- Да, я имел в виду именно это. Даже дальше Венджибонезы. Дальше, в холодные и бесплодные северные земли. Выберете место, которое пожелаете, очень возможно, что джики не станут вам досаждать. Исходя из всего сказанного тобой, ваши идеи очень походят на их, во всяком случае - вы тоже воины, не страшащиеся неудобств, свободные от личного честолюбия, или они просто на станут обращать на вас внимания. Почему их должны беспокоить несколько сотен поселенцев, если им принадлежит нолконтинента? Да, отправляйтесь к джикам. Как ты считаешь, Зектир Лукин?
Но в ответ тишина. Лицо Зектира Лукина ничего не выражало: ни гнева, ни открытого неповиновения, ни даже страха. Что-то происходило в его мозгу, но он казался таким невозмутимым, словно ему задали вопрос о цене на мясо.
- Сколько времени вы даете нам на приготовления к путешествию? - спустя некоторое время спросил он.
Нилли Аруилана находилась в одиночестве. Она находилась в спячке всю зиму, словно какое-то животное, которое каждый год претерпевало изменения, прячась и заворачиваясь в свою паутину, пока не приходило время вылезать из укрытия. Однажды утром одного дня конца зимы, когда дожди в Доинно лили так, что это было удивительным даже для сезона безжалостных ливней, Нилли Аруилана покинула свою комнату в Доме Накабы. Время от времени она выходила по вечерам, но впервые после выздоровления, она сделала это среди бела дня. Никого, кто бы мог ее заметить, не было: улицы были пустынны из-за неистового шторма, даже охранников не было видно. В каждом окне горел свет: все сидели дома. Но она развеселилась от такой бешеной погоды.
- Это действительно слишком, - громко произнесла она, подняв голову и обращаясь к Доинно. Это Доинно вращал колесо смены времен года, посылая то солнце, то дожди. - Тебе не кажется, что ты слегка перестарался? - На ней был только кушак. Не успела она сделать несколько шагов, как ее мех промок насквозь. Он обвис на ней, словно плотное одеяние, и по ее бедрам потекла ручьями вода.
Она пересекла город, направляясь к Дому Знаний и по крутой лестнице забралась на самый верхний этаж. Она ни секунды не сомневалась, что найдет там Креша; и он действительно оказался там и что-то записывал в одну из своих огромных старинных книг.
- Нилли! - воскликнул он. - Ты совсем лишилась разума, что разгуливаешь по такой погоде? Сейчас… подожди, я тебя вытру…
Он завернул ее в покрывало, словно она была малым ребенком. Она покорно позволила ему себя вытереть, хотя от этого ее мех встал дыбом.
Когда эта процедура была закончена, она сказала:
- Папа, мы должны поговорить о других вещах. Время, когда мы должны были это сделать, давно прошло.
- О других вещах? О каких?
- О… Гнезде… - нерешительно пояснила она. - О… Королеве…
Он был явно ошарашен.
- Ты действительно хочешь поговорить о джиках?
- Да, о джиках. О том, что знаешь ты и что знаю я. Возможно, это совпадет. Ты всегда говорил, что должен получше понять джиков. Ты в этом не одинок. Я тоже хочу, папа. Я тоже.
* * *
Чевкиджа Эйм указал на изогнутую дверь из поврежденного бурями закопченного дерева в конце туманного переулка, отходящего прямо от Фишмонгер-стрит и окруженного с одной стороны грязными торговыми зданиями с фасадами из грязноватого красного кирпича. Хазефен Муери до этого никогда не бывал в этой части города. Это был какой-то промышленный район, пользовавшийся более чем дурной репутацией.
- Это находится в самом низу, - сообщил капитан стражи. - В подвальном помещении. Зайдете, повернете налево и потом В11из по ступеням.
- А это будет безопасно, если я прямо так возьму и войду? - спросил Хазефен Муери. - Если они меня узнают и запаникуют?
