* * *
Теперь они продвигались по незащищенному от ветра прибрежному плато, расположенному между Доинно и Джиссо. Его бледную каменистую почву покрывали изогнутые серые растения. Вдоль дороги встречались разрушенные города Великого Мира. Правда, от них остались лишь неясные белые линии - эскизные наброски фундаментов и мостовых. Креш посылал сюда группы университетских студентов, чтобы они откопали что-нибудь еще, но здесь уже нечего было искать.
Приказав остановиться возле первого из этих поселений, Фа-Кимнибол огляделся вокруг. Он представил себе народ с темно-синими глазами, который когда-то здесь жил, - мясистых рептилеподобных тварей с удлиненными челюстями, огромными головами и тяжелыми бедрами, которые, подобно философам, неторопливо разгуливали вокруг, опираясь, как на костыли, на свои гигантские хвосты, и при этом их выпуклые голубые глаза вспыхивали одухотворенным светом.
Раньше он обязательно поискал бы на этом поселении пару безделушек Великого Мира для Нейэринты. Ее всегда радовали вещи такого рода - кусочек окаменелой кости или осколок какого-нибудь таинственного инструмента. Она украшала стены своей виллы странной, часто навещаемой ею коллекцией грубых и уродливых обломков древности и могла ими любоваться часами.
Теперь он ковырялся в этих развалинах только из-за навевавших тоску воспоминаний, а может, для того чтобы развлечься. Не исключая возможности натолкнуться на какое-нибудь блестящее приспособление былых времен, которое способно творить чудеса, на что-нибудь никем еще не найденное, просто лежащее на поверхности земли. Например, на оружие, способное уничтожать джиков. Или даже на кости синеглазого. Их еще никто не находил. Он шарил ногами по покрытой известкой почве, но там ничего не было.
Повинуясь своему капризу, он распорядился прокопать небольшую канаву. Слуги копали час, а то и больше, но смогли принести ему только кусок ржавого железа, который тут же рассыпался в его руках. Он содрогнулся и выбросил остатки в сторону.
Он вдруг в полной мере ощутил всю древность мира, прежних миров, которые накладывались на этот, подобно корке, подобно слоям пленки.
Здесь присутствовали отголоски истории, отголоски утраченного волшебства - волшебства, которое существовало до сих пор, но было вне пределов его досягаемости. Его начинала охватывать глубокая меланхолия. Его разум задержался на Великом Мире, на всем том, что он из себя представлял. Почему, несмотря на все свое величие, он погиб? Почему великие цивилизации умирают подобно простым смертным?
Здесь он столкнулся с недостаточностью своих знаний - с недостаточностью ума. "А Креш понимает такие вещи, - подумал Фа-Кимнибол. - Мы оба из одной плоти - ну, почти, он и я, однако он знает все, а я… а я ничего. Я всего лишь огромный и сильный Фа-Кимнибол, которого некоторые считают глупым, хотя это не так. Да, я невежествен. Но не глуп. Когда вернусь, надо будет поговорить об этом с Крешем".
- Интересно, почему так получается, - сказал Фа-Кимнибол Симфала Хонджинде, своему заместителю, - что Венджибонеза просуществовала столько лет, но в любом случае достаточно для того, чтобы мы смогли прийти туда и поселиться. А от этих городов не осталось ничего, кроме прожилок пыли и ржавчины.
Симфала Хонджинда был представителем кошмарской крови - жилистым и подвижным человеком со знатной родословной, старшим сыном Болдириифы и Стэйпа, который также имел отношение к линии Толайри, потому что был женат на сестре Хазефена Муери - Кэтирил. Он лениво пнул землю.
- Венджибонеза была городом синеглазых. Отец рассказывал, что у этих древних крокодилов были достаточно умные приспособления, выполнявшие за них всю работу. Эти машины так и остались там, продолжая все восстанавливать спустя тысячелетия, после того как Долгая Зима уничтожила всех синеглазых.
- Должно быть, это были удивительные штуки, если смогли просуществовать столько времени.
