Она надеялась оказать влияние на Нилли с помощью любви и дружбы. Но вместо этого сломалась, использовав слепое могущество своего положения, и холодно отдавала приказы, словно Нилли была одним из чиновников ее штата. Ей хотелось встать, выйти из-за своего стола и обнять ее. Но это, каким-то образом, было невозможно. Очень часто Таниане казалось, что между ней и дочерью стояла стена, превышавшая стену короля Саламана.
- Да, - ответила она, - ты можешь идти.
Нилли Аруилана резко устремилась к двери. Достигнув коридора, она обернулась.
- Не беспокойся, - сказала она, и, к удивлению Танианы, в ее голосе прозвучали примирительные нотки. Он казался почти нежным. - Я сделаю все, как надо. Я узнаю все, что ты хочешь, и расскажу тебе. И Президиуму тоже.
Она вышла.
Таниана обернулась и посмотрела на висевшие на стене маски. Казалось, что они смеялись над ней.
- Что вы понимаете? - пробормотала она. - Ни у кого из вас не было ни супругов, ни детей, ведь так?
- Госпожа? - окликнул ее голос снаружи. Это была Мингит Комелт. - Госпожа, могу я войти?
- В чем дело?
- Делегация, госпожа. От гильдии дубильщиков и красильщиков Северного района относительно ремонта основного водопровода, который, но их словам, блокировали сточными водами, нелегально спущенными гильдией ткачей и чесальщиков шерсти, что послужило причиной…
Таниана застонала.
- О, отошли их к Болдиринфе, - сказала она, - с этим вопросом она справится не хуже вождя.
- Госпожа?
- Болдиринфа может помолиться за них. Она может попросить богов очистить водопровод. Или покарать гильдию ткачей и…
- Госпожа? - с тревогой в голосе снова обратилась Мингит Комелт. - Госпожа, я вас правильно поняла? Это шутка? Это всего лишь шутка?
- Да, это всего лишь шутка, - отозвалась Таниана. Она прижала пальцами глаза и три раза глубоко вздохнула. - Все в порядке. Зови делегацию гильдии дубильщиков и красильщиков.
* * *
Когда Нилли Аруилана вышла из Дома Правительства на улицу, небо было окутано пеленой облаков. Она окликнула проезжавшую мимо коляску с запряженными зенди.
- В Дом Накабы, - сказала она кучеру. - Я пробуду там минут пять. Потом ты отвезешь меня еще в одно место.
Она имела в виду Дом Муери, где поселили джикского эмиссара, - этой гостиницей в основном пользовались приезжие. Подходило время для его полуденного приема пищи. Она навещала Кандалимона дважды - в полдень и в сумерках. Он жил на третьем этаже в небольшой комнатке с одним окном, которая больше походила на камеру и выходила на тихую площадь.
Встреча с матерью истощила и ошеломила ее. Если она имела дело с Танианой, в ней всегда боролись страх и любовь. С Танианой было бесполезно разговаривать, когда ради нужд города она пренебрегала проблемами частных лиц, будь то ее собственная дочь или абсолютно незнакомый человек. Город для Танианы всегда был на первом месте. "Это не удивительно, - подумала Нилли Аруилана, - если ты пребываешь в должности вождя сорок лет: со временем ты становишься жесткой и ограниченной". Может, бенг, швырнувший камень, был и прав: Таниане пришла пора отойти в сторону.
Нилли Аруилане было интересно, станет ли она на самом деле шпионить для Танианы, на что так неожиданно для себя согласилась.
Возможно, было ошибкой употреблять такой термин, как шпионство. В конце концов она была жителем Доинно и дочерью вождя и летописца. И потом, в отличие от остальных, она хоть немного, но знала язык джиков. Почему бы не помочь в качестве переводчика, причем с радостью и гордостью, что может оказать подобную услугу? Совсем необязательно передавать каждое слово из разговоров с Кандалимоном Таниане и Президиуму или рассказывать обо всем, пережитом у джиков, для хода расследования. Она могла выбирать: она может с легкостью ограничиться отчетами по основным вопросам переговоров. Но ее так пугала мысль о том, что они могут выпытать все, что ей известно о Гнезде и его правителе. Ее ужасало, что они могут сорвать покров секретности, которым она окружала себя почти что четыре года. Она собиралась сделать это сама, если посчитает, что наступило подходящее время. Однако мысль, что они могут каким-нибудь способом обезоружить ее до того, как она будет готова, наполняла ее страхом. Возможно, это перестраховка. Возможно.