- Сэр, с вами будет все в порядке. В таком полумраке трудно различить даже фигуры, не то что лица. Вас никто не узнает. - Гибкий юный бенг улыбнулся и с поразительной фамильярностью подтолкнул Хазефена Муери под локоть: - Идите, сэр! Идите! Уверяю, с вами ничего не случится.
В самом деле, в длинной, изогнутой и провонявшей вяленой рыбой комнате было очень темно. Единственными источниками света служили два яйцеобразных светильника, подвешенные в дальнем конце на стене. Возле стола с фруктами и ароматическими ветками, по всей видимости алтаря, стояли мальчик и девочка.
Хазефен Муери как ни вглядывался, кроме темноты ничего не видел. Но потом его глаза к ней привыкли и он насчитал около пятидесяти человек, которые сидели, плотно прижавшись друг к другу, на грубых черных бочках. Они что-то бормотали, распевали и время от времени топали ногами в ответ на слова детей у алтаря. То там, то здесь возвышались бенгские шлемы, но в основном собравшиеся были с непокрытыми головами. Доносившиеся до него голоса были низкими, хриплыми, - голоса обыкновенных людей, трудящихся. Хазефен Муери снова почувствовал тревогу: он никогда особо не общался с рабочими, и следить за ними теперь, в их святилище…
- Садитесь! - прошептал Чевкиджа Эйм, почти толкнув его на одну из бочек заднего ряда. - Сидите и слушайте! Мальчика зовут Тикхарейн Туэрб, он жрец, а жрицей является Чиа Креун.
- Жрец? Жрица?
- Послушайте их, сэр.
Он с недоверием уставился на происходящее. Хазефену Муери казалось, что он появился в преддверии иного мира.
Мальчик-жрец издавал странные хриплые звуки, - ужасные щелкающие звуки, очень походившие на язык джиков. Находившиеся перед ним поклонники культа отвечали таким же причудливым образом. Хазефен Муери задрожал и закрыл руками лицо.
- Королева - это наша радость и успокоение, - неожиданно высоким и чистым голосом произнес мальчик. - Этому нас учил пророк Кандалимон, будь он благословен.
- Королева - это наша радость и успокоение, - монотонно повторили собравшиеся.
- Она - свет и путь.
- Она - свет и путь.
- Она - сущность и реальная ценность.
- Она - сущность и реальная ценность.
- Она - начало и конец.
- Она - начало и конец.
Хазефена Муери трясло. От этого свежего и невинного голоса все внутри замирало от ужаса. Свет и путь? Сущность и реальная ценность? Что за бред? Может, это ему снится?
Он почувствовал приступ тошноты и прикрыл рукой рот. Подвальная комната не имела окон, поэтому было душно и жарко. Мускусный соленый привкус от бочек с вяленой рыбой; душок потного меха, густой и острый аромат веток сиппарии и дилифара на алтаре - от всего этого ему стало дурно, закружилась голова. Он сцепил руки и что было сил уперся локтями в ребра.
Все - мальчик, девочка и собравшиеся - снова стали издавать джикские звуки.
В какой-то миг Хазефену Муери показалось, что пол под ним обвалится и он увидит в образовавшейся яме множество блестящих джиков, которыми кишела земля.
- Не волнуйтесь, сэр, - пробормотал рядом с ним Чевкиджа Эйм.
Он наблюдал за мальчиком и девочкой, которые теперь двигались вокруг, беря с алтаря фрукты и ветки и показывая их собравшимся, после чего клали их обратно, в то время как поклонники топали ногами и издавали жужжащие и щелкающие звуки. Что все это означало? Откуда это возникло, так неожиданно?
У мальчика на груди висел желто-черный амулет, который очень походил на тот, который носил погибший Кандалимон. Наверное, это он и был. У девочки на руке виднелся браслет-талисман, который тоже был сделан из джикского панциря. Даже в темноте эти украшения переливались каким-то потусторонним светом. Хазефен Муери помнил, что также переливались панцири джиков, когда те передвигались своими загадочными кругами по улицам Венджибонезы, когда он был ребенком.
- Кандалимон направляет нас с небес. Он говорит нам, что Королева - наша радость и успокоение, - снова выкрикнул мальчик.
