Глава первая. ВЫПУСКНИКИ.
Они сидели в коридоре на подоконнике. Коля Ермаков болтал ногами, а Жилин, вывернув шею, глядел за окно в парк, где на волейбольной площадке прыгали у сетки незнакомые ребята, по-видимому первокурсники, и девчонки с факультета Дистанционного Управления. Ермаков, подсунув под себя руки, смотрел на дверь напротив. На двери была дощечка с надписью: "Высшая Школа Космогации. Заместитель начальника Школы Чэнь Кунь".
- Хорошо играют, - сказал Жилин басом.
- Мальки, - сказал Коля Ермаков, не оборачиваясь.
- Вон тот, четвертый номер, у него отличный пас.
Коля передернул плечами. У него тоже был отличный пас, но он не обернулся. Жилин посмотрел на него и сказал:
- А ты не волнуйся, Николай.
- Я не волнуюсь.
- Ты волнуешься, Николай, - сказал Жилин. - И по-моему, зря. Тут все в порядке.
- А я и не говорю, что не в порядке. Просто Чэнь даст нам распределение.
- Почему это он даст тебе распределение на месяц раньше, чем другим?
- И тебе тоже. Я чувствую. Понимаешь? У меня предчувствие.
- Предчувствие, - сказал Жилин. - Джузеппе Бальзаме А ты не предчувствуешь, куда нас распределят?
- На лунную трассу, - сказал Коля. - Стажерами.
- Девица Ленорман, - сказал Жилин. - Граф Калиостро.
Откуда у тебя это предчувствие?
Слева в конце коридора появился паренек в рабочем комбинезоне. Он приближался неторопливо и вел пальцем по стене. Лицо у него было задумчивое. Он подошел к двери, посмотрел на дощечку, потом повернулся и сказал: "Здравствуйте".
Голос у него был печальный.
- Здравствуй, Григорий, - сказал Жилин снисходительно.
Ермаков кивнул.
- Вы на очереди? - спросил Григорий печально.
- Да, - сказал Жилин.
Паренек подошел к ним и тоже сел на подоконник. Это был Григорий Быстрое, староста третьего курса.
- Что случилось, староста? - осведомился Жилин.
- Кто-то устроил штуку с Копыловым, - сказал Григорий.
- Какую штуку? - спросил Коля Ермаков с интересом.
Валя Копылов славился своей привязанностью к вычислительной технике. Недавно в Школе установили очень хороший электронный вычислитель ЛИАНТО, и Валя проводил возле него дни, и проводил бы и ночи, но по ночам на ЛИАНТО велись вычисления для дипломантов, и Валю прогоняли вон.
- Кто-то из наших запрограммировал любовное послание, - сказал Григорий уныло. - Теперь ЛИАНТО выдает на последнем цикле: "Без Валентина жизнь не та, люблю, привет от Лианта". В простом буквенном коде.
- Отвратительные стихи, - сказал Коля.
Жилин грустно хохотнул и сказал нежно:
- Вот паршивцы.
- Плохие стихи, - сказал Коля, укоризненно качая головой.
- Что ты мне это говоришь? - сказал Григорий Быстров.
- Ты этим дуракам скажи. А теперь меня вызвал Чэнь.
- Староста, - сказал Коля. - Ты никуда не годный староста. Твои курсанты пишут отвратительные стихи, и на месте Чэня я задал бы тебе за это основательную взбучку.
Дверь приоткрылась, и высунулась голова дежурного.
- Жилин, Ермаков, товарищ Чэнь вас вызывает.
Коля спрыгнул на пол.
- Пошли, - сказал он. Он был немного бледен. Жилин двинулся следом, подталкивая его в спину чугунным пальцем.
Заместитель начальника Школы Высшей Космогации Чэнь Кунь, слывший среди межпланетников под прозвищем "Железный Чэнь", говорил, как всегда, тихо, почти ласково, глядя на выпускников большими темными глазами. Ему было за пятьдесят, но он казался совсем молодым в узкой синей куртке с отложным воротником. Он был бы очень красив, если бы не мертвые серо-розовые пятна на лбу и на правой щеке - следы давнего лучевого удара.
- На днях выпускники будут распущены на отдых, - сказал Чэнь Кунь. - Каждому выпускнику следует месячный отдых. За этот месяц Совет Школы готовит распределение. Но я взял на себя смелость предложить вам двоим отказаться от отдыха.
Ермаков покосился на Жилина. Жилин внимательно слушал, уставив большой нос в сторону заместителя начальника.
