"Дед Артем вел меня через луг в соседний поселок. Был июнь, еще точнее – июньский полдень, в траве кто-то старательно наскрипывал свою вечную песенку, и дед бормотал мне что-то такое, что, по его мнению, нужно по пути рассказывать внуку. Я хотел, чтобы он назвал мне травы, а он толковал, что будет, когда мы придем, и как нас встретит какая-то тетя, и чем она нас угостит. Мне было все равно, что там за тетя, я хотел знать, как называются белые и желтые кисти цветов, качавшиеся возле моего лица на тончайших стеблях. И мне было жарко. Я немного одурел от ходьбы и дедовой воркотни, поэтому не услышал, как к нам приблизились два всадника. Их кони шли по колено в траве, шли так плавно и беззвучно, что мно показалось – они плывут, и всадники, чуть покачиваясь, так же беззвучно переговаривались. Это были люди из иного мира, и мне даже показалось, что за их спинами на конские крупы свисают темно-синие плащи. Откуда-то я знал, что это – солдаты, что они – в дозоре, но почему-то не видят нас с дедом, смотрят, а не видят, как будто соприкоснулись два мира, каждый из которых странен и невнятен для другого. В нашем мире не могло быть таких спокойных и строгих лиц, таких высоких коней. Оружия я не видел, но оно, несомненно, было, хотя и не такое, какое я знал – винтовка, пистолет или карабин, как у лесничего дяди Матвея. Эти всадники в одинаковых синих шапочках, сдвинутых на левый висок и прихваченных блестящими значками, проехали мимо, как будто рядом не было меня – маленького и онемевшего от восторга. Я хотел поймать взгляд всадника, но взгляд был неуловим, и они неторопливо уплыли вдаль, оставив единственное доказательство своей реальности – тонкую струйку запаха. Я еще не знал, как всю жизнь буду искать, находить, узнавать этот запах. Это – единственно, от чего я вздрагиваю и с некоторым стыдом вспоминаю, как хотел приехать домой на высоком коне, чтобы все удивились и завидовали, а я бы сказал с высоты что-то очень важное и красивое, а потом ускакал – так же беззвучно, без обязательного стука конских копыт плывя над землей неведомо куда – я еще не придумал цели этой красивой езды".
Текст получился непозволительно большой – впрочем, непозволительно относилось к тем временам, когда в "Мнемозине" еще не было Руслана. Он сперва не хотел сокращать, но вдруг вспомнил – оружие! Нужно было и мальчику дать в руки какую-то пластмассовую стрелялку, и всадников вооружить реально, а не романтическими предположениями.
Вписав куда нужно про стрелялки, Руслан взялся за основную работу – подбор деталей. Он заказал архивным девочкам штук десять вырезок из старых цветных журналов – чтобы лошади во всех видах, и взялся за картотеку антикварных фотографий – требовался вполне реалистический дед Артем. О том, как трудно будет довести спектродинамику реального отрывка до того шедевра, который он сейчас сочинил, Руслан даже не думал – не его забора, на то операторы есть.
Он связался с одоротекой, скинул туда файл с сюжетом и попросил, чтобы среди запахов обязательно был запах кожи – по его мнению, сбруя и сапоги тоже должны были как-то отразиться в воспоминаниях.
Нужно было подобрать еще рисунки, всякую мелочевку, несколько крупных предметов квазипрошлого.
Конь – мужское начало, думал Руслан, и в комплект к мечте о высоком коне надо бы дать отсутствие отца в жизни мальчика, а также какую-нибудь гадкую женскую физиономию, мамочку, от которой хочется сбежать на край света… Хмыкнув, он полез в свой архив и выудил оттуда довольно неудачный фотопортрет Раисы.
Он провозился допоздна, а ночью ему приснились высокие кони, лишенные ног и плывущие, как корабли, над зеленой травой. И во сне он был настолько находчив, что подумал: вот интересно, что бы тут сочинил дедушка Фрейд?
* * *
– Ты заслужил отпуск, – сказал Шеф. – Не спорь. Я знаю, как вы с Тимуром работали над последним заказом. То, что мы его сдали в срок, – только ваша заслуга. Так что давай, собирайся. Поедете в Урук-Басай на неделю. Там тихо.
– Спасибо, – сказал Руслан.
