– Без малейшего преувеличения величайший учёный. На таких, как он, держится вся мировая наука. Если кто и может вам помочь, то это, несомненно, Виктор Исаакович. Он работает допоздна, так что мы наверняка его застанем.
Воспрянувший духом Семён пошёл к выходу. Арсеньев приоткрыл дверь, но вдруг остановился и повернулся к Семёну.
– Тут ещё такой момент, – произнёс он тоном пониже. – Прошу вас, не упоминайте при нём слов "магия", "заклинания" и им подобных. Употребляйте термины вида "командные энергетические структуры", "физика энергетических связей", "тонкая энергетика" и прочие. Понимаете, он учёный старой закалки, из тех ещё времён, и если не хотите нарваться на гневную полуторачасовую лекцию…
– Понял, – улыбнулся Семён, – не буду упоминать.
– Тогда пойдёмте.
Они вышли в коридор, Арсеньев захлопнул дверь, и Семён пошёл за ним куда-то, очень скоро запутавшись в переходах и лестницах. Прошли мимо основательно выглядящей чёрной двери с барашком, наподобие тех, что ставят в подводных лодках. На двери значилось "Блок "Гамма" и чуть меньшим шрифтом – "Опасно для жизни! Вход без допуска строго запрещён!". Но Семёна заинтересовала не столько дверь с надписью, сколько то, что небольшая выемка, в которой находилась дверь, была буквально затянута мельчайшей и сложнейшей сеткой какого-то заклинания, а может, и десятка заклинаний. А в коридоре рядом с дверью, на табуретке, сидел крепко сбитый парень в камуфляже. Увидев идущих, он вскочил и вытянулся. Арсеньев кивнул охраннику и пошёл дальше. Семён шёл за ним, удивлённо оглядываясь.
– Лаборатория, – пояснил Арсеньев, заметив интерес Семёна, – там наиболее опасные эксперименты проводятся. Структуру на двери видели?
Семён кивнул:
– Впечатляет.
– Защита. Теоретически очень мало вещей существует на свете, которые могли бы её прорвать. И если что-то в блоке произойдёт, мы будем уверены, что происшествие локализовано пределами блока. Хотя, конечно же, пусть лучше этого никогда не случится.
"Интересно, – подумал Семён, – а почему же тогда защита не с той, а с этой стороны двери?" У него сложилось впечатление, что структура защищает скорее блок от вторжения снаружи, чем институт от вторжения из блока.
– А охрана? – спросил Семён.
Арсеньев остановился и повернулся к Семёну. Поморщился.
– Это нововведение. После недавних событий. Совет института настоял: опасаются, понимаете ли, всяких пришельцев. Но мы пришли. Заходите, – и открыл дверь, пропуская Семёна.
Светило науки выглядело совсем не так, как представлял себе Семён. Если бы ему показали этого человека на улице и спросили его мнение, Семён, не колеблясь, ответил бы: отставной военный. И, подумав, добавил бы: в чине не меньше полковника. Виктор Исаакович был высок, статен, широкоплеч, седой ёжик волос и орлиный взгляд довершали картину. Вдобавок великий учёный обладал зычным командирским голосом:
– Вот! – воскликнул он, обращаясь к Арсеньеву. – Славно, что вы сами заглянули. Я как раз хотел идти к вам с серьёзнейшим разговором по поводу хозчасти. На мой взгляд, то, что творится, это просто возмутительно!
Арсеньев, как показалось Семёну, с трудом удержался от страдальческой гримасы.
– Виктор Исаакович, – произнёс он голосом, преисполненным терпения, – я в курсе ваших трений с завхозом, в самое ближайшее время мы соберёмся и, поверьте, обязательно обсудим все наболевшие вопросы. Но сейчас я к вам совсем по другому поводу: у нашего сотрудника (Арсеньев подтолкнул Семёна в спину) возникли некоторые проблемы, и мы подумали, что вы могли бы ему помочь.
