Центральная часть "шестерни" являлась, похоже, чем-то вроде одноместной капсулы, заполненной какой-то желеобразной массой. И вот в этой капсуле, в этой массе висела как в невесомости обнаженная девушка.
Вряд ли ей было больше лет, чем нам. Длинные черные волосы застыли вокруг ее головы неподвижной грозовой тучей. Откуда-то из затылка выходил и тянулся до пола тонкий шланг в металлической оплетке. Такие же шланги, только поуже, были присоединены к обеим рукам, ногам и пояснице. Смуглое скуластое лицо было спокойно, а чуть раскосые глаза закрыты. И она казалась смутно знакомой, ко всему прочему, но это невозможно, потому что, потому что…
Лена ткнула пальцем в заложенную за уголок окна бумажку. Надпись гласила: "Байрамова, У., ВГ-92". Фамилия, фамилия, где же я ее…
- Это же из лагеря девочка! - выпалила Лена. Соображала она явно быстрее моего. - Ульзана, я ее помню, она из первого отряда!
Точно, я же ее только сегодня на линейке видел. Как это? Что это значит?
Почти бегом я рванул к следующей шайбе. "Винниченко, А.", "Вавилова, И.", "Нигальчук, А." Все ребята из лагеря, все знакомые имена, но попадались и другие - "Стругацкая, М., ВГ-76", "Голиченко, Я., ВГ-54", "Советина, У., ВГ-101". И знакомая фигурка с шлейфом красных волос, беззащитно застывшая в окружении коммутаторов и кабелей. Как бабочка в янтаре…
- Советина… Ульяна… - прошептала Лена. - Но как…
А я заметил еще кое-что. Когда мы только вошли в репозиторий, все индикаторы на пультах были темными. Сейчас на всех горела красным одна и та же кнопка. "ПЕРЕГРЕВ".
Неожиданно оживают голоса в голове.
- Резкий подъем температуры в репозитории! Ситуация три! Ситуация три! Белка! Как слышите?
- Контроль, я Белка, слышу вас, - отзывается знакомый голос "второго".
- Белка, вы на дежурстве осматривали репозиторий?
Короткая пауза.
- Так точно, осматривали.
- Срочно возвращайтесь, там, похоже, взлом. Доклад по разрешении ситуации.
- Есть.
Ленка смотрит круглыми глазами.
- Что это было? Я… я слышала…
- Внезапная телепатия, нас сейчас накроют, бежим отсюда! - рявкаю я. Некогда размышлять над здешними чудесами и ужасами, пора бежать. Фонарик за пояс, а от тяжелого фомича придется избавиться. Прощай, дорогой товарищ, ты верой и правдой служил мне эти часы, ты ломал замки и вселял уверенность, но сейчас, в этот грозный момент…
"Стабилизация температурного уровня. Локализация тепловой аномалии".
Дверь начинает медленно закрываться. Лена испуганно ахает, но мы успеваем.
Вылетаем в дверь, несемся дальше, сандалии скользят по влажным камням. Вот и перекресток, здесь патруль повернул налево, к посту, но нам к посту не надо, значит… значит - прямо? Пускай прямо, тем же путем, что и пришли, Ленка не отстает, она вообще молодец, с такой я бы и в разведку, и куда угодно…
- Ни с места! Стоять! Стоять!!! Руки за голову!
Их двое, фонари обшаривают нас слепящими лучами. Всего двое, но это здоровенные жлобы, больше ничего не разобрать, глаза от света слезятся. Неудачная это была затея с самого начала. Не нужно нам было лезть сюда, не нужно.
- Стоим, - отвечаю я, и не слышу собственного голоса.
***
Бронежилетов на охранниках не было, и разгрузок с магазинами и разными подвешенными гранатами тоже. Собственно, из оружия я видел только длинноносые черные пистолеты. Сто процентов, еще ножи где-то спрятаны. Какой же военный без ножа? Наверное, мы не считаемся опасными, оттого они и автоматов не взяли.
