Креш знал, что среди людей встречались те, которые ловили кэвианди для насыщения своей плоти. Говорили, что они очень вкусные. Но это должно было прекратиться, если окажется, что ясности глаз кэвианди соответствовало богатство интеллекта. Может быть, это своего рода защитное законодательство - непопулярное, но необходимое…
Он испытывал искушение быстренько заглянуть в их сознание сразу же. Осуществить небольшую предварительную пробу. Чтобы просто иметь общее представление.
Он улыбнулся дрожавшим животным и поднял свой осязательный орган, собираясь вызвать внутреннее око - только на миг, чтобы быстренько взглянуть.
- Ваша светлость! Господин летописец!
Вмешательство было настолько неожиданным, что напоминало раздавшийся за спиной взрыв. Креш обернулся и увидел одного из своих заместителей и грубоватого человека с кушаком бейлифа дворцового суда.
- Что такое?
- Прошу прощения, господин летописец, - выступил вперед бейлиф, - но я принес вам сообщение из суда, от Хазефена Муери, который сегодня сидит в Базилике. Обнаружен неизвестный молодой человек, который, как оказалось, вернулся из плена от джиков и который способен разговаривать только звуками насекомых. Принц Хазефен Муери с почтением просит, чтобы вы помогли ему - пришли в Базилику помочь переговорам…
* * *
На время перерыва они отослали ее подождать в камеру задержания - небольшую душную комнату, мало чем отличавшуюся от камер, где содержали преступников, ожидавших внимания принца-судьи. Джикского эмиссара они поместили в такую же комнату в дальнем конце купола. Нилли Аруилана считала, что им было бы полезней подождать появления Креша в одном помещении, чтобы попытаться наладить общение, но нет, ее поместили в одну камеру, а его в другую. Она понимала, что Хазефен Муери, должно быть, не доверяет им, чтобы оставить вдвоем, без наблюдения. Это еще раз подтверждало мелочность и капризную подозрительность его души, ее мелкую подлую сущность.
"Мог ли он чувствовать, что нас объединяет Гнездо? - думала она. - Неужели он боится, что, если он предоставит нам возможность провести в одной камере час, мы составим какой-либо тайный заговор? Или он просто боится, что все это время мы будем заниматься чем-нибудь другим?" Это была странная мысль. Незнакомец, представлявший собой кожу да кости, использует свободное время для того, чтобы запрыгнуть на нее. Он ей совсем не нравился. Но она не могла допустить, чтобы Хазефен Муери так о ней думал. "За кого он меня принимает?" - спрашивала она себя.
Она разъяренно расхаживала по крошечной клинообразной комнатке. Потом она села на скамейку из черного камня, находившуюся под нишей с иконой Доинно Преобразователя, и откинулась назад, скрестив на груди руки. Теперь немного спокойствия. Набраться еще немного терпения. Возможно, ждать придется долго, прежде чем бейлифу удастся найти отца.
Успокоившись, она почувствовала, что грезит. Теперь с ней происходило что-то странное. В памяти всплывали образы. Гнезда? Да. Да. С каждой минутой становившиеся все более отчетливыми, словно слой за слоем убирали пленчатый покров. Теперь, после длительного сна, пробуждались старые воспоминания. Что их вызвало? Вид амулетов на груди и запястье? Аура Гнезда, которую он принес с собой и видимая только ей?
Она слышала, как в ее памяти что-то ревет и рвется. И вот она там. В том другом мире, где она провела странных три месяца жизни, которые живо встали перед глазами.
Все собрались вокруг нее в изогнутом проходе, приглашая обратно после длительного отсутствия, нежно теребя клешнями ее мех, как бы приветствуя: полдюжины спутников Королевы, пара Яйцо-создателей, Гнездо-мыслитель и пара Воителей. Их сухой живительный запах щекочет ее ноздри. Воздух теплый и спертый; мрачный розовый мерцающий свет - милый и знакомый свет Гнезда, - слабый, но достаточный. Она по очереди обнимает их, смакуя прикосновения их гладких двухцветных щитков и предплечий, покрытых черной щетиной. "Как хорошо возвращаться, - говорит она им. - Я мечтала об этом моменте, как только ушла отсюда".
