- Ну, не хочешь - не надо. - Она возобновила хождение. - Я никогда не доверяла Гаспару, - сказала она пятну на стене. - Он накачивался словодурью, и это его отношение к мельницам… Как можно доверять писателю, который так много читает и даже не делает вид, будто хочет написать что-то свое?
- А как ты, кроха? - вставил Гомер. - Ты собираешься написать собственную книгу? Тогда я мог бы вздремнуть.
- Не сейчас. Я слишком возбуждена. Напомни, чтобы я велела помощникам принести диктописец. Напишу ее завтра после обеда.
- Не догоняю ребят, считающих, что они могут писать книги. - Гомер покрутил головой. - С девками по-другому - от них можно ожидать любой дури. Но с парнями, я ставлю себя на их место, я просто не догоняю. Странно, они что, думают, будто созданы как словомельницы, набитые проводниками, реле и ячейками памяти вместо старых добрых мускулов? Может быть, это нормально для роботов, но для человека это отвратительно.
- Гомер, - мягко произнесла Элоиза, продолжая ходить. - У человека есть очень сложная нервная система и мозг с миллиардами и миллиардами нервных клеток.
- В самом деле? Надо будет поразмыслить над этим на досуге. - Его лицо посерьезнело. - Много всего есть в мире. Странного, всякого. Как то предложение с работы, что я все получаю от Грин Бей Пэкерс, - такие случаи волнуют меня.
- Ну, Гомер, - резко одернула его Элоиза. - Помни, что ты писатель.
Гомер кивнул, счастливо улыбаясь.
- И правда, кроха. У меня лучшая среди всех физическая форма. Это видно даже по костюмам.
Элоиза, не переставая ходить, снова начала говорить с пятном на стене:
- Кстати, о роботах. Гаспар помимо всех прочих грехов был еще и роболюбом. Книголюб, роболюб, мельницелюб. издательский любовник, тискающий девок, когда есть время. А также любитель все понять. Он тащился от того, что разбирался в вещах, но никогда не мог понять смысла действия ради самого действия.
- Кроха, откуда в тебе столько энергии? - жалобно удивился Гомер. - После сегодняшнего утра ты должна быть как выжатый лимон. Я - выжат, даже не считая ран.
- Гомер, у женщин есть резервы, которых нет у мужчин, - мудро заметила Элоиза. - Особенно у расстроенных женщин.
- Да, я знаю, у них есть слой жира, удерживающий тепло при длительных заплывах. А мышцы матки сильнее любого мускула мужчины.
- Убедись, что это так, трус, - снова предложила Элоиза, но Гомер ушел в грезы.
- Я часто думаю… - начал он и задумался.
- …может ли женщина стрелять или прыгать в высоту при помощи матки? - закончила за него Элоиза.
- Ну, ты шутишь, кроха, - серьезно сказал Гомер. - Послушай, у тебя так много энергии, пойди в штаб или в "Слово". У Комитета действия найдется для тебя работа. Или хоть расскажи им о своих заботах. Я хочу отдохнуть.
- Комитет действия недостаточно активен для меня, - возразила Элоиза. - И я определенно не собираюсь делиться своими мыслями с этими ворюгами из союза. Хотя, - продолжала она, пристально глядя Гомеру в глаза, - ты вдохновил меня. - Она начала снимать рубашку и джинсы.
Гомер нарочито отвернулся, подставляя шею для поцелуя. Но его не последовало. Заинтересованный тихим шуршанием, он обернулся и обнаружил, что Элоиза уже в ботинках, серых штанах и черном свитере с длинными рукавами и низким вырезом. Она застегивала на шее тяжелое ожерелье, отливавшее бледно-серым цветом.
- Эй, я никогда его не видел, - воскликнул Гомер. - Что это за серые орехи?
- Это не орехи, - мрачно заметила Элоиза. - Это маленькие серебряные черепа. Это мое охотничье ожерелье.
- Это ужасно, кроха, - возразил Гомер. - На кого ты охотишься?
