- Все эти колючки!
- Тебе они не нравятся? - произнес Беррис.
- Да нет, что ты, - торопливо поправилась Лона. Ему нравятся кактусы, напомнила она себе. Я не должна критиковать то, что нравится ему. Ему надо, чтобы рядом был кто-нибудь, кому нравится то же самое. Даже если это что-то малосимпатичное.
Прогулочным шагом они направились к саду. Бледное солнце стояло в зените, на сухую мерзлую землю падали короткие четкие тени. Лоне стало зябко. Поверх больничного халата она набросила теплый плащ, но даже в полдень, в пустыне, холод пробирал ее до костей. Беррис же утеплился чисто символически; похоже, холод ему был нипочем. Интересно, подумала Лона, может, его новое тело умеет приспосабливаться к морозу… как змеи? Спросить она не решилась. Она вообще старалась не заговаривать об его теле. И кстати, чем больше она об этом думала, тем увереннее вспоминалось, что, когда начинает холодать, змеи уползают в укромное место и впадают в спячку. Нет, этот вопрос лучше замять.
Тем временем Беррис рассказывал ей о кактусах.
Они исходили сад вдоль и поперек между рядами ощетинившихся колючками растений. Ни листочка, ни даже сучка. Ни единого цветка. Правда, сказал он ей, вот бутоны. Например, этот красавец к июню выбросит большой красный плод, очень похожий на яблоко. А ют из этого делают леденцы. Что, прямо вместе с колючками? Нет-нет, без колючек. Он рассмеялся. Она тоже рассмеялась. Ей хотелось взять его за руку. Интересно, он не обидится, если потрогать этот отросточек за мизинцем?
Почему-то она думала, что он будет внушать ей страх. Странно, но никакого страха она не испытывала.
Ей только очень хотелось вернуться в тепло.
- Смотри-ка! - показал он на размытый силуэт, трепещущий в воздухе возле одного из самых неприятных на вид кактусов.
- Такой большой мотылек?
- Глупышка, это же колибри! И как его занесло в такую даль! - Беррис осторожно приблизился к птичке; он был явно взволнован. Маленькие щупальца быстро-быстро извивались, как это часто бывало, когда он не обращал на них внимания. Он присел на корточки, рассматривая колибри. В профиль Лона видела волевой подбородок и плоскую дергающуюся барабанную перепонку в том месте, где должно быть ухо. Потом она перевела взгляд на птичку; наверняка ему такой спонтанный всплеск интереса к орнитологии будет приятен. Лона разглядела крошечное тельце и… скорее всего, это был непропорционально длинный прямой клюв. Вокруг колибри пульсировало темное облачко.
- Это что, крылья? - поинтересовалась Лона.
- Да. Только бьются с чудовищной скоростью. Ты их поэтому не видишь.
- Нет, все расплывается.
- А я вижу два отдельных крыла. Лона, просто невероятно! Я вижу крылья колибри! Вот этими глазами!
- Миннер, как здорово.
- И как только эту птаху сюда занесло? До Мексики сотни миль… и до ближайшего цветка немногим меньше. Как бы я хотел помочь бедняжке!
- Может, поймать ее? Отправить по почте в Мексику?
Беррис перевел взгляд на свои ладони, словно оценивая, сумеет ли поймать колибри молниеносным взмахом руки. Потом помотал головой.
- Нет, у меня не настолько быстрая реакция даже сейчас. Или я просто раздавлю бедняжку. Смотри - улетает!
Птица улетела. Лона проследила взглядом за коричневым расплывчатым пятном. По крайней мере, колибри направился на юг.
- Наверное, иногда ты забываешь, что оно чужое? - спросила Лона, повернувшись к Беррису. - Наверное, иногда… оно тебе даже нравится?
- Кто "оно"?
- Твое новое тело.
Он вздрогнул. Она тут же пожалела, что завела об этом речь. Было видно, с каким трудом он сдержался, чтоб не взорваться.
- Признаюсь, - наконец произнес он, - определенные достоинства у него есть.