И тогда в дальнем конце длинного прохода началось волнение: это появилась процессия молодых самцов, которые толкали и теснили друг друга. Они торопились к королевской комнате, чтобы возбудиться, прикоснувшись к Королеве. Это последняя ступень к их зрелости. В конце концов им позволят заняться оплодотворением: чтобы Королева ни сделала - это будет сделано для того, чтобы привести молодежь к деторождению. За это Нилли Аруилана их ненавидела.
Но она сама уже созрела. Готова к этому; готова к жизни, воспламеняющей всю ее суть, готова сыграть должную роль в Яйце-плане. Королева должна это знать. Королева знает все. "Скоро, - думала она, - скоро наступит один из тех дней, когда придет моя очередь предстать перед Королевой; и на меня снизойдет Ее любовь; мое лоно возбудится при ее прикосновении, и в конце концов я тоже буду… Я тоже буду…"
- Леди, суд возобновился снова, - раздался голос, прервавший ее размышления подобно скучному ржавому ножу.
Она открыла глаза. Перед ней стоял бейлиф, но уже другой. Она посмотрела на него с такой ненавистью, что осталось непонятным, как она не выщипала мех с его шкуры. Ничего не понимая, он по-идиотски таращился на нее. - Леди, вас просят вернуться…
- Да. Да! Думаешь, я не слышу?
Похоже, Креш еще не появился. Все оставалось по-прежнему. В самом центре комнаты, не двигаясь, словно статуя стоял пришелец. Казалось, что он даже едва дышал. Но это была обыкновенная джикская хитрость. Они не растрачивали энергию впустую. Когда не было причин двигаться, они замирали совсем.
Хазефен Муери, напротив, находился в постоянном движении. Он то скрещивал, то разъединял ноги; ерзал на троне, словно тот стал ледяным или слишком раскаленным, то размахивал своим осязательным органом, сворачивая его у голеней или закидывая за себя, так что кончик выглядывал из-за плеча. Его напряженный янтарный взгляд шнырял по всему огромному залу, избегая направления, где находилась Нилли Аруилана; но вдруг она заметила, что он снова таращится на нее свойственным ему образом. Но как только их глаза встретились, он отвел взгляд.
С одной стороны, ей было его жалко. Он был таким легко выводимым из себя и раздражительным. Говорили, что его мать Толайри была святой и нежной женщиной, а отец самым храбрым из всех воинов. Но сам Хазефен Муери на святого не походил, и Нилл и Аруилана сомневалась, что на поле битвы от него была бы какая-нибудь польза. Вряд ли это похвала его предкам. "Наверное, - подумала она, - старики правы, когда обычно говорят, что в этот модернизированный век городской жизни мы стали беспорядочной и встревоженной расой, живущей без ясного представления о своих целях. Слабовольные люди. Декаденты.
Но так ли это? Неужели за одно поколение мы пришли от примитивизма к декадентству и умственной отсталости? За все время, проведенное в коконе, мы почти не изменились, но затем вырвались и построили себе громаднейший город и практически в одно мгновение утратили все былые добродетели, набожность и честь?"
"Наверное, Хазефен Муери - декадент, - подумала она. - А может, и я тоже. Но неужели он действительно слабовольный человек? И я?"
- Летописец! Креш-всеведущий! Всем приветствовать летописца Креша! - раздался резкий голос бейлифа, которого посылали на поиски летописца.
Она обернулась и увидела входившего в тронный зал отца.
Она точно не знала, сколько прошло времени с их последней встречи: наверняка несколько недель, а может, и месяцев. Между ними никогда не возникало официальной отчужденности - просто в эти дни их пути пересекались редко. Его полностью поглотили бесконечные исследования прошлого, в то время как она, ведя изолированную жизнь в Доме Накабы, не видела никакой необходимости спускаться в центральные районы города.
