров, неожиданно… исчез. Нет, не в буквальном смысле – просто его стало не видно. Он словно бы вошел в темную комнату… хотя здесь все коридоры были темными, как деревенский погреб. Но в этой комнате искусственная подсветка почему-то перестала работать и Денисов мгновенно растворился в чернильной тьме.
Он сделал шаг назад и снова появился. Немного подумал и вновь шагнул вперед. Снова исчез.
– Ух, блин, е-мое!… – восторженно хрюкнул он и начал прыгать вперед-назад, забавляясь эффектом. – Это че за хрень такая, а?…
– Похоже на остаточный фон после взрыва "чернильницы", – напрягла извилины Джина. – Мы такие иногда применяли – рванешь одну бомбочку, и все светильники летят к дьяволу… "Чернильница" как бы впитывает любой свет.
– А для здоровья не вредно? – на всякий случай уточнил Остап, опасливо просовывая руку за невидимую границу. – Мне здоровье гробить рано, я молодой, я жить хочу…
– Потерпишь, толстый!… – пихнула его в спину Джина. С тем же успехом она могла бы попытаться сдвинуть сидящего слона. – Давай, двигай, что мне – плясать вокруг тебя?!
Оказавшись в непроглядной тьме, все как-то очень резко замолчали. Искусственное затемнение поглощало любые источники света, "ночной глаз" тоже стал бесполезен, так что идти приходилось вслепую, водя перед собой руками, чтобы не врезаться в стену. Всем троим невольно начало приходить в голову, что такая вот темная комната – идеальное место для ловушки. Поставить какую-нибудь растяжку, и попробуй ее заметь, пока не споткнешься…
– Эй, где вы все?… – подал голос Денисов, испугавшись, что остался совсем один. – Ау-у-у!
– Чего орешь, коротышка? – раздался голос из темноты.
– Йе-э-эх!!!
Бум-бух-бубух! Бумм-шмяк!
– Блин, [цензура], в [цензура] вас всех, [цензура] драные!…
– Вы чего там, а? – подозрительно осведомилась Джина.
– Я обо что-то споткнулся… – невнятно промычал Остап. – И упал…
– Не обо что-то, а об кого-то! – слабым голосом поправил его Денисов. – Блин, Хасаныч, ты, в натуре, меня чуть не расплющил, как Герасим свою маму… Муму, то есть.
– Хасан – это второе имя, а не отчество, – поправил его алкморег.
– Да мне по [цензура], че у тебя там за имена! Я, блин, говорю, что ты меня чуть не раздавил своей задницей! Дай руку хоть, е-мое…
– Да как я тебе ее дам, я же тебя не вижу!
– Ладно, сам встану… – проворчал Денисов, кое-как поднимаясь на ноги. – О, а я че-то нащупал! Мягкое такое… и вроде как резиновое. Е-мое, да их тут две!
В темноте послышался звук удара, приглушенные ругательства сразу на два голоса, и снова чье-то падение. Но, судя по сдавленному уханью третьего голоса, на сей раз не на пол, а на что-то помягче.
– Вот так вот, Мишенька… – расплылся в улыбке Койфман, закончив свою историю.
Ежов некоторое время размышлял над услышанным, а потом решительно тряхнул головой и заявил:
– А я ничего не понял. В чем юмор-то?
– Юмор? – нахмурил брови старик. – Мишенька, какой еще юмор? Я рассказал притчу из Торы!… Очень трагическую притчу! Какой тут может быть юмор, Мишенька?! Ялкут Деварим, какой юмор?!!
– Моя думай, сказка хороший, – попытался сделать ему приятное Дитирон. – Моя понял суть – дед надо был поджарить мясо, а далее корми Великий Дух. А он дал сырой – вот Великий Дух и не захотел кушай гадость. Моя всегда была корми Великий Дух только вкусный жареный мясо. Великий Дух быть довольный, посылать хороший охота…
Койфман что-то невнятно простонал, пряча лицо в ладонях. Он только что рассказал этим двоим широко известную историю о том, как Бог, желая испытать Авраама, потребовал принести в жертву его собственного сына, Исаака, а в последний момент заменил его на ягненка. Пошутил, типа… Но эти два идиота совершенно ничего не поняли – абсолютно несведущий в Слове Божьем Ежов принял библейское сказание за неудачный анекдот, а Дитирон… ну, на его родной планете каннибализм вообще не считался чем-то из ряда вон выходящим, так что он тоже понял все неправильно.
– Аарон Лазаревич, вы что, обиделись? – встревожился Ежов. – Елы-палы, да что вы в самом деле… а, муха-бляха!!!