Она забежала в Дом Накабы только для того, чтобы взять еду для Кандалимона. На этот раз она приготовила ему тушеного вимбора. В основном она приносила ему пищу джиков: зерна, орехи и сушеное мясо - ничего такого, политого соусами, ничего изысканного, - однако время от времени искушала его более богатыми блюдами Человечества, давая ему по одному-два кусочка. Пища тоже могла служить языком. Питаясь вдвоем, они учились понимать друг друга.
Один раз - это было на третий или четвертый раз, когда она принесла ему еду - он долго не проглатывал, задумчиво пережевывая набитые в рот орехи и фрукты, и в конце концов выплюнул все это в руку. И протянул ей. Первоначальной реакцией Нилли Аруиланы было удивление и отвращение. Но, кивая и что-то показывая, он продолжал тыкать в нее рукой, наполненной влажной кашицей.
- Что такое? - озадаченно спросила она. - Что-нибудь не так?
- Нет… еда… ты… Нилли Аруилана…
Она смотрела, все еще не понимая.
- Возьми… возьми…
И тогда она вспомнила. В Гнезде джики все время делились частично переваренной пищей. Это было знаком солидарности Гнезда-связи; а возможно, и нечто большее, если учитывать, как джики обрабатывают пищу, - этого она не могла понять. Теперь она вспомнила, как ее товарищи по Гнезду передавали друг другу пережеванную пищу. Для них это было обычным явлением.
Все еще колеблясь, она взяла предлагаемое Кандалимоном. Он улыбнулся и кивнул. Несмотря на восставшие инстинкты, она заставила себя взять в рот маленький кусочек.
- Да, - сказал он. - О да!
Каким-то образом, борясь против приступа тошноты, она проглотила все. Кандалимон казался очень довольным.
Тогда он жестами объяснил, что ей следует взять что-нибудь из принесенной ею человеческой пищи и то же самое проделать с ним. Она взяла ляжку жареного шландрина и откусила от нее кусок. Пожевав его некоторое время, она выплюнула все это и, стараясь скрыть тошноту, протянула ему.
Он осторожно попробовал. Похоже, он был не уверен в самом мясе, но явно был рад впервые попробовать его из ее рта. Она могла чувствовать, как от него исходил поток тепла и благодарности. Это почти напоминало ощущение Гнезда-связи, пережитое ею когда-то.
- Еще, - сказал он.
И так, благодаря ее желанию принять обычай джиков, он постепенно смог расширить свой набор блюд. Как только ему стало ясно, что приносимые Нилли Аруиланой вещи не причинят ему вреда, он ел их с удовольствием. На его костях появилась плоть, а черный мех стал густым и даже немного блестящим. Эти странные зеленые глаза уже не казались такими холодными и жестокими.
Он был пугливым и замкнутым, но, похоже, радовался ее приходам. Понял ли он, что она тоже побывала в Гнезде? Порой казалось, что понял, но она не была в этом уверена. Словесный контакт между ними все еще был сомнительным. Он выучил около десятка слов на языке города, а она принялась восстанавливать свои знания языка джиков. Но словарный запас - это одно, а понимание - другое.
"Выучи его язык или научи его говорить на нашем". Таковы были распоряжения Танианы, не допускавшие никаких "может быть". "Поторопись. И расскажешь нам о том, что узнаешь".
По крайней мере, первого Нилл и Аруилана намеревалась добиться. И когда они с Кандалимоном смогут свободно общаться, получше узнают друг друга и он начнет доверять ей, возможно, он поговорит с ней о Гнезде-делах: о Королеве-любви, о Мыслителе-мыслях, о Яйце-плане и о других подобных вещах, которые она хранит в глубине души. Таниана не должна что-либо знать об этом. Остальное - этот предполагаемый договор, дипломатические переговоры. "О да, я расскажу ей все, что смогу узнать, - подумала Нилл и Аруилана. - Но ни о чем более важном. Ни слова о вещах, которые действительно имеют значение".
Она запрыгнула в поджидавшую коляску с зенди.
- Теперь к Дому Муери, - сказала она кучеру.
* * *
В роскошной вилле Фа-Кимнибола, расположенной в юго-западной части города, возле кровати госпожи Нейэринты снова собрались целители. Шла пятая ночь после их прибытия. Последние несколько месяцев она все слабела и слабела. Но теперь наступил критический момент.
В тот день Фа-Кимнибол дежурил в коридоре рядом с комнатой больной. Целители не позволяли подходить ближе. В ту ночь в комнату Нейэринты могли заходить только женщины. В воздухе пахло медикаментами и ароматическими травами. Но ко всему этому примешивался и запах смерти.
Его орган осязания дрожал, предчувствуя приближавшуюся огромную потерю.
