Восход над Шалмари - Имранов Андрей 7 стр.


Похоже, фортуна решила на некоторое время повернуться к Семёну лицом: киоск оказался на месте и вроде бы даже работал. Выглядел он, правда, не очень, но Семён уже не обращал внимания на внешний вид. Тем более что одетая в розовое просвечивающее кимоно очаровательная аптекарша с лихвой окупала неприятный вид самого киоска. Девушка посмотрела на Семёна и радостно улыбнулась, одарив его зрелищем весьма устрашающего набора клыков. Семён поспешно отвёл взгляд от соблазнительных форм и со словами: "Мне бы это… снотворного", – протянул бумажку аптекарше. Та нахмурила прелестное личико, но листок взяла и что-то промурлыкала. "А?" – не понял Семён. Девушка облизнула губы и повторила мурлыканье чуть другим тоном. Вот чёрт, чего ей надо?…Опа. А про деньги он как-то и не подумал. Надеясь на лучшее, полез в карман. Бумажник оставался бумажником, но, увидев его содержимое, Семён чуть не выругался вслух. Да куда теперь деваться – вытянул первую же бумажку, глянул краем глаза: газетная вырезка, озаглавленная "К прокурору приехала крыша" (так вот куда, оказывается…), и протянул её симпатичной вампирше. Прокатило. Та тут же оживлённо замурлыкала и завозилась среди своих запасов. Положила прямо в воздух перед Семёном картонку белого цвета, улыбнулась и выложила рядом два конфетных фантика и пяток пробок от пивных бутылок. На пробках явственно значилось: "Балтика". Чувствуя себя полным идиотом, Семён взял предложенное, зажал в кулаке и пошёл обратно в номер. К счастью, как коридор на нужном этаже, так и дверь в номер были на месте. Семён зашёл, запер дверь (ключ обнаружился в замочной скважине), уселся на кровать и принялся разбираться с добычей. Фантики и пробку он сразу посчитал сдачей с газетной вырезки и отложил их в сторону. Белую же прямоугольную картонку без всяких надписей пару минут крутил в руках, размышляя. Это могла быть как коробка с ампулами, так и блистер с таблетками. С дозировкой дело обстояло ещё сложнее. В конце концов Семён решил считать, что это таблетки. Так было проще. Приложив некоторые усилия, оторвал полосу шириной примерно в четверть всей картонки, положил её в рот и, усиленно пережёвывая, пошёл в ванную – за водой.

Запил и лёг в постель.

Пейзаж этого сна представлял собой нечто вроде Акрополя в его лучшие годы. Живописная холмистая местность была декорирована статуями в греческом стиле и стройными зданиями с белоснежными колоннами. Возле ближайшего "храма" несколько ребятишек играли в какую-то игру с тряпичным мячом. Слабый ветер доносил до Семёна ароматы неизвестных цветов и азартные вопли играющих. "Симпатичное местечко, – подумал Семён, – но я вообще-то не этого хотел". Поразмышляв, Семён решил пока не паниковать. Вряд ли снотворное должно действовать мгновенно. А для ожидания лучшего места нельзя было и придумать.

Семён постоял немного, любуясь пейзажем, и направился по натоптанной тропе, местами выложенной плитками известняка, вниз. Что-то подсказывало ему, что там должно быть море. Так оно и оказалось: метров через двести в просвете между холмами Семён увидел полосу воды. Но дойти до моря он не успел: неожиданно и бесшумно окружающий мир вдруг начал расплываться и темнеть. "Что-то новенькое", – успел подумать Семён и провалился в небытие.