- На детей, - зловеще ответила Элоиза. - На двухсотфунтовых детей мужского пола, семьдесят фунтов туда-сюда. Я закончила с мужчинами. Ну, не обижайся, Гомер, - добавила она быстро. - Я не имела в виду тебя. - Элоиза подошла и остановилась у стола. - Гомер, - произнесла она мягко, - я должна сказать тебе кое-что. Хотелось бы, конечно, дать тебе отдохнуть, подлечиться и вернуться к тренировкам, но боюсь, что это будет невозможно. Гомер, у меня есть секретная, но верная информация, что Рокет Хауз держит за пазухой какую-то штуку, позволяющую писать без словомельниц. Я точно знаю, что именно в эту минуту Флэксмен и Каллингем перекупают лучших писателей у других издательств, чтобы сделать их авторами этих книг. Только писатели из Рокет Хауз полностью будут приняты. Ты что, хочешь остаться в стороне?
Гомер Хемингуэй взлетел со стола, как ракета с пусковой установки.
- Дай мне мою средиземноморскую ветровку, ту, что с фиолетовыми разводами, - быстро потребовал писатель, хмуря лоб э мысленном усилии. - И мои грязные полотняные туфли, и потрепанную капитанскую фуражку. Да побыстрее!
- Но, Гомер, - запротестовала Элоиза, ошалевшая от успеха своей стратегии. - Как же твой обожженный зад?
- В моей медицинской комнате, - проинформировал ее запасливый писатель, - есть прозрачный, пропускающий воздух и подогнанный по форме пластиковый ягодичный щит, сделанный как раз для таких случаев.
10
- Ну-с, Зейн Горт, - добродушно проворковал Флэксмен, - Гаспар говорит, что на этом побоище словомельниц ты вел себя как настоящий герой.
Атмосфера в конторе заметно разрядилась, когда мисс Блашес вышла, чтобы привести себя в порядок в женской туалетной. Выходя, она не преминула упрекнуть издателей в скаредности: те не хотели держать отдельную туалетную для роботесс.
Маленький брюнет состроил грустную мину.
- Тебе, вероятно, было тяжело смотреть, как линчевали твоих собратьев, я имею в виду машины.
- Честно говоря, нет, мистер Флэксмен, - без колебаний ответил робот. - Дело в том, что я никогда не любил словомельницы или другие думающие машины, у которых есть мозг, но нет тела. У них нет сознания, их творчество слепо. Они нанизывают символы, как бусы, и прядут слова, как пряжу. Они ужасны, и я их боюсь. Вы называете их моими собратьями, но для меня они не роботы.
- Странно, если рассудить, что и вы, и словомельницы в равной степени являетесь писателями.
- Вовсе не странно, мистер Флэксмен. Это правда, я писатель. Но я - волк-одиночка, самостоятельный писатель, как человеческие писатели древних времен, до эры издателей, о которой упоминал мистер Каллингем. Я - самопрограммирующийся, как и все свободные роботы, и поскольку я никогда не писал ничего, кроме книг о роботах и для роботов, мне никогда не приходилось подчиняться редакторам-людям, хотя при определенных обстоятельствах я был бы этому рад. - Он дружелюбно подмигнул в сторону Каллингема, а затем задумчиво посмотрел вокруг своим единственным черным глазом. - Например, при таких обстоятельствах, как сейчас, когда все словомельницы разрушены, способности ваших писателей весьма сомнительны и мы, писатели-роботы, остались единственными опытными беллетристами в Солнечной системе.
- Ах да, словомельницы разрушены! - сказал Флэксмен, широко ухмыльнувшись Каллингему и потирая руки.
- Я был бы готов выслушать указания мистера Каллингема относительно человеческих эмоций, - быстро продолжил робот. - И увидеть его имя на обложке рядом с моим, набранное тем же шрифтом. "Зейн Горт и Дж. К. Каллингем" - звучит красиво. И наши фото на последней странице обложки. Вы определенно примете писателей-роботов, если их соавторами станут люди, хотя бы на первом этапе. И в любом случае мы, роботы, гораздо ближе к вам, чем эти бездушные словомельницы.
