* * *
В другой раз к ней пришел Кандалимон.
Он явился ближе к вечеру. Она не побеспокоилась зажечь в своей крохотной комнате свет, и ранние сумерки окутали все окружавшее.
Она видела, как Кандалимон остановился у стены напротив двери, где висела сплетенная из трав звезда, которую давным-давно подарили ей джики.
- Ты? - прошептала она.
Он не ответил. А просто стоял перед ней и улыбался.
Вокруг него было что-то золотистое и мерцающее. Но внутри светящейся ауры он выглядел так же, как и в последние недели жизни: стройный, почти хрупкий, с теплыми, лучистыми глазами. Сначала Нилли Аруилана не стала присматриваться к нему, боясь заметить на его теле следы насилия. Но потом набралась мужества и обнаружила, что он цел и невредим.
- На тебе нет твоих амулетов, - сказала она.
Он улыбнулся, но ничего не сказал.
"Наверное, он их кому-нибудь отдал, - подумала она, - кому-нибудь из детей, с которыми обычно беседовал на улицах. И вернул Гнезду, когда его миссия подошла к концу".
- Подойди поближе, - попросила она его. - Я хочу к тебе прикоснуться.
Не переставая улыбаться, он покачал головой. От него по-прежнему исходили волны любви. Все в порядке. Прикасаться к нему не было необходимости. Она ощутила огромное спокойствие, какую-то необыкновенную уверенность. В мире существовало немало того, чего она не понимала и, возможно, никогда не поймет, но это не имело значения. Главное было оставаться спокойной, любящей, открытой и готовой принять все, что предназначено судьбой.
- Ты с Королевой? - спросила она.
Он ничего не ответил.
- Ты меня любишь?
Улыбка. Только улыбка.
- Пойми, что я люблю тебя.
Он улыбнулся. Он напоминал беседку из света.
Он оставался с ней на протяжении нескольких часов. В конце концов она поняла, что он блекнет и исчезает; но это происходило так медленно, миг за мигом.
- Ты вернешься? - спросила она, но ответа не получила.
Правда, он возвращался, всегда с наступлением темноты, - иногда он стоял возле ее кровати, иногда под звездой из травы. Он никогда не говорил, но всегда улыбался - наполнял комнату теплом и тем самым совершенным ощущением спокойствия.
* * *
Теперь Фа-Кимнибол был почти готов к отъезду. Он посмотрел с высоты своего роста на дочь Саламана Вейавалу и почувствовал исходившие от нее страх и грусть. Ее каштанового цвета мех утратил блеск. Ее орган осязания поднялся под углом. Она казалась покинутой и бесконечно напуганной. И необыкновенно крошечной, намного меньше, чем представлялась ему до этого; но при его размерах такими казались все женщины да и большинство мужчин.
- Так ты отправляешься сейчас? - спросила она, стараясь на него не глядеть.
- Да. Эспересейджиот приготовил зенди, а Дьюманка заполнил фургоны проризией.
- Тогда стоит попрощаться.
- На время.
- Да, на время, - с горечью согласилась она. - Твой город призывает тебя. Твоя королева.
- Ты имела в виду вождя.
- Как бы она ни называлась, она приказала вернуться, и ты тут же помчался. А говорят, что ты принц!
- Вейавала, я провел здесь несколько месяцев. Мой город нуждается во мне. У меня есть прямое указание от Танианы - вернуться. Принц я или нет, по как я могу ей не подчиниться?
- Ты мне тоже нужен.
- Я знаю, - отозвался Фа-Кимнибол.
Он растерянно посмотрел на нее. Было бы не такой уж сложной задачей сгрести ее в охапку и, явившись к Саламану, сказать:
- Кузен, я хочу в жены твою дочь. Позволь мне забрать ее с собой в Доинно, а через несколько месяцев мы вернемся и проведем формальную церемонию в твоем дворце. - Можно было не сомневаться, что с первых минут Саламан желал именно этого, когда предлагал ему эту девочку "согреть на ночь постель".
