Пьеса "Гнусный Вангфер" была знакома всем присутствующим. Все вокруг запели хором и затопали ногами по полу. Песня, насколько Герсен мог понять, описывала проделки Вангфера, отчаянного пьяницы, который свалился в выгребную яму в Бантертауне. Убежденный, что он упал в чан с пивом, он напился до пресыщения, и когда поднялась Звезда Ван Каата и осветила место действия, из ямы торчал только набитый дерьмом живот Вангфера. Неприятная песня, - подумал Герсен, но Вольдемар Кутте дирижировал оркестром со смехом. Герсен воспользовался общим возбуждением, чтобы дуть посильнее в свою флейту, получив только один или два предостерегающих взглядов от Кутте.
Джентльмен из-за стола справа подошел к сцене и заговорил с Вольдемаром Кутте, который отвечал с раздражением. Потом он повернулся к собравшимся:
- По многочисленным заявкам мисс Тадука Мильгер споет для нас.
- О, нет! - закричала из-за своего стола. Тадука Мильгер. - Это совершенно невозможно!
Но ее затащили на сцену, поставив рядом с Кутте, который кисло улыбался.
Тадука Мильгер спела несколько баллад: "Я - одинокая птица", "Моя маленькая красная баржа на реке".
Места за столами были заполнены; постепенно собирались все опоздавшие. Герсен уже сомневался, что Трисонг придет.
Тадука Мильгер вернулась на свое место, было объявлено о начале ужина, и оркестр пошел отдохнуть в служебное помещение.
Вечер опустился на Глэдбитук. Сотни карнавальных фонарей, подвешенных на деревянных шестах, освещали павильон. За столами ужинали дворяне, попивая ликеры. Те, кто более строго придерживались учения, коротали время за чашками чая...
Это совсем реально, - подумал Герсен. - Где же Говард Трисонг? Почти в руках! - вдруг вспыхнула в подсознании мысль, неприятная и сильная. Герсен оглядел все углы павильона, берег реки... Время, казалось, застыло. И вдруг нереальность рассеялась. Теперь все стало четким. Около входа неподвижно стояли три человека и глядели в павильон. Герсен обернулся, посмотрел на дорогу. У ограды, с лицами и одеждой, которые нельзя было рассмотреть в тени, стояли еще трое мужчин. Судя по их позам, они были не из . Глэдбитука.
Все переменилось. К этому времени встреча приобрела характер легкого застольного разговора. В мерцании праздничных фонарей воображение рисовало фантастические картины. Герсен прошел в конец павильона и посмотрел на юг. Он различил очертания людей, почти незаметные под несколькими вазами.
Кутте позвал свой оркестр на сцену.
- Сейчас мы сыграем "Рапсодию спящих дев". Внимание! Грациозно и изящно.
Пирушка старых одноклассников достигла стадии общительности и панибратства. Друзья звали старых знакомых через павильон, вспоминая выдумки, проделки и шутки. Социальные барьеры были разрушены, веселье охватило весь павильон: "Ничего подобного! Это был Кремберт! Мы сделали выговор и объявили...". "О, Садкин! Помнишь вонючий цветок в букете мисс Воаб? Какая шутка, а!", "Самый ужасный скандал из всех! Это было за год до тебя...", "...что с ним случилось?", "Утонул в канале, бедняга. Упал со своей баржи...", "Самый громкий скандал был с перископом Фимфла, помнишь?", "А как же. Он подсматривал в раздевалку девчонок на ноги и кое-что между ними". "...Какая мысль была!", "Фимфл! Что за парень! Где он сейчас?", "...Эй, кто-нибудь знает, что случилось с Фимфлом?"; "Не вспоминайте этого маленького сорванца" - последнее донеслось из-за стола Садалфлори и было сказано Аделией Лэгнал.
Неожиданно раздался звук, похожий на самый низкий тон огромного тонга - был ли он на самом деле, или почудился? Герсен очень отчетливо почувствовал его, но больше никто, казалось, не заметил.