- У синеглазых были машины, которые могли ремонтировать другие машины. А также машины, которые ремонтировали машины для ремонта. И так далее и так далее.
- А, понимаю. - Фа-Кимнибол нарисовал ногой рожицу на сухой земле. - Ты считаешь, что здесь таких машин не было?
- Может, этот город принадлежал вегетарианцам, - предположил Симфала Хонджинда. - Должно быть, эти люди-росточки были слишком нежными, поэтому, замерзнув, зачахли и были сдуты ветром подобно цветам. Полагаю что когда наступили морозы, та же участь постигла и их города. А может, это был город людей. Люди вне нашего понимания. Они не строили города так основательно, как это делал народ с темносиними глазами. Вполне допустимо, что их города представляли собой просто мираж или дымку: когда люди исчезли, от их городов не осталось ничего, кроме неясных следов. Откуда я знаю! Это было так давно, Фа-Кимнибол.
- Да, полагаю, что так. - Он опустился на колени и, набрав целую горсть земли, подставил ее ветру.
- Довольно печальное место, нам здесь делать нечего. Остановившись здесь, мы попусту теряем время.
Он приказал каравану двигаться дальше. Угрюмо взирая на высохший рыжевато-коричневый ландшафт, он почувствовал, что постепенно погружается в нехарактерное для него состояние уныния и раздражительности.
Фа-Кимнибол знал с детства, что до настоящего мира существовал другой, когда Земля представляла собой лучезарный рай и на ней в пышности и великолепии проживало шесть разных рас. Согласно летописям, тогда их столицей была Великая Венджибонеза. Сам он никогда ее не видел, однако слышал немало рассказов о ней от своего брата Креша. Даже теперь в памяти Фа-Кимнибола живо вставали картины, описанные Крешем: возносившиеся до небес башни из бирюзы и розового, переливчатого амарантового дерева, которые каким-то образом сохранились с древних времен; волшебные машины, которые можно найти там и теперь. Что за диво! Что за чудеса! И в те давние времена, когда мир принадлежал медлительным и неуклюжим крокодилоподобным, Нация, или существа, которые в один прекрасный день должны были стать нацией, были всего лишь игривыми животными, проживавшими в джунглях. А Венджибонеза была спутницей Космоса, которую посещали пришельцы из других миров и даже, каким-то таинственным образом, другие звезды.
В те дни жили и чувствительные вегетарианцы - существа с лепссткообразными лицами и тяжелыми сучковатыми стволами. И мореплаватели с коричневым мехом и перепончатыми руками, которые обитали в океанах, но могли выходить на землю и передвигаться в хитроумных колесницах. И искусственная раса ремесленников с купоолообразными головами, которые представляли собой нечто более чем просто машины.
И, разумеется, джики: они тоже являлись частью Великого Мира, чья родословная заходила так далеко. И наконец, люди - самая великая загадка, - эта разбросанная раса надменных царственных существ, по форме походивших на представителей Нации, однако у них отсутствовала шерсть и органы осязания. Говорят, что до того, как народ с темно-синими глазами достиг своего величия, миром правили люди. Но потом они уступили это право.
Фа-Кимнибол обнаружил, что очень трудно понять, что такое передача власти. Хотя ему казалась более странной та пассивность, с которой Великий Мир позволил себя уничтожить, когда стало известно о нашествии ужасных мертвых звезд, которые создали такие клубы пыли и дыма, что солнечное тепло не могло достигнуть Земли в течение бесчисленных столетий.
Креш говорил, что Великий Мир знал о грядущем нашествии мертвых звезд, по крайней мере, за миллион лет до этого. Но, несмотря на это, люди предпочли ничего не предпринимать.
Готовность Великого Мира умереть приводила Фа-Кимнибола в ярость. Это было неразумно. Это было непостижимо. От этой мысли его мышцы набухли, а душа наполнилась болью.
"Если они были такими же восхитительными, как все это, - задавал он себе вопрос, - то почему каким-либо искусственными способами не сдули с неба мертвые звезды, когда те начали падать? Или не натянули на небосвод какое-либо подобие сети? Вместо того чтобы сидеть сложа руки? Вместо того чтобы просто позволить мертвым звездам падать".