Но в лице Вейавалы Саламан предоставил ему не любовницу, а потенциальную жену, Фа-Кимнибол в этом не сомневался: король хотел устранить прежний разрыв, связав свой род с помощью брачных уз с одним из самых влиятельных людей в Доинно. Такая перспектива устраивала и Фа-Кимнибола. Будучи королевским сыном и женившись на дочери королевского приемника, он мог серьезно претендовать на трон Доинно, если этот трон вдруг окажется свободным и по какой-то причине никто из саламановских сыновей не будет в состоянии его занять.
Но существовало два препятствия.
Первое - слишком рано после смерти Нейэринты обзаводиться новой женой. Он принадлежал к привилегированному классу, - стало быть, необходимо соблюдать правила приличия, к тому же следовало считаться и с чувствами семьи Нэйринты. Разумеется, он женится снова, но не теперь, не так быстро.
Однако за всем этим стояла и более глубокая пропасть. Он не испытывал любви к Вейавале, по крайней мере той, которая приводила к половой близости. Да, с момента его появления они были неразлучны, они неоднократно, радостно и страстно спаривались. Но ни разу не снеслись. У Фа-Кимнибола не возникало желания для такого единения, да и она тоже не показала, что сильно в этом заинтересована. "Это было важно, - подумал он. - Без сношения брак пустой".
И, кроме того, она была почти ребенком - он подозревал, что не старше его племянницы Нилли Аруиланы, - как он мог жениться на ребенке? Ему уже перевалило за сорок. Можно сказать, старик. Нет, Вейавала составила ему неплохую компанию в течение этих месяцев, проведенных в Джиссо, но теперь все закончилось. Он должен был оставить ее, выбросить из головы, как бы она ни плакала и ни молила.
Все это далеко не делало чести Фа-Кимниболу, но в любом случае он не собирался брать Вейавалу в Доинно.
Пока он стоял, подыскивал слова, которые бы утешили ее или по крайней мере позволили бы ему грациозно уехать, к ним подошел королевский сын Битерулв, этот красивый и сообразительный юноша. Он твердо и уверенно пожал руку Фа-Кимнибола:
- Благополучного путешествия, кузен. Пусть боги помогут тебе.
- Благодарю тебя, Битерулв. Уверен, что мы очень скоро встретимся.
- Надеюсь, кузен. - Битерулв быстро перевел взгляд с Фа-Кимнибола на Вейавалу, потом обратно на фа-Кимнибола. На какое-то время между ними повис негласный вопрос, но это прошло. Похоже, Битерулв быстро схватывал суть дела: достаточно было расстояния между ними и ее взгляда.
Это был еще один неприятный момент. Битерулв был единоутробным братом Вейавалы: их матерью являлась Синифиста. Было очевидно, что мальчик был любимец короля. Из всех принцев он казался самым умным, в нем отсутствовала надменность, присущая Чхаму и Амифину, или шумливость других сыновей. Но вот на его глазах отвергали его сестру. Каким бы он ни был сдержанным, он мог этого не вынести. Собирался ли он решить вопрос силой и тем самым причинить всем немало хлопот?
Явно, нет. С огромным тактом Битерулв повернулся к Вейавале и сказал:
- Ну что же, сестра, если ты простилась с Фа-Ким-ниболом, то навестим теперь нашу мать. Она будет очень рада, если мы позавтракаем с ней.
Вейавала тупо посмотрела на него.
- А после этого, - продолжил Битерулв, - мы поднимемся на стену и посмотрим, как наш кузен покидает Джиссо. Так что пошли. - Он обнял девушку за плечи. Он был ненамного выше и едва ли плотнее сестры, но повел ее спокойно и уверенно. Вейавала один раз обернулась, бросив на Фа-Кимнибола панический взгляд, по потом вышла из комнаты. Фа-Кимнибол почувствовал огромную волну благодарности к смышленому мальчишке.