В дверях появилась высокая широкоплечая фигура. Узкие брюки из зеленого велюра облегали его длинные сильные ноги; поверх белой рубашки с длинными рукавами он надел черный жилет с фиолетовыми и золотыми карманами. Его ботинки до колен были светло-коричневого цвета: мягкая черная шляпа закрывала его широкий и высокий лоб. Он стоял в дверях, криво улыбаясь. Затем он сел на свободное место за столом поблизости. Из-за стола Садалфлори громкий шепот, который нарушил внезапно наступившую тишину:
- Это был Фимфл!
Говард Алан Трисонг или Говард Хардоа медленно повернул голову и посмотрел на Садалфлори, потом он окинул взглядом сцену, скользнул по Герсену и остановился на Вольдемаре Кутте, его улыбка стала шире.
Школьные товарищи возобновили разговоры. Застолье продолжалось, но теперь оно уже не было таким свободным, исчезла легкость, когда глаза встречались с взглядом Говарда Хардоа.
Наконец, Морна Ван Халген, одна из руководителей вечера, взяла себя в руки и приблизилась, сердечно, но только немного тихо приветствуя его, на что Говард Хардоа ответил грациозно. Морна Ван Халген указала на буфетный стол, предлагая ужин, но Хардоа покачал головой. Морна нерешительно оглядела зал, перебегая глазами от группы к группе, потом снова обернулась к учтивому мужчине, сидящему за столом перед ней.
- Как приятно видеть вас после стольких лет! Я бы никогда вас не узнала, хотя вы не так уж изменились! Годы оказались снисходительны к вам.
- Действительно, я был счастлив с ними.
- Я не помню ваших друзей... Но вы не должны сидеть здесь один. Вон Сол Чиб, вы помните его? Он сидит с Эльвиной Герли и ее мужем.
- Разумеется я помню Сола Чиба. Я помню всех и все.
- Почему бы вам не присоединиться к нему? Или к Шимусу Буту? Ведь за столиком можно поговорить. - Она показала на столы в левой части зала.
Говард Хардоа быстро взглянул в указанном направлении.
- К Солу или Шимусу, не так ли? Оба, как я помню, были неловкими, тупыми и неряшливыми людьми. Я же, вы помните, был философом.
- Возможно. Но ведь люди меняются.
- Но не в своей сущности! Возьмите меня, к примеру. Я по-прежнему философ, даже более изощренный, чем раньше.
Морна сделала принужденное движение, готовясь отойти прочь.
- Это же прекрасно, Говард.
- В таком случае, после этого маленького добавления, к какой группе вы посоветуете мне присоединиться? Может быть к Садалфлори? Или к ван Войерсам? Или, может быть, к вашей собственной?
Морна искривила губы и моргнула.
- В самом деле, Говард, я уверена, что вам будут рады везде, как было и в школе, вы знаете, и я думала...
- Вы думали обо мне, как о бедном космическом бродяге, возвратившемся усталым и одиноким, полным сантиментов, чтобы встретиться с Шимусом и Солом на нашей классной вечеринке. В каком-то смысле. Морна, время - это волшебная линза. Как и в детстве, я не употребляю такого количества ликера и эссенций. Будьте добры, Морна, позовите официанта и посидите со мной. Мы вместе выпьем "Нектар Флокса", "Голубые слезы" и "Теперь ты видишь меня?"
Морна сделала шаг назад.
- Здесь вообще нет официантов. Все делают себе напитки сами. А теперь...
- В таком случае я принимаю ваше приглашение, - Говард Хардоа вскочил на ноги.
- Мы пойдем к вашему столу, и Чимберли поставит нам один-два флакона. - И он повел Морну через павильон к столу, где она сидела со своим мужем Чимберли. Компания встретила Говарда прохладно и с немногочисленными приветствиями. Он ответил в том же духе.
- Спасибо вам всем. Морна соблазнила меня этими замечательными старыми "Голубыми Слезами", и я с удовольствием отведаю их. Леди и джентльмены, мои наилучшие пожелания! Пусть праздники никогда не покидают ваше сердце!
- Здесь нет официальной программы, - сказал Дженер. - Ты не заметил никого из своих старых друзей?
- Только вы, - сказал Говард Хардоа. - Вы говорите нет программы? Мы должны исправить это дело. Ведь встреча должна быть памятной! Спасибо, Чимберли, я выпью другого джина. Эй, маэстро Кутте, сыграйте что-нибудь!