Виктор Исаакович словно бы и не слышал последнего предложения:
– Я бы желал получить определение термина "ближайшее время" в вашей интерпретации. Ваше "ближайшее время" тянется уже третий месяц, и это при том, что только в сентябре я шесть раз…
– Прошу прощения, господа, у меня неотложное дело, я вынужден вас покинуть. Виктор Исаакович, мы обязательно продолжим наш разговор, – и Арсеньев ударился в паническое бегство.
Виктор Исаакович горделивым взглядом оглядел поле выигранной битвы и объявил захлопнувшейся двери:
– Бездельник! – после чего обернулся к Семёну: – Ну-с, молодой человек, и что у вас за проблема такая?
Семён коротко, не вдаваясь в подробности, объяснил. Не хотелось рассказывать всё ещё раз, хотя Семён и чувствовал, что придётся. Но, против ожиданий, Виктор Исаакович не стал ничего спрашивать, только хмыкнул и, слегка прищурившись, уставился Семёну в область шеи. Непонятно, что он там увидел, но что-то явно разглядел: опять хмыкнул и попросил:
– А повернитесь-ка… занятно… вот как, стало быть.
Семён вдруг ощутил неожиданную слабость.
– Чувствуете что-нибудь? – поинтересовался Виктор Исаакович из-за спины.
– Ага, – честно ответил Семён, – голова кружится.
Неприятные ощущения тут же закончились.
– Ну что же, всё ясно с вами.
Семён обернулся. Виктор Исаакович стоял, прислонившись к письменному столу, и с любопытством смотрел на Семёна.
– Всё ясно? – с надеждой переспросил Семён.
– Всё ясно и одновременно ничего не понятно. Ясно происхождение ваших неприятностей: некто потратил немало сил, слегка модифицировав вашу собственную тонкую структуру. Непонятно другое, зачем это было вообще сделано.
Семён удивлённо поднял брови, но ничего спросить не успел.
– Вполне возможно, что упомянутый некто просто имел желание уничтожить вас как личность, что, несомненно, и произошло бы в ближайшие два-три дня, даже несмотря на вашу догадку насчёт снотворного. Непонятно другое: почему некто выбрал именно этот способ достижения цели. Вы как в этом, – Виктор Исаакович небрежным движением руки сотворил энергетический куб, как в учебнике, – разбираетесь?
– Самые азы, – ответил Семён.
– Понятно. Вообще говоря, причин вживить какую-либо структуру непосредственно в энергетику человека может быть всего две: обеспечить той постоянную подпитку и затруднить её снятие, поскольку такая структура намного тяжелее снимается, чем простая.
– А может, именно это… – начал было Семён, но Виктор Исаакович перебил:
– Вот тут и начинается непонятное. И та, и другая причины подразумевают длительную и бесперебойную работу структуры. А в вашем случае эффект должен был проявиться в течение недели-другой. Да, и что касается самого эффекта: вы же ничем не защищены от энергетических воздействий. Зачем было злоумышленнику трудиться над её вживлением, если он мог примитивно создать средней мощности поток и пройтись им пару раз по вашей энергетике? Результат, поверьте, был бы тот же самый.
Семён удивился:
– Неужели убить человека ма… э-э-э… командной структурой так просто?
– Не человека, а личность. Свести с ума, иначе говоря. И это действительно очень просто, при условии, что человек никак не защищён. Кстати, защититься от подобных воздействий, причём любой сложности и мощности, также очень просто.
Семён задумался.
– А эта структура, которая на мне, она точно только для того, чтобы меня того… с катушек сдвинуть? Может, ещё для чего?
Виктор Исаакович пожал плечами:
– А в ней просто ничего больше и нет. Примитивный накопитель. Вы теорией катастроф не увлекались?
Семён отрицательно покачал головой.
– И не стоит. На девять десятых – жонглирование гипотезами и красивые термины. Но одна десятая полезного всё же в ней есть: в частности, доведённая до логического завершения диалектическая концепция перехода количественных изменений в качественные. Здесь работает тот же принцип. Когда я сказал про отсутствие у вас защиты, я не имел в виду природную защиту, она-то есть у каждого человека, да и не только у человека. Иначе для нарушения тонкой энергетики достаточно было бы просто попасть в любой слабенький поток, которых великое множество в окружающем мире. Работает природная защита по принципу отклонения, а вот ваша структура как раз нарушает этот принцип. И вы потихоньку обрастаете хаотическими структурками, состоящими из обрывков встретившихся вам потоков. Ваши сны – это в некотором роде побочный эффект, возникающий вследствие взаимодействия энергетического мусора с тонкой структурой миндалевидного тела мозга.