Ну что же, как-нибудь позже он с ним рассчитается. Королю будет сложно понять, что для него еще не подоспело время брать жену из королевской фамилии города Джиссо. А убедить в этом Вейавалу было куда сложнее. Но молода, она все забудет, она полюбит кого-нибудь еще.
"Если я когда-нибудь сделаюсь здесь королем, - подумал Фа-Кимнибол, - то удостою принца Битерулва самого высокого положения и буду держать его при себе. И если я никогда не стану отцом, то королем Джиссо после меня будет он: очередность династии - сын Саламана следует за сыном Харруэла".
Он рассмеялся над свой глупостью: он забежал на много шагов вперед. Наверное, на слишком много.
Эспересейджиот уже поджидал со своими каретами на королевском дворе. Главный возничий взирал на серое небо с явным неудовольствием, его яркий золотистый мех поднялся от злости. Он мрачно посмотрел на Фа-Кимнибола:
- Если бы мои слова могли что-то изменить, то я бы сказал, что погода не для путешествия.
- Да, могло бы быть и лучше. Но сегодня мы покидаем это место.
Эспересейджиот сплюнул:
- Говорят, что их зимние бури длятся лишь около пары недель.
- А может, и три и четыре. Кто может знать наверняка? Эспересейджиот, меня вызывает вождь. Неужели тебе так понравился этот мрачный город, что ты готов просидеть здесь до весны?
- Мне нравятся мои зенди, принц.
- Они не смогут выстоять в холод?
- Эта порода лучше перенесет Долгую Зиму. Но пребывание здесь не пойдет им на пользу. Я уже говорил вам, что это животные для прогулок по городу, они привыкли к теплу.
- Тогда мы будем держать их в тепле. Попроси у королевских грумов запасные одеяла. Мы постараемся их сильно не гнать. Мы будем передвигаться равномерно - как раз так, как тебе нравится. Это несчастное время года скоро кончится, нам придется потерпеть лишь несколько дней, но к тому времени мы уже окажемся далеко но пути к Доинно.
Эспересейджиот холодно улыбнулся:
- Как пожелаете, принц. - И направился к конюшням.
В дальнем конце двора Фа-Кимнибол заметил Дьюманку, который проверял провизию, которую должны были погрузить в фургон. Не прекращая работы, квартирмейстер приветливо помахал рукой.
Был уже полдень, когда наконец-то были закончены последние приготовления, и они выехали из южных ворот. Светило яркое солнце, ветра почти не было, однако начинавшийся под стеной ландшафт был отталкивающим: лишенные листьев деревья стояли словно мертвые, а над повернутыми к северу склонами нависла морозная дымка. Во второй половине дня ветер с востока усилился, проносясь над высушенным плато подобно ятагану. Единственным признаком жизни были фонарные деревья, находившиеся к югу от города, потому что даже в такое ненастное время года крошечные светящиеся птицы, не покидали их. Когда немного стемнело, они начали испускать пульсирующий свет, однако от этого не становилось радостнее.
Фа-Кимнибол оглянулся. С вершины стены им вслед смотрели крошечные фигуры. Саламан? Битерулв? Вейавала? Он помахал им. Ему ответили, но не все.
Экипажи продвигались вперед. Город Джиссо за их спиной исчез. Медленно и осторожно посланники из города Доинно пролагали путь на юг через пустынные, продуваемые ветрами земли.
VII
РАСКАТЫ ВОЙНЫ
Спустя неделю после отъезда Фа-Кимнибола во дворец к Саламану привели руководителя допущенцев Зектира Лукина. Только что освобожденный из тюрьмы и достаточно облагоразумевшийся Амифин отправился в захудалый восточный квартал города с полдюжиной стражников, предчувствуя сопротивление. Но был крайне удивлен, обнаружив, что Зектир Лукин опасался беседы с королем не больше танцев в обнаженном виде на улицах, когда дули черные ветры. Он вел себя так, словно все это время только и ждал вызова Саламана - словно не понимал, почему этот вызов так долго откладывался.
Встреча с руководителем допущенцев тоже принесла Саламану ряд неожиданностей.