- Миннер, я замерзла.
- Вернемся?
- Если не возражаешь.
- Как скажешь.
Шагая рядом, они направились к зданию клиники. Медленно, по капле, тени их перетекли влево от тропинки и поплыли вслед за ними под острым углом. Он гораздо выше. Наверное, на целый фут. И очень сильный. Мне хочется. Чтобы он заключил меня. В свои объятия.
Его внешность нисколечко не смущала ее.
Разумеется, она пока что видела только его лицо и руки. Может быть посередине груди у него огромный немигающий глаз. И зияющие рты под мышками. Хвост. Большие лиловые пятна. Вереница кошмарных видений вихрем пронеслась у нее в голове, но она поймала себя на мысли о том, что ей совершенно не страшно. Если она так быстро привыкла к его лицу и рукам, вряд ли с остальным возникнут проблемы. Да, у него не было ушей, нос вряд ли можно было назвать носом, глаза и губы с непривычки вызывали шок, а язык и зубы позаимствованы у какого-то монстра из кошмарного сна. Плюс еще на каждой ладони этот отросток. Но она сама не заметила, когда перестала обращать на все это внимание. У него совершенно нормальный, приятного тембра голос, и вообще он такой умный, такой интересный. И, похоже, она ему нравится. Есть у него жена? Ума не приложу, как об этом спросить.
Учуяв их приближение, створки двери-мембраны выгнулись внутрь вестибюля и со щелчком разошлись в стороны.
- Пойдем ко мне? - произнес Беррис. - Или к тебе?
- А что мы будем делать?
- Посидим. Поговорим. Сыграем в карты.
- Тебе скучно играть в карты.
- Я такого не говорил.
- Ты просто не хотел меня обидеть. Но это было ясно. Написано прямо… - ее голос упал до шепота, - …на лице.
Опять начинается, подумала она.
- Вот моя комната.
Их палаты были абсолютно идентичны, только окно одной выходило на внутренний дворик, другой - на сад с кактусами. Кровать, столик, стеллаж с медицинским оборудованием. Беррис опустился на стул рядом с кроватью. Лона присела на краешек постели. Она хотела, чтобы он подошел к ней, прикоснулся, согрел ее окоченевшую плоть; но, разумеется, она не решалась сделать первый шаг.
- Миннер, когда тебя выписывают?
- Скоро. Через несколько дней. А тебя, Лона?
- Мне кажется, я могу уехать отсюда, когда захочу. Что ты собираешься потом делать?
- Еще не знаю. Наверное, немного попутешествую. Мир посмотреть, себя показать…
- Мне всегда хотелось посмотреть мир, - произнесла она. Плохо. Грубовато сработано. - Я нигде толком не была.
- И что бы ты хотела увидеть?
- Луну-Тиволи, - ответила она. - Или "Хрустальную планету". Или… не знаю. Китай. Антарктиду.
- Никаких проблем. Стоит сесть на лайнер, и ты уже там. - На мгновение ей показалось, что лицо его превратилось в маску; она не знала даже, что и подумать. Губы-створки захлопнулись, веки-диафрагмы сомкнулись со щелчком. Как у черепахи, подумала Лона. Через мгновение лицо его снова ожило, и она ушам своим не поверила. - Почему бы нам не поехать вместе? - предложил он.
XVII
ПОДБЕРИ ЭТИ ОСКОЛКИ
Над самой границей атмосферы парил Чок. Посмотрел он на свой мир и увидел, что тот хорош. Океаны были зеленовато-голубоватые или голубовато-зеленоватые, и Чоку казалось, что он может разглядеть отдельные дрейфующие айсберги. На севере белела земля под властью зимы - ниже экватора царила зелень лета.
Чок предпочитал как можно больше времени проводить в ближнем космосе. Эго был лучший способ - по крайней мере, доставляющий наибольшее эстетическое удовлетворение - одурачить силу тяжести. Может быть, пилот субатмосферного челнока чувствовал себя несколько неуютно, так как Чок не позволял включать ни реверсивных гравитронов, ни центрифуги, обычно создающих иллюзию тяготения. Но пилоту платили достаточно, чтобы он мирился со столь незначительным неудобством - если это вообще можно было считать неудобством.