Народ с темно-синими глазами и вегетарианцы просто перемерзли в своих городах - скорее всего та же участь постигла и мореплавателей, когда океаны сковали льды, - ремесленники допустили, чтобы они заржавели и разрушились; люди исчезли, и никто не знал куда, хотя сначала они. позаботились о том, чтобы помочь спастись таким более примитивным созданиям, как представители Нации, поместив их в коконах, где они и переждали Долгую Зиму.
Только джики, которых не тревожили холод и другие неудобства, спокойно пережили катаклизм. Но даже они далеко соскользнули с вершины величия, которого достигли в прошедшем веке.
Спустя некоторое время Симфала Хонджинда, который ехал рядом с Фа-Кимниболом в ведущей повозке, почувствовал настроение последнего:
- Принц, что тревожит тебя?
- Место, которое мы только что покинули, - отозвался Фа-Кимнибол, махнув рукой в сторону пустынной равнины.
- Но это всего лишь развалины. Почему они так беспокоят тебя?
- Меня беспокоит Великий Мир. Его смерть. То, что они даже не попытались защитить себя.
- Возможно, у них не было выбора, - сказал Симфала Хонджиота.
- Креш считает, что был. Они могли предотвратить падение мертвых звезд, если бы захотели. Креш говорит, что можно объяснить, почему они этого не сделали. Но я должен понять это сам. Креш говорит, что если он просто расскажет, то я не пойму.
- Да, я слышал от него нечто подобное, когда речь заходила на эту тему.
- А что если он врет? Что если он сам не знает ответа?
Симфала Хонджинда расхохотался:
- Думаю, что вряд ли. Мой опыт общения с Крешем доказывает, что если он чего-нибудь не знает, то, не притворяясь, просто в этом признается. Я никогда не слышал, чтобы он врал. Разумеется, ты знаешь его лучше, чем я.
- Он не врун, - подтвердил Фа-Кимнибол. - И ты прав, он прямо признается, что не знает, если это так. Поэтому на этот вопрос есть ответ, и Креш должен его знать. Должно быть, до всего не так уж сложно дойти, если немного подумать. - Он некоторое время помолчал, помассировав шею. Потом повернулся к Симфала Хонджинде и, улыбнувшись, произнес:
- Если честно, то думаю, что я сам знаю ответ.
- Ты? И каков же он?
- Мне вдруг все стало ясно. Тебе необязательно быть даже в десять раз глупее Креша, чтобы тоже понять. Ты хочешь, чтобы я объяснил, почему народ с темно-синими глазами погиб без борьбы? Потому что они были расой дураков. Они просто были дураками, у которых не хватило ума попытаться спастись. Понимаешь? И ничего такого сложного, мой друг.
* * *
Кьюробейн Бэнки перебирал документы за столом в своем штабе караула, когда к нему без предупреждения вошла Ни^лли Аруилана. Он удивленно поднял глаза и заволновался. В его душе мгновенно расцвело множество иллюзий, когда его взгляд заскользил по ее высокой, стройной фигуре - такой гибкой, такой царственной.
Он всегда испытывал к ней физическое влечение, хотя знал, что являлся одним из многих.
Глядя на нее теперь, он подумал, что она пуглива как зенди. Она избегала каждого, кто пытался накинуть на нее узду. Просто требовалась верная рука, чтобы усмирить ее. И почему это не могла быть его рука?
Кьюробейн Бэнки отлично понимал абсурдность своих фантазий. Слишком невелик шанс, что она пришла сюда для того, чтобы отдаться капитану городской стражи. Достаточно было посмотреть на ее лицо, чтобы исчезли последние сомнения, его выражение было озабоченным, холодным и официальным.
Он поспешно поднялся.
- Леди, чему обязан таким неожиданным удовольствием?
- Вы содержите Кандалимона так, что это равноценно домашнему аресту. Почему, Кьюробейн Бэнки?
- Это тревожит тебя?