Руки, правда быстро и качественно связали пластиковыми наручниками. Видимо, так далеко их наивность и уверенность в своих силах не простиралась. Или это я себя успокаиваю? Скорее всего, это протокол такой, для всех задержанных.
В туннеле было сыро и темно. Налобные фонари рисовали белые узоры на влажных стенах, выхватывали то бесстрастные лица наших конвоиров, то бледное как смерть лицо Лены, окаймленное черными в ярком ртутном свете волосами.
- Извините… мы - мы из лагеря неподалеку, заблудились под землей… мы честно не знали, что тут запретная зона… нам бы… нам бы обратно, - выдавил я из себя.
Но говорить с нами никто не собирался. Старший в группе ткнул пальцем себе в грудь и, не особенно и скрываясь, сообщил:
- Контроль, я "Белка". "Белка". Как слышите, Контроль? Прием.
Ответа я не услышал, видимо, говорили в наушник.
- На выходе из туннеля К-18 задержали двух "эксов" из лагеря, - равнодушно сказал старший. - Да, недалеко от репозитория. Врут, что заблудились под землей. Да, там километра три с половиной… Так точно.
Он снял с пояса какой-то прибор и направил на нас.
- Парень и девчонка. Девчонка… - пауза, - "Я-17". Да. Невозможно установить, тут темно.
Он навел на Лену фонарик.
- Имя?
- Л-лена, - прошептала та.
- Так точно, - сказал человек в микрофон.
А я все пытался понять. Что-то с этими служивыми было не так. Что-то в их форме настораживало. Хотя и в форме не разбираюсь совсем, и охранника не отличу от милиционера, а налоговика от десантника, но тут что-то другое… Общее.
- Парень, - старший снова сделал паузу и посмотрел на прибор. - Это… Сорок второй. Подтверждаю. По протоколу, есть. Девчонка? Так точно.
Он повернулся, и в его лице было что-то такое нехорошее, что я дернулся, пытаясь закрыть собой Ленку. Но младший в группе держал нас крепко. Повинуясь короткому жесту первого, он подтолкнул Лену к нему, цепко ухватил меня за локоть и молча указал на коридор. Шагай, мол.
- Извини, девочка, - сказал из-за моей спины тот, что говорил по рации.
Младший был очень силен, и бросок на него со связанными руками результатов не дал. Короткая подсечка, и я лицом вниз рухнул отдыхать на мокрый каменный пол. А в туннеле позади стало совсем темно и тихо, только на секунду моргнула вспышка. А потом… потом послышался звук падающего тела.
Второй охранник рефлекторно повернул голову, чем я и воспользовался, с низкого старта с переворотом рванув вперед и вправо, туда, где секунду назад приметил боковой коридор. Коридор, хвала Аллаху, оказался сквозным, с шансами на побег. Выстрела я снова не услышал, только что-то слегка кольнуло в ногу. И нога отнялась.
Но я был очень упорным, есть у меня такое хорошее качество, очень помогает по жизни. Двигаться я не перестал, просто упал на четвереньки и в таком приглядном виде, опираясь на связанные руки, поскакал дальше. Ничего, наши далекие предки этим манером немаленькие расстояние преодолевали, чем я хуже? Судя по всему, ничем, особенно в части умственного развития. Что же тут творится, кто эти люди? Явно те, кого мы слушали раньше. Господи, Ленка, Ленку же, ее же… Удачно это я придумал, на четвереньках-то, силуэт снижается, меня в темноте вообще наверное не видно… Куда же теперь… И почему им холодно… И почему мне холодно…
Я полз вперед рывками, переваливаясь из стороны в стороны, как паук. Перед глазами плясали красные мошки, в груди свистело и булькало, будто в бронхи залили горячего шоколада, а легкие тщетно пытались зацепить из окружающего вечера хоть чуть-чуть еще свежего воздуха. В голове стучали молоточки, по внутреннему зрению ползла, как в рекламе, одна единственная завязшая там строчка: "легко ковыляя от слова до слова, дай Бог нам здоровья до смерти дожить, легко ковыляя от слова до слова…" Ковылялось, кстати, совсем не легко. Но я все же ушел, я уже практически оторвался от тех, кто убил Ленку, и теперь…
Что-то совсем не больно клюнуло в шею сзади, и тело перестало слушаться окончательно.
