- Ты следовал за мной? - воскликнул Саламан. - Ты шпионил за мной?
Он наклонился вперед, схватил хрупкого юношу и, затащив его в павильон, три раза шлепнул. Битерулв закричал, не столько от боли, сколько от удивления, потом замолчал. Король увидел изумленные глаза сына, в которых отражался лунный свет. Этот же свет заставлял сверкать кружившиеся снежинки. Он отпустил мальчика и вернулся к окну.
- Отец, - мягко произнес Битерулв и, пренебрегая возможной опасностью, с протянутыми руками подошел к нему.
Король содрогнулся всем телом, сгреб юношу и с такой силой прижал к груди, что чуть не вышиб из него дух. Потом отпустил и спокойно произнес:
- Я не должен был бить тебя, а ты - преследовать меня: тебе же известно, что ходить по ночам со мной в павильон никому не разрешается.
- Отец, мы были так напуганы. Мама сказала, что у тебя не все в порядке с головой.
- Может, и так.
- Мы можем тебе помочь, милорд?
- Весьма в этом сомневаюсь. Очень сомневаюсь. - Саламан снова потянулся к юному принцу и, заключив в объятия, крепко прижал к себе.
- Мой мальчик, мне сегодня приснился сои, - глухо произнес он, - такой сон, о котором я не расскажу ни при каких обстоятельствах ни тебе, ни кому другому. Могу сказать только одно: подобные сны способны содрать с человека здравомыслие так же, как снимается кожура с фрукта. Этот сон все еще причиняет мне страдания. Мне никогда не удастся от него отмыться…
- О, папа, папа…
- Это все из-за этого отвратительного времени года. Черный ветер ударяет меня по черепу. С каждым днем он все больше сводит меня с ума.
- Может, мне оставить тебя одного? - спросил Битерулв.
- Нет, останься. - Король мрачно огляделся и снова уставился в находившуюся внизу темноту. Мальчика он держал возле себя. - Ты знаешь, как я тебя люблю, Битерулв.
- Разумеется, знаю.
- И когда я тебя только что ударил… Это заговорило во мне сумасшествие, а не я сам…
Битерулв кивнул, правда не сказав ни слова.
Саламан покрепче прижался к нему. Постепенно ярость в его душе затихала.
Затем, вглядываясь в ночь, он сказал:
- Или я снова схожу с ума, или там какая-то фигура. Ты видишь, как кто-то скачет на зенди по южному главному пути?
- Ты прав, папа. Я его тоже вижу.
- Но кто мог прибыть сюда ночью в такую погоду?
- Кто бы это ни был, мы должны открыть ему ворота.
- Подожди, - сказал Саламан. Сложив руки рупором он прокричал:
- Эй! Кто там есть! Ты слышишь меня?
Это было все, что он мог сделать, чтобы его голос был услышан сквозь завывания ветра.
Спотыкавшийся в снегу зенди казался совершенно выбившимся из сил. Наездник выглядел не намного лучше: его голова беспомощно свисала до самого седла.
- Кто ты? - окликнул Саламан. - Человек, назовись!
Прибывший поднял голову. Он издал слабый каркающий звук, который из-за ветра было невозможно разобрать.
- Что? Кто? - проорал Саламан.
Человек издал звук, еще более хилый, чем первый.
- Отец, он умирает! - воскликнул Битерулв. - Впустим его. Какой он может причинить нам вред?
- Незнакомец… ночьо, в бурю…
- Но он только один и при смерти, а нас двое.
- А если там есть еще, которые только и поджидают, чтобы мы открыли ворота?
- Отец!
Что-то в голосе мальчика прорвалось сквозь безумие Саламана, который кивнул и снова обратился к наезднику, сказав ему направляться к воротам. Затем король с сыном спустились, чтобы открыть их. Прибывший смог направить своего зенди внутрь стены с большим трудом. Зверь пробивался сквозь снег зигзагами. Дважды человек чуть не свалился с покачивавшегося зенди и, когда в конце концов оказался внутри, отпустил вожжи и просто свалился с животного, приземлившись на трясущиеся колени и локти. Король сделал знак Битерулву помочь ему подняться.
