"А я завтракал, но мне не дали закончить. Перестань валять дурака, Пат. Лучше перечитай контракт, который ты так рвался подписывать".
"Как будто ты не рвался. В чем дело, парень? Уже дрейфишь?"
"Может - да, а может - нет. У меня возникло предчувствие, что из этого вряд ли получится долгий и веселый пикничок. Одно я уже усвоил твердо: если капитан пошлет тебя за ведром краски, то, значит, он рассчитывает получить его полным доверху и никаких извинений, в случае чего, не примет. Так что включай маг и готовься записывать цифирь".
Пат что-то пробормотал, сдался и после короткой задержки, безусловно, вызванной ма, которая требовала, чтобы он сначала поел, объявил: "Готов".
Передача действительно состояла почти исключительно из групп цифр (касавшихся, я думаю, нашего старта) и кода. В этом случае было необходимо, чтобы Пат повторял вслух все, что я передавал ему. Особых трудностей не было, просто жуткая скукотища. Единственное послание, шедшее открытым текстом, было от капитана, который распорядился послать букет роз некой миссис Детвейлер в Брисбене, с оплатой из его средств, лежавших на счету ФППИ, и с запиской "Благодарю за незабываемый прощальный ужин".
Больше никто личных писем не отправлял; думаю, что просто не оставили на Земле необрубленных концов.
Я подумал было, не послать ли букет роз Моди, но как-то не хотелось проводить этот заказ через Пата. Я решил, что могу воспользоваться помощью Мей-Линг, но тут же вспомнил, что хотя у меня и были деньги в банке, но своим поверенным я назначил Пата; так что, если б я заказал розы, то чек все равно подписал бы он. Так что я решил не пользоваться теми мостами, которые уже сжег за собой.
Жизнь на борту "Л. К." или "Элси", как мы прозвали свой корабль, постепенно приобретала характер рутины. Ускорение увеличилось еще на пятнадцать процентов, что довело мой вес до ста пятидесяти восьми фунтов; ноги ужас как болели, пока я не попривык, что произошло довольно скоро: есть все-таки свои преимущества в худобе. Мы, "выродки", были разделены на пять вахт, по два человека в каждой, так как мисс Гамма и Кас Уорнер в списки вахтенных не включались - по "горизонтали" они связывали нас с другими кораблями. Сначала свободного времени у нас было много, но капитан быстро положил этому конец.
Зная, что ФППИ в действительности не ждет, что мы вернемся, я как-то почти позабыл о том пункте контракта, где говорилось о занятиях с репетиторами во время полета, и вдруг узнал, что капитан вовсе не расположен о нем забывать. Учиться должны были все, а отнюдь не одни телепаты, еще не вышедшие из школьного возраста. Капитан назначил Школьный совет в составе доктора Деверо, миссис О’Тул и мистера Кришнамурти; были разработаны программы курсов практически по всем вообразимым дисциплинам - от живописи до древней истории. Сам капитан преподавал именно последний предмет, причем обнаружилось, что Саргон Второй и Сократ были ему знакомы не хуже родных братьев.
Дядюшка Альфред попытался записаться на все курсы, что было просто невозможно, даже если бы он перестал спать по ночам и отстаивать вахту. У него никогда, сказал он мне, не было времени, чтобы получить образование, как ему хотелось, и вот теперь, наконец, он намеревался урвать все, что возможно. Даже мой родной дядя Стив записался на парочку курсов. Думаю, что я по этому поводу выразил больше удивления чем надо, так как он высказался так:
- Знаешь, Том, еще во время моего первого полета я понял, что единственный способ сделать пребывание в космосе переносимым - это взять какой-то предмет для изучения и обсосать его со всех сторон. Я даже стенографии и той учился. А на этом корабле мы имеем потрясающее собрание блистательных умов, о встрече с которыми можно только мечтать. Если ты не воспользуешься этим, значит, ты полный идиот. Возьми, к примеру, хотя бы курс кулинарии мамаши О’Тул: где еще ты найдешь человека, окончившего Высшие курсы французской кухни и готового задарма обучать тебя этому высокому искусству? Ну-ка, ответь мне.