Он знал, что похвала и отпуск им честно заслужены. На лацкане его пиджака рядом с буковкой "М" золотилось крошечное перо. Нагрудный знак, который выдавался крайне редко, так и назывался – "Золотое перо Мнемозины". И Руслан носил его с гордостью – как всякую честно заработанную награду.
В коридоре он встретил Лали.
– Поздравляю, – сказала она. – Шеф собрался повышать тебе оклад. Саида со своими в тихом бешенстве.
– Кто еще поедет в Урук-Басай? – спросил Руслан, имея в виду совсем иной вопрос: а не поедешь ли ты, Лали?
– Микаэл, твой оператор, еще Данияр из отдела матобеспечения.
– Что это за Урук-Басай? У нас там база, что ли?
– Очень тихое место, никакой цивилизации. Озеро, рыбные места, охота, лошади…
– Лошади? – Руслан невольно улыбнулся.
Он вспомнил, как выстраивал цепочку ассоциаций: высоко несомые морды боевых скакунов – изумленные глаза соседей (босые ступни, фартук с большим пятном на беременном животе, длинная майка на худом торсе подростка, коленки девочки, ее смех и убегающие ноги) – металлический женской голос (сладкий запах дешевой косметики, стоптанные тапочки, белье на веревке), исчезающий вдали одобрительный мужской басок (жареная на сале картошка, нож с деревянной рукояткой, дешевые папиросы) – приятное ощущение напряжения в ступнях, так давно ему знакомое, – и легкое колыхание – и прилетевший с реки ветер…
– Я, может быть, дня на два приеду, – сказала Лали.
Этого он и ждал.
Руслан позвонил в совет общины, секретарше Наине, спросил, не найдется ли высоких кавалерийских сапог на неделю, вроде, кто-то из молодежи повадился на ипподром. Сапоги ему привезли перед самым отъездом.
Урук-Басай оказался небольшим одноэтажным городком, а база, естественно, была еще дальше и имела занятный вид – блочная пятиэтажка, окруженная всевозможными халупами с одной стороны и новенькими коттеджами – с другой. Идти до озера было – пять минут, до конюшни – все двадцать, но конюх, если с вечера попросить, утром приводил оседланных лошадей прямо к террасе, где завтракали под огромным желтым навесом.
Тимур на лошади выглядел так, что три года в цирк ходить незачем. Руслан отпустил ему стременные путлища на последнюю дырку, и ноги Тимура свисали ниже лошадиного брюха. Локти он растопыривал и поводья держал, как велосипедный руль.
– Вы можете для начала объехать озеро, – сказал конюх Ильяс. – Там тропа проложена. Потом, если угодно, покажу на карте еще маршруты.
И усмехнулся, глядя на всадников.
Руслану случалось ездить верхом – он как-то лет в пятнадцать угодил в лагерь с военно-патриотической подготовкой, так там ребят учили еще стрелять из лука, а не только из пистолета и автомата. Но сейчас он все перезабыл, хотя воспоминания в теле понемногу просыпались.
Тот удачный квазик с высокими конями получился потому, что он сам с восхищением смотрел когда-то на стройных всадников, отрешенных и прекрасных в своем плавании по достигающим стремян травам.
Усмешка Ильяса означала: орлятки мои, я буду крайне удивлен, если вы не вернетесь через полчаса, наездившись на всю оставшую жизнь.
Руслан первым выехал на тропу, Тимур – за ним. И тут оказалось, что в коллеге проснулась генетическая память. Он как-то очень быстро освоился в седле и даже ощутил удовольствие. Она послали коней рысью, подняли в галоп, и все у Тимура получилось просто замечательно; настолько замечательно, что они даже не заметили, как из виду исчезло мелькавшее между деревьями озеро. Очевидно, где-то проворонили развилку.
Оба не имели опыта слоняний по местности, лишенной дорожных указателей. Когда вздумали вернуться обратно, опять же неправильно вычислили направление. И заехали в совершенно непонятные места.
Тут Руслан и вспомнил слова Лали: очень тихое место, никакой цивилизации. Тут на десятки километров не было признаков человеческого присутствия. Первым оказалась изгородь из колючей проволоки, обнаруженная в кустарнике, куда сунулся мордой конь Тимура и отскочил, едва не стряхнув всадника.
Руслан спешился и исследовал странное явление.
– Электропастух, – сказал он. – Чтобы скотина не лазила.
– С которой стороны? – резонно спросил Тимур. И вдруг, хотя заготовил еще какие-то вопросы, замолчал. Что-то, видать, вспомнил, но делиться идеей не пожелал.