И собрание снова отозвалось:
- Королева - наша радость и успокоение.
Но на этот раз дородный мужчина, сидевший за три ряда впереди Хазефена Муери, поднялся и прокричал:
- Королева - наш единственный, истинный бог!
И собрание начало было повторять вслед за ним:
- Королева - наш единственный…
- Нет! - возразил мальчик. - Королева не бог.
- Тогда кто она? Кто она? - На какой-то миг служба сбилась с ритма. Повсюду стали вскакивать люди, выкрикивая и размахивая руками.
- Расскажи нам, кто она такая!
Мальчик-жрец запрыгнул на алтарь. И мгновенно всеобщее внимание вновь сосредоточилось на нем.
- Королева, - произнес он все тем же мрачным и возвышенным речитативом, - божественная сущность, потому что она произошла от народов Великого Мира, которые жили на глазах у богов. Но сама она не бог. - Казалось, мальчик повторял какой-то заученный текст. - Она архитектор ворот, через которые в один прекрасный день вернутся боги. Так сказал Кандалимон.
- Ты имеешь в виду людей? - спросил дородный мужчина. - Это правда, что люди - истинные боги?
- Люди это… они… - Мальчик на алтаре запнулся. Его глаза остекленели. На это у него не было заученного ответа. Он посмотрел на девочку, и она вытянула свой орган осязания, обернув его вокруг ноги мальчика поразительно интимным образом. От удивления у Хазефена Муери перехватило дыхание. Похоже, этот жест успокоил мальчика: он снова обрел уверенность и воскликнул:
- Откровение людей еще не пришло! Мы должны продолжать ждать откровения людей! А пока наш проводник - Королева. - Он прищелкнул по-джикски. - Она - наша радость и успокоение!
- Она - наша радость и успокоение!
Теперь все в ответ защелкали. Этот звук был ужасающим. мальчик снова обрел над ними контроль. И это тоже приводило в ужас.
- Кандалимон! - кричали они. - Мученик Кандалимон, приведи нас к Истине!
Мальчик-жрец высоко поднял руки. Даже с такого расстояния Хазефен Муери видел, с какой убежденностью сверкали его глаза.
- Она - наш свет и путь.
- Она - наш свет и путь.
- Она - наша сущность и реальная ценность.
- Она - наша сущность и…
- Посмотри, - прошептал Хазефен Муери, - эта девочка уже соединилась с ним органом осязания.
- Сэр, они собираются снестись, - все находящиеся здесь собираются снестись.
- Не может быть. Все в одном месте?
- Именно так они и поступают, - небрежно произнес Чевкиджа Эйм. - Они сношаются, позволяя Королеве проникать в их души, - так я слышал. Эго их обычай.
- Это величайшая низость из всех возможных, - оцепенев от недоверия, выдавил Хазефен Муери.
- У меня на улице несколько офицеров. Стоит мне заикнуться, как через пять минут это место будет очищено ото всех любителей джиков.
- Нет.
- Но вы видели, что они…
- Я сказал, нет. Гонение возобновлять нельзя. Это личный приказ вождя, и он тебе известен.
- Я понял, сэр, но…
- Значит, никто не должен быть арестован. Мы оставим эту церковь в покое, по крайней мере пока. И будем продолжать за ней пристально следить, - как еще мы сможем понять, с какой опасностью имеем дело, если не поглядим врагу прямо в лицо? Ты понимаешь меня?
Капитан стражи кивнул, но при этом его губы плотно сжались.
Хазефен Муери поднял глаза. Члены собрания вставали, перемещались и объединялись в группы. Джикского щелканья больше не было слышно, вместо него появился напряженный низкий гул. Никто не обратил внимания на двух мужчин, шептавшихся в дальнем ряду. Казалось, воздух в изогнутой длинной комнате раскалился и мог взорваться в любую секунду.
- Теперь нам пора уходить, - тихо произнес Чевкиджа Эйм.
Хазефен Муери ничего не ответил.