"Ни фига себе побочный, – подумал Семён. – Как же должен выглядеть основной?"
– Ну вот плаваете вы в океане внешнего мира эдаким пузырьком, а оболочка его всё обрастает и обрастает. В один прекрасный день это превышает некоторый предел – бум! – Виктор Исаакович хлопнул ладонями. – Изнанка мира бьёт вас по голове, и на ваши останки, подобно стервятникам, слетаются аспиранты различных психиатрических факультетов – настолько замечательные психозы получаются в результате действия этого несложного в общем-то заклинания.
Семён вскинул брови.
– Ага, удивились! Вам, видимо, уже успели наябедничать, что этот ретроград, я то есть, не выносит этого слова? И совершенно зря! Слово "заклинание", как и все остальные слова русского языка, имеет полное право на существование. – Виктор Исаакович назидательным жестом поднял правую руку. – Главное здесь то, какой смысл вы вкладываете в это слово. "Заклинание" – это вовсе не "крибле-крабле-бумс" и всё: солнце садится на востоке, реки текут вспять и вообще весь мир в кармане. К моему величайшему сожалению, многие считают именно так. Совершенно не пытаясь задумываться о том, что магия – тоже наука и никоим образом не отменяет известные физические законы, а лишь дополняет их. И для того, чтобы создать сколь-нибудь осмысленную и полезную структуру, иной раз требуются годы кропотливого труда, ошибок и разочарований. Не обманывайтесь кажущейся лёгкостью энергетических воздействий, юноша.
– Да я в общем-то и не… А мне что теперь делать? То есть вы снимете с меня эту… структуру?
Виктор Исаакович развёл руками:
– Увы, это выше моих возможностей.
Семён совершенно пал духом. Виктор Исаакович продолжал:
– Проводя аналогии с хирургией, ваш случай требует нейрохирургического вмешательства, а мы пока только-только научились вырезать аппендикс. Но вы, я вижу, огорчены? А зря. Я же не говорил, что это совершенно невозможно. В конце концов, можно обратиться к нашим коллегам на Хароне, многие из тамошних магов продвинулись куда дальше вашего скромного слуги. Но я уверен, даже этого не потребуется. Я думаю, вам совершенно достаточно будет просто пройти через портал.
– Как через портал? Через какой?
– А через любой. Свойство портала по снятию любых, даже самых неснимаемых заклинаний было замечено давно. Хотя я, признаться, сейчас не припомню случая, аналогичного вашему, но я более чем уверен, что это сработает и сейчас. Тем более что сомневаться в способностях портала тактично вмешиваться в тонкую структуру человека не приходится: именно через неё он модифицирует память. Накопившийся мусор я немного почистил, поэтому лишних два-три дня в запасе у вас есть. Но всё равно, затягивать не советую. Более того, настоятельно рекомендую отправиться в Потьму прямо сейчас. Прямо скажу, ваш случай меня чрезвычайно заинтересовал, и я думаю, нам необходимо обстоятельно поговорить, но это – когда вернётесь. Обещайте, что первым делом – ко мне.
– Да, да, конечно, – кивнул Семён, подошёл к двери и смущённо обернулся: – Понимаете, я тут в первый раз и сам, боюсь, дорогу не найду. Сюда-то меня Арсеньев привёл.
– Так с ним же и обратно идите. Никуда он не ушёл, стоит влево по коридору на первом повороте, с кем-то лясы точит. Дела у него срочные, как же.
– Спасибо большое, до свидания, – сказал Семён и проворно выскользнул за дверь.
Арсеньев действительно стоял неподалёку и "точил лясы" с высоким плечистым мужчиной в камуфляжной форме. Увидев Семёна, Арсеньев улыбнулся:
– Что, уже закончили?