В комнате возле Нейэринты сидела жрица Болдиринфа. Как только возникла необходимость в заклинаниях, лекарствах и помощи Божественной Пятерки, старая толстая Болдиринфа погрузила свое большое тело в коляску и приехала. Тут же находилась и старая Фашинатанда - крестная мать вождя, - которая, несмотря на слепоту и хилость, редко пропускала возможность помочь смертельно больному. Прибыло и несколько бенгских лекарей травами - маленькая сморщенная женщина в темном, утыканном перьями и покрытом крапинками ржавчины шлеме и пара неизвестных Фа-Кимниболу людей. Они что-то бормотали друг другу и монотонно распевали низкими голосами.
Фа-Кимнибол отвернулся. Он не мог этого слышать. Это звучало как песнь смерти.
В коридоре, подобно храмовым подношениям, были сложены в кучу букеты пурпурных цветов с темно-красными стеблями. От их сильного запаха Фа-Кимнибол плевался и кашлял. Рядом поджидала маленькая группа мужчин: Мадлитон Дивери, Стейп, Си-Велимнион, Картафирейн, Чамрик Гамадель. Партнеры по играм, по охоте, многолетние друзья. Они окружили его, смеясь, шутя, то и дело передавая огромную бутыль с вином. Это было не время для печальных лиц.
- За лучшие времена, - провозгласил Си-Велимнион, отпивая вино из своего кубка. - За лучшие времена, которые были, и лучшие времена, которые будут.
- За лучшие времена, - эхом отозвался Чамрик Гамадель. Это был невысокий мужчина с грубоватыми чертами и пронзительным злым взглядом. Он принадлежал к бенгской королевской крови. Пил он жадно, так неистово запрокинув голову, что казалось, его шлем вот-вот упадет.
К тосту, оскалившись и громко стукнувшись кубками, присоединились Мадлитон Дивери и Картафирейн - пара крепко сложенных мужчин, один из которых был высоким, а другой низким. Только Стэйп молчал. Его сдержанность была отчасти обусловлена тем, что он был старше остальных, он также был супругом Болдиринфы, которая, все всяких сомнений, рассказала ему, как мало шансов у Нейэрингы. Стэйп никогда не умел лицемерить - ему было свойственно простодушие воина.
- Да, за лучшие времена, - отозвался Фа-Кимни-бол, взяв свой кубок и протягивая его Мадлитону Дивери, чтобы тот наполнил его. - Радости и процветания всем нам и скорого выздоровления моей госпоже!
- Радости и процветания! Скорого выздоровления!
Прошло уже пятнадцать лет с того времени, как Фа-Кимнибол начал делить свою судьбу с Нейэринтой. Он встретил ее почти сразу после того, как прибыл с севера, чтобы поселиться в городе, построенном его единокровным братом Крешем; с тех пор они были неразлучны. Она была из племени дебифинов, дочерью вождя, - возможно, в этом не было ничего выдающегося, но в живых оставалось только четырнадцать дебифинов, когда последние из несчастных скитальцев племени пришли с востока, чтобы просить приюта в Доинно; но все же вождь есть вождь. Она была высокой, грациозной, и от нее веяло скрытой силой. Они были блестящей парой: высокий, даже величественный Фа-Кимни-бол и его полная достоинства супруга. К огромному сожалению боги не дали им детей. Но он довольствовался и одной Нейэринтой - партнером в его делах и спутницей всех дней. Но потом ее сразила эта изнурительная болезнь - это непостижимое решение богов, против которого не помогали никакие молитвы.
- Есть какие-либо новости, Фа-Кимнибол? - спросил Чамрик Гамадель.
- Она очень слаба. Что я могу сказать?
- Я имел в виду новости о посланнике джиков, - поспешно пояснил Чамрик Гамадель. - Я слышал, что они держат его в Доме Муери, а дочка Танианы каждый день навещает его. Что происходит? Что означают эти визитеры от человеконасекомых?
- Насколько я понял, они хотят заключить мирный договор, - сказал Картафирейн и расхохотался. Это был высокий потомок кошмаров, с серебристым мехом, по природе веселый и воинственный. Его отцом был воин Тхроук. - Мир! Кто они такие, чтобы говорить о мире? Они и слов-то не знают.
- Возможно, Креш неправильно понял, - произнес Си-Велимнион и поскреб свой густой серо-голубой мех. Это был благосостоятельный и хорошо откормленный мужчина.
- Возможно, мальчишка пришел сообщить об объявлении войны, а не о мирном договоре. Думаю, что Креш стареет.
- Все мы стареем, - заметил Чамрик Гамадель. - Но неужели ты считаешь, что Креш уже не понимает разницы между войной и миром! Кьюробейн Банки говорил мне, что он использовал Чудодейственный камень, чтобы проникнуть в сознание мальчика. Чудодейственному камню надо верить.