Я возразил, что вряд ли мне когда-нибудь понадобится знание тайн изысканной французской кухни.
- При чем тут это? Знания важны не тем, будешь ты их применять или нет. Они важны сами по себе. Погляди-ка на Дядюшку Альфа. Он счастлив как мальчишка, у которого новая рогатка, а кроме того, если ты не запишешься на курсы, старина Деверо найдет способ занять твой ум, заставив тебя, скажем, пересчитать все заклепки на корабле. Как ты думаешь, почему капитан сделал именно его председателем Школьного совета?
- Об этом я не думал.
- Ну так подумай. Величайшая опасность в космосе - это спятить на почве клаустрофобии. Тебя на долгое время запирают в крохотном пространстве, а снаружи нет ничего, кроме чертовски пустого вакуума… ни тебе уличных фонарей, ни кегельбанов. А внутри - все те же опостылевшие лица, которые ты уже начинаешь ненавидеть. Так что хороший капитан обязательно позаботится, чтоб тебе было интересно жить и чтоб работал ты до изнеможения. А наш капитан - самый толковый из всех, кого я знаю, иначе ему бы и не оказаться на нашей посудине.
Я начал понимать, что многие порядки на "Элси" преследуют одну и ту же цель - поддержать в нас духовную и телесную бодрость и хорошее настроение. Говоря так, я имею в виду не только школу, но и многое другое. Возьмите, например, количество народу на борту - нас ведь почти двести человек. Дядя Стив говорил мне, что "Элси" могла бы функционировать и с командой из десяти человек - капитан, три офицера в рубке управления, три инженера, один связист, один фермер и кок. Черт возьми, можно было бы обойтись и вдвое меньшим числом - два офицера (один из них капитан), два специалиста по ракетным двигателям и фермер-кок. Тогда почему же двести?
Во-первых, места хватало. "Элси", как и другие корабли этого класса, была перестроена из колоссального грузовоза, которым ФППИ пользовался для доставки грузов на Плутон и вывоза оттуда различных руд на Землю. Во-вторых, требовался многочисленный научный персонал, чтобы исследовать планеты, которые мы надеялись открыть. В-третьих, многие из нас представляли собой как бы запасные части, вроде Резервного капитана Уркварта или, скажем, меня самого. Кое-кто из нас умрет своей смертью, другие будут убиты; корабль же должен лететь дальше.
Но главная причина, как я выяснил в дальнейшем, заключалась в том, что никакая немногочисленная изолированная социальная группа не может быть стабильна. Есть даже соответствующие математические расчеты с эмпирическими формулами и символами вроде "латерального давления", "обменной валентности" и "экзогамной разгрузки" (последний термин просто значит, что молодым людям из маленьких деревушек следует искать жен в других местах, подальше от своей деревни).
А можно взглянуть на это иначе. Представим себе космический корабль с одним-единственным человеком на борту, который должен лететь несколько лет. Только человек, уже чокнутый в определенном смысле, может в нем существовать; иначе он так свихнется в каком-то другом смысле, что примется выламывать из панелей приборы. Теперь возьмем двухместный корабль; даже если вы посадите в него пару влюбленных друг в друга, наподобие Ромео и Джульетты, то все равно к концу полета Джульетта уже будет демонстрировать характер и привычки "черной вдовы".
Три человека - тоже плохо, может быть, даже хуже, чем два, особенно если двое объединятся против одного. Большие числа куда менее опасны. Даже если у вас есть только двести человек, то, значит, возможны девятнадцать тысяч девятьсот разных комбинаций, чтобы перетасовать их, образуя либо антагонистические, либо хорошо совместимые пары. Таким образом, как видите, социальные условия быстро улучшаются с увеличением численности команды. Чем больше народу, тем больше шансов найти себе друзей и избежать соприкосновения с людьми, которые вам неприятны. На борту космического корабля это имеет колоссальное значение.