Войдя в зал, Креш с протянутыми руками направился к ней, словно она была единственным находившимся там человеком. И Нилли Аруилана быстро и горячо бросилась ему навстречу.
- Папа…
- Нилли… моя маленькая Нилли…
За месяцы их разлуки он страшно постарел, словно каждая неделя была для него как год. Разумеется, он был уже в том возрасте, когда время давало о себе знать быстро. Ему уже перевалило за пятьдесят: по-че-ловеческим меркам - стар. Его мех уже давно поседел. Нилли Аруилана, его единственный поздний ребенок, не могла помнить времен, когда он был другого цвета. Его слабые плечи согнулись, грудь стала впалой. Только огромные, темные с алым отливом глаза, словно сигнальные огни ярко пылавшие под широким лбом, излучали такую же энергию, как и в те далекие дни, когда, будучи почти что юношей, он вывел людей из родового кокона по равнинам в Венджибонезу.
Они обнялись спокойно, почти торжественно. Затем она отступила назад, и их глаза встретились.
Бейлиф назвал его Крешем-всеведущим. Да, это было его полное официальное имя. Однажды он признался ей, что выбрал его сам, когда наступил его день наречения. Когда он был мальчиком, его звали Крешем-всевыспрашивающим. Оба имени подходили ему как нельзя лучше. Другого такого разума - вечно исследующего, вечно ищущего - не встречалось нигде. "Он действительно самый умный человек в мире", - подумала Нилли Аруилана. Так говорили все.
Она чувствовала, как ее затягивают и проглатывают его изумленные глаза - глаза, видевшие такие удивительные вещи и диковины, о которых она едва ли имела представление. Креш видел Великий мир: у него было средство вызывать видения прошлого, которое показало ему людей с темно-синими глазами, мореплавателей, мастеровых и другие вымершие народы, и даже людей, которых человечество в те дни, когда оно жило в коконах, называло Сно-мечтателями - неподдающихся описанию, загадочных людей, которые были самыми первыми хозяевами Земли, и так давно, что даже страшно подумать.
Креш казался мягким и обыкновенным, пока не заглянешь в его глаза. И тогда он становился пугающим. Он столько видел. И столького достиг. Все, через что прошло Человечество после окончания Длительной Зимы, было пережито потому, что этот путь был установлен Крешем.
- Нилли, я не ожидал тебя здесь встретить, - улыбнулся он.
- За мной прислал Хазефен Муери. Он решил, что я до сих пор помню язык джиков. Разумеется, все стерлось, кроме нескольких слов.
- Этого следовало ожидать, - кивнул он. - Прошло два года, ведь так?
- Три, папа. Даже почти четыре.
- Почти четыре. Ну конечно же. - Он снисходительно хихикнул над своей собственной рассеянностью. - Кто может винить тебя за подобную забывчивость? Подобный кошмар…
Она отвела глаза. Он никогда не понимал правды, связанной с ее пребыванием среди джиков. И никто не понимал. И возможно, не поймет никогда. Кроме этого молчаливого пришельца, находившегося здесь, но она не могла найти с ним общего языка.
Сойдя с трона, Хазефен Муери подвел пришельца к Крешу.
- Его обнаружили около полудня в долине Эмакис, когда он ехал верхом на твари. Он издает звуки, присущие джикам, правда произносит несколько слов на нашем языке. Нилли Аруилана утверждает, что на его груди и запястье - амулеты джиков.
- Похоже, он слишком изможден, - сказал Креш. - Это ходячий скелет.
- Папа, ты помнишь, как выглядела я, когда вернулась от джиков? - спросила Нилли Аруилана. - Джики едят очень мало. Они предпочитают скудость и в пище, и во всем. Все время, проведенное с ними, я голодала.
- Это было видно, когда ты вернулась, - подтвердил Креш. - Я помню. Ладно, может, нам удастся каким-нибудь образом побеседовать с этим юношей. А потом его следует накормить. Да, Хазефен Муери? Ему надо что-то дать, чтобы нарастить мясо на эти кости. Но сначала давайте посмотрим, что можно сделать.