Ему казалось, что он прирос к своему месту. В дальнем конце комнаты прямо перед алтарем бесстыже сношались мальчик и девочка, и постепенно, пара за парой, стали вступать в контакт и оставшиеся. Хазефен Муери никогда не слышал ни о чем подобном. Словно завороженный, он с ужасом наблюдал за ними.
- Сэр, если мы останемся, они захотят, чтобы мы тоже это сделали, - прошептал Чевкиджа Эйм.
- Да, да. Мы должны уйти.
- С вами все в порядке, сэр?
- Мы… должны… идти…
- Сэр, дайте вашу руку. Вот так. Теперь пошли. Наверх.
- Да, - согласился Хазефен Муери. Он не чувствовал под собой ног, тяжело оперся на Чевкиджа Эйма и, спотыкаясь, направился к двери.
"Она - наш свет и путь. Она - наша сущность и подлинная сущность. Она - начало и конце".
Поток холодного воздуха был словно удар кулака.
* * *
"*- Одно время я думал о них так же, как и остальные, - сказал Креш, - что это недоброжелательный, чужеродный народ, наши заклятые враги, странные и зловещие. Но позже мое мнение стало меняться.
- Так думала и я, - призналась Нилли Аруилана.
- Как это?
Она пожала плечами:
- Папа, мне будет проще, если сначала выскажешься ты.
- Но ты же сказала, что пришла рассказать мне.
- И я расскажу, но это будет обмен: то, что знаешь ты, на То, что знаю я. Я хочу, чтобы ты начал первым. Пожалуйста, пожалуйста.
Креш удивленно па нее уставился: она, как всегда, сбивала с толку.
- Хороню, - немного помолчав, произнес он. - Думаю, это началось со мной с твоего выступления перед Президиумом: ты заявила, что джиков следует рассматривать как нечто иное, чем монстров, что они, между прочим, разумные создания с глубокой и богатой цивилизацией. Ты даже назвала их человекоподобными. В том особом смысле этого слова, в котором его обычно использую я. Эго был первый намек на то, что ты испытала во время твоего пребывания в Гнезде. И я понял, что сказанное тобой, разумеется в какой-то период, было правдой, потому что они являлись частью Великого Мира, и в своих видениях Великого Мира я наблюдал, как они жили среди синеглазых людей и других народов в мире и согласии. Как они могли быть одновременно и дьяволами, и монстрами, и частью Великого Мира?
- Совершенно верно, - сказала Нилли Аруилана.
Креш посмотрел на нее: дочь вела себя необычно - она напоминала свернутый кнут.
- Разумеется, - продолжил он, - совсем необязательно, что они остались сейчас такими же, какими были во времена Великого Мира, потому что прошли сотни тысячелетий с тех пор. Может быть, они изменились. Но кто может утверждать наверняка? У нас есть представители Нации вроде Фа-Кимнибола, которые с самого начала уверены, что джики - это зло. Правда, теперь среди нас появились сторонники абсолютно противоположной точки зрения. Я имею в виду, эту новую религию. Я слышал, что в церквах о джиках говорят как о спасении - не меньше чем о милосердных священных существах. А Кандалимон рассматривается как какой-то пророк. - Креш бросил на нее испытующий взгляд: - Тебе известно о церквах? Ты ходила туда?
- Нет, - отозвалась Нилли Аруилана. - Никогда. Но если они проповедуют, что джики милосердны, то они не правы. Джики не знают милосердия, по крайней мере в известном нам значении. Но они и не зло - они просто… сами по себе.
- Так они монстры или святые?
- И то, и другое. И ничто одновременно.
Креш на мгновение задумался.
- Я полагал, ты поклоняешься им, - сказал он, - что ты не желаешь ничего иного, кроме как отправиться к ним и прожить с ними остаток своей жизни. Ты говорила, что они вращаются в атмосфере грез, волшебства и чуда. Ты говорила, что, вдыхая воздух Гнезда, ты наполняешь свою душу.
- Так было раньше.
- А теперь?