- Сегодня звонил председатель ГКМПС товарищ Краюхин, - "Железный Чэнь" медленно склонил и затем вскинул голову. - Он просил Школу срочно откомандировать в распоряжение третьего отдела Комитета двух сменных борт-инженеров. Вам известно, что третий отдел занимается главным образом грузопассажирской связью в системе исследовательских станций и экспедиций района Юпитера. Вам известно, что трансмарсианские рейсы до сих пор считаются наиболее сложными. Вам известно также, что молодые межпланетники назначаются в трансмарсианские рейсы только в особых случаях. Мне представляется, что вы двое как раз и есть такой особый случай, и я взял на себя смелость назвать товарищу Краюхину ваши кандидатуры.
Коля опять поглядел на Жилина. Жилин радостно кивал большим носом.
- Я должен был предвидеть, - сказал Чэнь Кунь, - что на предстоящий месяц отдыха у вас, товарищ Жилин, и у вас, Ермаков, могли оказаться какие-либо планы личного порядка. Но сейчас вам представляется редкий для выпускника случай начать работу сразу в максимально сложных и максимально интересных условиях. Именно поэтому я позволил себе не усомниться в вашем согласии и, не уведомив вас предварительно, назвать ваши имена в разговоре с товарищем Краюхиным.
- Се-се Чэнь-тунчжи, - сказал Жилин, широко улыбаясь.
- Спасибо, товарищ Чэнь, - сказал Ермаков.
Чэнь Кунь сказал:
- Есть еще одно обстоятельство, которое укрепило меня в моей уверенности. Я считаю возможным теперь же уведомить вас, что вы будете назначены сменными борт-инженерами на "Тахмасиб", фотонный рейсовый планетолет типа "Хиус-9".
Вашим командиром будет прославленный межпланетник Алексей Петрович Быков, вашим старшим штурманом будет превосходный космогатор Михаил Антонович Крутиков. В их руках вы пройдете первоклассную практическую школу, и я весьма рад за вас обоих.
Чэнь Кунь встал. Жилин и Ермаков тоже встали.
- Я думаю, лучше всего будет, если вы отправитесь сегодня вечерним воздушным поездом. В Москве вас не задержат. Командир "Тахмасиба" ждет вас на ракетодроме Мирза-Чарле.
"Тахмасиб" швартуется на Спу-17 и стартует через месяц.
"Железный Чэнь" протянул им руку и сказал:
- Удачи и спокойной плазмы.
Когда они вышли в коридор, Григорий Быстрое, староста, все еще сидел на подоконнике.
- Ну как? - спросил он, сползая на пол.
- Что "как"? - сказал Коля. - Что тебя волнует, малёк?
- Как там Чэнь?
- Чэнь! - Коля повернулся к Жилину. - Этот малёк сказал: Чэнь! "Товарищ Чэнь", староста! "Чэнь-тунчжи"! "Железный Чэнь"! "Великий Чэнь"! Понятно? Иди и будь почтителен!
Быстров протиснулся в приёмную, зацепившись карманом за ручку двери.
- Ну что, Иван Федорович? - закричал Коля. - Что ты скажешь?
Жилин поднял руку и опустил ее на спину Ермакова. По коридору прокатилось трескучее эхо.
- Молодец, Калиостро, - сказал Жилин. Он сиял.
- Прославленный Быков, - сказал Ермаков. - Он же дядя Леша. Превосходный Крутиков. Он же дядя Миша. Ура, Иван Федорович!
- Ура, - согласился Жилин.
Они пошли вдоль коридора, заглядывая в каждое окно.
- Послушай, Иван Федорович, - сказал Ермаков. - Там какие-то девочки.
Он остановился у окна и вытянул шею.
- Вон она, - сказал он. - Видишь, с перевязанной коленкой.
- Кто? - спросил Жилин.
- Не помню.
- Оболтус, - сказал Жилин.
- Нет, правда, - сказал Николай. - Я танцевал с ней позавчера на выпускном вечере.
- Ну, тогда пошли прощаться со школой, - сказал Жилин.
- Я уже прощаюсь, - сказал Николай. - На трансмарсианских линиях нет таких девочек.
- Оболтус, - повторил Жилин.
Коля повернулся и смерил Жилина взглядом.
- Ты, - сказал он. - Женатик. Ты не патриот своей Школы.
- Пошли, пошли, - сказал Жилин и взял Ермакова за плечо.
- Ай, я уже иду, - сказал Коля.
Они прошли по коридору мимо пустых аудиторий и заглянули в лабораторию низких температур. Здесь три года назад Нгуэн Фу Дат обжег руки жидким гелием, и они не сразу отыскали его в ледяном тумане, когда он все еще пытался заделать пластиком трещину в баллоне.
- Зайдем в вычислительную, - сказал Жилин.
Они спустились по широкой лестнице на первый этаж и заглянули в вычислительную. Там шли занятия, а около серого корпуса ЛИАНТО сидели на корточках трое операторов и рылись в машине. Рядом в аудитории шли экзамены. Несколько первокурсников с мужественными лицами подпирали стену, заложив руки за спину.
- Удачи и спокойной плазмы, - сказал им Коля, проходя.
Первокурсники заулыбались и снова стали смотреть перед собой.
- Никогда больше не сдавать экзаменов, - сказал Коля. - Никогда больше не трепетать.
Они свернули и вошли в огромный тренировочный зал. Посреди зала сверкало четырехметровое коромысло на толстой кубовой станине - центробежная установка. Коромысло вращалось, и кабинки на его концах, оттянутые центробежной силой, лежали почти горизонтально. В кабинках сидели курсанты, но их не было видно, потому что в кабинках не было окошек. Наблюдение за курсантами велось изнутри станины с помощью системы зеркал. У стены на шведской скамеечке сидели четверо курсантов в смешных костюмах для перегрузок. Все четверо, задрав головы, следили за проносящимися кабинками.
- Четырехкратная перегрузка, - сказал Жилин, глядя на кабинки.
- Пятикратная, - сказал Ермаков.
Четверо курсантов посмотрели на них и снова задрали головы. Каждый понедельник курсанты по два часа крутились в этих кабинках, приучаясь к перегрузкам. Каждый понедельник все пять лет надо было сидеть и терпеть, широкие ремни впивались в обрюзгшее тело, лицо обвисало, и трудно было открыть глаза - так тяжелели веки. И нужно было решать какие-то малоинтересные задачки или составлять стандартные подпрограммы для вычислителя. Это было ужасно трудно, хотя задачи были совсем простые, а программы были известны еще с первого курса. Некоторые курсанты выдерживали восьмикратные перегрузки, некоторые не выдерживали даже тройных, и их переводили на факультет дистанционного управления. Это называлось "попасть к девочкам".
Коромысло стало вращаться медленнее, остановилось, и кабинки повисли вертикально. Из одной вылез худощавый парень и остановился, придерживаясь за раскрытую дверь. Его покачивало. Парень из другой кабинки вывалился и сразу сел, упираясь руками в пол.
- К девочкам, - вполголоса сказал Ермаков.
Курсанты, поджидавшие своей очереди, вскочили.
- Ни черта, - сказал парень сипло и поднялся. - Не беспокойтесь, ребята.
Он страшно зашевелил лицом, разминая затекшие мускулы.
- Ни черта, - повторил он.
- Полноват, - сказал Коля. Жилин кивнул. Полные плохо переносили перегрузки. Жилин потерял шесть кило, прежде чем стал выдерживать пятикратные перегрузки. Вначале ему было нехорошо, хотя в прошлом он был глубоководником и обладал нечеловеческой силой.
- Похудеет, - сказал Жилин. - Захочет, так похудеет.
В станине открылся люк, оттуда вылез инструктор в белом халате и отобрал у курсантов листки с записями.
- Давайте, Гургенидзе и Саблин, - сказал он. Он бегло просмотрел листки. - Можете идти. У вас зачет.
- Ну, здорово, - сказал полный. - И у меня тоже?
Он сразу стал лучше выглядеть.
- И у вас тоже, - сказал инструктор.
Полный парень вдруг звучно икнул. Все засмеялись, и он очень смутился.
- А ведь сегодня понедельник, - сказал Ермаков Жилину.
- Может, прокатимся напоследок? На восьмикратной, а?
Жилин молча взял Колю за плечо и выволок в коридор. Они вышли в сад и уселись на ближайшей скамейке.
- Теперь, - сказал Коля, - давай думать, что делать дальше.
- Ехать на аэродром, - сказал Жилин.
- Это ясно, - сказал Коля нетерпеливо. - Что кроме?
- Пообедать, - сказал Жилин.
Коля посмотрел на него. Жилин сидел неподвижно, расставив ноги и уперев руки в колени. Он был спокоен, безмятежен и надежен, как гранитный валун. Жилину было тридцать лет.
До Школы он командовал отрядом батискафов океанологической станции на Кунашире. Жилин был женат, его жена работала сейчас в одной из планетографических экспедиций в системе Юпитера.
- Видишь ли, Иван, - сказал Коля очень осторожно. - Вот что я имею в виду… Что, если нам лететь в Москву не сегодня, а…
- Так, - сказал Жилин. - А в чем дело?
- Видишь ли, Иван Федорович. Есть у меня одно незавершенное дело.
Жилин повернул голову и посмотрел на Колю. Он посмотрел очень пристально, а потом стал смотреть в сторону спортплощадки, где сквозь кусты мелькали красные майки и загорелые ноги.