Первым чувством Семёна при пробуждении была радость. Он ещё даже не проснулся, не успел осознать, что за последние чёрт-его-знает-сколько пробуждений это – первое нормальное, но его подсознание уже вовсю радовалось простой животной радостью существа, избежавшего громадной неприятности. Семёну наконец-то не хотелось спать. "Ур-р-ра, зар-работала!" – хотел было он крикнуть, подражая коту Матроскину, но получилось только хриплое сипение: в гортань словно кто-то засунул, свернув трубочкой, лист наждачной бумаги. Вообще самочувствие оставляло желать лучшего: голова нудно и тупо болела, а в желудке, такое ощущение, будто резвилась семейка ежей. Но все эти неприятные моменты ничуть не ухудшили Семёнова настроения. Настроения не ухудшил даже развесистый метровой высоты кактус, растущий на подоконнике, хотя при заселении он был девственно чист. Семён только хмыкнул, примерился, выбирая место без иголок, и отвесил кактусу полновесный щелбан. Мелочи – это неважно, главное – прогресс налицо.

Судя по освещению, было ещё только утро. Семён взглянул на часы (нормальные, слава те, господи) – полдесятого. Подумав, решил, что пару часов институт потерпит, и собрался попить, принять душ и как следует подкрепиться – именно в такой последовательности. Вода из крана текла с неприятным металлическим привкусом, но сейчас Семён этот в различных вариациях знакомый с детства вкус предпочёл бы вкусу шампанского за тысячу долларов бутылка (тем более что в одном из недавних снов он вроде что-то такое пил). Принять душ, правда, не удалось – в ванной уже прочно обосновалась русалка, весьма фигуристая, кстати. И хотя упомянутая наяда жестами показывала готовность потесниться и даже оказать некоторые услуги интимного характера, Семён решил так глубоко в виртуальность не погружаться.

– Да ну вас к водяному, – пробормотал он, краснея, и задёрнул занавеску.

"Одно к одному, – думал Семён чуть позже, разглядывая полотенце, расшитое сплошь непристойными сценками, – похоже, организм на радостях пытается на что-то тонко намекнуть. Хотя странно…" Он попытался припомнить из прошедших ночей хотя бы пару снов эротического содержания, но не получалось. В конце концов махнул рукой, решив отложить эту несложную и в чём-то даже приятную проблему на светлое будущее, а сейчас заняться удовлетворением более приоритетного инстинкта: желания набить желудок. Вздрагивая при каждом громком звуке, но без каких-либо приключений, Семён добрался до буфета, под одобрительное урчание желудка скупил полприлавка и потащил два набитых пакета обратно в номер. Но насладиться завтраком в одиночестве ему не дали: только Семён нацелился отправить приготовленный бутерброд в рот, как услышал деликатное покашливание. За спиной невесть откуда образовался тип в сером помятом костюме. Впрочем, удивительно крысиная физиономия с оттопыренными ушами и тот факт, что Семён, войдя, закрыл дверь на ключ, недвусмысленно намекали на происхождение типа: очередной глюк. Семён только горестно вздохнул.

Как очень скоро выяснилось, сокрушался он зря: тип оказался совершенно ненавязчивым. Более того, чуть ли не идеальным собеседником, а выговориться перед кем-нибудь Семёну хотелось давно. Так что, уплетая за обе щёки буфетные яства, Семён охотно и пространно отвечал на редкие вопросы визитёра. "Интересно, – думал Семён одновременно с едой и разговором, – следует ли считать это разговором самого с собой и, следовательно, признаком склонности к шизофрении или всё же нет?" Решил, в конце концов, что не следует, да и тип разошёлся и начал задавать совсем уж личные вопросы. Семён решил взбунтоваться:

– А вот это, товарищ глюк, – заявил он, вытирая рот, – не ваше крысячье дело!

Глюк, однако же, на это заявление прямо-таки жутко обиделся: побагровел, зашевелил ушами, вытащил из кармана красную книжечку и развернул её перед носом Семёна:

– Вы ошибаетесь, это очень даже наше дело! Кстати, гражданин Астраханцев, как вы объясните тот факт, что допрашивавший вас капитан Садыков сейчас находится в психдиспансере, а конвоировавший вас сержант Агапов ничего не помнит из событий того дня?

Семён замер с открытым ртом и с огурцом в руке. Добивая его, открылась дверь, явив ошарашенному взору двух громил в милицейской форме, а на заднем плане давешнюю горничную со связкой ключей в руке и злорадным выражением лица.