- Эго тревожит его, - парировала Нилли Аруилана. - Это город его рождения. Почему его должны содержать как заключенного?
- Леди, он прибыл к нам от джиков.
- Как эмиссар. В таком случае он имеет право на дипломатические привилегии. Он также может ходить по городу, потому что является его жителем или потому что представляет суверенную нацию, с которой на данный момент мы не воюем.
Ее глаза гневно сверкали, ноздри раздувались, а грудь вздымалась. Наблюдая за ней, Кьюробейн Бэнки тоже почувствовал волнение. Она носила только кушак и несколько декоративных лент на плечах. Для этого теплого времени года в этом не было ничего необычного, и в общем это было характерно для незамужних женщин. "Подобная почти обнаженность приемлема для коконовских времен, - подумал Кьюробейн Бэнки, - но теперь мы стали более цивилизованными. Почему она ведет себя так вызывающе?"
- Существует правило, что все чужестранцы должны провести в Доме Муери период наблюдения, пока мы не выясним, шпионы они или нет.
- Он не шпион. Он посланник Королевы.
- Если люди - позволь мне заметить, что среди них и твой родственник Фа-Кимнибол, - которые считают, что к этому можно отнестись двояко.
- Пусть считают как хотят, - сказала Нилли Аруилана. - Он пожаловался мне на свое заключение. Он находит это несправедливым и немилосердным, и я тоже. Смею напомнить, что он отдан под мою ответственность. Ты знаешь, что об этом распорядился сам летописец.
При упоминании об этом глаза Кьюробейна Бэнки слегка расширились.
- Если бы это зависело от меня, то я освободил бы его в одну секунду. Но он подведомствен Хазефену Муери. Он находился на троне правосудия в тот день, когда незнакомца арестовали. Тебе следует обратиться к нему, а не ко мне.
- Понятно. Я думала, что этот случай относится к полномочиям капитана охраны.
- Это не в моей власти. Но, если хочешь, я поговорю с Хазефеном Муери за тебя.
- Ты имел в виду за Кандалимона.
- Как скажешь. Я попытаюсь сделать так, чтобы приказ отменили. Тебе сообщат об этом сегодня вечером, я надеюсь. Ты ведь по-прежнему находишься в Доме Накабы?
- Да. Спасибо. Я благодарна тебе за помощь, Кьюробейн Бэнки.
Но в ее голосе особой благодарности не прозвучало. Ее взгляд нисколько не смягчился - он был суровым и все еще сердитым. Что-то было не так, и предложение Кьюробейна Бэнки помочь нисколько не смягчило его.
- Леди, я могу сделать для тебя что-нибудь ег, е?
Нилли Аруилана помолчала, позволив себе ненадолго прикрыть глаза.
- Возле ворот Дома Муери дежурит твой брат - по-моему, его зовут Илуфайн, - ведь это твой брат?
- Да, Илуфайн. Мой младший брат.
- Да. Несколько дней назад, когда я совершала свой обычный визит, этот твой брат пытался докучать мне. Это был отвратительный случай.
- Докучать тебе, леди? - загадочно переспросил Кьюробейн Бэнки.
Ее ноздри задрожали снова.
- Ты понимаешь, что я имею в виду. Этот твой брат, сделал мне грубое предложение. Без предупреждения, без малейшего побуждения с моей стороны, он приблизился ко мне, так что я чувствовала его зловонное дыхание на своем лице, он…
Она не продолжила. Кьюробейн Бэнки встревожился. Неужели Илуфайн такой идиот, что позволяет себе подобное? "Должно быть, в ней было немало провокационного, - подумал он, разглядывая ее неприкрытые груди и длинные шелковистые бедра, покрытые лоснящимся красно-коричневым мехом. - Но если Илуфайн отважился самовольно прикоснуться к дочке вождя…"
- Леди, он прикасался к тебе? Он делал какие-либо предложения?
- Да, предложения. Еще немного, и он бы ко мне и прикоснулся.
