Конечно, для этого нужны специальные способности, достаточно редкие. Но в начале восьмидесятых годов двадцатого века американские ученые открыли и синтезировали вещество, способное многократно усиливать природные способности к манипуляции реальностью. Вещество это называлось кортексифан.
Почти сразу доступ к кортексифану получили и советские ученые - наша промышленная разведка оказалась на высоте. Эксперименты с новым веществом, однако, почти сразу пошли двумя параллельными путями. В Джексонвилле, штат Огайо, принялись работать в основном над возможностью с помощью кортексифана пробивать проходы в параллельные миры. В Советском Союзе было решено не экспериментировать с параллельными реальностями, а модифицировать свою.
Примерно одновременно обе исследующие стороны обнаружили, что чем моложе подопытные, тем лучшие результаты показывает кортексифан. Куратор американского проекта, Уильям Белл, использовал пяти-семилетних детей, у нас же эксперименты проводились преимущественно на подростках.
Опыты показали, что при регулярном введении кортексифана подопытные приобретали способности менять базовую реальность в достаточно широких пределах. Речь не шла, конечно, о гашении сверхновых или изменении свойств времени. Но одним из первых достижений советских исследователей было установление равномерно теплого климата на всей территории экспериментального лагеря. Вскоре после этого проект получил официальное наименование "Лето".
Методом проб и ошибок была выработана система "Звезда", которая включала в себя четыре "лучевых агрегата" или "якоря", то есть подростков, накачанных препаратом - их задачей, собственно, и было создание желаемой реальности в определенном радиусе. Пятый подопытный назывался "ключом", его задачей было поддержание стабильной работы четырех "якорей" и соблюдение эмоционального баланса между ними. Если же по-простому, то "ключ" должен был установить дружеские, доверительные отношения с остальными ребятами, поскольку успешная модификация реальности была возможна только в условиях душевного равновесия "якорей", а лучше всего протекала, если "якоря" были искренне счастливы. В идеале, работающая система должна была распространить измененную, "счастливую реальность" на всю территорию страны, а может быть, и за ее пределы.
Конечно, стать якорем мог не каждый. Претенденты тщательно отбирались по физическим и психологическим качествам, предпочтение отдавалось натурам, отражающим четкие поведенческие и моральные архетипы, воплощениям лучших человеческих качеств - доброты, отзывчивости, честности, стремления помочь, жажды знаний, творчества, смелости и чувства справедливости. С другой стороны, ключ выбирался в значительной степени произвольно, исходя из одной лишь потенциальной способности гармонизировать проявления склонностей в якорях. Исторически сложилось так, что якорями обычно становились девушки, а ключами работали преимущественно парни.
- Один момент, - прервал я это краткое изложение сборника "Антология зарубежной фантастики". - Все, рассказанное вами, конечно, прекрасно, но только меня никаким кортексифаном не кололи. Ни до попадания сюда, ни после. Только вчера пару раз попали дротиком со снотворным, но это не в счет.
Капитан Толкунова скептически хмыкнула.
- Мы сейчас с тобой находимся в измененной реальности. Именно поэтому тебе семнадцать лет, здесь вечное лето, и на тебя западает каждая встреченная девушка.
"Это было обидно, но лучше промолчать. Страшную месть прибережем на потом".
- В измененной реальности существуют и взаимодействуют не реальные люди, а их физические проекции, полностью настоящие, но созданные искусственно, - сообщила Виола. - Так что версия, что вы на самом деле находитесь под землей под воздействием неопознанной химии была, в принципе, верной. Твое первоначальное тело - тридцать лет, близорукость, переломы ног и астма - находится на базе "Лето" глубоко под землей. А теперешний ты - это твое идеальное представление о себе самом, созданное в момент переноса. Понял?
Я почему-то не сообразил ответить, только молча рассматривал идеального себя. Виола тем временем продолжила.
Конечно, не обошлось без побочных эффектов. Эксперименты по изменению реальности шли беспрерывно, и уже через два года девчонки-якоря первого поколения начали сдавать. Росла апатия к происходящему, порог эмоционального отклика неуклонно повышался, полным ходом шло "профессиональное выгорание", а периодические чистки памяти приводили к тому, что якоря стали полностью непригодны к выполнению своей "программной" функции.
- Тогда их убили? Запаянные гробы, плачущие гренадеры, под барабанный бой… - предположили я.
Оказалось, нет. Просто перевели в разряд "вспомогательных генераторов", обеспечивающих целостность созданной реальности, но неспособных более ее изменять. В рамках спецлагеря - причислили к пионерской массовке, физически же - отправили в репозиторий. Из нынешнего поколения якорей ближе всех к этому пределу подошла, конечно, Лена.