Ладно хоть поесть дали. Семён принялся лихорадочно вспоминать, чего он там наговорил этому типу, оказавшемуся вовсе не наваждением, а, как значилось из удостоверения, следователем по особо важным делам. Выходило, что наговорил он много лишнего.

– Эээ… – сказал наконец Семён.

Крысиный тип явно наслаждался реваншем:

– А чрезвычайно увлекательный разговор наш мы продолжим в другом, более приспособленном для этого месте.

Семён прокашлялся.

– Я арестован? – спросил он.

– Пока ещё нет. Но я бы настоятельно рекомендовал вам согласиться на наше предложение и последовать с нами в машину. Кстати, предупреждайте заранее, если вам вдруг придёт блажь достать носовой платочек или там баллон с дезодорантом – попшикаться. Среди нас желающих в Кащенку загреметь нету, так что запросто схлопочете сквозняк в фигуре. – И следователь недвусмысленно поправил полу пиджака.

"Мордой ты не вышел ковбоя изображать", – подумал Семён, но озвучивать эту мысль поостерёгся.

– Понимаете, – чувствуя безнадёжность, попытался всё же объясниться Семён, – я болен, мне нужно лечение, я без него и двух дней не протяну. – И посмотрел на стол.

– Там разберёмся, – сообщил следователь и подобрал со стола разорванную упаковку таблеток. – Зол-пи-дёма геми-сук-цинат, – прочитал он по слогам. – Охренеть можно. Это тебя с этого, что ли, так вставило? Что-то новенькое, наверно, первый раз слышу.

– Я тоже, – пробормотал Семён.

– А? – не понял крысиный тип.

– Ничего, – ответил Семён и пошёл к двери за проявлявшим все признаки нетерпения следователем.

– Я знала, я с самого начала поняла, что он наркоман, – объясняла плечистому менту горничная. – Я их нутром чую.

* * *

Позже, проанализировав ситуацию, Семён решил, что он никак не виноват в том, что случилось позже. Его посадили на заднее сиденье потрёпанной "Волги" между двумя бугаями. Машина неслась вдоль какого-то парка по незнакомой Семёну улице, когда он увидел краем глаза что-то большое и белое. И обернулся. Дальнейшее было совершенно понятно: а что бы стал делать любой нормальный человек, увидев в заднее окно стремительно настигающий машину диск вращающегося пропеллера Ан-24, заходящего на шоссе на посадку? Семён, может, в тот момент и не был в полном смысле этого слова нормальным, но поступил, как нормальный человек: наклонился, попав между передними сиденьями, инстинктивно стараясь уйти ниже уровня надвигающегося пропеллера. Действия милиционеров также были совершенно понятны: они-то никакого самолёта не видели, и Семён своим действием застал их врасплох (что неудивительно, он и себя врасплох застал). Уж неизвестно, чего там милиционерам про Семёна наговорили и что они про него думали, но, похоже, все четверо, включая водителя, попытались одновременно достать пистолеты.

Возможно, на каком-нибудь "мерседесе", набитом умной автоматикой, такой фокус и прошёл бы безнаказанно, но не на тяжело гружённой "барже". Машину немедленно занесло, водитель с исказившимся лицом попытался было её выправить, но поздно – и на скорости за сотню "Волга" с четырьмя пассажирами въехала в некстати подвернувшийся металлический столбик с цепью.

Семён полетел вперёд, но застрял между сиденьями. В следующее мгновение вдруг ощутил, что свободно летит, кувыркаясь, а машина летит вокруг него, тоже крутясь, но чуть быстрее. Так что, когда автомобиль, сделав полный кувырок, решил приземлиться на четыре колеса, Семён опять оказался в сиденье. "Мама, – только и подумал Семён, ощутив, как перегрузка пытается продавить им пол. – Ой… ай… ей…" Пока машина, уже боком, кувыркалась дальше. Наконец, протаранив очередное деревце, многострадальная "Волга" замерла на боку.