Вольдемар Кутте поклонился всей верхней половиной туловища с суровым видом. Говард Хардоа засмеялся и откинулся на спинку стула.
- Он не изменился на на йоту; все тот же сухой старикан. Некоторые из нас изменяются в одном направлении, некоторые - в другом. Правильно, Клой? Ты ощутимо изменился: в самом деле, ты, кажется, отпустил живот?
Клой Садалфлори покраснел:
- Я не хотел бы, чтобы эта тема обсуждалась.
Но Говард Хардоа уже вел разговор в другом русле:
- Во Флатер Тунсипе так много Садалфлори, что я не могу разделить отдельные ветви этого семейства. Мне кажется, вы из главной ветви?
- Совершенно верно.
- А кто сейчас глава семья?
- Это мой отец, мистер Номо Садалфлори.
- Он сегодня отсутствует?
- Но ведь он не учился с нами в одном классе.
- А что с Саби Садалфлори, которая была когда-то такой красивой?
- Ты, очевидно, имеешь в виду мою сестру, миссис Саби вер Аз. Она здесь.
- Где же она сидит?
- Вот за тем столом, со своим мужем и другими...
Говард Хардоа рассматривал темноволосую даму за столом в двадцати футах от них. Он поднялся и подошел к ней.
- Саби! Ты узнаешь меня?
- Мне кажется, это Говард Хардоа, - голос Саби вер Аз не отличался теплотой.
- Да, это я. Не представишь ли ты меня своим друзьям?
- Мой муж, Поль. Мои дочери, Мирл и Нод, мистер и миссис Дженат с реки Виста, мистер и миссис Гилди с озера Скуни и их дочь Хальда.
Говард Хардоа поблагодарил за знакомство и повернулся к Саби:
- Как я рад, что встретил тебя снова! Теперь я вижу, что пришел не зря. А твои дочери так же прелестны, как и ты в их возрасте.
Голос Саби был настолько холодным, что казался подернутым ледком:
- Удивительно, что ты решил вспомнить старое.
Поль вер Аз сказал:
- Удивительно, что ты вообще решился появиться.
Говард Хардоа уныло улыбнулся:
- Меня же пригласили. Или это не мой класс и не моя школа?
Поль вер Аз несколько грубовато заметил:
- Об этих вещах лучше не говорить.
- Совершенно верно. - Говард пододвинул стул и сел. - Если позволите, я попробую вашего "Аммара".
- К столу я вас не приглашал.
- Тише, Поль, не будь скаредным!
Говард Хардоа откинул назад голову и засмеялся:
- Я рад встретить вас всех. - Он взял руку Мирл и поцеловал ее пальцы. - Особенно тебя, девочка. Я совершенно взволнован - как бы точнее передать это чувство? - ненасытно, нет, это даже не то слово - восхищение прекрасной девушкой. И еще до того, как кончится вечер, мы встретимся снова.
Поль вер Аз начал приветствовать, но Говард Хардоа уже отвернулся от Мирл. Он поднес бутылку "Аммара" к губам и проглотил ее содержимое залпом.
- Освежает! - изящным движением он бросил флакон в корзину.
Внимание Саби было отвлечено. Она тронула своего мужа за руку.
- Поль, кто эти люди? - Она указала в конец павильона. Там стояли трое мужчин с тяжелыми лицами, в серой и черной униформе и черных касках. Каждый держал короткое тяжелое ружье.
Миссис Джанет тихо вскрикнула:
- Они повсюду! Они нас окружили!
Говард Хардоа небрежно произнес:
- Не обращайте на них внимание. Это часть моей охраны. Вероятно, надо сделать объявление, чтобы никто не беспокоился.
Говард Хардоа запрыгнул на сцену, где располагался оркестр.
- Школьные товарищи, старые знакомые, все остальные, вы заметили вокруг группы людей, похожие на военные отряды? Это один отряд моих спутников. Сегодня они одели эти крайне отталкивающие костюмы, которые своим цветом говорят нам, что их обладатели в мрачном настроении. Когда они одевают желтые, вы увидите их оживленными и веселыми. Когда они одевают белое, мы называем их "мертвыми куклами".