Для Чока же разговор о неудобствах был просто смешон. При нем оставалась его масса, его огромная бронтозавроподобная туша, но все присущие тяжеловесности недостатки оставались на Земле.
- Одна из редких возможностей, - объяснял он Беррису и девушке, - на законных основаниях получить кое-что задаром. Представьте себе: при взлете гравитроны поглощают лишние "же", и мы не испытываем ни малейшего неудобства. Итак, безо всяких лишних неприятных ощущений мы оказываемся прямо в невесомости. При посадке - все то же. Нормальная тяжесть, невесомость, снова нормальная тяжесть. Ну не здорово ли?
- Но разве все это действительно задаром? - спросила Лона. - В смысле, не могут же гравитроны работать, ничего не затрачивая? Если подвести баланс, посчитать, сколько ушло на ускорение, сколько на торможение, разве получится "кое-что задаром"?
- Она, оказывается, умница, - развеселившись, повернулся к Беррису Чок. - А вы не замечали?
- Замечал.
- Вы смеетесь надо мной! - покраснела Лона.
- Ничего подобного, - заверил ее Беррис. - Дело в том, что ты только что сама сформулирована закон сохранения гравитации. Теперь понимаешь? Не будь так строга с нашим радушным хозяином. Он смотрит на все со своей точки зрения. Если он сам не чувствует ускорения, то считает, что оно ему ничего не стоит - в самом прямом смысле слова. А все "лишнее" ускорение поглощается гравитронами. М-м… это примерно… как если совершил преступление и заплатил кому-нибудь, чтобы тот взял на себя вину и прошел курс реабилитации. Разумеется, каких-то денег это стоит. Как бы получается, что преступление совершил, а реабилитации не проходишь. А с учетом денежного эквивалента…
- Ладно, не важно, - произнесла Лона. - В любом случае, тут, наверху, очень приятно.
- Вам нравится невесомость? - поинтересовался Чок. - Это у вас не первый опыт?
- Практически первый.
- А вы, Беррис, что скажете? Вам без силы тяжести хотя бы чуть-чуть легче?
- Именно чуть-чуть. По крайней мере, перестают ныть те органы, которые засунуты не на свои места. Ничего не давит на ребра. Мелочь, конечно, но и на том спасибо.
Мелочь или не мелочь, мысленно отметил Чок, а Берриса по-прежнему окружает океан боли. Может быть, волнение чуть улеглось, но не более. Интересно, каково это - ощущать постоянное физическое неудобство? В некотором смысле в этом вопросе Чок мог считать себя специалистом: каждый шаг на Земле отдавался во всем его теле глухо резонирующей болью.
Но его же раздуло не вдруг, он был таким с самого рождения, у него было время привыкнуть к ноющему зуду в костях. А Беррис? Каково это, когда вдруг, ни с того ни с сего, каждая клеточка, каждый нерв начинают громогласно заявлять о себе, как будто в живую плоть ежесекундно загоняют гвозди? Беррис не возмущался. Только иногда наружу прорывались нотки тщетного бунта. Беррис на глазах прогрессировал, приспосабливался к своему изменившемуся состоянию. Но Чок с его обостренной чувствительностью по-прежнему улавливал боль. Не только боль душевную - физическую тоже. Да, Беррис явно немного успокоился, выкарабкался из бездны черной депрессии, где его обнаружил Аудад, но почивать на ложе из розовых лепестков еще рано.
Девушка же, заключил воображаемую дискуссию Чок, была в сравнительно лучшей форме. Не настолько сложный механизм.
Судя по всему, им было хорошо вместе - Беррису и девушке.
Разумеется, с течением времени это изменится.