Судя по шлему, это был бенг. Несмотря на то что он был укутан в шкуры, он казался совершенно замерзшим. Его глаза остекленели, с меха, странного бледного розовато-желтого оттенка, не характерного для бенгов, свисали блестящие сосульки.
- О Накаба! - вдруг воскликнул он и так яростно содрогнулся, что его голова, казалось, оторвется от плеч. - Что за погода! Холод обжигает как огонь! Снова вернулась Долгая Зима?
- Кто ты, человек? - строго спросил Саламан.
- Уведите меня… вовнутрь…
- Сначала скажи, кто ты.
- Курьер от вождя Тапианы, привез сообщение для Фа-Кимнибола. - Прибывший покачнулся и чуть не упал, но благодаря неимоверному усилию, устоял и более глубоким, сильным голосом произнес:
- Меня зовут Темби Сомдеч, я стражник города Доинно. Именем Накабы, немедленно проведите меня к Фа-Кимниболу.
И упал лицом в снег.
Саламан, нахмурившись, поднял его на руки словно перышко. Он сделал знак Битерулву собрать всех трех зенди - своего, отца и прибывшего незнакомца - и связать поводья, чтобы их можно было вести. Они направились в центр города пешком. В нескольких сотнях шагов от ворот находилась гауптвахта.
Когда они приблизились к ней, перед Саламаном предстало такое странное зрелище, что он начал сомневаться, покидал ли он этой ночью постель, или все еще спит рядом с Синифистой. В нескольких сотнях шагов была площадь, и Саламан, стоявший у гауптвахты с потерявшим сознание незнакомцем на руках, мог видеть, что там происходит. На площади вокруг факела танцевало двадцать или тридцать прыгающих фигур. Это были и мужчины, и женщины, и даже несколько детей - все голые или почти только в подвязках и шарфах, они перемещались дикими, ликующими, гарцующими шагами, размахивая руками, яростно запрокидывая назад головы и высоко взбрасывая ноги.
Пока ошеломленный Саламан глазел на происходящее, они завершили свой круг по площади и исчезли в дальнем конце улицы Свит-селлеров.
- Битерулв? - удивленно окликнул король. - Ты тоже видел этих людей на площади Солнца?
- Танцоров? Да.
- Сегодня что, весь город сошел с ума или только я?
- Полагаю, это допущены.
- Допущенцы? Кто это такие?
- Это такие люди… такие люди, которые… - Битерулв запнулся и растерянно развел руками: - Я точно не знаю, отец. Спроси лучше Амифина. Он немного в курсе. Отец, мы должны внести этого человека в помещение, или он умрет.
- Да, да. - Саламан пристально оглядел площадь. Теперь она была пустд. "Если я пойду туда, - гадал он, - то смогу увидеть отпечатки ног, или слова Битерулва тоже во сне?"
"Допущенцы, - думал он, - Что представляют собой эти допущенцы? И что они допускают?"
Он внес курьера в помещение гауптвахты.
Ему навстречу пошатывающейся походкой вышли трое голубоглазых заспанных охранников. Когда они поняли, что перед ними король, то закашлялись и съежились от страха, но Саламану было некогда тратить на них время.
- Приготовьте постель для этого человека и немного теплого бульона. И замените его одежду, - распо-> рядился он. И более тихо обратился к Битерулву:
- Проверь переметные сумки его зенди. Я хочу увидеть сообщение до того, как это сделает Фа-Ким-нибол.
Он подождал, разглядывая руки, пока юноша вернется.
Спустя несколько минут Битерулв вошел с пакетом в руках.
- Полагаю, что это он.
- Прочти его. Мои глаза сегодня ослабли.