"Вот оно и прояснилось. Алиса, Лена, Славя, Мику. И я. Нет, ребята, как хотите, а Ленку я вам не отдам".
У ключей, кстати, тоже проблем хватало. Неудачные попытки стабилизации якорей и гармоничного изменения реальности вели к ураганному расстройству нервной системы, психическим разладам, неврозам и галлюцинациям. Заканчивалось все, как правило, безрезультатно, ни один ключ не выдержал пребывания в лагере дольше двух недель, хотя летальных случаев все же старались не допускать. Радостные новости, что и говорить.
- Так это что же - качественной идеальной реальности до сих пор так и не построили? - подивился я.
В по-настоящему значимых масштабах, как выяснилось, не построили. Несмотря на программу-максимум, заключающуюся в распространении "счастливой реальности" на территорию страны целиком, все успехи по-прежнему ограничивались преобразованием шести квадратных километров лагеря. Здесь всегда светило солнце, длилось бесконечное лето, ребята были здоровы, счастливы и могли абсолютно все, что хотели. А за его пределами все так же продолжалась зима, коррупция, война, бессмысленная и безнадежная жизнь до получки. И недобрые охранники с пистолетами.
А недавно и вовсе пришел официальный приказ "сверху": текущую "смену" завершить штатно, после чего оборудование отключить и списать, персонал расформировать, подопытных утилизировать. В связи с тяжелой экономической ситуацией, а также отсутствием зримых достижений. Руководство лагеря роптало, но поделать ничего не могло. До конца смены оставалось чуть менее двух недель. В спецлагере "Совенок", как и тридцать лет назад, продолжался эксперимент.
***
- Вот такие дела, - заканчивает Виола. - Что скажешь?
- Что скажу? Скажу, что верю в рассказанную историю… процентов на шестьдесят. С фактологической точки зрения все рассказанное неплохо объясняет те непонятности, что я наблюдал здесь за прошедшие дни, придраться, в общем, не к чему. А вот с позиций мотивации… Извините, не верю я в то, что здесь работают идеалисты и бессребреники, только и мечтающие сделать мир лучше.
- Правильно делаешь, что не веришь, - соглашается Виола. - Верить, сам знаешь, никому нельзя. Посмотри вокруг. Лагерь давно снят с государственного баланса, работникам не платится официальная зарплата. Подземная же база - ты ее, наверно, и не видел толком, но она велика - построена и оснащена по последнему слову. Людей работает - сотни, им тоже нужно платить, кормить и развлекать. Их нужно ротировать, потому что безвылазно здесь сидеть получается у немногих - издержки ваших замечательных способностей.
Я зеваю.
- Мы все здесь сотрудники на ставке, - строго говорит Виола. - Поэтому - нет, бессребрениками нас назвать неправильно. А вот идеалистами - пожалуй, можно. В том плане, что мы действительно работаем ради того, чтобы в мире все было хорошо. Или хотя бы в нашей стране. Чтобы люди были счастливы. Хочешь верь, хочешь - нет, это чистая правда.
Пожалуй, она не врет. Отчего-то мне так кажется.
Но между ложью и правдой есть еще широкое серое поле.
- А сейчас мы совершим небольшую прогулку и пообщаемся с директором лагеря, - сообщает Виола. - Он давно тебя ждет.
Вот так сюрприз. "Сегодняшний день есть день величайшего торжества! В Испании есть король. Он отыскался. Этот король - я."
А вообще довольно обидно такое слышать. Пока ходил вокруг да около - дуб дубом, только смотрел восторженно по сторонам - никому даром был не нужен. Как только ринулся узнавать запретное и подрывать устои - сразу все поспешили познакомиться. Буквально изумленной публике можно показывать и фотографироваться рядом позволять за смешные деньги - "смотрите, это же тот самый…" Хотя я явно не Гарри Поттер, не Мальчик, Который Выжил. Я скорее, учитывая ситуацию, заслуживаю более почетного погоняла - Мальчик, Который Допер.
- Ну, раз ждет - надо уважить, - соглашаюсь я и поднимаюсь. - Нехорошо расстраивать пожилого человека.
Отчего-то мне показалось, что у Виолы на лице промелькнуло подобие улыбки.
***
Глава 8
Петр Иванович - Приступ - Почти вся правда - Концерт - Нежность
Мне казалось, что директор лагеря будет какой-то необычной личностью. Ну там, киборгом, скажем, или юным порочным красавцем, наподобие Дориана Грея, или вообще женщиной средних лет в викторианском платье. Это органично бы вписалось в общую картину наблюдаемых здесь странностей, чудес и диковинок. И чтобы находился он где-нибудь глубоко в подземном бункере, или наоборот - в невидимой летающей капсуле, заброшенной в стратосферу на случай ядерной войны с загнивающим капитализмом. Нет, правда, это было бы ничуть не удивительнее "мы хотим починить реальность и построить рай на земле, для чего бесконтрольно накачиваем химией пятерых подростков и ждем, что из этого выйдет".