- Вы будете использовать Чудодейственный камень? - спросил Хазефен Муери.
- Да, Чудодейственный камень. Барак Дайир. - Креш вытащил из кармана кушака поношенный вельветовый кошелек и потянул за его завязки. На его ладонь выпал кусочек отполированного камня, напоминавший срез наконечника копья. Он был испещрен пурпурными и коричневыми крапинками, а по краям украшен сложными тонкими линиями. - Никто не должен подходить ко мне, - сказал он.
Нилли Аруилану затрясло. Она видела Чудодейственный камень пять или шесть раз в жизни, да и то, когда ей было не так уж много лет. Это была самая счастливая находка человечества. Никто, даже Креш, не знал, что это такое. Одни говорили, что это кусок звезды. Другие - что эта вещь старше, чем Великий Мир, и принадлежала людям, являясь орудием из того отдаленного неизвестного мира, который существовал до того, как на Земле стал править народ с темно-синими глазами. Единственное, что знали наверняка, - это то, что Креш научился с помощью камня творить чудеса.
Теперь Креш взял камень изгибом осязательного органа. Выражение его лица стало отрешенным и странным. Он призывал внутренние силы, концентрируя их с помощью странного механизма, называвшегося Барак Дайир.
Пришелец стоял не двигаясь и не мигая и пристально смотрел на Креша. Это были необычные глаза - ясные, бледно-зеленые, словно вода на отмелях залива Доинно, правда более холодные. Казалось, что пришелец тоже усиленно концентрировался; и снова на его лице появилась та странная полу-улыбка.
Глаза Креша были закрыты. Отсутствовали даже какие-либо явные признаки дыхания. Он погрузился в чары, полностью предоставив свой разум силе Барак Дайира. Но после вхождения он, похоже, возвращался. В зале было очень тихо.
- Его зовут Кандалимон, - сказал Креш.
- Кандалимон, - мрачно повторил Хазефен Муери, словно имя имело какое-то огромное значение.
- По крайней мере, он так считает. Он в этом полностью не уверен. У джиков у него не было имени. Но его память сохранила имя Кандалимон, как и древние места в разрушенном городе. Он помнит, что родился там, семнадцать лет назад.
- Сходи в Дом Накабы, - прошептал бейлифу Хазефен Муери. - Узнай, есть какие-либо записи о потерянном ребенке по имени Кандалимон.
- Нет, - покачал головой Креш, - пусть останется. Я потом сам позабочусь об этом. - Он повернулся к пришельцу: - Мы должны научить тебя собственному имени. В этом городе имя есть у каждого, и оно принадлежит только ему одному, - и, указывая на юношу, он произнес высоким чистым голосом: - Кандалимон.
- Кандалимон, - кивая и тыча себя в грудь, повторил пришелец, при этом он так улыбнулся, что это уже действительно походило на настоящую улыбку.
Креш коснулся своей собственной груди:
- Креш.
- Креш, - произнес юноша. - Креш.
Он посмотрел на Нилли Аруилану.
- Он хочет узнать и твое имя, - пояснил Креш. - Назови себя.
Нилли Аруилана кивнула. Но к ее ужасу голос куда-то пропал. Из ее горла вырвались только кашель и натянутое ломанное фырканье, которые вполне могли сойти за джикскйе звуки. Смутившаяся и растерянная, она закрыла рот рукой.
- Скажи ему свое имя, - снова попросил Креш.
Нилли Аруилана молча взялась пальцами за горло и покачала головой.
Похоже, Креш понял. Он кивнул Кандалимону и указал на нее.
- Нилли Аруилана, - проговорил он таким же чистым голосом, как и до этого.
- Нилли… Аруилана, - старательно повторил Кандалимон, не сводя с нее пристального взгляда. Похоже, ему было трудно воспроизводить гласные звуки. - Нилли… Аруилана…
Словно ошпаренная его взглядом, она отвернулась.
Креш взял Барак Дайир и, прикрыв глаза, снова погрузился в состояние транса. Кандалимон, словно статуя, стоял перед ним. В зале установилась полная тишина.