Глава секты представлялся ему каким-то фанатиком с безумными глазами, возбудимым и раздражительным, который с пеной у рта выкрикивает и бормочет непостижимые лозунги. Но по крайней мере в одном он не ошибся: вне всяких сомнений, Зектир Лукин был фанатиком. В нем все - волевой оскал челюстей, холодный, немигающий взгляд и плотное мускулистое тело, покрытое серым седеющим мехом - говорило о необыкновенной целеустремленности и преданности выбранному делу.
Но выкрики? Бормотание лозунгов? Этот человек был спокоен и несговорчив. От него веяло ледяной замкнутостью, в которой Саламан мгновенно обнаружил сходство с собой. Этот человек мог вполне быть королем, если бы в первые дни города дела обстояли бы немного по-другому. Но вместо этого он стал мясником, который проводил свои дни не в каменном дворце, а на бойне, разрубая туши среди струившихся вокруг него рек крови. А по вечерам он и его последователи встречались в гимназии восточного квартала и обучали друг друга странным догмам своей веры.
Смелый, с квадратными плечами, он стоял перед королем.
- И как давно твои люди этим занимаются? - спросил Саламан.
- На протяжении нескольких лет.
- Трех? Пяти?
- Почти с самого начала основания города.
- Нет, - пробормотал Саламан. - Это невозможно, чтобы вы просуществовали так долго, а я ничего об этом не слышал.
Зектир Лукин пожал плечами:
- Нас было очень мало, и мы молчали. Мы изучали свои тексты, встречались и тренировались в своих дисциплинах. Мы не искали новобранцев. Это было наше личное дело. Мой отец Лаккамай был первым из нас, и затем…
- Лаккамай? - Еще одна неожиданность. В коконе и Венджибонезе Лаккамай казался человеком тихим, который все держал в себе, и, похоже, в его душе не было особых глубин. В Венджибонезе он был любовником жрицы Толайри, но после Раскола Толайри без колебаний бросила Лаккамая и ушла с Харруэлом, одним из основателей крошечного поселения, которое впоследствии станет городом Джиссо. Он давно умер. Саламан не помнил, чтобы у Лаккамая когда-нибудь была жена, которая произвела бы ему на свет сына.
- Вы знали его, - сказал Зектир Лукин.
- Да, много лет назад.
- Лаккамай учил нас, что все произошедшее с Великим Миром было по воле богов. Он говорил, что все происходящее - часть их плана, независимо от того, кажется ли это нам хорошим или дурным. И когда народы Великого Мира предпочли умереть, это было потому, что они поняли волю богов и осознали, что пришло их время покинуть этот мир. Поэтому они не пошевелили даже пальцем, чтобы предотвратить нашествие мертвых звезд, и позволили им столкнуться с миром, на который потом обрушились холода. Он утверждал, что узнал об этом из бесед с Крешем, летописцем кошмарского племени.
- Да, - согласился Саламан, - стоит поговорить с Крешем, и твой разум наполняется всевозможными странностями и фантазиями.
- Но это правда, - возразил Зектир Лукин.
Саламан пропустил это мимо ушей: не было смысла спорить с этим человеком.
- Значит, первоначально вас было немного. Только пара семей, ведь так? Но теперь мой сын утверждает, что вас около ста девяноста.
- Триста семьдесят шесть, - уточнил Зектир Лукин.
- Понимаю. - Это был еще один минус Амифину. - Значит, в конечном итоге вы решили пуститься на поиски новобранцев? Почему?
- В моих снах ко мне являлась джикская Королева, которая нависла над городом. Я чувствовал ее ужасное присутствие подобно огромному грузу над нами. Это было в прошлом году. И я понял, что близится день расплаты. Всем известно, что джики избежали разрушений Великого Мира. Божественная Пятерка определила им какое-то иное предназначение и оставила в живых и после периода холода и снега, чтобы те смогли его осуществить во время Новой весны.
- Разумеется, тебе известно, что это за предназначение?