Помимо курсов, избираемых по желанию, нам потребовались и такие, которые назывались "корабельным обучением"; под этим капитан понимал, что каждый человек на борту обязан приобрести еще хоть одну специальность, кроме той, с которой он записан в полет. Я отстоял две вахты в увлажнительной камере, пока главный инженер Роч не подтвердил письменно, что, по его мнению, из меня никогда не выйдет механика по ракетным двигателям, поскольку у меня врожденное отсутствие способностей к атомной физике. Честно говоря, я действительно нервничал от близости атомного котла и от сознания, что всего лишь в нескольких футах от нас бушует сорвавшийся с цепи ад.
Не лучше получилось и с профессией фермера; две недели я провел возле установки искусственного кондиционирования атмосферы, и единственное, что мне удалось совершить, не наделав больших ошибок, - это научиться кормить цыплят. Когда же обнаружилось, что я неправильно веду перекрестное опыление каких-то кабачков, пользовавшихся особым расположением миссис О’Тул, она отпустила меня, скорее с сожалением, чем с раздражением.
- Том, - спросила она, - а что ты умеешь делать?
Я подумал.
- Хм-м… могу мыть пробирки. И еще я разводил хомячков.
Тогда она отправила меня в научно-исследовательский отдел, где я приступил к мытью посуды в химической лаборатории и к кормлению подопытных животных. Мензурки тут были из небьющегося стекла. А к электронным микроскопам меня и на пушечный выстрел не подпускали. В общем же я был доволен - ведь меня могли послать и в прачечную.
Из девятнадцати тысяч девятисот перестановок, возможных на "Элси", Дасти Родс и я были наихудшей. Я не пошел заниматься в живописный класс потому, что он записался туда раньше меня; этот прыщ был неплохим рисовальщиком. Могу судить об этом со знанием дела, так как сам прилично рисую, недаром меня туда очень тянуло. Что еще хуже, так это то, что у него был оскорбительно высокий коэффициент интеллигентности - выше, чем у гения, и уж, конечно, куда выше, чем у меня. Так что в спорах он клал меня на обе лопатки. Вместе с тем, у него были манеры поросенка и социальные понятия скунса - ну просто дрянь, с какого конца к нему ни подойти.
Слова "пожалуйста" и "спасибо" в его словаре начисто отсутствовали. Он никогда не застилал сам постель - разве что над ним стоял кто-нибудь с палкой, но зато мне частенько приходилось находить его в моей койке на скомканных простынях, пачкающим грязными ногами мое одеяло. Дасти никогда не вешал одежду на распорки и постоянно оставлял в умывальнике грязь; самое лучшее настроение выражалось у него мрачным молчанием.
Кроме того, он крайне редко принимал ванну. А на корабле это почитается за тяжкое преступление.
Сначала я пытался соблюдать в общении с Дасти хоть минимум вежливости, потом стал ругаться, а напоследок прибег к угрозам. Наконец, выведенный из терпения, сказал, что следующий принадлежащий ему предмет, который окажется в моей койке, прямехонько отправится в конвертер. Дасти только ощетинился, и на следующий же день я нашел его фотокамеру у себя на одеяле, а грязные носки на моей подушке.
Я шваркнул носки в раковину умывальника, который Дасти оставил полным грязной воды, а камеру запер в своем шкафчике, намереваясь заставить его хорошенько попотеть, прежде чем я ее верну.
Дасти даже не пикнул. Вскоре, однако, выяснилось, что камера преблагополучно из шкафчика испарилась, несмотря на то что он запирался на замок, который господа Йель и Тауни легкомысленно нарекли "неуязвимым". Вместе с камерой пропали и мои чистые рубашки… вернее сказать, пропала их чистота, так как некто тщательно и в высшей степени компетентно измарал каждую из них.