Семён напряжённо полежал ещё секунду, выдохнул и открыл глаза. Осмотр убедительно доказывал, что самое безопасное место в аварийной машине сзади, между двумя бугаями. Правый бугай застрял плечом между сиденьем и дверью и, не подавая признаков жизни, висел теперь над Семёном, подобно дамоклову мечу. Лежащий под Семёном левый бугай вроде застонал и попытался пошевелиться, но дальше попытки дело не пошло. Семён мельком взглянул на водителя и тут же отвёл взгляд: выглядел тот жутко. Передний пассажир, он же следователь "по воде", отсутствовал вместе с лобовым стеклом. Каковым фактом Семён не замедлил воспользоваться и выполз наружу, с удивлением отмечая, что руки-ноги на месте и вроде даже особо не болят. Следователь обнаружился метрах в двадцати, на полдороге к шоссе. Траектория полёта машины, чётко отмеченная на траве, кустах и мелких деревьях, впечатляла.

Только Семён подумал помочь пострадавшим, как возле сбитого столбика с визгом покрышек остановились сразу два автомобиля, и мысли Семёна тут же приняли другое направление. "Похоже, помогающих тут и без меня хватит, – подумал он, – а вот мне самое время мотать отсюда". И Семён скорым шагом направился к виднеющимся за деревьями многоэтажкам, стараясь не обращать внимания на доносящиеся с дороги крики.

"Ой, как хреново получилось, – думал он, уже выходя из парка. – Теперь-то меня уж точно в главные злодеи запишут. Как бы они не получили приказ живьём меня не брать. – Но, поразмыслив, решил: вряд ли. – Я же у них, как ни крути, единственный источник информации, хоть и главный подозреваемый. Просто брать теперь меня пошлют кучу народу с вертолётами. И надо бы до этого момента добраться, наконец, до института".

Неизвестно, как развивались события на шоссе, но на этот раз Семён отсрочку получил: никто не помешал ему явиться туда, куда он хотел. Он опасался только встретить если не оцепление, то засаду у самого института, но вокруг здания на Малой Бронной царили тишина и запустение. Само здание выглядело так, как и положено выглядеть не очень преуспевающему институту: облупившиеся стены, немытые лет пять окна и дремлющая вахтёрша в холле. Единственным отличием являлось отсутствие у входа десятка табличек с названиями всяких фирмочек, арендующих помещения в подобных зданиях.

Семён зашёл в холл и огляделся. Никакого оживления, каковое просто обязано было быть в организации, наводнённой следователями, не наблюдалось. Как будто филиал не этого института являлся эпицентром той трагедии, о которой все СМИ надрывали глотку не умолкая. Семёну милиция была нужна в последнюю очередь, но он всё же помянул её ругательски: это же чем надо заниматься, чтобы проворонить такую нить, не нить даже – канат.

Только подойдя к турникету, Семён понял, что был не прав по отношению к родной милиции: поперёк дороги тянулась линия знакомой структуры. Такая же в Сорок седьмом отгораживала портальный корпус от пожарных и санитарных инспекторов, продавцов гербалайфа и прочего лихого люда. Семён улыбнулся. Всего неделю не при делах, а уже совсем по-другому думать начал. Что им милиция, они её в два счёта вокруг пальца обведут. Наклонился к мутному оргстеклу и постучал согнутым пальцем. Вахтёрша подняла голову и уставилась на Семёна не менее мутным взором.

– Мне к Арсеньеву. Из лаборатории токсичных сред, – сказал Семён.

Вахтёрша величественным жестом указала на телефон, буркнула:

– Звоните два-двадцать четыре. – И уткнулась обратно в стол.

Семён подошёл к телефону, подивился немного – такого раритета он ещё не встречал, не иначе как ровесник самого института – и набрал названный номер. Ответил мужской голос, Семён попросил Арсеньева.

– Я слушаю, – ответил голос.

– Видите ли, – сказал Семён, – я из… э-э… (покосился на вахтёршу) из филиала Северный. Я у портала работал.