- Подождите-ка минуту, вы все! - Гаспар крикнул так, что Флэксмен моргнул, а по лицу Каллингема пробежала легкая тень. Писатель озирался вокруг, словно голодный взъерошенный медведь. Его снова разбирала злость - злость на непонятное поведение Флэксмена и Каллингема. И, как и прежде, его гнев стал горючим, которое дало силы разорвать нее покровы тайн. - Заткнись, Зейн, - прорычал он. - Послушайте, мистер Ф. и мистер К. Каждый раз, когда кто-то упоминает о разрушенных словомельницах, вы ведете себя так, будто сидите на рождественском обеде. Честно говоря, даже если бы я не знал, что ваши собственные словомельницы разрушены вместе с остальными, я был бы готов поклясться, что вы, два старых мошенника…
- Но-но, Гаспар!
- Бросьте шутить! О, я знаю, все для Рокет Хауз, мы все герои, а вы пара святых, но это такая же правда, как и первая. Все, что я хотел сказать, и готов в этом поклясться, - вы сами организовали побоище. Может быть, несмотря на то, что Рокет… Скажите, вы были здесь во время всего этого?
Флэксмен, улыбаясь, откинулся назад.
- Мы сочувствовали, Гаспар. Да, представьте себе, мы сочувствовали вам, писателям, вашим ущемленным и тщетным попыткам самоутверждения. Мы, конечно, не действовали активно, но… сочувствовали.
- Кучке визжащих длинноволосых? Ба! Нет, у вас должно было быть что-то более меркантильное на уме. Дайте-ка подумать. - Гаспар вытащил из кармана смокинга пеньковую трубку и стал набивать ее табаком, но потом швырнул трубку и кисет на пол: - К черту эти образы! - сказал он, протягивая руку через стол. - Дайте сигарету!
Флэксмен растерялся, но Каллингем потянулся через стол и смиренно выполнил просьбу.
- Давайте посмотрим, - размышлял Гаспар, глубоко затягиваясь. - Может быть, у вас в головах действительно засела эта идиотская идея, прости меня, Зейн, чтобы роботы писали книги для людей… но нет, это не подходит Практически все издательства издают робокниги, у всех есть робописатели, и все ищут рынки сбыта.
- Есть робописатели и робописатели, - несколько обиженно заметил Зейн Горт. - Не все из них могут так приспособиться, и не у всех есть достаточные резервы, и не все так сильно симпатизируют нероботам.
- Заткнись, я сказал. Нет, это должно быть что-то, что есть у Рокет и нет у других издательств. Подпольные мельницы? Нет, я бы знал о них, здесь меня никому не одурачить. Тайная группа писателей, способных на самом деле писать с качеством, сравнимым с продукцией словомельниц? Я поверю в это, когда Гомер Хемингуэй выучит азбуку. Но что же тогда? Инопланетяне? Экстрасенсы? Автоматические писатели, настроенные на Вечность? Каким-то образом управляемые гениальные психопаты?
Флэксмен качнулся вперед:
- Мы ему скажем, Калли?
Высокий блондин думал. И думал вслух:
- Гаспар считает, что мы два мошенника, но в глубине души он верен Рокет Хауз. - Гаспар хмуро кивнул. - Мы напечатали все произведения Зейна, начиная с "Обнаженной стали" и заканчивая "Существом из черного циклотрона". Он дважды пытался поменять издателей… - Зейн выглядел слегка удивленным. - …и каждый раз получал решительный отказ. В любом случае, нам понадобится помощь в подготовке книг для печатных машин. Мой ответ - да. Скажи им, Флэкси.
Его компаньон качнулся назад и глубоко вздохнул. Потом поднял телефонную трубку:
- Дайте мне Инкубатор. - Он с улыбкой посмотрел на Гаспара. - Говорит Флэксмен! - И неожиданно рявкнул в грубку: - Бишоп? Мне нужно… Ах, это не Бишоп? Ну так найдите ее! Кстати, Гаспар, - добавил он угрюмо, - ты пропустил еще один возможный вариант - заранее смолотый запас рукописей.
Гаспар мотнул головой:
- Я бы знал, если бы машины работали сверхурочно.
Глаза Флэксмена загорелись.