Я на Дасти не ябедничал. Для меня было делом чести справиться с ним без посторонней помощи. Мысль, что я не смогу одолеть парнишку вполовину меньше меня ростом и намного моложе, как-то, сами понимаете, меня не вдохновляла. Но я поглядел на то безобразие, в которое он превратил мою одежду, и сказал себе: "Том Пейн, лучше признайся, что побежден, и зови на помощь, иначе останется тебе только одно - сознаться в спровоцированном убийстве".
Как выяснилось, жаловаться мне не пришлось. Меня вызвал на ковер сам капитан; Дасти наябедничал на меня первым.
- Барлетт, юный Родс сказал мне, что ты к нему цепляешься. А как выглядит дело с твоей точки зрения?
Я почувствовал, что вот-вот взорвусь от избытка эмоций. С большим трудом перевел дыхание и попытался успокоиться: капитан явно задавал вопросы не из одного праздного любопытства.
- Не могу сказать, что цепляюсь к нему, сэр, хотя, конечно, мы с ним плохо ладим.
- А рукоприкладства с твоей стороны не было?
- Э-э-э… по правде говоря, ни разу не наподдал ему, сэр. Но мне часто приходилось вытаскивать его из моей койки и тут вряд ли я с ним особо нежничал.
Капитан вздохнул.
- А может быть, тебе и следовало наподдать ему хорошенько. Конечно, без моего ведома. Ладно, расскажи-ка мне все поподробнее, постарайся быть откровенным и ничего не упустить.
Ну я и рассказал. В общем, все это были мелочи, и мне даже стало как-то стыдно… у капитана было множество несравнимо более важных дел, чем выслушивать, каждый ли день мне приходится отскабливать грязь в умывальнике, прежде чем мыть лицо, или нет. Тем не менее, капитан слушал очень внимательно.
Однако, вместо того чтобы как-то откомментировать услышанное и, возможно, намекнуть мне, что такой дылда мог бы и получше управиться с этаким шибздиком, капитан просто сменил тему разговора.
- Барлетт, ты видел ту картину, которую Дасти нарисовал для сегодняшнего номера корабельной газеты?
- Да, сэр. Шикарная штука, - пришлось признать мне. Это была зарисовка результатов сильнейшего землетрясения в Сантьяго, которое случилось уже после нашего старта с Земли.
- М-м-м… Нам приходится делать вам, людям, обладающим особыми талантами, определенную скидку. Юный Дасти полетел с нами только потому, что он единственный мыслечитчик, способный принимать и передавать изображения.
- А… а это важно, сэр?
- Может оказаться важным. Правда, мы выясним это, только когда возникнет необходимость применить подобное свойство. Но вполне возможно, от него будет зависеть само наше существование. Иначе я бы никогда не позволил этому испорченному до мозга костей отродью ступить на борт моего корабля. - Капитан нахмурил брови. - Однако доктор Деверо не считает Дасти патологическим случаем.
- Э-э-э… Я же не утверждал, что он сумасшедший, сэр.
- Будь добр, помолчи и выслушай меня внимательно. Деверо говорит, что у мальчишки неустойчивая личность: с одной стороны - ум, который сделал бы честь любому взрослому, а с другой - страшная отсталость в социальном смысле. Его пристрастия, его шкала ценностей такие же, как у ребенка лет пяти, но они скомбинированы с могучим мозгом. Более того, доктор Деверо утверждает, что ему удастся заставить детскую часть личности Дасти повзрослеть; говорит, что готов спорить на свой диплом.
- И что же? Извините, я хотел сказать "да, сэр!"
- А то, что тебе следовало бы отлупить его как следует. Вся беда с этим парнем, что его родители, вместо того чтобы драть его как последнего сукина сына, постоянно восхищались его умом. - Капитан снова вздохнул. - А теперь мне придется заняться этим самому. Доктор Деверо утверждает, что у меня подходящий отцовский имидж.