- Мирный договор, - проговорил Мадлитон Дивери и удивленно покачал головой. - С джиками! Что же нам делать? Полагаю, что следует упасть ниц и благодарить богов за такую милость!
- Разумеется, - хрипло подтвердил Фа-Кимнибол. - А потом быстро подняться и поставить свои подписи под договором. Если мне позволят, то я буду первым. Мы должны продемонстрировать свою глубокую признательность. Одолжение со стороны насекомых! Я слышал, что они снизошли до того, что оставляют город за нами. А может, даже и небольшие участки земли за его пределами.
- Это их условия? - спросил Си-Велимнион. - То, что слышал я, более подходяще для нас: джики будут находиться за Венджибонезой, если мы не попытаемся расширить…
- Как бы то ни было, - вяло перебил Картафирейн, - проигравшими окажемся мы. Можешь поставить на это свои уши и орган осязания в придачу. Когда соберется Президиум, мы будем отстаивать отклонение договора.
- А когда это будет? - спросил Чамрик Гамадель.
- Через неделю, десять дней, а, может, и раньше.
Пока дочь Танианы будет обхаживать этого Кандалимона и расспросит его поподробнее о договоре на его языке. Вы же знаете, что она понимает этот язык. Она кое-что выучила, пока сама жила среди насекомых. Она расскажет обо всем Таниане, и тогда дело дойдет до Президиума, чтобы вынести окончательное решение, которое…
Как раз в этот момент Стэйп, не проронивший за все время ни слова, неожиданно вышел из комнаты, высоко подняв свой осязательный орган. Словно неслышно ни для кого старого воина куда-то вызвали. Наступило напряженное молчание.
Спустя какое-то время Картафирейн возобновил разговор:
- Не вижу смысла вмешивать во все это Нилли Аруилану, - и он посмотрел на Фа-Кимнибола. - Чем она может помочь?
- Почему ты так спрашиваешь?
- Потому что она такая странная. Дружище, ты же лучше нас всех знаешь, что она из себя представляет. Неужели ты считаешь, что она выяснит для нас что-нибудь стоящее? Или она уже выяснила? Тогда расскажи нам. Разве эта девчонка когда-нибудь изъявляла желание с кем-нибудь общаться? Она рассказала что-нибудь о том, что происходило между ней и джиками, пока она была в плену?
- Будь снисходительней, - отозвался Фа-Кимнибол. - Она образована и серьезна. Возможно, появление эмиссара хоть немного разовьет в ней чувство ответственности перед своим городом, ну по крайней мере перед своей семьей. Если кто и может выудить хоть какую-нибудь информацию из этого пришельца с севера, так это она. И…
Он резко остановился. В комнату вернулся Стэйп. Он держался натянуто, выражение его лица было мрачным.
- Болдиринфа хочет перекинуться с тобой парой слов, - сказал он тихо Фа-Кимниболу.
Жрица покинула комнату больной и сидела в передней. Огромное тело Болдиринфы растеклось на хрупко сработанном стуле так, что казалось, тот слегка прогнулся, удерживая ее тяжесть. Она изобразила попытку подняться, но только изобразила, когда Фа-Кимнибол сделал ей знак оставаться на месте. Она была в подавленном состоянии, что было крайне нехарактерно для человека, из которого били ключом и жизнь и веселье даже в самые мрачные времена.
- Это конец? - тупо спросил Фа-Кимнибол.
- Это случится очень скоро. Боги зовут ее.
- Ты ничего не можешь сделать?
- Все возможное уже сделано. Ты знаешь это. Мы беспомощны перед волей Пятерки.
- Да. Беспомощны. - Фа-Кимнибол взял жрицу за руку. Теперь, получив такое известие, он был спокоен. Он чувствовал смутное желание утешить Болдиринфу, которой не удалась ее душеспасительная миссия, словно она пыталась найти в нем утешение. Некоторое время оба молчали. Потом он спросил:
- Сколько еще?
- Тебе следует попрощаться с ней сейчас, - сказала Болдиринфа. - Потом будет поздно.
Он кивнул и, оставив ее, прошел в комнату, где лежала Нейэринта. Она казалась спокойной и до странности красивой, словно длительная борьба с болезнью выжгла на ней всяческую грязь. Глаза ее были закрыты, дыхание слабым, но она находилась в сознании. Рядом с ней, бормоча молитвы, сидела старая слепая Фашинатанда. Когда вошел Фа-Кимнибол, старуха резко оборвала молитвы и, ни слова не говоря, встала и вышла из комнаты.