- Отец, он запечатан.
- Сломай печать. Только делай это аккуратно.
- Отец, благоразумно ли это?
- Дай его мне! - рявкнул Саламан, отбирая пакет. В самом деле, на нем была красная печать Танианы со штампом вождя. Секретное сообщение для Фа-Кимни-бола. Ну что же, существовало немало способов обращаться с печатями. Он крикнул охраннику, чтобы тот принес нож и факел, и, нагрев печать, пока та не стала мягкой, вскрыл ее. Пакет оказался широкой простынею из тонкого пергамента.
- Теперь прочти мне это, - сказал король.
Стоило Битерулву прикоснуться к простыне пальцами, как буквы на ней ожили. Сначала он немного озадачился, потому что не имел опыта в бенгском написании, которое теперь было широко распространено в городе Доинно. Ему потребовалось некоторое время, чтобы приспособить к этому свой разум.
- Сообщение короткое. "Независимо от того, чем ты сейчас занимаешься, незамедлительно возвращайся, - пишет Таниана. - Дела очень плохи. Ты нам нужен".
- И это все?
- Все, папа.
Саламан взял от него сообщение, снова свернул его и старательно запечатал.
- Положи пакет обратно в переметную сумку, где нашел его, - сказал он юноше.
Появился один из охранников:
- Он отказывается от бульона, сэр. Он слишком слаб для него. Похоже, он долго голодал и переохладился. Я полагаю, он умирает.
- Влейте ему бульон насильно, - распорядился король. - Я не хочу, чтобы он умер у меня на руках. Ладно, человек, не стой здесь просто так!
- Бесполезно, - сказал второй охранник. - Он скончался.
- Скончался? Ты уверен?
- Он сел и что-то прокричал по-бенгски, после чего все его тело затряслось так, что было жутко смотреть. Потом он упал на кровать и больше не двигался.
"Эти южане, - подумал Саламан. - Несколько недель верховой езды на морозе, и они умирают".
Но для пользы охранников он сделал несколько быстрых священных знаков, пропел речитативом "Джиссо-прояви-сострадание" и приказал им вызвать лекаря на случай, если этот человек еще жив. Но в то же время сделал распоряжение о похоронах.
- Отведи этого зенди в королевские конюшни, - сказал он Битерулву, - а переметные сумки отнеси в мой кабинет и запри, после чего отправляйся в гостиницу и разбуди Фа-Кимнибола. Скажи ему, что он сможет забрать сообщение, когда утром явится во дворец.
- А ты, отец?
- Думаю, я немного посижу в своем павильоне. Мне нужно прояснить мозги.
Он вышел на улицу, пробежался взглядом по ней слева от себя, остановившись на площади Солнца в надежде увидеть допущепцев, которые вернулись туда тан-девать. Нет, площадь была пуста. Он приложил к воспаленному лбу руку, потом наклонился и, набрав полную горсть снега, потер между бровями. От этого стало немного легче.
Уже почти светало. Ветер не утихал, но снег прекращался - он покрыл землю поразительно толстым слоем. За последние тридцать лет Саламан не мог припомнить такого сильного снегопада. Может, именно поэтому эти люди вышли на улицу? Чтобы потанцевать под падающим снегом, порадоваться его необычности?
"Допущенцы, - подумал он, - я должен этим утром поговорить о них с Амифином".
Он поднялся на стену и довольно долго стоял возле окна павильона, вглядываясь в блеклость южных равнин, пока его разум полностью не освободился от каких бы то ни было мыслей, а ноющее тело не расслабилось. В конце концов на востоке начало розоветь. "Вся эта ночь была сном", - сказал себе Саламан. Чувствуя себя до странности добрым, словно впал в состояние, исключавшее даже возможность усталости - или словно он, возможно, где-то умер этой ночью, сам того не заметив, - он медленно спустился по лестнице и поехал по пробуждавшемуся городу в сторону дворца.