Но ничего такого не было. Админкорпус оказался простым серым зданием типовой унылой постройки, раскаленным на солнце и практически пустым. Меня провели в кабинет с неразборчивой табличкой на двери, где работал старый вентилятор с коричневыми резиновыми лопастями, и распрыскивал во все стороны водяную пыль массивный увлажнитель воздуха.
Директор оказался крепким, сухощавым лысоватым дяденькой лет пятидесяти. Его легко было представить каким-нибудь старшим инженером, с карандашом за ухом, стоящим у кульмана, или учителем геометрии в школе, объясняющим особо каверзную теорему.
На главу научно-фантастического секретного проекта он был совсем не похож.
- Привет-привет! - подскочил он, когда мы в Виолой вошли. - А вот и товарищ Ключ собственной персоной. Здравствуй, рад встрече.
Он вел себя так, будто мы были уже сто лет знакомы. Но, в общем, понятно - наверняка они за мной наблюдали все это время, так что знакомы мы были фактически давно, только заочно и несколько односторонне.
Виола мило улыбнулась, кашлянула и вышла из кабинета. И из директора сразу как будто вытащили его Батарейку Дружелюбия 80 уровня. Улыбка погасла, взгляд сделался тяжелым.
- Ладно, Александр, - сказал он. - Чего притворяться, давай уже без вежливостей, строго по делу.
- Давайте без вежливостей, - согласился я. А то что-то затянулись наши ужасающие разоблачения, как мне кажется.
- Виола… - он проглотил окончание, - уже рассказала тебе о наших… организационных трудностях?
- Это про то, что вас закрывают? - прикинул я. - Да, рассказала.
- Нас закрывают, - подчеркнул Петр Иванович скрипучим голосом. - Всех нас. Все это… - он обвел рукой пыльный тесный кабинет, имея в виду, наверное, мирный, залитый солнцем лагерь.
Я выразил лицом понимание и сожаление.
- Впервые за последние десять лет ключ зашел так далеко, - скучно сказал директор. - Установил позитивные отношения со всеми якорями и одновременно выяснил собственную функцию и цель всего проекта. Понимаешь, о чем я?
- Вы надеетесь, что я справлюсь до конца, и система "Звезда" наконец заработает, - сообразил я. - И ваш проект не закроют.
- Да к черту проект, - Петр Иванович глядел мрачно. - Людей жалко. За все годы сколько людей тут… побывало, работало, трудилось, надеялось, верило… Что все не зря. Что мы делаем правильное, нужное дело. Как там говорил лысый когда-то: "еще нынешнее поколение будет жить при коммунизме". Но это так, пустышка… Наша цель - еще нынешнее поколение должно - должно, понимаешь? - жить в лучшем мире. И ты можешь - а значит, должен - помочь нам этого добиться.
С фанатиками вообще лучше не спорить. Я понятливо кивнул.
- Сделаю все возможное и невозможное, Петр Иванович, не сомневайтесь.
- Сомнения тут ни при чем, - сухо сказал директор, не похожий на директора. - Нужно использовать лучший шанс, который нам выпал. Ты сегодня вечером будешь выступать на сцене со своими девчонками.
- Ну, у нас там вроде как смотр художественной самодеятельности там…
- Музыка - мощный катализатор, она сможет создать нужное настроение для ребят… Для всех ребят. Она может направить их способности, усиленные кортексифаном, в конструктивное русло… Или уничтожить их навсегда. Музыка - особенно в сочетании с препаратом, как в твоем случае - великая сила. Сегодня вечером система "Звезда" и вправду может заработать. По крайней мере, так говорят наши специалисты.
"Музыка нас связала, тайною нашей стала"…
Я вежливо улыбнулся.
- Получается, играя, я смогу управлять настроением, управлять ребятами, вкладывать в них нужные мысли и идеи?.. И если сыграть "убей меня, убей себя, ты не изменишь ничего" - все погрузятся в депрессию. А сыграй я "Люби себя, наплюй на всех" - и общество расколется и погибнет. "Donʼt worry - be happy" - и люди заживут беззаботно и весело… и недолго.
- Примерно так, - согласился Петр Иванович. - Все зависит от музыканта. От человека с гитарой.
Бррр… ответственность.
- Не люблю ответственность, - пробормотал я.