– Нет ещё, он сказал, что мне через портал надо пройти, чтобы заклинание слезло. И побыстрее. Вроде бы тут поблизости есть какой-то портал?
Тип в камуфляже переступил с ноги на ногу. Арсеньев обернулся к нему.
– Ах да, Семён, познакомься, это – Викторук Геннадий Артёмович, начальник безопасности института. Гена, это – Семён, э-э-э…
– Астраханцев, – быстро сказал Семён.
– Ну да. Он у нас единственный выживший с Северного.
Викторук внимательно посмотрел на Семёна. Семён под этим взглядом почему-то почувствовал себя очень неуютно.
– Очень приятно, – пробормотал он.
Викторук молча кивнул и перевёл взгляд на Арсеньева.
– Ещё раз говорю: решайтесь. Если он найдёт её раньше, вы понимаете, что будет, – сказал он Арсеньеву, видимо, продолжая разговор.
– Да, да, – покивал Арсеньев, поморщился и посмотрел на Семёна.
Викторук тоже посмотрел на Семёна, потом снова на Арсеньева, ничего не сказал, чётко повернулся и пошагал по коридору.
Арсеньев смотрел ему вслед, и лицо у него было такое, будто он только что сжевал полкило лимонов без сахара.
Семён кашлянул.
Арсеньев встрепенулся и обернулся к Семёну
– Не обращайте внимания, – быстро сказал он. – Проблемы, проблемы, у кого их нет? Вы лучше скажите, как вам наш гений?
Семён не считал, что гениальность можно заметить за пять минут беседы, да ещё и будучи полностью поглощённым своей проблемой, поэтому просто кивнул и неопределённо хмыкнул. Видимо, Арсеньеву такое признание гениальности показалось неубедительным:
– Может быть, это сразу и незаметно, но человек он не просто выдающийся. Вот вы, например, как научились структуры видеть?
– Как, как, – удивился Семён. – Как обычно – через "ошейник".
* * *
Чтобы втянуться в работу, Семёну потребовалось недели три. Устройства, доставшиеся ему в обслуживание, были, на его взгляд, ненамного сложнее системы посадки СП-90, которую Семён, в бытность свою аэродромным техником, поддерживал в рабочем состоянии с помощью стоваттного паяльника, мотка медной проволоки и молодецкого пинка. Здесь же инструмент намного отличался в лучшую сторону как разнообразием, так и качеством. Настройщиком Семён был хорошим, частенько и без схемы на руках догадывался, как работает та или иная сборка и как её проверить и отрегулировать. Так что работа пошла своим ходом, и в целом Семён ею был доволен. А на частности, вроде магии, параллельных миров, инопланетян и прочей противоестественной чепухи, Семён решил просто не обращать внимания. Воспитанного на книгах Стругацких, Казанцева и Беляева, из всей фантастики признающего только научную "ближнего прицела", его все эти разговоры о магии глухо раздражали. Башаримов до истерик себя доводил, пытаясь вдолбить Семёну, что магия – суть та же электроника, только проще, но тщетно. Семён оставался глух ко всем доводам и, пожалуй, так и избежал бы "ошейника", если бы не ВэВэ.
Как-то, под конец рабочего дня, шеф пришёл в лабораторию с папкой под мышкой и окликнул Семёна:
– Семён, а ты когда "ошейник" прошёл? Что-то я в журнале записи не вижу.
Семён помялся, но соврать не посмел.
– Да знаете, всё как-то времени не было. Видите же, допоздна работаем, – попробовал он отболтаться, но безуспешно.
– Времени на это надо пять минут, так что это не причина. Чтобы завтра же прошёл.
– Хорошо, Владимир Вячеславович, сразу с утра и пройду, – с готовностью ответил Семён.
ВэВэ внимательно на него посмотрел.
– Вот что, родной, – заявил он не терпящим возражений тоном, – не завтра, а сейчас же. Пойдём-ка за мной.