А теперь воспользуемся их мудрым советом и проведем вечер удовольствий! Все продолжают вечеринку. Пусть воспоминания текут своим чередом. Дженф Садалфлори сказал мне, что никаких развлечений особо не планировалось. Это меня несколько огорчило, так что я решил составить маленькую программу. Позвольте мне коротко рассказать о себе. Возможно, что из всех, посещавших старую добрую школу, я был наиболее наивным. Я теперь поражаюсь этим иллюзиям. Каким мечтателем я был двадцать пять лет назад! В школе я придумывал волшебный новый мир незаконных удовольствий и мучительных вожделений. Но когда я пытался найти себя, то получал отпор. Все возвращалось ко мне извращенным. К этому бедному мальчику придирались, его оскорбляли, над ним насмехались и дали идиотскую кличку "Фимфл". Я уверен, что Блой Садалфлори был первым, кто использовал это выражение. Я верно говорю, Блой?!
Блой Садалфлори надул щеки, но ничего не ответил.
Говард Хардоа опустил голову, покачав ею с удивлением.
- Бедный Говард! Девушки относились к нему ненамного лучше. Даже теперь я вздрагиваю, вспоминая их пренебрежение. Саби Садалфлори играла в жестокую игру, которую я не буду описывать. Теперь я приглашаю ее очаровательных дочерей совершить круиз на борту моего корабля. Мы посетим интересные районы космоса, и я уверяю их, что в моей компании они не будут скучать. Возможно, что Саби будет терзаться и испытывать одиночество, но она должна была предвидеть возможные последствия своих поступков двадцатипятилетней давности, которые меня самого привели к бегству из Глэдбитука!
В данном перечне фактов, ничто не было мне полезно. Теперь я очень богатый человек. Я могу купить весь Глэдбитук и не заметить этого. С философской точки зрения я вполне определенная личность. Я присоединяюсь к Доктрине Космического Равновесия. Теперь скажу относительно сегодняшней программы. Я назвал ее довольно оригинально: "Мечта Выдающегося Школьника о Справедливости!" Я совершенно счастлив, что в моих руках возможность распоряжаться обстоятельствами!
Корнелиус ван Вайерс, председатель по строительству праздника, поспешно вышел вперед.
- Говард! Ты говоришь экстравагантные глупости! Это не просто несерьезно, но в сущности ты доставил нам удовольствие. Садись, наконец, на место, ты хороший парень, а нам всем вечер понравится.
Говард поднял палец. Два спутника вывели Корнелиуса ван Вайса из павильона и закрыли в женском туалете, и этим вечером его больше никто не видел.
Говард Хардоа повернулся к оркестру. Герсен, сидевший в двадцати футах от него, надеялся, что широкополая шляпа и кроткое выражение лица, являются хорошей маскировкой.
Говард Хардоа едва взглянул на него.
- Маэстро Кутте! Мне доставляет огромное удовольствие встретить вас снова! Вы помните меня?
- Не особенно отчетливо.
- Это потому, что вы разозлились на меня и вырвали скрипку. Вы сказали, что я играю, как напившаяся белка.
- Да, помню этот случай. Ты произвел грубую вибрацию. В попытке сентиментальности ты произвел диссонанс.
- Интересно, а вы не играли в этом стиле?
- Никоим образом. Каждая нота должна быть логически завершенной и точной, и ограничена с каждой стороны.
- Позвольте мне напомнить вам о труде музыканта, - сказал Говард Хардоа. - Когда вы перестаете расти, вы начинаете опускаться. Вы никогда не играли в стиле "напившейся белки", а сейчас пришло время, когда вы должны попытаться. Для того, чтобы играть, как "напившаяся белка" - тогда как вы не являетесь белкой вовсе - вы, по крайней мере, должны напиться. Здесь у нас есть необходимые эссенции. Пейте, профессор Кутте, а потом играйте! Так, как раньше вы никогда не играли.
Маэстро Кутте наклонился и оттолкнул в сторону предложенные бутылки.
- Простите, но я не употребляю ферментов или спирта. Учение категорически запрещает их использование.
- Ба, сегодня мы бросаем вызов теологии, мы набрасываем на нее покрывало, как могли бы набросить платок на болтливого попугая. Доставьте нам радость! Пейте, профессор! Пейте здесь, или же вне павильона, со спутниками.