- Няня Бишоп? Флэксмен. Принесите мне мозг. - Прижав трубку к щеке, он еще раз издевательски улыбнулся Гаспару. - Нет, любой мозг, - бросил он небрежно уже в трубку и собрался было повесить ее. - Что еще? Нет, абсолютно безопасно, улицы свободны. Ну так пусть Зенгвелл принесет. Хорошо, несите вы, а Зенгвелл будет охранять вас. Ну, если Зенгвелл в самом деле так пьян…
Разговаривая по телефону, он посматривал то на Гаспара, то на Зейна Горта. Потом, как бы на что-то решившись, произнес в своей обычной решительной манере:
- О’кей, мы сделаем вот что. Я посылаю двух парней, из плоти и из металла. Они будут охранять вас по дороге. Нет, они абсолютно безопасны, но не говорите им ничего. Ну да, они храбры, как львы, чуть не погибли, защищая словомельницы, кровь и масло, которыми они истекают, залили всю контору. Ну нет, не так плохо, они снова рвутся в бой. Теперь слушайте, няня Бишоп, я хочу, чтобы вы были готовы выйти, как только они доберутся. И никаких сомнений в последнюю минуту, вы меня слышите? Мне этот мозг нужен немедленно.
Он повесил трубку.
- Она боится нападения, - объяснил он. - Могут еще попасться писатели, шатающиеся по Ряду. Эта женщина смотрит за качалками, яслями и меняет пеленки. - Он посмотрел на Гаспара. - Ты знаешь Мудрость Веков?
- Конечно. Я прохожу мимо каждый день. Это в нескольких кварталах отсюда. Изящное местечко. И никакой активности.
- Как ты думаешь, что там?
- Я не знаю. Наверное, какое-то оккультное издательство, хотя я никогда не видел его названия в книжных списках. И вообще никогда не встречал этого названия… эй, подождите! Огромный медный герб у нас в вестибюле на полу. На нем написано "Рокет Хауз", а потом маленькими готическими буквами с завитушками: "в ассоциации с Мудростью Веков". Надо же, никогда не думал, что здесь есть связь.
- Ты просто убил меня, - сказал Флэксмен. - Писатель с даром наблюдательности. Никогда не думал, что доживу до такого. Вы с Зейном живо мчитесь в Мудрость и тащите оттуда няню Бишоп. Можете сделать так, чтобы под ней горело, но выше краешка юбки все должно быть в ажуре.
- По телефону вы сказали "Инкубатор", - заметил Гаспар.
- Сказал. Это одно и то же. А теперь - бегом.
Гаспар колебался.
- Возможно, там все еще рыскают писатели, - наконец выдавил он из себя, - или уже вышли на второй раунд.
- И это беспокоит двух героев? Вперед, я сказал!
Гаспар уже подходил к двери, когда та распахнулась.
Флэксмен подпрыгнул. В дверях стояла растрепанная, залитая слезами маленькая женщина в черном.
- Простите, джентльмены, - сказала она тихим голосом, - но меня направили сюда. Умоляю, скажите, вы видели тут большого стройного мужчину и красивого маленького мальчика? Сегодня рано утром они пошли, поглядеть на словомельницы. Они оба были одеты в великолепные изумрудные костюмы с милыми опаловыми пуговицами.
Гаспар нерешительно пробирался мимо маленькой женщины, пока та говорила. Вдруг из конца коридора донесся раздирающий уши крик. Мисс Блашес стояла у двери женского туалета, прижимая захваты к анодированным вискам. Потом она быстро побежала, раскинув руки, к маленькой женщине, крича грустным мягким голосом:
- Дорогая, дорогая, мужайтесь, вас ждут ужасные новости!
Когда Гаспар с облегчением выскочил на неработающий эскалатор, за ним летел не только Зейн Горт, но и предостерегающий крик Флэксмена:
- Помните, няня Бишоп будет нервничать. Она понесет мозг!
11
В комнате без окон было темно, если не считать света полдюжины телеэкранов, расположенных, как вначале могло показаться, под случайными углами. Меняющиеся изображения на экранах были непривычно четкими. Звезды и космические корабли, простейшие и люди, просто книжные страницы. Большая часть пространства в центре и один из углов комнаты были заняты столами, на которых стояли телевизоры и разные инструменты с кабелями. Три другие стены были неравномерно увешаны полками различной высоты, крепкими маленькими подставками, на каждой из которых в гладком плотном черном воротничке покоилось яйцо из дымчатого серебра размером больше человеческой головы.