Семён вздохнул, но перечить начальству не решился и поплёлся за шефом в направлении портала. "Ошейник" был устройством отдельным и мог использоваться где угодно, но традиционно хранился в одной из смежных с порталом комнат. Сам "ошейник", пару раз уже виденный Семёном в действии, по его мнению, куда более походил на ухват. Если бы не короткая ручка, это был бы один в один тот инструмент, которым в деревнях таскают из печки горшки. Каким образом его применяют, Семён знал и, подождав, пока ВэВэ достанет "ошейник" из несгораемого шкафа, повернулся к шефу спиной. ВэВэ хмыкнул и одним движением надел ухват Семёну на шею, словно его голова и являлась тем самым горшком, который следовало вынуть из печи. Как только основание "ошейника" коснулось шеи, Семён почувствовал, что материал, до этого ощущавшийся как жёсткий и негнущийся, вдруг потёк, плотно облегая шею и вроде бы даже прилипая к коже. Одновременно с этим валики, которыми заканчивались рога ухвата, развернулись, сойдясь под горлом. Семён непроизвольно сглотнул и заработал недовольное замечание шефа:
– Стой спокойно, не дёргайся.
Семён замер изваянием, почувствовал, как ряд мурашек обежал шею, и тут же ощущение ленты скотча на коже прошло, "ошейник" развернулся, вновь став ухватом.
– Вот так, – удовлетворённо произнёс ВэВэ, убирая инструмент. – А поворотись-ка, сынку.
Семён послушно развернулся.
– Ну, что видишь? – полюбопытствовал ВэВэ.
– Ничего, – ответил Семён, но тут же понял, что вовсе даже не "ничего".
Нет, сам окружающий мир не изменился. Формы, цвета – всё осталось прежним, вот только… Это было похоже на те точки и линии, которые возникают из-за частиц пыли в глазах. Но эти линии были чётче, основательней как-то. И ещё они были цветными. Семён непроизвольно потянулся рукой, чтобы пощупать пару пульсирующих фиолетовых полос, проходивших вдоль стены на уровне плеча, но тут же схлопотал по рукам.
– Лучше в карманы засунь, – посоветовал ВэВэ и пояснил: – Ты теперь не только видишь структуры, но и изменить их можешь. Именно руками, так что особенно ими теперь не размахивай.
– Вот это да, – сказал Семён и действительно засунул руки в карманы. – А если я, не видя, со спины рукой какую-нибудь структуру зацеплю, что тогда?
– Ничего, – откликнулся ВэВэ, – здесь важно осмысленное действие, а не просто рукой в структуру заехать. Да и рукой – это попервоначалу, будешь тренироваться – научишься и без рук воздействовать.
– Да, – Семёна вдруг осенило, – раз я вижу эти структуры, значит, они что-то излучают?
– Молодец! – ВэВэ вопрос явно обрадовал. – Растёшь, умные вопросы задавать начал. Действительно, наука физика нам говорит, что если мы что-то видим, то имеет место быть какое-то излучение. А псевдонаука энергоструктурная физика… – ВэВэ замолчал и посмотрел на Семёна. Семён покраснел, термином "псевдонаука" как-то воспользовался именно он, но не думал, что тот спор с Башаримовым дойдёт до ушей начальства. ВэВэ удовлетворённо кивнул и продолжил: – А энергоструктурная физика говорит нам, что любое излучение само суть энергетический поток. Вон, взгляни, – махнул он рукой в сторону окна.
Семён посмотрел, сначала ничего не увидел, моргнул и вдруг заметил: широкий луч солнечного света, льющийся из окна, оказывается, был весь заполнен теми самыми линиями. Лимонно-жёлтого цвета, но столь тонкие и в столь большом количестве, что все вместе они формировали ещё один луч, находящийся там же, где и световой, но в то же время ничуть не мешали его видеть. Присмотревшись, Семён заметил ещё одну особенность – световой луч кончался на полу, а наполняющая его сетка продолжалась дальше, образуя постепенно тускнеющую полусферу. Впрочем, не совсем полусферу – нижняя часть её была как бы срезана.
"Это ж она в потолок нижнего этажа упирается, – вдруг сообразил Семён. – Выходит, я теперь сквозь стены могу видеть? Вот это да".