Это озадачило Руслана. Опять же – колючка, натянутая довольно низко, – в расчете на коров, которые соберутся проползать под ней на пузе, что ли?
Решили ехать вдоль ограждения – авось набредут на стадо, а там уж подождут – кто-то же явится к вечеру доить скотину. Тимур, впрочем, предположил, что пасут не дойный скот, а, напротив, лесных кабанов – чтобы не шастали по огородам.
В результате они выехали к заброшенной деревне, которая произвела на обоих удручающее впечатление. Небольшая, домов в десяток, она выглядела так, будто ее покинули еще в первую мировую, хотя Тимур заметил телеграфные столбы, громоотводы на крышах, брошенную детскую коляску, ржавый кузов "запорожца".
А вот дымок, тонкой струйкой поднимавшийся к небу из-за ветхого забора, заметил Руслан.
Как-то неожиданно он испугал их, двух взрослых и способных к сопротивлению мужиков, этот дымок. Они, не сговариваясь, отъехали подальше. И решили – обогнуть двор по периметру, авось где-то забор окажется пониже, сверху удастся заглянуть.
До того они ехали по деревенской улице, а пустившись исследовать дымок, свернули и подобрались к его источнику со стороны огорода. Там, кстати, и забора уже не было, а только остатки плетня.
У костра сидели дети. Обычные мальчишки, в меру чумазые. Что-то пекли – так ворошат палочкой в золе картошку. На костер, надо думать, пошли заплетавшие колья плетня хворостины. Вздохнув с облегчением, Руслан и Тимур послали коней прямо на бурьян. Проминая его тяжелым телом так, словно это была призрачная, а не живая крепкостволая полынь, усталые кони сделали несколько шагов, и дети увидели всадников.
Они замолчали, приоткрыв рты. Руслан теперь хорошо их видел и мог сосчитать. Шестеро пацанов, от шести до девяти, самому крупному, возможно, лет десять.
– Привет и простор вам, ребята, – сказал он, подъезжая.
– Ты за нами? – спросил, вскочив, светловолосый мальчишка. – Пацанва, я же говорил! Они должны были приехать!
– Ты давай собирайся, – велел крупный, поднимаясь на ноги. – Не ты, а Ренат говорил, это его лошади.
– Это мои лошади, – подтвердил шестилетний карапуз. – Дядя, мы на них поедем? Или пойдем пешком?
– Совсем дурной, – ругнул его черноволосый глазастый парень, лет восьми-девяти. – Куда мы там сядем? Дядь, мы ведь пешком пойдем?
– А покататься?… – карапуз даже растерялся от прозы жизни.
– На них нельзя кататься, – сказал крупный.
– Но это же мои лошади!
– Ну и что?
– Я сказал – мои! – пацаненок протянул руки, и конь Руслана шагнул ему навстречу.
Руслан попытался удержать животное, но не вышло. Конь остановился, лишь когда грязные ладошки охватили колечки удил.
– Он что, настоящий? – спросил крупный паренек.
– Настоящих не бывает, – тут же вставил еще один совсем девчачьим голоском. – Вот у меня же лодка ненастоящая.
– Я его держу, – сказал малыш. – Это тот самый. Дед Артем сказал, что они придут, когда я вырасту, а я тогда был совсем мелкий.
– Значит, лодка тоже придет?
Тимур подъехал к молчащему Руслану и коротко приказал:
– Away from here…
Переход на английский удивил Руслана.
– Why?
– Keep silence and follow me.
Руслан сильно взял на себы повод и, работая еще и коленями, заставил коня развернуться. Тимур поехал прочь, Руслан – за ним, а ребенок остался стоять в полной растерянности.
– Это же мои кони! – закричал он. – Они не должны уходить! Я же их узнал! Это высокие кони!
– Твои ненастоящие, – успокоил черноволосый. – Не реви, Ренатка, и без того тошно.
– А эти настоящие, – добавил тонкий голосок. – Ты же пощупал!
– Они сперва, у меня в голове, ненастоящие, а потом будут как живые! Пусти, Жорка, пусти!
Малыш кинулся было вдогонку, но старшие перехватили.
– Ходу отсюда, – опять приказал Тимур. – И не оборачивайся! А то будут проблемы.
* * *
Руслан видел – спрашивать бесполезно.