- Пить я не хочу, но если принуждают насильно... - Кутте опрокинул содержимое флакона себе в рот. Он закашлялся.
- Вкус горький.
- Да, это "Горький Аммари". А теперь попробуйте "Дикий Солнечный Свет".
- Это несколько лучше. Позвольте мне попробовать "Голубые слезы"... Так. Отлично. Но этого достаточно.
Говард Хардоа засмеялся и хлопнул Кутте между его узких плеч. Герсен смотрел на него с тоской. Так близко и так далеко! Один из музыкантов рядом с ним пробормотал:
- Этот человек безумен! Если он подойдет ближе, я ударю его своим инструментом по голове: вы сможете играть на флейте, и мы сделаем его беспомощным мгновенно.
У входа стояли двое мужчин: первый низкий и толстый, как обрубок, с большой головой и крупными чертами лица; второй - худощавый, мрачный, с короткими черными волосами, худыми щеками, с длинным бледным подбородком. Они не были одеты в униформу спутников.
- Видите тех двух людей? - Герсен незаметно указал на них. - Они наблюдают и только и ждут от кого-нибудь подобной глупости.
- Я не намерен допускать унижение! - сказал музыкант.
- Сегодня вечером вам лучше вести себя осторожнее, а то вы можете не дожить до завтрашнего дня.
Вольдемар Кутте пробежал пальцами по волосам, его глаза остекленели, и он шатался, когда поворачивался к своему оркестру.
- Сыграйте что-нибудь, - окликнул его Говард Хардоа. - В стиле "напившейся белки", пожалуйста.
- "Цыганский костер в Аолиане".
Говард Хардоа внимательно слушал, как играет оркестр. Наконец он закричал:
- Довольно! Теперь переходим к программе! Мне доставляет большое удовольствие присутствовать на сегодняшней вечеринке. Она состоялась спустя двадцать пять лет. Так как я импресарио, и так как темы взяты из моего собственного жизненного опыта, то субъективная точка зрения не удивительна.
Итак, начнем! Я вращаю назад колесо истории. Сейчас мы находимся в школе с нашим милым Говардом Хардоа, которого донимали задиры и изменчивые девчонки. Я вспоминаю один такой случай. Маддо Страббино, я вижу тебя вон там, ты выглядишь теперь более представительным, чем тогда. Выйди вперед! Я хочу напомнить тебе один случай.
Маддо Страббино смотрел сердито и с вызывающим видом. Спутники приблизились. Он поднялся на ноги и неспешно подошел к оркестровой сцене, высокий дородный мужчина с темными волосами и тяжелыми чертами лица. Он стоял, глядя на Говарда Хардоа со смешанным чувством презрения и неуверенности.
Говард Хардоа заговорил резким голосом:
- Как приятно видеть тебя спустя столько лет! Ты все еще играешь в теннис?
- Нет. Это игра для детей - гонять мяч вперед-назад.
- Когда-то мы оба думали иначе. Я пришел на корт со своей новой ракеткой и мячом. Ты явился туда вместе с Ваксом Баддлом и вытолкал меня с корта. Ты сказал: "Охлади свой пыл, Фимфл. Потренируйся на заднем дворе". А потом вы играли, используя мой мяч. Ты помнишь? Когда я стал возражать, говоря, что пришел первым, ты сказал: "Заткнись, Фимфл. Я не могу играть хорошо, когда у меня в ушах стоит твое нытье". Когда же вы прекратили игру, ты забросил мой мяч за забор и он потерялся в траве. Ты помнишь?
Маддо Страббино не ответил.
- Я долго переживал ту потерю, - продолжал Говард Хардоа. - Этот случай запал мне в память; цена мяча была пятьдесят центов. Мое время, потраченное на ожидание и поиски мяча, стоит еще один СЕВ, то есть всего полтора СЕВа. С учетом двадцатипяти процентов годовых набегает еще шестнадцать СЕВов двадцать пять центов и два фартинга. Добавь десять СЕВов в качестве наказания за все, округли, и получится двадцать шесть СЕВов. Заплати мне сейчас.
- Я не ношу с собой такой суммы денег.
Говард Хардоа проинструктировал своих спутников: