* * *
- Мы разыскали твое имя в записях Дома Знаний, - сказала Кандалимону Нилли Аруилана. - Все правильно, ты родился здесь, в 30-м году. Выходит, что тебе сейчас семнадцать. Я родилась в 31-м. Ты понимаешь?
- Понимаю, - улыбнувшись, отозвался юноша. Возможно, он действительно немного понимал.
- Твою мать звали Масалфори, а отца - Рамла.
- Масалфори. Рамла.
- Джики украли тебя в 35-м году. Так записано в городском архиве. Ты был захвачен рейдовой группой, как и я. Масалфори исчезла, пока искала тебя среди холмов. Ее тело не было найдено вообще. Отец почти сразу же после этого покинул город, и никто не знает, где он находится сейчас.
- Масалфори, - снова повторил он. - Рамла. - Похоже, остального он не понял.
- Ты уловил, о чем я тебе рассказывала? Это имена твоей матери и твоего отца.
- Мать. Отец. - Безнадежно. Ее слова не имели для него никакого значения.
- Знаешь, чем я хочу с тобой заняться? - приблизив к нему лицо, тихим настойчивым голосом спросила она. - Я хочу поговорить с тобой о жизни Гнезда. Я хочу, чтобы ты снова вернул мне это. Его запахи, краски, звуки. Вещи, о которых говорит Гнездо-мыслитель. Ходил ли ты когда-нибудь в походы с Воителями или оставался с Яйцо-создателями. Позволяли ли они тебе приближаться к Королеве? Я хочу услышать обо всем. Обо всем.
- Масалфори, - снова сказал он. - Мать. Отец. Рамла. Рамла - это Масалфори. Мать - это отец.
- Ты действительно ничего не понял из того, что я сказала? Правда, Кандалимон?
Он улыбнулся. Это была самая теплая улыбка из всех виденных ею. Словно из-за облака появилось солнце. Но он покачал головой.
Она была вынуждена попытаться объяснить по-другому. Но это было слишком медленно.
Ее сердце начало учащенно биться.
- Что нам следует сделать, так это сплестись, - неожиданно дерзко объявила Нилли Аруилана.
Понимал ли он, что она имела в виду? Нет. Он ничего не ответил, просто зафиксировал на лице все ту же улыбку.
- Соединиться, Кандалимон, я хочу с тобой соединиться. Ты ведь не понимаешь, что это такое, правда? Соединиться. Так называется то, что делает Нация со своими органами осязания. Ты вообще знаешь, что такое орган осязания? Это вот эта штука, подвешенная у тебя сзади словно хвост. Предполагаю, что это и есть хвост. Однако гораздо больше, чем просто хвост. Он наполнен рецепторами, которые поднимаются по позвоночному столбу и связываются с мозгом.
Он все еще улыбался, улыбался, явно ничего не понимая.
- Одно из предназначений органа осязания - это осуществление контакта с другими людьми, - настаивала она. - Глубокого, интенсивного контакта сознания с сознанием. Нам даже не позволяют использовать его до тринадцатилетия, но потом жрица показывает, как это делается, после чего мы можем подыскивать себе партнера.
Он беспомощно посмотрел на нее и покачал головой.
Она взяла его руку:
- Партнерами могут быть - мужчина и женщина, женщина и женщина, мужчина и мужчина. Понимаешь, это не похоже на спаривание. Это единение душ. Ты соединяешься с тем, с кем ты хочешь разделить душу.
- Соединиться, - сказал он и слишком усердно улыбнулся.
- Да, соединиться. Я делала это лишь однажды. В день своего Отношения - когда мне исполнилось тринадцать, - со жрицей Болдиринфой. И с тех пор ни разу. В этом плане никто не интересовал меня. Но если бы я могла соединиться с гобой, Кандалимон…
- Соединиться?
- У нас бы получился такой контакт, которого мы никогда в жизни не ведали. Мы смогли бы разделить Гнездо-истину и нам бы не пришлось пытаться говорить на языке друг друга, потому что язык соединения находится вне обыкновенных слов. - Она оглянулась, чтобы проверить, закрыта ли дверь. Ее мех вспотел, а грудь учащенно поднималась и опускалась. В ноздри ей ударил ее собственный отвратительный мускусный запах, - это был запах животного.
Надо было заставить его понять.