- Слушай меня, Ермаков, - сказал он тяжеловесно. - Сейчас мы пойдем на обсерваторию, потом пообедаем, потом простимся с Виктором Владимировичем, с Ангелиной Ивановной, с товарищем Ши…
Это были преподаватели и инструкторы.
- Но мы уже простились с ними позавчера.
- Когда это?
- Позавчера, на выпускном вечере.
- На выпускном вечере, - сказал Жилин, - ты занимался танцами с этой перевязанной коленкой.
- Ну и что из этого, - сказал Коля. - А ты просидел весь вечер в буфете.
- Итак, простившись с Виктором Владимировичем, с Ангелиной…
- Ясно, - сказал Коля. - Что дальше?
- Дальше мы поедем на аэродром и, - Жилин посмотрел на часы, - в двадцать два ноль-ноль будем в Москве. Вопросы есть?
Коля вздохнул: он очень не любил прощаний.
- Тогда хоть пошли сначала пообедаем, - сказал он.
- Отчего же, пошли, - сказал Жилин и встал.
Когда стратоплан выскочил из туч, Коля увидел солнце низко над облаками и густо синее небо вверху. Жилин в соседнем кресле посапывал, свесив с подлокотника огромную коричневую лапу. Подошла стюардесса со столиком на колесах. На столике стояли стаканы с чаем, бутылки всевозможных напитков и тарелки с бутербродами. Стюардесса была хорошенькая и очень вежливая. К сожалению, она была очень занята и разговора не получилось. Коля отказался от еды и напитков и стал смотреть сквозь прозрачный потолок в темное небо. Там уже горели яркие немигающие звезды, и вдруг, перегоняя стратоплан, прошла крупная красно-синяя звезда. Это был Спу-20.
Год назад курсанты проходили на Спу-20 четырехмесячные курсы теории аннигиляционного привода. На "Звездочке", так межпланетники называли Спу-20, было очень интересно. Там шла тогда окончательная доводка "Молнии" для межзвездной экспедиции. Там производились эксперименты по использованию прямоточных фотонных двигателей. Там было много замечательных капитанов и инженеров. Там курсанты увидели Краюхина - он совершил свой последний внеземной перелет, чтобы увидеть "Хиус-Молнию". Он подошел к Николаю (они не виделись уже три года) и сказал: "На таких кораблях ты будешь летать, как мы и не мечтали. Если бы видел отец…", и заковылял дальше, широкий, сутулый, угрюмый. Все останавливались и прижимались к стенам, давая ему дорогу. Он рано состарился, ведь ему не было и шестидесяти пяти. Когда отец погиб на Венере, Коле было двенадцать. Краюхин вызвал его к себе и сказал: "Твой отец не вернется, Коля. Он остался там".
Он больше не сказал ничего, взял Колю за плечо и пошел по широким коридорам Комитета в гараж, взял свой вертолет, и они летали весь день над Москвой, не говоря ни слова, и он несколько раз передавал Коле управление. Может быть, он ждал, что Коля будет плакать, и хотел помешать этому, но Коля не плакал. Он плакал накануне, когда прочитал письмо отца, оставленное перед отлетом. На конверте было сказано, когда его вскрыть…
Жилин проснулся, спросил: "Ты чего не спишь?" и опять заснул.
На "Звездочке" вообще было очень интересно. Однажды Ляхов привел их в ангар. В ангаре висел только что прибывший фотонный танкер-автомат, который полгода назад забросили в зону абсолютно свободного полета в качестве лота-разведчика. Танкер удалялся от Солнца на расстояние светового месяца. Это было огромное неуклюжее сооружение, и всех поражал его цвет - бирюзово-зеленый. Обшивка отваливалась кусками, стоило прикоснуться ладонью. Она просто крошилась, как сухой хлеб. Но устройства управления оказались в порядке, иначе разведчик, конечно, не вернулся бы, как не вернулись три разведчика из двадцати, запущенных в зону абсолютно свободного полета. Курсанты спросили Ляхова, что произошло, и Ляхов ответил, что не знает. Это впервые за два года Ляхов ответил им, что он не знает. "На больших расстояниях от Солнца есть что-то, чего мы пока не знаем", - так сказал Ляхов. И только позже они сообразили, что Ляхов поведет "Молнию" туда,
[Одна страница отсутствует. ]
Жилина и спросил ее вполголоса, приятно улыбаясь:
- Простите, мы скоро прибываем?
- Через десять минут, - ответила стюардесса, тоже приятно улыбаясь.
Тогда Коля ткнул Жилина локтем в диафрагму и сказал:
- Вставай, Иван Федорович, Москва.
В Мирза-Чарле они прибыли через день утром. Ракетодром Мирза-Чарле отправлял и принимал ионолеты местного сообщения. Он связывал Землю с ее искусственными спутниками.