Вскоре Креш вернулся и спустя некоторое время сказал:
- Какой у него странный образ мышления! Он жил с джиками с четырех лет. И обитал в великом главном Гнезде, Гнезде всех Гнезд, которое находится далеко на севере.
В Гнезде всех Гнезд! Рядом с самой Королевой всех Королев! И тут Нилли Аруилана почувствовала приступ ненависти.
- Папа, а ты не знаешь, зачем он сюда прибыл? - вновь обретя свой голос, мягко проговорила она.
- Королева хочет заключить с нами договор, - каким-то приглушенным голосом отозвался Креш.
- Договор? - переспросил Хазефен Муери.
- Да, договор. Договор о вечном мире.
Хазефен Муери был ошеломлен.
- И каковы условия? Вы узнали?
- Они хотят установить границу через весь континент, где-то севернее города Джиссо. Все находящееся с северной стороны будет считаться принадлежащим джикам, а южные территории останутся за людьми. Представителям другой расы будет запрещено проникать на чужую территорию.
- Договор, - задумавшись, снова повторил Хазефен Муери. - Королева хочет заключить с нами договор! Я не могу поверить в это.
- Я тоже, - сказал Креш. - Это слишком замечательно, чтобы походить на правду, да? Устойчивые и твердые границы. И соглашение о нарушителях. Все просто и откровенно. Одним махом положить конец страху перед войной, который преследует нас на протяжении всей жизни.
- Если им можно доверять.
- Да, если им можно доверять.
- А вы не знаете, в город Джиссо они тоже послали эмиссара? - спросил Хазефен Муери.
- Да. Получается так, что они послали их в каждый из семи городов.
- Я бы хотел посмотреть на лицо короля Саламана, - расхохотался Хазефен Муери. - Мир пришел из ниоткуда! Долгосрочный мир с мощным врагом-насе-комым! Что же будет с его священной войной по истреблению, которую он так страстно мечтал развязать против джиков в течение последних десяти или двадцати лет?
- Неужели ты считаешь, что Саламан когда-нибудь говорил серьезно о войне с джиками? - спросила Нилли Аруилана.
- Что? - посмотрел на нее Хазефен Муери.
- Ведь это все политика, правда? Так что он смог строить свою великую стену все выше и выше. Он продолжает утверждать, что джики собираются напасть на его город, но, между прочим, последний раз, когда они это сделали, был до того, как родилось большинство из нас. Это было, когда там правил Харруэл, а Джиссо еще только начинал строиться.
- Она права, - обратился к Крешу Хазефен Муери. - Несмотря на все тревоги Саламана, в течение нескольких лет между джиками и людьми не возникало каких-либо враждебных столкновений. У них свои земли, а у нас - свои, и ничего, кроме резких приграничных стычек, не было. Если весь договор направлен на то, чтобы ратифицировать status quo, то что бы это могло означать? Может, это какая-нибудь ловушка?
- Есть другие условия, кроме названных мной, - тихо произнес Креш.
- Что вы имеете ввиду?
- Полагаю, что об этом лучше будет поговорить в Президиуме, - сказал Креш. - А пока у нас есть утомленный пришелец. Хазефен Муери, размести где-нибудь юношу. Надо подыскать ему что-нибудь, чего бы он поел. И о киновари тоже следует позаботиться. Он очень переживает о своем звере.
Хазефен Муери сделал знак одному из своих бейлифов. И тот неуклюже выступил вперед.
- Нет, - возразила Нилли Аруилана. У нее снова осип голос, но она постаралась, чтобы ее услышали. - Не ты. - Она протянула руку пришельцу. - Я позабочусь о его питании. Я знаю лучше всех, какие блюда он предпочитает. Не забывайте, что я побывала в Гнезде сама. - И она вызывающе оглядела зал: - Согласны? Возражения есть?
Никто не ответил.
- Пошли, - сказала она Кандалимону. - Я позабочусь о тебе.
А про себя подумала: "Должным образом. Как я могу позволить это кому-нибудь другому? Что они понимают? Мы оба из Гнезда".