- Да, сэр.
- Черта с два "да, сэр"! Это же не корабль, это же какой-то детский сад! Скажи, у тебя есть еще какие-нибудь проблемы?
- Нет, сэр.
- Это я тебя на всякий случай спросил. Дасти еще жаловался, что наши кадровые связисты называют вас "выродками". - Капитан бросил на меня быстрый взгляд. Я промолчал. Было как-то противно говорить об этом. - В любом случае это больше не повторится. Много лет назад мне пришлось наблюдать, как кто-то из команды рвался проткнуть своего приятеля ножом только за то, что тот упорно дразнил его "лысым". Отныне мои люди будут вести себя, как леди и джентльмены, иначе я им головы поотрываю. - Он снова помрачнел. - Я переведу Дасти в другую каюту, ту, что прямо дверь в дверь с моей. Если Дасти перестанет к тебе липнуть, ты его не трогай, а если нет… действуй по собственному разумению, помня, что несешь за свои действия полную ответственность; однако не забывай, что я не имею права требовать от человека, чтобы он давал всякому малолетнему прохвосту вытирать об него ноги. Все! Можешь быть свободным.
Глава VIII
Кое-что насчет относительности
Я пробыл на борту "Элси" уже неделю, когда на Земле приняли решение оперировать Пата. Брат известил меня, что операция назначена, но не слишком распространялся о ее характере. Он, видно, решил изобразить из себя этакого железного супермена, который собирается щелкать арахисовые орешки и читать комиксы, пока его будут кромсать доктора. Я-то полагаю, что он просто перепугался до полусмерти… Во всяком случае, я бы на его месте взмок от страха.
Впрочем, все равно я бы в операции ни черта не понял, даже если бы был посвящен в мельчайшие детали; я ведь не нейрохирург, да и вообще никто; вытащить занозу - вот максимум моих возможностей.
Однако операция означала, что мы какое-то время не сможем выстаивать вахт, а потому пришлось о ней доложить коммодору Фрику. Оказалось, он уже был в курсе благодаря обмену радиограммами между кораблем и ФППИ. Фрик освободил меня от дежурства за день до того, как должны были оперировать Пата, и велел считать себя подвахтенным, но с обязательством быть готовым выйти на пост в случае возникновения критической ситуации в период, когда Пат будет поправляться. Забот у Фрика в связи с моим освобождением не прибавилось, так как, во-первых, телепатов у нас хватало, а во-вторых, мы все еще имели радиосвязь с Землей.
Через две недели после того, как мы ушли в полет, и за день до того, когда должны были потрошить Пата, я сидел в своей каюте размышляя, не прошвырнуться ли мне в рубку связи, чтоб предложить там свою неоценимую помощь по очистке мусорных корзин и микрофильмирования, или же лучше затаиться, пока кто-нибудь не явится по мою душу.
Я остановился на последнем решении, вспомнив совет дяди Стива никогда не вызываться добровольцем, и уже начал было опускать койку, как мой "говорильник" вдруг рявкнул: "Т. П. Барлетту, связисту специального назначения, явиться к Главному релятивисту".
Я снова закрепил койку, одновременно подумав, не оборудована ли моя каюта подглядывающей аппаратурой, ибо каждый раз, как я опускал койку в рабочие часы, меня тут же брали за жабры.
Доктора Бэбкока в рубке управления не оказалось, и меня оттуда быстренько поперли, впрочем, не раньше чем я успел взглянуть на нее хоть одним глазком - рубка была табу для всех, кто в ней не работал. Доктора Бэбкока я нашел в вычислительном центре, расположенном как раз напротив рубки связи, куда бы я и отправился в первую очередь, если б мне не загорелось подглядеть, что за штука такая - эта самая рубка управления.
- Т. П. Барлетт, связист десятого разряда, явился по требованию к Главному релятивисту, - отчеканил я.