* * *
Амифин был первым, кто должен был к нему явиться этим утром, когда он, невероятно спокойный, поджидал его на своем тропе в зале для приемов. В движениях принца, когда он приближался к трону, было что-то странное, какая-то неуверенность, которая Саламану не понравилась. Обычно Амифин держал себя уверенно и решительно, как и подобало второму по старшинству из восьми сыновей короля. Но теперь он не шагал, а крался к трону, бросая на отца осторожные взгляды, словно пытаясь заглянуть за руку, которая прикрывала его лицо.
- Пусть боги даруют тебе доброго утра, отец, - произнес он странно напряженным голосом. - Мне сказали, что ты сегодня плохо спал. Леди Синифиста…
- Ты уже переговорил с ней?
- Мы с Чхамом завтракали вместе с ней. Она казалась крайне встревоженной. Она рассказала, что тебе приснился мрачный сон, после чего ты вылетел из комнаты словно охваченный…
- Леди Синифисте, - заявил Саламан, - следовало бы держать свои королевские уста на запоре, иначе мне придется помочь ей это сделать. Но я позвал тебя не для того, чтобы обсуждать природу своих снов. - Он пристально посмотрел на принца: - Амифин, кто такие допущен цы?
- Допущен цы, сэр?
- Да, допущенцы. Ведь ты же слышал этот термин раньше?
- Да, папа. Но меня удивляет, что он известен тебе.
- Это было одно из моих приключений минувшей ночью. Я находился возле гауптвахты рядом с площадью Солнца и заметил лунатиков, которые голыми танцевали под снегопадом. Со мной был Битерулв, и я спросил его: "Кто это?" - и он ответил: "Это допущенцы, отец". Но больше ничего не смог о них рассказать. Он заявил, что ты можешь предоставить мне более полную информацию.
Амифин тяжело переминался с ноги на ногу. Саламан никогда не видел его таким неуверенным, таким беспокойным. Король начинал ощущать запах предательства.
- Допущенцы, сэр… эти танцоры, которых вы видели… Эти люди, которые вы верно назвали сумасшедшими…
- Я применил слово "лунатики". Это те, которые сходят с ума под влиянием луны. Правда, во время их танцев лунный свет сквозь снег был плохо виден. Кто эти люди, Амифин?
- Это несчастный и странный народ, чье сознание искажено бессмысленной болтовней и вздором. Это как раз тот народ, который танцует, когда дуют черные ветры, или веселится голый под снегом, или делает множество других странных вещей. Их ничто не беспокоит. Они придерживаются убеждения, что смерть значения не имеет, что никогда не стоит задумываться об опасности, а без страха и помех надо делать то, что кажется тебе верным.
Саламан наклонился вперед, вцепившись в подлокотники Трона Харруэла:
- Это что, новая философия?
- Сэр, это больше похоже на религию. Или это нам так кажется. У них есть система верований, которой они обучают друг друга - у них есть книга, священное писание, - они устраивают секретные встречи, куда мы еще должны проникнуть. Видишь ли, мы только начали понимать их. Похоже, они больше всего восхищаются народом с темно-синими глазами, потому что он сохранял спокойствие и равнодушие к смерти, когда приближалась Долгая Зима. Допущенцы утверждают, что это самая великая вещь, которой учит нас Доинно Преобразователь: - мы должны демонстрировать свое равнодушие к смерти, что смерть - всего лишь аспект изменений и поэтому священна.
- Равнодушие к смерти, - промурлыкал Саламай. - Рассмотрение смерти как аспект изменений.
- Вот почему они называют себя допущениями, - сказал Амифин. - Они допускают, что смерти избежать невозможно - это, между прочим, замысел богов. И поэтому, отец, они делают все, что взбредет им в голову, несмотря на опасность и неприятности.
Саламан сжал кулаки. Он чувствовал, что после нескольких часов утреннего спокойствия в нем снова закипает ненависть.