- Они должны уничтожить Нацию и ее города, - спокойно произнес Зектир Лукин. - Они являются карой богов.
"Значит, от все-таки сумасшедший, - подумал Саламан. - Как жалко".
Но со спокойствием, не уступавшим хладнокровию руководителя допущенцев, он спросил:
- Неужели это цели Пятерки? Они сохранили нас во время Долгой Зимы, чтобы мы заселили мир, - так утверждают все наши летописи. Зачем им это понадобилось, если все, что боги имели в виду, - это позволить джикам нас уничтожить? Было бы гораздо проще предоставить нас холоду, чтобы Долгая Зима разделалась с нами сотни тысяч лет назад.
- Вы не понимаете: нас проверяли, но мы не выдержали проверки. Как вы уже сказали, нас оберегали от холода для того, чтобы мы могли заселить мир. Но мы повели себя неправильно. В Доинно дела обстоят еще хуже, чем здесь, но повсюду нация отклонилась от намерений Пятерки. Какую цель мы преследовали, когда строили эти города? Мы просто дублировали покой и уют Великого Мира, который они олицетворяли. Но это копирование было неверным. Если бы боги захотели, чтобы мир сохранился таким же, как и при жизни народа с темно-синими глазами, они просто сохранили бы Великий Мир. Но вместо этого они его уничтожили. Так же как уничтожат нас. Король, я заявляю наверняка, что орудием нашего исправления станут джики. Они нападут на нас, они разрушат наши города, они вытеснят нас на необитаемые земли, где мы наконец-то поймем дисциплины, которым боги намеревались нас обучить. Те немногие из нас, кто останется в живых после атаки, предпримут следующую попытку построения мира. Это воля Доинно. Он преобразовывает.
- Но то, как вы умираете от холода, танцуя по ночам на площадях, разве создаст для вас этот новый удивительный мир?
- Мы не мерзнем. Мы не умираем.
- Понимаю, вы неуязвимы.
- Мы очень сильны. Вы видели нас той ночью во время наших торжеств. Но вы не видели огромной выносливости: мы можем находиться в пути пр несколько дней без сна и отдыха. Мы отказались от своих индивидуальностей ради создания нового единства.
Все это ошеломило Саламана: философия сына Лак-камая была тарабарщиной и безумием; но в то же время король чувствовал родство темпераментов и огромную к нему симпатию. Его сила, его свирепость были очевидны. Ему удалось тайком построить внутри королевства свое небольшое королевство. От него веяло истинным королевским величием, они могли бы стать почти братьями. И все же он был сумасшедшим, очень жалко.
- Ты должен позволить мне посмотреть на вас во время тренировок, - сказал он.
- Приходите этой ночью, если так хотите, король Саламан.
- Отлично. Покажите мне свои самые сложные упражнения. А затем, мой друг, ты и твои друзья должны начать паковать вещи. Вы покинете этот город.
Зектир Лукин не выказал удивления, а проявил скорее безразличие, с которым он обычно относился ко всему происходящему в его жизни.
- И куда вы хотите нас отправить?
- На север. Очевидно, в Джиссо вы несчастливы, живя среди нашего презренного спокойствия. Я должен искренне признаться, что не испытываю ни малейшего желания, чтобы ваша вера, влекущая за собой неминуемые разрушения, распространялась в городе, который я люблю. И по-моему, ваш уход не только в моих интересах, но и в ваших? Разумеется, вы не захотите отправиться на юг - там слишком легкая жизнь. Кроме того, если наш город расширит свои владения к югу, а Доинно - к северу, мы будем вынуждены пересечь границы ваших владений. Так что отправляйся на север, Зектир Лукин. Ты сам говорил, что холод вам не помеха. Голод тоже не имеет никакого значения. А на севере немало земель, где вы сможете обнаружить поселение, живущее по вашим принципам и правилам. Возможно, это окажется столица Великого чистого и правильного мира, который нам создать не удалось.
- Вы хотите сказать, что мы должны отправиться на джикские территории?