Она осторожно подняла свой орган осязания и, выбросив его вперед, позволила ему легко скользнуть по органу осязания Кандалимона.
Контакт длился какое-то мгновение. Он был похож на удар молнии. С поражающей ясностью она почувствовала его душу: гладкий бледный пергамент, на котором мрачным отчетливым чужеродным почерком были начертаны странные надписи. В его душе была огромная свежесть, нежность и необычность. Повсюду царила затемненная аркадами тайна Гнезда. Он был открыт для нее, полностью уязвим, поэтому можно было без труда соединить их души самой тесной связью. Облегчение, радость и даже нечто, что могло бы считаться любовью, наполнили ее душу.
Но после первого ошеломляющего мгновения, закинув свой орган осязания назад так, что тот находился вне зоны ее досягаемости, он с неприятной резкостью прервал контакт. Издав хриплый дребезжащий звук - нечто среднее между рычанием и джикским стрекотанием, - он неистово замахал на нее обеими руками, как это обычно делали человеконасекомые. Его обезумевшие глаза расширились от страха. Потом он отпрыгнул назад и, в поисках защиты, забрался в угол, трясясь от ужаса. Его лицо представляло собой застывшую маску страха и потрясения - ноздри расширились, губы натянулись, обнажив зубы.
Потрясенная содеянным Нилли Аруилана смотрела на него широко открытыми глазами.
- Кандалимон?
- Нет! Прочь! Нет!
- Я не хотела напугать тебя. Я только…
- Нет! Нет!
Его начало трясти. Он бормотал что-то непонятное на языке джиков. Нилли Аруилана протянула к нему руки, но он отвернулся и еще ближе прижался к стене. Она уходила от него, полная стыда и злости.
* * *
- Есть какие-либо успехи? - спросила Таниана. Нилли Аруилана бросила на нее мрачный взгляд:
- Немного. Но они не такие огромные, как мне бы хотелось.
- Он еще не может говорить на нашем языке?
- Учится.
- А язык джиков? Ты что-нибудь вспомнила?
- Мы не разговариваем на языке джиков, - низким хриплым голосом сказала Нилли Аруилана. - Он пытается позабыть все, связанное с Гнездом. Он хочет снова стать плотью.
- Плотью, - повторила Таниана. От странного подбора слов дочери у нее пробегал по коже мороз. - Ты имела в виду, частью Нации?
- Да, именно это я имела в виду.
Таниана пригляделась повнимательней. Как всегда, ей хотелось заглянуть в душу дочери, скрывавшейся за маской. В сотый раз она мучилась догадками о том, что же произошло с Нилли Аруиланой за месяцы, проведенные ею под поверхностью Земли - в таинственном лабиринте Гнезда.
- А как насчет договора? - спросила Таниана.
- Ни слова. Пока. Мы еще не насколько хорошо понимаем друг друга, чтобы говорить о чем-либо другом, кроме простых вещей.
- Президиум соберется на следующей неделе.
- Мама, я тороплюсь, насколько это возможно. Насколько он позволяет. Я пыталась ускорить события, но возникли… проблемы.
- Что за проблемы?
- Проблемы, - отвернувшись, повторила Нилли Аруилана. - Ах, мама, оставь меня! Думаешь, это так просто?
* * *
Три дня она не могла себя заставить встретиться с ним. За едой для Кандалимона к ней присылали караульного. Потом она пришла, принеся поднос со съедобными зернами и небольшими красноватыми насекомыми, известными как "рубинчики", которых она насобирала утром в выжженной солнцем местности возле северо-восточного склона холмов. Не произнеся ни слова, она робко протянула ему еду. Он молча взял поднос и набросился на рубинчиков, засовывая в рот грубые тельца быстрыми жадными движениями рук, так, словно не ел несколько недель.
Потом он поднял на нее глаза и улыбнулся. Однако в течение всего дневного визита держался на определенном расстоянии.
Она знала, что возникшая между ними трещина не была безнадежной. Требовалось время заживления. Она понимала, что попытка соединиться с ним была слишком поспешной и самоуверенной. Наверное, он сам еще не понимал назначения своего органа осязания. Наверное, быстрое возникновение близости с ним оказалось для него слишком сильным ощущением. Его длительное пребывание среди существ, у которых эмоции совсем другого плана, возможно, мешало ему почувствовать, к какой расе он принадлежит.