Значит, город Доинно был не единственным местом, где культивировалась глупость новой веры? О, боги! Ему было больно слышать, что подобные безумства творились прямо под его носом. Этот культ мученичества мог привести к анархии. Люди, которые ничего не боятся, были ни на что не способны. Город не нуждается в почитании смерти. Здесь нужна жизнь, не что иное, как жизнь, новое цветение, новый рост, новая сила!
Он гневно вскочил на ноги.
- Умопомешательство! - воскликнул он. - И сколько лунатиков в этом городе?
- Папа, мы насчитали сто девяносто, но, может, их больше.
- Похоже, ты немало знаешь об этих допущенцах.
- Сэр, я изучал их в течение всего прошедшего месяца.
- Изучал? А мне не сказал ни слова?
- Полученные нами данные были лишь приблизительными. Мы должны были узнать побольше, прежде чем…
- Побольше? - проревел Саламан. - В городе словно бубонная чума распространяется безумство, а вы должны узнать об этом побольше, прежде чем решиться сказать мне о том, что такое существует? И я был вынужден оставаться в неведении? Почему? И сколько? Сколько?
- Отец, дули черные ветры, и мы чувствовали…
- А, теперь я понял. - Сделав шаг вперед, он ударил Амифина по щеке. Голова принца запрокинулась назад. Несмотря на крепкое телосложение, Амифин едва устоял на ногах под тяжестью удара. На какое-то мгновение глаза молодого человека вспыхнули яростью, но он сдержался, тяжело дыша и потирая ушибленное место, и отступил от трона. Он смотрел на отца взглядом полным недоумения.
- Вот как оно начинается, - спустя несколько минут абсолютно спокойно проговорил Саламап. - Старик считается таким неустойчивым, таким легко доводимым до сумасшествия, что во время трудного сезона его держат подальше от важных событий, происходящих в городе, чтобы они его особо не расстраивали и чтобы он не предпринял непредсказуемых действий. Вот оно, начало: старика оберегают от мрачных известий в то время года, когда он, по общепринятому мнению, поведет себя опрометчиво. Следующим шагом будет то, что его начнут оберегать от малейших неприятностей, чтобы он вообще никогда не расстраивался? Он может оказаться опасным, если каким-либо образом встревожится, пусть даже чуть-чуть. И через некоторое время принцы соберутся и решат между собой, что он стал таким придирчивым и непостоянным, что ему нельзя доверять даже в хорошую погоду; и его с самыми милыми извинениями мягко сместят с трона и поселят под охраной в каком-нибудь небольшом местечке, 6 то время как Трон Харруэла займет его старший сын и…
- Отец! - сдавленным голосом воскликнул Амифин. - Все это неправда! Клянусь всеми богами, что подобные мысли не приходили в голову ни одному из…
- Успокойся! - прогремел Саламан, подняв руку, словно собирался его ударить еще раз. Он сделал яростный жест в сторону стражи тронного зала: - Вы… вы… немедленно проводите Амифина в северную тюрьму и держите его под стражей, пока я не не пришлю распоряжений относительно его дальнейшей участи.
- Отец!
- Пока ты будешь сидеть в своей камере, у тебя будет предостаточно времени осознать свои ошибки, - заявил король. - А я пришлю тебе соответствующие материалы, чтобы ты смог подготовить полный рапорт об этих сумасшедших допущенцах, где расскажешь мне обо всем, о чем трусливо, а может, предательски молчал, пока я кое-что не вытряс из тебя сегодняшним утром. А есть и большее: я уверен, что есть большее. И ты расскажешь мне обо всем. Ты меня понимаешь? - И он махнул рукой:
- Уведите его.
Амифин бросил на него ошеломленный и озадаченный взгляд. Но не сказал ни слова, так же как и не стал сопротивляться, пока охранники, не менее удивленные, чем он, выводили его из зала.