***
Я снова сидел на берегу, и передо мной вязким потоком струилась ткань мира. А где-то внизу опять текла невидимая во тьме река, куда нельзя было попасть ни в коем случае. Но было и кое-что новое - неприятная тяжесть в груди, безболезненная, но некомфортная.
Что-то вроде прерывистого дыхания щекотало кожу под ключицами, в нос проникал слабый запах, от которого хотелось чихать. И голоса за спиной в этот раз были слышны чуть лучше.
- Сколько?
- Уже почти пятнадцать минут.
"Вытащи меня из этого ада"
- Давление падает.
- Массаж сердца. Я вас учить должен?
Захотелось откашляться. Но в пустой Вселенной это выглядело бы глупо. Хотя вот, кажется, за спиной послышались легкие шаги. Это Славя, я знаю. Очень хорошая девушка. Она поможет, она всем помогает, а значит, и мне.
- Кальций внутрисердечно.
- Может, есть смысл сразу…
- Надеюсь, обойдется без этого. Адреналин!
Стало жарко. Голова закружилась. Откуда-то пробила дрожь. Рядом со мной сидела Лена и грустно улыбалась. Не спас я ее, не получилось у меня никого спасти. В руках у девушки было длинное лезвие, мрачно поблескивающее в никогда не кончающихся здесь сумерках. Виски пульсировали, голова была готова лопнуть.
- Идет фибрилляция.
- Дефибриллятор на три тысячи. Разряд!
Алиса… Волны рыжего пламени, смешные хвостики, мимолетная улыбка. Боже, какая же она красивая.
- Остановка сердца.
- Пять тысяч. Разряд!
"А ты умеешь играть на гитаре?" Река, пляж, капельки воды на раскаленной коже. Солнце. Бесконечное лето. Мы будем вместе. Всегда.
- Пульса нет.
- Вентиляция легких.
"Плей!" задорно кричит Алиса, сверкая зубами на ярком солнце, и, прежде чем я успеваю ответить, бросает мяч в воздух.
"Аут!" отвечаю я, радуясь ее ошибке.
- Шесть тысяч. Разряд!
Солнце наливается красным цветом. От воды поднимается пар. Мы никогда не играли с ней в теннис. Но разве это важно, когда мы вместе, и у нас наконец все хорошо?
- Нитевидный пульс.
- Глюкозу и Рингера, шесть кубиков. Через десять минут проверить состояние. Все.
И действительно, все.
***
Глава 7
Живой - Психотерапия - В порядке бреда - Товарищ старлей - Якоря и Ключи - Мальчик, Который…
У меня иногда складывается впечатление, что весь мир, все человечество медленно, осторожно идет по тонкой проволоке, натянутой над пропастью. И с боков этой проволоки - пустота, вверху рай, а внизу ад. И все, в общем, понятно. Упасть - никак нельзя. Но и наверх ты никак не запрыгнешь, хотя там хорошо, наверное. И в итоге все, что остается - это пугливо идти по проволоке, помня про ад, и надеясь, что вот за углом, вот за поворотом рай внезапно окажется чуть ближе. Ну хоть на ладошку. Ну чтобы хоть одним глазком.
Так к чему я это все. Сейчас мне почему-то кажется, что в 1984 году человечество, стоя на туго натянутой проволоке над адом, пошатнулось. Оно еще может восстановить равновесие, еще может удержаться. Но будет это непросто.