Странное это было серебро. Оно напоминало о туманах и лунном свете, о светлых тонких волосах, серебрящихся в свете свечей, флаконах духов, зеркале принцессы, маске Пьеро, доспехах принца-поэта.
Да и сама комната навевала с калейдоскопической скоростью меняющиеся картины: то грезился фантастический питомник, то волшебный инкубатор для роботов, то места, где маг-чернокнижник укрывал свои ужасные трофеи, то студия скульптора по металлу. Затем вдруг начинало казаться, что серебристые овалы на самом деле были головами каких-то металлических созданий, склонившихся в безмолвном разговоре.
Это последнее впечатление усиливалось тем, что у основания каждого яйца, всегда у более заостренного конца, было три темных пятна - два сверху и одно снизу, - напоминавшие глаза и рот под огромным гладким лбом. И только с близкого расстояния удавалось разглядеть простые розетки. Многие из них были пусты, но к некоторым присоединялись провода, ведущие к инструментам. Все эти приборы очень различались, но стоило некоторое время потратить на их изучение, как обнаруживалось, что верхняя правая розетка, если смотреть со стороны яйца, всегда подключалась к портативной телекамере, верхняя левая - к какому-нибудь микрофону или другому источнику звука, а нижняя - всегда вела к маленькому громкоговорителю.
Из этого правила было одно исключение: иногда ротовая розетка одного яйца была напрямую подключена к уху - верхней левой розетке - другого.
Еще более тщательное изучение помогло бы обнаружить очень тонкие линии и гладкие зубцы на верхушке яйца. Тонкие линии составляли большой круг с маленьким посредине, что создавало иллюзию некоего двойного покрытия. Расположение зубцов предполагало, что каждую круглую секцию можно открутить двумя пальцами.
Однако при прикосновении к одному из серебряных яиц - конечно, после некоторых колебаний, - сначала оно начинало казаться горячим, а только потом становилось ясно, просто оно не такое холодное, как ожидалось, и его температура близка к температуре человеческого тела. А уж если кончики пальцев чувствительны к вибрации, то через некоторое время на гладком металле удавалось почувствовать слабое, но твердое биение в ритме человеческого сердца.
У края одного из столов примостилась женщина в белом халате, нагнувшись и склонив голову, как бы отдыхая. Из-за полутьмы в комнате и маски, закрывавшей лицо ниже глаз, трудно было определить ее возраст. Сбоку, упираясь ей в бедро, лежал большой поднос, который она поддерживала левой рукой. На подносе стояло десятка два глубоких стеклянных тарелок с какой-то прозрачной ароматной жидкостью. Примерно половина их была заполнена толстыми металлическими дисками, расположенными по окружности. Они были того же размера, что и небольшие круги на серебряных яйцах На столе, у склоненной головы женщины, стоял микрофон, подсоединенный к яйцу, которое выглядело немного мельче, чем остальные. В ротовую розетку яйца был включен динамик.
Они начали разговор: яйцо бубнило так, как если бы могло контролировать слова и интервалы, но не тембр или ритм, а женщина - устало и почти так же монотонно.
Женщина: Спи, спи, малыш.
Яйцо: Не могу спать. Не спал уже сто лет.
Женщина: Тогда отключи сознание.
Яйцо: Не могу отключить сознание.
Женщина: Сможешь, если попытаешься, малыш.
Яйцо: Попытаюсь, если перевернешь меня.
Женщина: Я переворачивала тебя вчера.
Яйцо: Переверни меня, у меня рак.
Женщина: У тебя не может быть рака, малыш.
Яйцо: Может. Я умный. Включи мне глаз и поверни его так, чтобы я мог посмотреть на себя.
Женщина: Ты уже смотрел. Нельзя смотреть слишком часто. Хочешь посмотреть кино или почитать?
Яйцо: Нет.
Женщина: Хочешь поговорить с кем-нибудь? Хочешь по говорить с Номером Четвертым?
Яйцо: Номер Четвертый тупой.
Женщина: А хочешь поговорить с Номером Шестым?