- А ты, дорогой друг, тут и оказался потому, что ее не любишь, - сказал директор, и от его слов повеяло мерзлым космосом и колючими звездами. - Ты всю свою жизнь от нее бегал, скрывался, не хотел брать на себя. Ни в чем! Никогда! Что ж, у меня для тебя плохие новости: за этот конкретный поступок тебе придется ответить.
- Эммм… что? - как всегда удачно отреагировал я.
- Сегодня вы выступаете. Это твой шанс. Выбирай любую песню, ты помнишь их сотни. Пой ее - ты споешь как никогда раньше не пел. Ты сыграешь, как не играл никогда в жизни. Но не забудь - любая твоя песня может стать новой реальностью. Люди будут жить так, как ты скажешь им. Возможно, поначалу лишь ребята из лагеря, но в случае успеха - все люди нашей необъятной страны, а может, и мира. Помни. Думай. Выбирай.
И пой.
***
Спой, птичка, не стыдись!..
Что за чушь мне рассказал этот стремный Петр Иваныч? Какие еще шансы для всего человечества? Какая музыка-катализатор, что он выдумал? Странный дядька. И Виола, которая меня сопровождает зачем-то, тоже странная.
В который раз уже проходим мимо центральной площади. Бетонный Геннадий, кажется, хочет расплавиться от жары и стечь в подвалы бесформенной липкой массой. Жарко сегодня. Собственно, каждый день жарко. Видимо, кому-то в лагере очень нравится такая именно температура. С холодного севера, по всей вероятности, приехали.
На постаменте памятника сидит давешняя серая кошка с оранжевыми глазами. Умывает свою аккуратную мордочку, и при этом внимательно следит за нами.
- Это кто? - киваю на животину.
- Секретный дата-кот, киборг, сработанный еще в начале девяностых, - равнодушно говорит Виола. - Записывает видеоинформацию на сверхкомпактный носитель, после чего передает в центр. Оказалось дешевле и незаметнее, чем вешать кругом камеры.
Смотрю на нее долгим взглядом, чувствуя, что начинаю по-настоящему сходить с ума.
- Шутка, - поясняет Виола. - И по-моему, смешная, видел бы ты свое лицо. Это Юлька, местный, можно сказать, талисман. Совенка поймать и приручить так и не вышло, так что пришлось обойтись вот этой нахалкой. Успокойся, Ружичка, иногда кошка - это просто кошка.
И уходит, помахивая полами своего халата на легком ветерке. Интересно, у скольких ключей съехала крыша от слишком активного ее рассматривания?
Из аллейки рядом слышно бренчание гитары. А ведь и верно! Со всеми этими заботами намертво забыл про своих девчонок. Зря я так - забывать про девчонок никак нельзя, они не для этого предназначены. Чувствую гордость какую-то за себя и за них. Командующего нет, захворал, понимаете, командующий, а они все тренируются. Питомцы гнезда Ружичкова, лейб-гвардия фактически.
Гвардия замечает меня, музыка прекращается.
- Внезапный Ружичка, - комментирует Алиса. - Явился и не запылился. А мы тебя вчера ждали, репетировали все вместе - неплохо получается, кстати! - а ты взял, да и не пришел. Говорят, тебя раненого в лесу нашли, но врут же наверняка. А ты, небось, просто напился в стельку, да так и уснул в кустах пьяный?
- Ну, практически да, - соглашаюсь я. - Только не в кустах, не напился и не уснул, а так очень близко.
- Юморист, - резюмирует Алиса. - Ну что, сыграешь нам сегодня как Ван Клиберн?
Опять всплывает тема про этот концерт. Тут теперь уже и непонятно - нужен ли он вообще. Петр Иваныч, конечно, кипит и горячится, но по-хорошему если - отсюда надо валить. По возможности, с девушками, потому что они симпатичные, они мои друзья и они очень ценны для руководства. Бежать? А как? Это ж спецобъект, охраняемая территория. Использовать наши теоретические мега-способности? Тренировки нет, не выйдет. Надо тренироваться… надо… а удобнее всего это сделать… мозг, зараза, мозг запинается, думает плохо. Проклятые буржуйские препараты, никакого качества!
Кстати, Ван Клиберн - он же не гитарист вроде бы. Он, по-моему, вообще саксофонист. Или это Клинтон на саксе жарил? Черт, с этой жарой, да с этим напряжением память вообще никакая становится. "Глохнешь тут за работой. Великие вехи забываем".
Алиса смотрела на меня с нарастающим беспокойством.
- Эй, ты же не решил отказаться от всего этого? Мы же играем сегодня? Мы, "Гости из будущего"? Ты, я, Мику и Ульянка - все же в силе? Скажи, что все в силе! - она уже тормошила меня, а я все думал, думал, вспоминая, сопоставляя, понимая…
"Думайте сами, решайте сами - иметь или не иметь".
Я широко улыбнулся.