А ведь какое наслаждение, какое блаженство в полете! И пусть это даже полет с натянутой проволоки в адское пламя. Но за этот короткий миг, когда чувствуешь себя птицей, когда ты летишь - ты можешь отдать многое. Пусть даже ты летишь к смерти.
К смерти.
Лена!
Я открыл глаза. И ничего не понял. Белое вокруг все, сверкающее, расплывчатое, и ветерок обдувает. Где я вообще? "Я проснулся рано утром, я увидел небо в открытую дверь". Вот еще одна мысль - сейчас светло, значит, это день. А под землей мы бродили несколько часов, не больше. То есть примерно с восьми вечера до настоящего момента в моей памяти имеется дыра. Это не очень хорошо. Но и не очень плохо, я отлично помню и находки в репозитории, и наше задержание, и попытку побега.
"Прости, девочка".
И это тоже. Но я жив, относительно адекватен, сохранил память и рассудок. А это значит, ничего еще не закончилось. Это значит, еще повоюем.
В поле зрения вплывает что-то пахнущее лекарствами и еще чем-то. О, это же Виола. Значит, это что? Это медпункт. А я тут всего раз был до этого, в первый день, и ровно пять минут, поэтому и не опознал сначала.
- Я тебя, конечно, вчера просила подежурить в медпункте, - сообщает Виола, задумчиво глядя на меня сквозь очки своими гетерохромными глазами. - Но не предполагала, что ты для этого умудришься получить нарушение мозгового кровообращения, в просторечии микроинсульт. Тут ты меня удивил, пионер.
"Микроинсульт?"
- Принесли тебя вчера вечером бездыханного, - продолжает Виола. - Весь лагерь за твою жизнь боролся. Растирали тебя, антикоагулянты кололи… Так что дежурство твое сегодняшнее отменяется, раненый герой, сама справлюсь. Ладно. - Она делается серьезной. - Как врач, рекомендую до такого в дальнейшем не доводить. Меньше жирной и соленой пищи, меньше сладкого, меньше алкоголя, больше активного отдыха и прогулок на свежем воздухе.
- Ох, доктор, - разлепляю я губы. Хрипоте моего голоса может позавидовать Джигурда. - Без ножа вы меня режете. Как же я теперь без соленого, острого, сладкого и вкусного? И я уже не говорю об алкоголе. В человеческих ли это силах?
"А с вечерними прогулками на свежем воздухе у меня и так все отлично".
Виола хмыкает.
- Юморист… Геннадий Хазанов. - Она покачала головой. - Не везет мне в эту смену, юморист - сначала Шурик, потом Семен, теперь вот вы с Леной…
На моем лице, наверное, что-то отразилось, потому что Виола подняла брови.
- Она заходила сюда незадолго до того, как принесли тебя, просила что-нибудь от головы… Что-то не так?
"Это не значит почти ничего, кроме того, что, возможно, я буду жить".
- Нет, - отвечаю я не своим голосом. - Все нормально. Я, наверно, пойду?
- Постой, - хмурится медсестра, - я должна тебе выписать гипотензивное, восстановительное, плюс раствор ромашки…
- Я обязательно загляну еще, - обещаю я, торопливо обуваясь. - А без раствора ромашки и вообще жизни себе не мыслю!
И покидаю гостеприимный медпункт.
Мысль в голове одна: она жива! Ленка жива, и даже почти здорова - почти, потому что обращалась за медпомощью. Может, она сумела бежать? Может, ее пощадили? Может, это был очередной сон, а ты окончательно запутался в слоях этой приветливой реальности?
"Мы поместили еще один сон внутрь твоего сна, чтобы ты сходил с ума пока сходишь с ума."