"Должно быть, он считает себя джиком с внешностью плотского народа, - подумала Нилл и Аруилана. - Тогда близость с представителем плоти должна казаться ему отвратительным бесстыдством." Хотя какая-то его часть легко и с любовью потянулась к ней. Какая-то его часть стремилась позволить их душам объединиться в одну. Она была уверена в этом. Но, несмотря на стремление, это привело его в ужас, и он в смятении отшатнулся.
В тот день она оставалась с ним недолго и все время пыталась разрушить лингвистический барьер. Она прошлась по своему небольшому запасу слов языка джиков и, используя жесты и рисунки, называла ему соответствовавшие эквиваленты из языка Нации. Похоже, у Кандалимона наблюдался какой-то прогресс. Она чувствовала, что он глубоко переживал свою неспособность добиться того, чтобы его поняли. Он хотел сказать многое - уточнить детали донесения, которое выудил из него Креш с помощью Барак Дайира. Но он не мог этого сделать.
Она хотела попытаться добраться до него с помощью внутреннего ока. Это был еще один великолепный путь общения. Она могла призвать зрение души и попробовать коснуться им его души.
Но скорее всего Кандалимон поймет, что она делает и увидит в этом очередное вторжение, очередное осквернение внутреннего пространства своей души: он сочтет это таким же отвратительным, таким же пугающим, как и ее первая попытка соединиться. Она не могла рисковать. Взаимоотношения потом придется восстанавливать еще дольше.
- Что ты нам можешь сказать? - тем же вечером спросила ее Таниана. Как обычно, она начинала прямо с дела. Образ действий вождя, а не матери. Образ действий матери практически никогда не доминировал. - Ты уже начала обсуждать с ним договор?
- У него все еще не хватает слов. - Заметив в глазах Танианы подозрительность, она с горечью добавила: - Мама, неужели ты не веришь, что я пытаюсь?
- Да, Нилли, я верю.
- Но я не умею творить чудеса. Я не отец.
- Нет, - согласилась Таниана. - Разумеется, нет.
* * *
Вечером, в шесть часов после полудня, в величественном зале для заседаний с темными изогнутыми балками и шершавыми гранитными стенами для проведения собраний Президиума начали собираться руководители Доинно.
Таниана заняла свое место возле высокого стола из отполированного красного ксат-дерева под великой спиралью, которую представляли Накаба от бенгов и Пятерка богов племени кошмар, образовавших святое единство. Креш сел слева от нее. Перед ними на изогнутых рядах скамеек в соответствующем порядке расположились принцы.
В первом ряду - три принца правосудия: щегольски одетый, элегантный Хазефен Муери, рядом с которым маячила массивная фигура Фа-Кимнибола, все еще облаченная в траурную огненно-красную мантию; бенг Пьют Кжай, сидевший подчеркнуто прямо. По соседству с ними - Чамрик Гамадель - сын последнего независимого бенгского вождя до Союза. В следующем ряду сидели старый воин Стэйп, его супруга - жрица Болдиринфа - и их старший сын Симфала Хонджинда со своей женой Кэтирил, приходившейся сестрой Хазефену Муери. Вокруг них расположилось с полдюжины состоятельных купцов и промышленников, входивших в состав Президиума, и различные представители дворянства - главы первейших семей города: Си-Ве-лимнион, Мадлитон Дивери, Картафирейн, Леспар Тон. В самом дальнем ряду находились менее значительные фигуры - представители малочисленных племен и ремесленных гильдий.
Все были облачены в самые лучшие мантии. Также, согласно обычаю, на всех были роскошные шлемы - огромный зал был полон сложными, горделивыми головными уборами. Больше всех бросался в глаза шлем Чамрика Гамаделя - сочетание металла и переливавшихся драгоценных камней, невероятной высоты. Но едва ли кто превзошел Пьюта Кжая, на котором был шлем из красной бронзы с огромными серебряными проскуниями, ярко блестевшими и спереди и сзади.
Не стоило удивляться великолепию шлемов - бенги всегда отличались оригинальностью своих шлемов. Так что ничего необычного не было в том, что Хазефен Муери, наполовину бенг, надел роскошный золотой купол с малиновыми шипами.