Одна из каменных плит под ногами совершенно неожиданно словно бы растворилась. И все трое стремительно ухнули в черную пустоту. Койфман, Ежов и Дитирон.
Но летели они недолго – секунды полторы, не больше. А потом Койфман и Ежов повисли на паутинных нитях Дитирона – Койфман на одной, а Ежов, как более тяжелый, на двух. Три остальные нити прилипли к потолку, и Дитирон начал медленно подтягиваться обратно.
– Удержишь? – с беспокойством спросил Михаил, изо всех сил заставляя себя не смотреть вниз. Там уже виднелись острейшие пики, торчащие из дна ловушки. Тоже каменные, как и все здесь.
– Моя сильная… – прохрипел Дитирон. – Моя держи товарищ, поднимай на воля…
Койфман нажал что-то на рукаве, потом изогнулся и повторил ту же операцию со штаниной. А потом из его рукава выскочило что-то вроде небольшого ножа, и он… перерезал паутинку.
– Елы-палы!… – ахнул Ежов, глядя, как старичок падает вниз, на колья.
Однако падение быстро остановилось. Койфмана словно бы примагнитило к стене. Он несколько секунд повисел там неподвижно, проверил винтовку, висящую за спиной, и быстро-быстро начал перебирать конечностями, карабкаясь вверх по гладкой стене.
– Учись, Мишенька! – ехидно подмигнул он, проползая мимо Ежова. – У тебя тоже, кстати, такое есть…
Детектив недоуменно нахмурился и начал ощупывать комбинезон в поисках других сюрпризов. В конце концов он нашел несколько потайных сенсоров, но включать ни одного не стал. Во-первых, не знал, какой для чего, а во-вторых, Дитирон уже стоял на ногах и заканчивал вытягивать его, Ежова.
– Эх, жалко Остапа не было, – выдохнул он, глядя на ловушку. – Он бы эту дырку закупорил, как пробка…
– А вот почему, интересно, он говорит на общечеловеческом? – задумчиво почесал верхнюю губу Моручи. Там уже виднелись первые намеки на новые усы. – Ни один из тех, что мы находили, не сказал ни одного понятного слова… да они вообще говорить не умели.
– А разве это проблема? Перепрограммировали…
– Да нет… В том-то и дело, что эти каменюки не перепрограммируешь – у них мозги совсем другие. Программируются раз и навсегда. Очень непродуктивная конструкция.
– Да уж, непродуктивная… – согласился Рудольф. – Так что будем с ним делать? Он действительно начнет стрелять?
– Не проблема, – коротко хмыкнул Моручи, резко взмахивая рукой.
Сначала никто не понял, что он, собственно сделал. А потом робот начал медленно распадаться. Имперский мономеч рассек его на две равные половины…
– Интересная штучка… – вытащил из его сердцевины какой-то кристаллик Рудольф. – Это и есть системный блок? Необычное решение…
– Бери его с собой, и пошли дальше, – приказал капитан. – Застоялись мы тут, а времени все меньше…
Джина, Остап и Николай по-прежнему брели в абсолютной темноте, от души надеясь, что когда-нибудь она все-таки закончится. Без света идти было очень трудно – они то и дело спотыкались и натыкались друг на друга. И, разумеется, то и дело перекликались, чтобы не потеряться.
– Хасаныч, а ты чем там чавкаешь в темноте? – завистливо спросил Денисов.
– Чвак-чвак… а… м-м-м… а ничем! – нагло отказался от всех предъяв могучий алкморег. – Это тебе, чав-чав, послышалось…
– Это еще что такое?! – вдруг взвизгнула Джина, идущая впереди всех. Вслед за этим послышался звук оглушительной пощечины, а потом падения. – Кто из вас, ублюдков, посмел лапать меня за задницу?!
Остап и Николай некоторое время уважительно молчали. Каждый из них знал, что это был не он. Поэтому и тот и другой сейчас молча уважали напарника – это ж сколько нужно храбрости, чтобы лапать этот комок злобы, ошибочно именующийся женщиной!
– Больно, Денисов? – посочувствовал ему Остап.
– Хасаныч, ты че, это ж она тебе врезала!
Снова воцарилось молчание. На сей раз недоуменное.
– Подождите-ка… – с еле заметным смущением в голосе сказала Джина. – Если это были не вы… то кого же я тогда вырубила?…
Все трое начали ощупывать случайную жертву.
– Женщина… – задумчиво прокомментировал воришка. – Высокая… спортивная… фигуристая…
– Мужчина… – одновременно с ним комментировала десантница. – Невысокий… щуплый… не импотент…
А потом они одновременно сообразили, что в очередной раз нашли в темноте друг друга, и отскочили с возмущенными воплями. Хотя Джина тут же пожалела, что поспешила отпрыгнуть – ей хотелось отправить в нокаут и Денисова тоже, но теперь найти его не получалось. Работать вслепую она не привыкла.