- Видите Гавайи? - поинтересовался Чок. - А вот, на самом краю мира, Китай. Великая Стена. Недавно мы ее восстановили, почти по всей длине. Видите полоску - начинается от залива и идет в глубь материка - севернее Пекина и дальше, к горам. Центральный участок, через пустыню Ордос, мы восстанавливать не стали; впрочем, и в лучшие времена там была не стена, а так, глиняный заборчик. А вот она опять поднимается во всей красе, видите, за Синкьянгом? Мы уже развернули вдоль стены сеть ресторанов, очередной открывается на днях с монгольской стороны. "Чертог земных соблазнов Кубла-Хана" - Чок рассмеялся. - Впрочем, ничего особенно царственного вы там не найдете. Все что угодно, кроме царственности.
Беррис и девушка держатся за руки, заметил Чок.
Он сконцентрировался на том, чтобы ощутить их эмоции. Пока ничего полезного. От девушки исходит спокойное, бесформенное, сродни материнскому, удовлетворение; как и следовало ожидать. А что Беррис? Пока практически ничего. Он спокоен; таким спокойным Чоку его еще не доводилось видеть. Очевидно девушка его забавляет. Ему приятно ее внимание. Но сам он не испытывает к ней никаких сильных чувств, вообще мало думает о ней как о личности. Скоро она по уши влюбится в него. Маловероятно, что чувство будет взаимным. Пожалуй, эта разница потенциалов может дать интересный ток. Так сказать, эффект термопары. Посмотрим.
Субатмосферный челнок медленно плыл над Китаем с востока на запад, мимо долины Кансу, вдоль Великого Шелкового пути.
- Насколько я понимаю, - произнес Чок, - завтра вы отправляетесь в круиз. Так мне сказал Ник.
- Именно так, - отозвался Беррис. - Маршрут уже намечен.
- Скорей бы! Я уже боюсь не дождаться! - воскликнула Лона.
Всплеск школьной непосредственности; Беррис недовольно шевельнулся. Чок, приучившийся отличать тончайшие оттенки настроения этой пары, раскинул сеть своих рецепторов, уловил прорвавшийся выплеск раздражения и жадно проглотил. Неожиданная прореха в казалось бы непроницаемом бархатном занавесе. Черный зигзаг на гладком сером перламутре. Началось, подумал Чок. Началось.
- Завидую, - произнес он. - Миллиарды телезрителей желают вам приятной поездки.
XVIII
НА ЯРМАРКУ
Доверьтесь Дункану Чоку: глазом не успеете моргнуть, как он уже доставит вас куда только душа пожелает. Клиника - личный космопорт Чока - перелет через весь земной шар - гостиница - алле-гоп! И не просто гостиница, а самый шикарный отель во всем западном полушарии - факт, восхищавший Лону и неуловимо раздражавший Берриса.
Войдя в вестибюль, он поскользнулся и стал заваливаться на бок.
Теперь, когда он начал бывать на людях, такое случалось с ним сплошь и рядом; должно быть, от нервов. За все время он так толком и не научился пользоваться своими новыми ногами. Его нынешние каленные чашечки представляли из себя сложные шарнирные конструкции, по замыслу явно призванные работать без трения, но имеющие пренеприятную привычку давать сбой в самые непредсказуемые моменты. Как, например, сейчас. Беррису показалось, что левая нога его распалась на части, и он стал заваливаться на мягкий желтый ковер.
На помощь к нему рванулись бдительные роботы-коридорные. Аудад, чьи рефлексы были гораздо хуже, запоздало вцепился Беррису в предплечье. Оперативней всех среагировала Лона. Она подставила плечо и покрепче уперлась ногами в пол, удерживая немалый вес Берриса, который молотил руками по воздуху в попытке сохранить равновесие. Удивительно, дальним уголком сознания отметил Беррис, как она сильна для такого хрупкого сложения! Тут подоспела помощь, и вокруг забурлила суета.
- С тобой все в порядке? - испуганно выдохнула Лона.