- О, Джиссо! - воскликнул Кьюробейн Бэнки, хлопнув себя по бокам. - Его дурость! Наглость! - Капитан стражи так стремительно пронесся через комнату к Нилли Аруилане, что едва не задел своим шлемом лампу, висевшую над головой. - Леди, могу заверить, что поговорю с ним. Я выясню все. Он будет призван к порядку. Я пришлю его к тебе, чтобы он должным образом извинился. Ты сказала, предложения? Предложения?
Она слегка содрогнулась от отвращения, и у нее снова задрожала грудь. Отвернувшись от Кьюробейна Бэнки, она произнесла более мягким голосом, словно над гневом стали преобладать страдание и стыд:
- Накажи его так, как сочтешь необходимым. Мне не нужны его извинения. Я не желаю с ним больше встречаться.
- Леди, уверяю…
- Достаточно. Я не хочу больше обсуждать это, Кьюробейн Бэнки.
- Понимаю, леди. Я все улажу. Я не допущу оскорблений в твой адрес ни со стороны брат, ни кого-либо еще.
Смягчилась ли она хоть немного? За все время с момента похода она впервые улыбнулась. Это была слабая улыбка, но все же улыбка. Вполне возможно, что теперь, когда она сказала все, что желала, гнев покинул ее. Кьюробейн Бэнки полагал, что даже заметил в ее глазах благодарность, а возможно, и нечто большее: нечто, что перепрыгнуло расстояние, отделявшее ее от него. Он очень часто замечал это в глазах других женщин, которым предлагал свою помощь и другие услуги. Он был уверен, что заметил это и теперь. Кьюробейн Бэнки был глубоко самонадеянным мужчиной. И теперь его охватила огромная волна уверенности, граничившей с наглостью. Там, где потерпел неудачу молодой, неопытный и глупый Илуфайн, ему могло повез- ти. Это могло оказаться воплощением самых диких его фантазий. Он без колебаний взял Нилли Аруилану за руки:
- Леди, я могу попытаться компенсировать неудачную грубость моего брата… если ты, например, окажешь мне честь, разделив со мной обед и вино в этот или следующий вечер. Я постараюсь доказать, что не все мужчины из рода Бэнки такие грубые и легкомысленные…
- Что? - воскликнула она, выдернув свои руки из его ладоней, словно они были покрыты слизью. - И ты тоже, Кьюробейн? Вы что, все с ума сошли? Сначала ты обвиняешь в бесстыдстве своего брата, а потом сам прикасаешься ко мне. Ты приглашаешь меня на обед. Ты хочешь этим загладить… о нет, нет, нет, капитан охраны, нет! - Она начала хохотать.
Кьюробейн Бэнки потрясенно уставился на нее.
- Мне что теперь, ходить в латах? Что, я должна предполагать, что каждый стражник города будет пускать слюни и с вожделением пялиться на меня, если мне случиться проходить мимо? - Ее взгляд снова стал суровым. Она стала очень похожа на свою мать.
Кьюробейн Бэнки отпрянул, словно стоял перед разъяренным вождем.
- Если хочешь, - холбдно проговорила она, - то поговори с Хазефеном Муери по поводу домашнего ареста. А что касается твоего брата, то я хотела бы, чтобы он выполнял какие-либо другие обязанности подальше от Дома Муери. Всего доброго, Кьюробейн Бэнки.
И она пулей вылетела из комнаты.
Он некоторое время сидел неподвижно, ошеломленный тем, что так бесстыдно попытался сделать.
"Как я мог допустить такую глупость?" - спрашивал он себя.
Даже несмотря на то, что она явилась в одном кушаке и лентах. Даже несмотря на то, что она одарила его этой теплой и нежной улыбкой благодарности. Даже несмотря на то, что он лишился самообладания из-за ее аромата, близости и собственной безумной самоуверенности. Из-за всего этого он проник в доселе запретную сферу. Он пытался предположить, насколько навредил себе. Он боялся, что погубил себя. Его трясло от непривычного страха.
Но затем страх сменился гневом - диким и неуправляемым, который больше предназначался всему миру, чем какой-либо конкретной дели.
- Приведи моего брата Илуфайна, - приказал он своему помощнику, находившемуся в зале.