– Блин, краля, ты на хрена лезешь куда не просят?… – болезненным голосом спросил из темноты Денисов. – Как ведь еще сдавила…
– Да было б там что сдавливать!… – сконфуженно огрызнулась Джина. – Я автоматически…
– Тихо вы, сведенные! – шикнул на них Остап. – Я тут что-то нашел… ого, да это же хвост!
– Уверен, Хасаныч? Может, другое че?
– Да нет, что ж я, хвоста на ощупь не отличу… Длинный, волосатый… Обезьяна, что ли, какая-то?
– Ну а че, правильно, – согласился Денисов. – На нашу кралю как раз только обезьян и ловить – она у них типа королевы красоты…
– Я тебя!… – вслепую ударила Джина и ойкнула от боли – кулак встретился со стеной.
Во тьме раздался какой-то странный хлюпающий звук. И прозвучал он как-то очень нехорошо…
– Упс… – ужасно сконфузился Остап.
– Че там, блин?
– Я… я, похоже, на эту обезьяну наступил…
– Да и хрен бы с ней! Жить-то будет?
– Вряд ли… – еще больше (хотя казалось, что дальше уже некуда) сконфузился Остап. – Я ей… я ей на голову наступил… ботинок вот испачкал…
– Хватит рыться во всякой гадости! – раздраженно зашипел на Соазсся Косколито. – Ну нет там ничего!
– Тебе нет, а мне, может, что и отыщется… – продолжал копаться в куче обломков хуассин. – О, монетка!
– Это имперский йенито, одна сотая империала!
– Ой-ой-ой, какие мы богатые стали, йенито для нас уже не деньги… – безразлично хмыкнул Соазссь, пряча медяк во внутренний карман балахона. – Не бойся, моя хойошая, иди к папочке, папочка тебя в обиду не даст…
– Если ис-са тебя мы опосдаем на помощь капитану, я откушу тебе нос, шалкий хуассин!… – яростно зашипел пилот. – Ах да, носа у тебя нет… ну, тогда сверну шею!
– [Бело-желтые полосы, зеленая клякса, темно-оранжевые круги, серебристый квадрат, голубой изломанный треугольник, желтый круг с черным квадратиком в центре]!
– Байхат, ты что?… – не на шутку испугался Соазссь. – Ну хойошо, хойошо, уже иду, зачем так йугаться-то? О, еще монетка!
Жадный хуассин сунул раздвоенное щупальце в стенное отверстие, умудрившись углядеть там еще один медячок. И застыл с расширившимся хоботком, медленно покачивая треугольной макушкой.
– Меня кто-то схватил!… – сердито пожаловался он. – Кто-то меня дейжит…
– А, ну так тебе и надо, – нисколько не посочувствовал ему Косколито.
– Может, все-таки поможешь?
– Ну, для начала тебе придется отпустить монету, – предложил серран.
– У меня есть пятьсот п’йичин не отпускать эту монету, – наотрез отказался от этого варианта Соазссь. – Должен быть д’йугой способ!
Косколито сердито высунул язык, но все-таки ухватил суперкарго за талию и начал изо всех сил тянуть.
Безуспешно – что бы там его ни схватило, держало оно крепко. Серран добился только одного результата – Соазссь начал громко кряхтеть от боли. Хотя этот результат Косколито тоже очень понравился…
После встретившийся ловушки Дитирон, Ежов и Койфман начали двигаться осторожнее. Старичок включил нечто вроде фонарика с синим светом и ощупывал его лучом пол, стены и даже потолок. Пока что подозрительных мест не встретилось. Дитирон плюхал где-то далеко позади, прикрывая тылы.
Ежов шел и думал, что они наверняка заблудились. Капитан, правда, скопировал карту на информы Косколито, Джины и Койфмана, но эта карта не особо помогала. Уж очень запутанный лабиринт скрывался внутри древней станции. Да еще и с ловушками…
– Ну что ты, Мишенька, разве же это ловушки? Вот, помнится, были мы на Авалоне, лазили там в одно место… Вот там были ловушки так ловушки!
– Аарон Лазаревич… – озадаченно посмотрел на него Михаил. – Я что, вслух сказал разве? Или вы тоже… как Фрида?