Пока лечу к домику Лены, успеваю оглядеть себя. Да нет, вчерашнее мне не приснилось и не привиделось. Костяшки на кулаках сбиты, запястья все еще ноют от наручников, колени ободраны. Одежда, правда чистая, но форма - она вообще одинаковая, может, и переодели. И еще… наклоняюсь, ощупываю голени. Ага - на правой нахожу на ощупь след от укола. Сюда меня и подстрелили. Такой же присутствует в районе седьмого шейного позвонка. А этим добили. После этого у меня была какая-то неприятность то ли с сердцем, то с мозгом, но теперь все снова в норме. Весело.
Подсознание работает все же на удивление хорошо, и вычленяет из этого бессвязного потока две ключевые мысли. Наручники и одежда. Точно. Вот что мне не давало покоя там, в подземельях. Ну что ж, информации прибывает. "Теперь главная линия этого опуса ясна мне насквозь!"
Ноги сами выносят к домику Лены. Сердце колотится как ненормальное. Интересно, почему, неужели судьба не очень-то и знакомой девушки для меня важнее того, что мы нашли вчера под землей? Мрачные тайны, возможно, судьбы мира на одной чаше весов, и бледная измученная девчонка, которая должна была умереть, но не умерла - на другой.
Да, важнее. Да, Лена перевешивает. Потому что мы, несмотря на весь наш прогресс и развитие - все еще остаемся, по большому счету, неандертальцами, ограниченными и нелогичными. И пути развития целого мира отступают, когда дело заходит о судьбе дорогих нам людей.
Может, это и неправильно. Но я - человек, и для меня оно всегда будет так.
На пороге домика сидит Мику. Чего это она? Увидев меня, девушка буквально бросается вперед.
- Саша! Привет! Ты к Лене? К Лене, да? Скажи, что ты пришел к Лене!
Я слегка ошалеваю от напора.
- Ну, в общем-то, да, к ней. А в чем…
- Что с ней, Саш? Что с ней случилось?
"Позвольте представиться - Грегори Хаус".
- А что с ней? - не понимаю я.
- Она… она… ей очень плохо, - Мику не может подобрать слов, редчайший случай. - Она только лежит и молчит. И еще иногда плачет. И постоянно говорит, как она не может больше, как она устала… Я не понимаю…
И неожиданно повисает на мне, всхлипывая.
"Женские слезы - долгие проводы". Ну, или как-то так. В общем, ничего хорошего от них ждать не стоит.
Мику, конечно, приходится обнять. Исключительно с дружескими намерениями, а также с целью успокоить. Она, правда, отстраняться не спешит, только утыкается лицом в плечо и начинает сперва сбивчиво, а потом набирая скорость, объяснять, что же такого тут произошло вчера вечером.
По ее рассказу выходит, что меня принесли из лесу завхоз и плотник Артур Амаякович. Выяснилось, что я так долго гулял и репетировал, что вследствие нервного истощения упал и потерял сознание. Такая печальная ситуация. Хорошо еще, что наши уважаемые сотрудники случайно проходили мимо, но не бросили меня на произвол судьбы, а наоборот - приволокли обратно. "А ведь могли и полоснуть". В медпункте же за меня взялась Виола, поставила несколько уколов, после чего жизнь моя оказалась вне опасности.
Осталось узнать, по какой причине Мику так пристально за мной следила, но это потом, это подождет.
А когда и откуда вернулась Лена, она, оказывается, не помнит. Весь день ее не было, а вечером, когда девушка вернулась с ужина, Лена уже лежала на своей кровати и тихо, медленно плакала. Причину всполошившейся Мику она сообщать отказалась, упомянув только, что "хватит с нее этой боли". На завтрак сегодня Лена тоже не пошла, и видеть никого не желает. Словом, единственная надежда осталась на меня, потому что я - супергерой. Так она, Мику, считает.
Тут выяснилось, что мы все еще стоим практически в обнимку, а это никуда не годится. Пришлось прервать вечер воспоминаний и проследовать в домик.