С самого начала его службы в "Мнемозине" как-то вышло, что Тимур был за старшего. Сперва – учил, потом, когда Русланов рейтинг сильно вырос, когда встал вопрос о его повышении, все равно Тимурово слово много значило. Хотя бы потому, что он знал, на что употребляют готовые квазики. Иногда Руслану казалось, что коллега привирает, желая повысить свой престиж в глазах новичка. Теперь понял – Тимур действительно что-то знал.
Стало быть, вот они – дети, которым внедрили квазипамять. Сюжет с высокими конями Руслан считал одним из лучших. Во время работы он сам явственно видел обоих всадников, в жаркий полдень приплывающих по струящимся травам. В голове перемкнуло – они возникли, и тут он запоздало ужаснулся. Эти красавцы из иного мира были не в сочиненных словесно темно-синих плащах, не в маленькмх синих шапочках, сдвинутых на левый висок. И оба они были безоружны – хотя ответственный редактор проверял каждый квазик на наличие хотя бы игрушечного оружия…
Тимур пустил коня полевой рысью, и конь Руслана последовал похвальному примеру. Дорога позволяла ехать рядом.
Наконец молчание надоело.
– Мы бы хоть дорогу спросили, – сказал Руслан.
– Они не знают дороги.
– Они ведь откуда-то пришли.
– Нам там делать нечего. И вообще… – Тимур повернулся к Руслану, – ты об этом помалкивай. Никого не встречали, никаких детей, понял?
– Это что, какой-то закрытый интернат?
– Вроде того.
– Ты хочешь сказать, что все они попали в неприятности, лишились памяти и получили квазики?
Руслан удивился, потому что мальчишки не были похожи на инвалидов. Обыкновенные, живые, любознательные лица…
– Ты можешь не спрашивать?
– Хотелось бы знать.
– Не наше дело, понял?
Руслану не понравился тон.
– А подробнее?
– Слушай, брат… – Тимур вспылил, но сдержал себя; ненадолго, впрочем; глубоко вздохнул, засопел. покосился; Руслан ждал и дождался выкрика:
– Так им и надо! Так им и надо!
– Это же дети! – возразил Руслан, догадавшись, что Тимур имеет в виду неких незримых и опасных фанатиков. – Это всего лишь дети!
– Это такие дети, что глотку тебе перережут и не моргнут. Думаешь, зачем им квазики всадили? Эти дети такое помнят и знают, что их из интернатов выпускать нельзя!
Руслан задумался.
Он смотрел передачу о подростках, которых обработал опытный гипнотизер. Эти подростки, выведенные из состояния транса, лишенные подсаженных личностей, были жалки и растеряны. Возможно, их показали до того, как снабдили квазипамятью. И куда они делись после передачи – тоже осталось непонятным. Только ведущий намекнул, что на засекреченных базах готовят бойцов, способных идти напролом и драться с целой автоматной очередью в груди.
Так то – пятнадцатилетние парни, а не шестилетки.
– Руслан… – Тимур подъехал поближе. – Ну, не заморачивай ты себе голову. Дети какое-то время нуждаются в присмотре. Их лечат. Потом их выпустят, может быть, вернут родителям, я не знаю… Ты еще будешь гордиться тем, что делал такие классные квазики! Клянусь родителями!
Руслан промолчал.
Потом уже, когда они выбрались на дорогу, он спросил:
– А что, брат, у них агрессивность врожденная или подсаженная?
– Если тебе интересно, спроси у Лали. А вообще… – Тимур задумался. – Вообще – лучше не спрашивай. Мы святое дело делаем, мы себя и своих детей спасаем. Ты подумай, что будет, если мы не заменим этим мальчишкам всю детскую память? Их же с рождения готовили в убийцы! Если бы не "Мнемозина" – ты бы ел, пил и спал в бронежилете!
И тут Руслану стало не по себе. Две мысли ошарашили его, и первая была: "похоже, что Тимуру тоже заменили память, и стоит коснуться определенной темы – как он начинает изрекать подсаженные квази-истины", вторая же: "ох, ведь ребенку уже почти полгода…"
Тот, кого растила Раиса под присмотром строгих бабушек из общины, понемногу становился сыном. Первая злость на его мамашу прошла, время бессмысленного младенчества иссякало. Очень скоро можно будет что-то ему говорить и выслушивать ответы, чему-то его учить… вот имя парню она дала хорошее – Гариб… Гарибчик…