Она устало покачала головой:
- Я сама не знаю, чего хочу или во что верю. Ох, папа, папа, вряд ли я смогу объяснить тебе, какая неразбериха в моей голове! Внутренний голос подсказывает мне отправляться в Гнездо и поселиться среди вечной Королевы-любви. А другой голос советует оставаться в Доинно - он говорит, что джики не те, за кого я их принимаю. Один голос - это голос Королевы, а другой… другой… - Она посмотрела на него блестевшими от боли глазами. - Другой голос - это голос Пятерки. И именно их голосу я хочу подчиниться.
Креш заглянул ей в лицо, не веря этому. Именно такого он от нее не ожидал.
- Пятерки? Ты признаешь власть Пятерки? С каких это пор? Нилл и, это что-то новенькое.
- Совсем не их власть.
- Тогда что?
- Их правду. Их мудрость. Понимание этого пришло ко мне, когда я лежала в болоте. Они вошли в меня, я почувствовала это, папа. Я думала, что умираю, и они явились мне. Ты знаешь, что до этого я в них не верила. Но теперь верю.
- Понимаю, - неопределенно отозвался Креш. Но он совершенно ничего не понимал. Чем больше она ему рассказывала, тем меньше до него доходил смысл ее слов. Когда он начал чувствовать силу притяжения Гнезда - что частично ложилось на ее совесть, - она вдруг от этого отказывается. - Значит теперь, когда к тебе вернулись силы, никакой вероятности того, что вернешься в Гнездо?
- Никакой, папа. Больше никакой.
- Девочка моя, говори мне только правду.
- Это правда. Ты знаешь, что я должна была уйти с Кандалимоном. Но теперь все изменилось, я начала сомневаться во всем, во что когда-то верила, и верить во все, в чем когда-то сомневалась. Мир превратился для меня в загадку. Мне необходимо остаться здесь и, прежде чем что-то предпринять, во всем разобраться.
- Я не знаю, могу ли я тебе верить.
- Я клянусь! Я клянусь любым богом! Папа, я клянусь Королевой!
Она протянула ему руку. Он взял ее так, словно это была величайшая драгоценность.
- Нилли, что ты за загадка! - чуть позже произнес он. - Ты гораздо большая загадка, чем сами джики! - Он с нежностью улыбнулся: - Полагаю, ты всегда будешь для меня загадкой. Но по крайней мере, я начинаю понимать джиков.
- Правда, папа?
- Посмотри на это, - сказал он. - Это недавно найденный текст, очень древний.
Он аккуратно извлек пергаментный свиток из самого большого из своих ларцов с летописями и, развернув, положил перед собой на стол.
Нилли Аруилана наклонилась вперед, чтобы заглянуть в него.
- Где ты его нашел?
- В своей коллекции с летописями. На самом деле он все время находился там. Но это бенгский текст, написанный таким древним языком, что практически невозможно понять. Поэтому я не обращал на него особого внимания. Но когда я рассказал Пьют Кжаю, что занимаюсь изучением джикской истории, он посоветовал просмотреть эту рукопись, - ты же знаешь, что он был хранителем бенгских летописей, пока не передал их мне. Он научил меня их читать.
Она положила руки на рукопись:
- Можно?
- Это вряд ли тебе поможет, но попытайся.
Он наблюдал за ней, когда она склонилась над текстом. Разумеется, он был для нее непонятен: древние бенгские иероглифы не походили на буквы, которые использовались сейчас, поэтому современному уму давались трудно. Но Нилли Аруилана, похоже, решила овладеть ими. "Как порой она похожа на меня, - подумал Креш. - И как порой отличается".
Она что-то тихо бормотала, посильнее нажимая подушечками пальцев на лист, пытаясь разгадать смысл написанного. Когда Крешу показалось, что она возится с рукописью слишком долго, он потянулся к тексту, чтобы расшифровать его дочери, но та отодвинула его и продолжила свои изыскания.
Он смотрел на нее, и его сердце наполнялось теплом. Он столько раз ее терял, и теперь она тихо сидела здесь, в его кабинете, как эго обычно проделывала, будучи ребенком.