– Да нет, что ты, Мишенька… – хитро улыбнулся старичок. – Но тут догадаться нетрудно. Я, знаешь, больше полувека особистом оттрубил, поневоле наловчился по лицу мысли читать… А у тебя лицо простое, бесхитростное, как по экрану все прочитать можно…
Ежов слегка обиделся. Он все-таки работал детективом, и всегда полагал, что умеет скрывать свои мысли. Хотя, конечно, для старого раввина они действительно были что раскрытая книга… кстати, человек двадцатого века сказал бы "как по бумажке", а не "как по экрану". Но в семьдесят втором веке бумажные книги остались только в музеях. Во всяком случае на Старой Земле, в Империи, СОП и Бундестаге. В других человеческих системах порой еще встречались отставания – ведь и в наше время на планете сохранились государства, живущие чуть ли не в средневековье, а то и в каменном веке.
– Бедный Колян… – усмехнулся Ежов, решив, что ему еще повезло, что его определили именно к Койфману – остальные офицеры были еще хуже. Ну, кроме капитана, конечно. – Попал под командование к Джине… Вот ведь как бывает – красивая девка, а такая злющая! Это, считай, половина женщин на корабле – сволочи!
– Почему половина? – удивился Койфман. – Треть.
– Как это треть? – пришло время удивляться Михаилу. – Джина и Фрида – вот и все. Две. Половина от двух – одна.
– Ну, положим, не две, а три…
Ежов некоторое время шевелил губами, пересчитывая членов экипажа и прикидывая, кто бы из них мог оказаться третьей женщиной. Ничего не придумывалось. Сиреневый Бархат – гермафродит, это он твердо помнил еще с тех пор, когда просматривал информацию о Плывущих. А никого из остальных он просто не мог представить в этой роли…
– Дитирон, Мишенька, Дитирон, – снова прочитал все мысли по лицу Койфман.
– Кха-кха… кхаак?! – закашлялся Ежов, непроизвольно оборачиваясь в сторону уу-де-шуу. – Он же мужик!
– В том-то и дело, что нет. Вот ты мне скажи, кого следует называть женщиной?
– Э-э-э… ну… э-э-э… – Михаил попытался нарисовать что-то в воздухе, но быстро сдался и сказал просто: – Того, кто рожает детей.
– Правильно! – обрадовался Койфман. – А у уу-де-шуу женщины не рожают живых детенышей, а откладывают яйца. У Дитирона, если присмотреться, внизу торчит кончик яйцеклада – не видел?
– Видел, но я… э-э-э… ну, в общем, не то подумал… – смутился Ежов.
– А, ну ясно, ясненько… В общем, женщина откладывает яйцо и на этом свободна. А мужчина его потом высиживает. Очень долго высиживает. Вот потому у них роли и поменялись – у них детьми занимаются мужчины, а добычей продовольствия – женщины. Вот обрати внимание – в большинстве человеческих языков первым местоимением является "он". И только вторым "она". Почему? Да потому, что человек – существо патриархальное. Это заложено в самих биологических различиях. Почти во всех древних цивилизациях мужчина играл главенствующую роль. И только потом, постепенно, очень медленно, женщины добились равноправия. Сейчас о том, что когда-то было по-другому, никто уже и не помнит… это вот я историей занимался, я помню… Ну и ты, конечно, помнишь, ты же из средневековья. А у уу-де-шуу все как раз наоборот – они биологически матриархальны. Ты вот никогда не обращал внимания, что Дитирон всегда говорит о себе в женском роде: "моя"?
– Да он все слова коверкает, откуда ж я знал… И почему мне никто раньше не говорил?
– А какая разница? И потом, он женщина только биологически, а социально как раз мужчина. Воин, охотник… в первобытном обществе эти профессии всегда принадлежали самцам.
– А как же амазонки?
– Ну, правил без исключений не бывает, – резонно заметил Койфман. – К тому же историки до сих пор не подтвердили существование амазонок стопроцентно – возможно, это все-таки миф…
– "Чернильница", однозначно, – кивнул невидимый в темноте Моручи. – Только постоянная. Очень, гхрм, надежное средство защиты – поставить тут растяжку, и попробуй ее увидь… Никогда не знаешь, когда тебя изрешетят…
– Эх, нет у меня военного опыта… – посетовал Рудольф. – Сюрприз за сюрпризом… Но мы не заблудимся?
– Со мной не заблудитесь, – прозвенела Фрида, движущаяся так же уверенно, как и на свету. – Просто держитесь за меня – я выведу.
– А если кто-нибудь из остальных тоже попал в такую?… – забеспокоился Рудольф.
– Да уж, тут не позавидуешь… – вздохнул Моручи. – Дитирон может ориентироваться по запаху, а у Бархата есть ментальное чутье, но вот если в такую мерзость вляпается отряд второго пилота… Быть большой беде.
– А еще я не могу понять, почему связь отказала! – пожаловался на особенно беспокоящий его фактор механик. – Такое впечатление, что мы остались совсем одни!