- Более-менее. - Он сделал ногой несколько махов вперед-назад, дабы убедиться, что шарнир встал на место. Жгучая боль прострелила бедро. - Какая ты сильная. Не думал, что ты меня удержишь.
- Все случилось так быстро. Я сама не успела понять, что делаю. Один шаг - и ты уже опирался на меня.
Аудад продолжал все так же цепко держаться за предплечье Берриса; наконец он мотнул головой и ослабил хватку, как будто до него только сейчас дошло, что он, собственно, делает.
- Вы уже можете… сами стоять? - осторожно поинтересовался он. - Что случилось?
- Похоже, две ноги - это для меня слишком много, - объяснил Беррис. Боль от колена отдавалась по всему телу, в глазах у него потемнело. Он сжал зубы, взял Лону под руку и повел всю процессию к лифтам. Николаиди тем временем разбирался с дежурным регистратором. По плану на этот отель отводились два дня. Беррис, Лона и Аудад зашли в кабину гравишахты.
- Восемьдесят два, - объявил Аудад плоской решетке микрофона.
- А у нас будет большая комната? - спросила Лона.
- Номер люкс, - заверил ее Аудад. - Там много комнат.
Комнат оказалось семь. Спальня, спальня, еще спальня, кухня, гостиная и миниатюрный конференц-зал, где потом предполагалось созвать пресс-конференцию. Особенно того не афишируя, Беррис устроил так, чтобы у них с Лоной оказались смежные спальни. До сих пор между ними не было ничего. Беррис прекрасно понимал, что чем дольше он тянет, тем тяжелее будет в конечном итоге, и все равно сдерживался. Он не мог оценить, насколько глубоки чувства Лоны, а в собственных сильно сомневался.
Чок не скупился на расходы. Это был всем люксам люкс, увешанный драпировками из инопланетных материалов, лучащихся игриво подмигивающим светом. Скатерть, вытканная термоузорами стекловолокна, начинала мурлыкать нежные мелодии, стоило приблизить руку. Наверняка ручная работа: стоит целое состояние. На кровати в спальне Берриса мог бы вольготно встать лагерем взвод солдат. Кровать Лоны была круглой и по команде голосом начинала медленно вращаться. Потолки в спальнях были зеркальными. Их можно было заставить преломиться тысячью алмазных граней, засверкать ослепительным блеском или отразить происходящее внизу, но крупней и резче, чем в жизни, или просто стать матовыми. Беррис не сомневался в том, что эти семь комнат должны скрывать еще много всякого забавного.
- Сегодня вечером - обед в Галактическом Зале, - объявил Аудад. - Завтра, в одиннадцать утра, - пресс-конференция. Днем - встреча с Чоком. Затем вы улетаете на южный полюс.
- Замечательно. - Беррис опустился в кресло.
- Может, позвать доктора, чтобы он посмотрел вашу ногу?
- Не стоит.
- Тогда я вернусь через полтора часа и провожу вас на обед. Все наряды - в гардеробе.
Аудад ретировался.
Глаза Лоны горели от восторга; сказка стала былью, страна чудес - явью. Беррисом же, которого было не так просто удивить роскошью, овладел азарт исследователя. Он улыбнулся. Ее глаза вспыхнули еще ярче. Он подмигнул.
- Давай посмотрим все, что здесь есть, - пробормотала Лона.
Они медленно обошли номер, комнату за комнатой. Его спальня. Ее спальня, кухня. Лона с благоговейным восторгом прикоснулась к клавиатуре кулинарного архива.
- Если хочешь, сегодня можно пообедать в номере, - предложил Беррис. - Заказать сюда все, что угодно.
- Нет, лучше в этом… в Галактическом Зале.
- Конечно, конечно.
Новая кожа Берриса не требовала ни бриться, ни даже мытья. Что ж, и на том спасибо. В этом отношении, Лона - гораздо более человек, чем он. Вот она замерла, завороженно уставившись на виброаэрозольную установку с панелью управления сложнее, чем у космического корабля. Пускай девочка поиграется.
Беррис перешел в свою комнату и занялся изучением гардероба.