Но даже на чистокровных представителях кошмаров - Фа-Кимниболе, Картафирейне, Стэйпе, Болдиринфе - были их самые великолепные головные уборы. Но самым необычным было то, что даже Креш, который надевал шлем примерно раз в пять лет, в этот вечер покрыл свою голову, правда маленьким, представлявшим собой искусное сплетение щетинившихся волокон, отделанным единственной золотой тесьмой, но все же шлемом.
Только на Таниане не было шлема. Но рядом с ней, на высоком столе, покоилась одна из старинных причудливых масок, которая обычно висела на стене ее кабинета.
* * *
- Чего мы ждем? - спросил Хазефен Муери, когда подошло время начать заседание.
- Ты куда-то очень торопишься, кузен? - явно удивился Фа-Кимнибол.
- Мы просиживаем здесь часами.
- Это только так кажется, - сказал Фа-Кимнибол. - Мы ждали гораздо дольше, прежде чем нам позволили совершить Переход. Семисот тысяч лет, ведь так? Так что это равнозначно мгновению ока.
Хазефен Муери раздраженно отвернулся.
Неожиданно, к всеобщему удивлению, в зал влетела запыхавшаяся Нилли Аруилана в небрежно накинутой мантии и повязке.
Похоже, она сама удивилась, что находится здесь. Часто заморгав и пытаясь восстановить дыхание, она на какой-то миг остановилась и с нескрываемым страхом уставилась на собравшихся знаменитостей. Затем быстро заняла свободное место в первом ряду рядом с Пьютом Кжаем.
- Ее? - спросил Хазефен Муери. - Все это время мы ждали ее? Я этого не понимаю.
- Потише, кузен.
- Но…
- Потише, - более резко произнес Фа-Кимнибол.
Поднявшись, Таниана провела рукой по лежавшей на высоком столе маске вождя.
- Мы готовы начать. Это окончательное обсуждение предложенного джиками договора относительно территориального раздела. Я передаю слово летописцу Крешу.
Летописец медленно поднялся.
Прокашлявшись, Креш осмотрел зал, позволив своему проницательному взгляду задержаться то на одном лице, то на другом. В конце концов он сказал:
- Повторю условия, предложенные джиками, которые мне удалось выяснить с помощью Барака Дайира у джикского эмиссара Кандалимона. - Он поднял широкий лист лоснящегося желтого пергамента, на котором отчетливыми коричневыми линиями была начертана карта. - Здесь изображен город Доинно, где континент изгибается, касаясь моря. К северу от нас находится город Джиссо. Чуть в стороне от него - Венджибонеза. Все севернее Венджибонезы - бесспорно территория джи ков.
Креш остановился и вновь оглядел зал, словно делал перекличку.
Потом продолжил:
- Королева предлагает провести линию раздела между Венджибонезой и городом Джиссо, проходящую от морского побережья через северную часть континента, минуя самую крупную центральную реку, когда-то известную как Галлималла, и до берега другого моря, которое, как мы предполагаем, омывает восточную часть континента. Все видят линию?
- Креш, мы знаем, где проходит линия, - отозвался Фа-Кимнибол.
- Конечно, конечно. Прости, брат. - При этом алые глаза летописца посветлели, и на его лице мелькнуло нечто, заменявшее улыбку. - Продолжим: линия предназначена для утверждения настоящего территориального раздела земли. Вне всяких сомнений, то, чем сейчас владеют джики, навсегда останется за ними.
То, что наше, - будет нашим. Королева обещает строго контролировать всех джиков - а насколько я понял, она правит всеми джиками мира, - чтобы те не появлялись на территории Нации без особого приглашения и согласия. В свою очередь никто из людей не должен заходить севернее города Джиссо, на территорию джиков, без позволения Королевы. Это первое условие.
- Но есть и другие.
- Одно из них - это то, что Королева предлагает нам духовное руководство, которое заключается в обучении таким неточно известным понятиям, как Гнездо-правда и Королева-любовь. Похоже, это философские или религиозные понятия джиков. Ума не приложу, почему Королева решила, что они нас заинтересуют. Но она предлагает поселить в нашем городе - да и в каждом из семи городов - инструкторов по Гнезду-правде и Королеве-любви, которые обучат нас их пониманию.
- Это какая-то шутка? - прогудел Картафирейн. - Джикские миссионеры, живущие среди нас и разглагольствующие о предметах своего суеверного поклонения? Я бы уточнил: джикские шпионы. Прямо в нашем городе! Неужели Королева считает нас такими идиотами?