Собеседник молчал, но Семён почувствовал, как напрягся человек на том конце провода. Наконец трубка ожила:

– Вы хотите сказать, что были там, когда…

– Да, был. Я на рыбалку в тот день ездил, ну и избежал, так сказать.

– Вот как? Как вас зовут?

– Астраханцев, Семён Викторович, – с готовностью сообщил Семён.

– Проходите. Я сейчас вахтёрше позвоню. Налево по коридору, до лестницы… хотя, стойте, вы структуры видите?

– Что? А, да, вижу.

– Хорошо. Тогда – налево по коридору, второй этаж, комната восемь. Жду.

Почти тут же зазвенел телефон в будке вахтёрши. Та оторвала голову от стола, подняла трубку, молча послушала и положила обратно.

– Семён Астраханцев? – поинтересовалась вахтёрша ничего не выражающим голосом.

Семён кивнул.

– Проходите.

Под столом вахтёрши что-то металлически лязгнуло, Семён толкнул турникет и пошёл искать комнату восемь на втором этаже.

* * *

– Да-а, – протянул Арсеньев, – удивительные дела твориться начали. – И замер в задумчивости.

Помолчали.

Семён прокашлялся:

– И что же теперь будет?…

– В каком смысле? – встрепенулся Арсеньев.

– В смысле со мной. И в общем – тоже. Ведь теперь скрывать информацию о порталах больше нельзя. Как-то надо сообщить об этом… правительству, президенту там.

Арсеньев встал из-за стола и прошёлся по комнате, заложив руки за спину:

– Конечно, вы правы. Как ни печально, однако приходится признать, что мы потеряли контроль над ситуацией. Но! – Арсеньев остановился и посмотрел на Семёна: – Представьте сценку: вот идёт заседание правительства, тут появляемся мы и говорим, что владеем такой вот информацией в течение уже тридцати лет, что на нас, на наше человечество, извините за выражение, "наехали", но мы не знаем, ни кто это сделал, ни по какому поводу. Как мы будем выглядеть после такого заявления? Очень бледно. Играли, стало быть, в хранителей человечества от опасного знания, а как доигрались, испугались и побежали к нему под крылышко?

Семён растерялся:

– Но… вы что же, предлагаете обо всём умолчать?

Арсеньев выставил вперёд ладони в отрицающем жесте:

– Нет-нет, что вы. Времена умолчаний прошли. Но мы просто обязаны как-то разобраться в ситуации, прежде чем кричать "караул" и перекладывать ответственность на кого бы то ни было. Если в описанной ситуации мы выйдем и скажем: да, мы виноваты, не уследили, но вот вам агрессор и вот причины его нападения – это будет уже совершенно иной расклад.

– Может быть, и так, – осторожно возразил Семён, – но ведь прошло уже больше недели. Так ведь можно и совсем опоздать. А если случится ещё что-то подобное?

– Поверьте, – заявил Арсеньев проникновенным голосом, – мы прилагаем все усилия, чтобы как можно быстрее разобраться в ситуации. Одновременно с этим подготавливается собственно способ и текст сообщения. Всем этим занимаются специалисты, ответственные люди, и нам с вами совершенно незачем об этом беспокоиться. Вот о чём вам следовало бы побеспокоиться, так это об этих ваших снах. Я подумал сначала, что кто-то наложил на вас заклинание, но сейчас пригляделся и ничего такого не заметил.

Семёна это сообщение очень огорчило.

– Так что же мне делать? Если это не заклинание…

– Ну я не могу со всей уверенностью утверждать, что это не заклинание. Энергетическая структура самого человека очень сложна, и в ней можно запрятать сотни заклинаний, которые совершенно не будут заметны с первого взгляда. Знаете что, – Арсеньев подошёл к двери, – сам я, признаюсь честно, небольшой специалист в тонких структурах, но у нас в институте работает совершенно выдающийся человек. Виктор Исаакович Шнейдер, не слыхали?

Семён отрицательно покачал головой.

Назад Дальше